"Стингер" на заднем сиденье
ШПИОНСКИЙ ЭДЕМ
В марте 1986 года подполковник Олег Казаченко, сотрудник Второго главного управления, был командирован в представительство КГБ в Берлине. И здесь надо отметить, что в первое десятилетие после окончания Второй мировой войны, до строительства в 1961 году так называемой берлинской стены, этот город являл собой настоящее охотничье угодье для офицеров-агентуристов из английской СИС, западногерманской БНД, советских КГБ и ГРУ. Стараниями этого квартета Берлин превратился в европейскую явочную квартиру, куда со всех концов континента для встреч со своими операторами и связниками слетались «ласточки» и «вороны» (для справки: «ласточка» – агентесса-обольстительница, «ворон» – агент-обольститель). Во время холодной войны, когда к квартету присоединились ЦРУ и военная разведка США, Берлин стал уже всемирной явкой. Профессионалы шутили: «Если Амстердам – рай для сексуальных меньшинств, то Берлин – это Эдем для шпионского сообщества». Олег Казаченко, опытный офицер-агентурист, недолго «носил дым в штанах» – то есть находился не у дел, гуляя по коридорам резидентуры. Не прошло и двух дней, как ему на связь передали троих агентов-иностранцев.
Наибольшие хлопоты Олегу доставлял агент «Новобранец» – в миру Курт Зайдель, хозяин бара в районе дислокации филиала ЦРУ в Западном Берлине. Двумя годами ранее его жену изнасиловали американские солдаты. С тех пор жгучее желание отомстить янки превратилось у Зайделя в навязчивую идею. И однажды, навещая дядю в ГДР, он поделился с ним своими бедами. Дядя оказался агентом советского резидента полковника Булавкина. Тот встретился с обиженным немцем и предложил свою помощь в реализации вендетты. А для начала привлек Зейделя к добровольному сотрудничеству: взял подписку о неразглашении, дал псевдоним «Новобранец», прочел лекцию о конспирации, а в качестве оператора назначил ему полковника Гаевца Михаила Трофимовича. В обиходе – Михалтрофимыча.
Промучившись с новым рекрутом около года, Гаевец появление Казаченко в представительстве расценил как знак судьбы и поспешил передать ему на связь «Новобранца». Со слов Михалтрофимыча, агент, внешне походивший на Робин Гуда, вожака лесных разбойников из английской баллады, был так же бесшабашен, как его прототип, и за время сотрудничества показал себя абсолютно неуправляемой личностью, готовой на любые несанкционированные действия.
В свою очередь, «Новобранец» на первой же явке пожаловался Олегу на Гаевца, заявив, что тот пытался «строить и строжить» его. И, сотворив улыбку кролика перед удавом, сказал: «Я вовсе не против тирании, я готов подчиняться и даже люблю, когда мною командуют, но диктаторство должно происходить от любви ко мне. Если же я встречаю недобрый, хуже того, злой взгляд визави, я или зажимаюсь, или «включаю дурака». Я чувствовал, что партайгеноссе Михалтрофимыч не любит меня, и это либо парализовывало меня, либо заставляло выпрыгивать из штанов, чтобы доказать, что я не последний немец в Западном Берлине и способен на многое. И не моя вина, что эти мои попытки были выше его понимания…»
ЛЮБИТЕЛЬ ЭФФЕКТОВ
Солнечным майским днем Казаченко подъехал на служебном «трабанте» к Александерплатц, традиционному явочному месту сотрудников берлинской резидентуры со своими агентами, и, присев на скамейку у фонтана «Нептун» лицом на восток, стал поджидать «Новобранца». Согласно разработанной схеме, тот должен был прибывать только с восточной оконечности площади. Это позволяло Олегу вести контрнаблюдение, чтобы выявить слежку за агентом.
Казаченко взглянул на часы и недовольно поморщился: агент опаздывал на целых три минуты. В тот же миг сзади зашуршала листва, и боковым зрением Олег увидел, как из кустов сирени вынырнул «Новобранец».
– Что, мой друг, эффекты любишь? – вместо приветствия сказал Олег, не поворачивая головы.
– Ах, герр Алекс, это только начало – главный эффект впереди…
Агент для рукопожатия протянул пятерню, похожую на связку свиных сарделек, но Олег сделал вид, что не заметил жеста – для окружающих они не знакомы! – и, не оборачиваясь, зашагал к отелю «Штадт Берлин».
Сохраняя дистанцию в несколько метров – конспирация превыше всего! – они порознь подошли к входу, но в лифт вошли одновременно. Ехали молча, каждый по-своему переваривал встречу, уставившись в несуществующую точку на потолке.
В номере Казаченко выставил из холодильника на стол бутерброды с красной и черной икрой, осетрину, соленые грибочки, пикули, баночное пиво и стал открывать бутылку «Столичной».
– Давай, закусывай, друг мой, а потом расскажешь, какой-такой главный эффект ты приготовил!
– Некогда закусывать, герр Алекс! Я «Стингер» вам привез…
От неожиданности Олег едва не уронил бутылку.
– Ничего себе явка начинается! – воскликнул он и, всем телом откинувшись на спинку дивана, вонзил взгляд Понтия Пилата в зрачки агента.
Памятуя высказывание «Новобранца» о его готовности подчиняться, Олег на явках старался создать дружескую атмосферу, но при этом никогда не опускался до амикошонства и фамильярности. Хотя порой ему было трудно удержаться от менторского тона или даже окрика в адрес агента. Каких нервов стоила Казаченко одна лишь апрельская выходка «Новобранца».
…Агенту было отработано простейшее проверочно-тренировочное задание: выяснить количество офицеров-холостяков в западноберлинском филиале ЦРУ, которые проживали в общежитии, расположенном рядом с его баром, записать номера машин, регулярно там паркующихся, ознакомиться с режимом охраны.
Прогуливаясь у общежития, «Новобранец» обнаружил, что оно вообще не охраняется, если не считать одного морского пехотинца, сидящего в вестибюле. Три раза в неделю из проносящегося на предельной скорости военного джипа невидимая рука выбрасывала на крыльцо общежития холщовую сумку, наподобие тех вализ, в которых курьеры перевозят дипломатическую почту. На гудок клаксона появлялся морпех-охранник, забирал вализу, срывал свинцовые пломбы и раскладывал корреспонденцию в ячейки настенного ящика.
В одно прекрасное утро случилось непредвиденное. Когда вализа, подняв облако пыли, плюхнулась на крыльцо, а джип, прогудев, скрылся за углом, морпех не появился ни через секунду, ни через тридцать. Оказавшийся рядом «Новобранец» отреагировал мгновенно: рванул с себя пиджак, накинул его на вализу и с этой добычей дал деру…
Офицеры резидентуры рукоплескали Казаченко и готовы были поить его целый месяц. Еще бы! Никогда прежде госпожа Удача не была так щедра: практически даром достались десятки адресов сотрудников ЦРУ в Соединенных Штатах и подробности их семейной жизни!
Олег же был вне себя. Он накричал на «Новобранца», попугал застенками Моабитской тюрьмы и пригрозил прекращением сотрудничества. Агент божился, что впредь будет паинькой… И вот теперь на тебе – «Стингер». Нет, эту песню, похоже, не задушишь, не убьешь…
Сделав над собой усилие, Олег произнес:
– И где он?
– У меня в машине, на заднем сиденье, закутан в плед, – скороговоркой ответил агент.
– Как тебе удалось пройти пограничный контроль?
– Сегодня пятница – машин тьма, солдаты на чек-пойнте зашиваются… Я сунул одному 100 марок и сказал, что у меня в машине, кроме пледа, ничего. Он заглянул в багажник – действительно пусто, затем в салон, где увидел только плед на сиденье, ну и пропустил без очереди.
– Согласен, в западном секторе можно подкупить американского солдата, но наших погранцов – никогда! – произнес Олег тоном маршала Жукова при подписании капитуляции Берлина. – Как же они тебя пропустили? Может, ты владеешь гипнозом?
– Нет, все проще. Старшему наряда я назвал вашу фамилию, должность, ваш телефон и сказал, что у меня дело государственной важности. Офицер взял мой паспорт и ушел. Вернувшись через минуту, он махнул рукой, и солдаты подняли шлагбаум.
Вдруг агент умолк, его вызывающе наглый взгляд стал обреченным, а в голосе послышалась мольба.
– Герр Алекс! Не смотрите на меня так, будто пограничник не с вами говорил по телефону. Если не с вами, то почему меня пропустили? Еще кто-то знает о наших отношениях? А как же конспирация…
– Успокойся, Курт! Уходя на встречу с тобой, я переключил телефон на шефа, известного тебе полковника Булавкина. Он-то и дал отмашку, чтоб тебя пропустили. Ты лучше скажи, откуда «Стингер»?
«Новобранец» вмиг расцвел и облегченно выдохнул:
– Мой друг Хрен устроил…
– Что-то я о таком друге от тебя не слышал, – повысил голос Олег.
– Он – мой новый друг в НАТО, американец греческого происхождения, сержант, заведует складом. Звать его Костас Хренопулос, но я зову его просто – Хрен… Завтра в 8.00 «игрушка» должна быть на складе. У нас всего 20 часов. Если не успеем – Хрена посадят на электрический стул. Да, вот еще: за демонстрацию «Стингера» он просит 15 тыс. «зеленых».
«Новобранец» замолчал и уставился на Казаченко, пытаясь понять, какой эффект произвели его слова.
– Не слишком ли дорого за один просмотр?!
– Плата соразмерна риску Хрена, – агент развел руками, – он сказал, что более секретной штуки в армии США сейчас нет.
«ПОГОНЫ» И «САПОГИ»: КОЛЛЕГИ И СОПЕРНИКИ
– «Стингер» реальный и в рабочем состоянии! Я уже доложил о нем начальнику представительства генерал-майору Беляеву, – произнес полковник Булавкин, – так что, Олег Юрьевич, готовься получить благодарность…
– Так ведь Героя обещали, товарищ полковник, – напомнил Казаченко.
– Раз обещали, значит, дадут. Но не тебе – начальнику представительства. А тебе – благодарность от председателя. Когда уж вы научитесь брать по чину, а, подполковник? – строго спросил Булавкин. – Но это еще не все… Беляев связался с Центром и получил приказ: передать «Стингер» «сапогам» – военной разведке. Так что собирайся в Москву.
– Опять «сапоги» на чужом горбу в рай въезжают! – взвился Олег.
– Я бы назвал это по-другому, – спокойно произнес Булавкин. – Да, Центр играет в великодушие и опять пытается помирить военных разведчиков с нами, для этого-то и дает им возможность откусить от пирога, который нам бог послал.
– Не бог – наш агент!
– Олег Юрьевич, сложившаяся ситуация – это данность, которую нам с тобой не изменить, поэтому будем выполнять приказ Центра!
– Слушаюсь и повинуюсь, шеф!
– Не ерничай, Олег Юрьевич! Соперничество или, если хотите, соревнование между нами и ГРУ, было, есть и будет. Оно – движитель нашего разведсообщества и в конечном счете дает позитивные результаты.
– Вот уж не думал с явки попасть на лекцию политпроса! – перебил Олег начальника. – Знаете, Владимир Михайлович, лет 10 назад в нашем «Информационном бюллетене» я прочел заметку начальника Второго главка генерала Григоренко, где он дал свое видение причин трений между сотрудниками зарубежных резидентур Главного разведывательного управления и Комитета госбезопасности. И хотя с тех пор воды утекло немало, думаю, мало что изменилось. Я не поленился и кое-что из рассуждений генерала записал. Вот, полюбопытствуйте, – сказал Казаченко, доставая из сейфа свою рабочую тетрадь.
Мудрость генеральской мысли сводилась к следующим соображениям: «Между офицерами КГБ (политическая разведка) и ГРУ (разведка военная) зарубежных резидентур не существует какого-либо коллегиального взаимодействия. Каждый тянет лямку на своем рабочем месте и только в компании коллег из своей «конторы». Да и по жизни «погоны» – сотрудники КГБ, и «сапоги» – сотрудники ГРУ, не особенно ладят между собой, предпочитая общаться исключительно по ведомственному признаку.
Военных разведчиков всегда отличала неистребимая выправка, вопиюще диссонирующая с их дипломатическим статусом, стрижки «полубокс», стойкий запах дешевого одеколона «Шипр» и говорок, подхваченный за время службы в таежных гарнизонах Забайкалья или в песках Средней Азии. «Сапоги» в глубине души считают сотрудников КГБ гражданскими «штафирками», которых надо строить и строжить: «Упал, отжался и ать-два!»
В свою очередь, «погоны» величают соседей солдафонами, у которых одно на уме: «сапоги надо чистить с вечера, чтобы с утра надевать их на свежую голову».
Восхищение у «погон» вызывает только одна особенность военных разведчиков: они могут перепить любого из политической разведки, ибо им «что водка, что пулемет – все едино, лишь бы с ног валило».
Парни из КГБ – народ компанейский, поднаторевший в столичной жизни.
Гэрэушники – молчуны, смиренно-философски относящиеся к тому, что завтра, после «загранки», начальство может упечь их в самый что ни есть медвежий угол.
«Погоны» всегда с чувством превосходства относились к своим военным коллегам, и это их, конечно, раздражает. Превосходство имеет в своем основании более высокий уровень общей культуры и специальной подготовки, потому что сотрудники внешней разведки КГБ всегда набирались из выпускников гражданских, в большинстве своем престижных столичных вузов, куда не просто попасть из-за высоких конкурсов.
Военные же разведчики хотя и заканчивают высшие, но все-таки военные учебные заведения, в которые, будем откровенны, стремится не самая способная и хорошо подготовленная часть молодежи.
Но и это еще не все. Прежде чем попасть в Службу внешней разведки, гражданские специалисты проходят жесткий многоступенчатый отбор и всестороннюю проверку, а в Военно-дипломатическую академию офицеров направляют из военных округов по разнарядке, и, чтобы поступить туда, совсем не обязательно быть блестящим командиром. Достаточно ладить с начальством или иметь влиятельных покровителей в генеральском корпусе Министерства обороны.
Но все это так – бытовые мелочи. Были (и есть до сих пор!) гораздо более существенные поводы для того, чтобы кагэбэшники и гэрэушники относились друг к другу с предубеждением, поскольку по сей день существует одна деликатная сфера деятельности, являющаяся исключительно прерогативой резидентур КГБ, которая обеспечивает им доминирующее положение в любой советской колонии за рубежом.
Сфера эта – обеспечение безопасности находящихся в стране пребывания учреждений и граждан, в том числе и военных разведчиков.
Эта ответственная, неблагодарная и чрезвычайно конфликтная по своей сути сторона деятельности закордонных резидентур КГБ всегда была причиной того, что все, кто сам не имел к ней непосредственного отношения, испытывали дискомфорт, а чаще – страх от сознания того, что есть люди, контролирующие каждый сделанный тобой шаг и оценивающие его с точки зрения соответствия интересам Системы. Люди, которые контролируют твое поведение не только с помощью собственных глаз, ушей и аналитических способностей, не только с помощью разветвленной агентурной сети и аудио- видеотехники, но – что ужаснее всего – с использованием возможностей контрразведки противника!
Каким может быть отношение военных разведчиков к сотрудникам КГБ, если последние собирают поступающую о них информацию и аккуратно накапливают ее в своих досье, от содержания которых зависит и служебная карьера, и семейное благополучие, а, возможно, и жизнь подконтрольного контингента?!
В то же время военная разведка всегда гордилась тем, что стояла в стороне от сыскных дел. Возможно, поэтому ее авторитет у неискушенных советских обывателей до сих пор котируется выше авторитета КГБ».
– Спасибо, Олег Юрьевич, – возвращая тетрадь, произнес задумчиво Булавкин – просветил…
– Вот видите, Владимир Михайлович, а вы говорите: «соревнование», «движитель»…
– Не могу с тобой, вернее, с Григоренко не согласиться. Но не во всем, потому что знаю, какие бы ни были личные отношения офицеров ГРУ и КГБ, мы призваны делать общее дело. И совместная операция «Стингер» – еще одно тому подтверждение. Так что, Олег Юрьевич, – вперед, Москве навстречу!
– Н-да… – будто рассуждая с самим собой, тихо произнес Казаченко, – действительно: начальник не всегда прав. Но он всегда начальник...
«ЛАВКА КУДЕСНИКОВ»
В 15.30 Казаченко на самолете генерала Беляева вылетел в Москву. Из Берлина до Чкаловского военного аэродрома два часа лета. Оттуда машина заместителя начальника Генштаба и по совместительству шефа ГРУ с сиреной и мигалкой за полчаса домчала Олега до конструкторского бюро какого-то «почтового ящика», входящего в орбиту военной разведки. Там его уже ждали люди в белых халатах, под которыми просвечивали сплошь полковничьи погоны. Они бережно уложили «Стингер» на прозекторский стол, а Олега попросили удалиться. Он взглянул на часы. Было 17.00. Пока все шло по графику.
Когда один белый халат вышел покурить, Казаченко спросил, почему его попросили удалиться.
– А чтоб не мешал расспросами.
– Будете разбирать?
– Нет, мы в мастерской КБ сделаем точную копию, муляж. Его ты и отвезешь обратно, а оригинал оставим себе…
– Неужели муляж будет невозможно отличить от оригинала?
– Подполковник, ты прибыл в «лавку кудесников», здесь и не такие штучки подделывали. А «Стингер» подделать – тьфу и растереть! Думаю, часа за три-четыре управимся.
– И стрелять муляж сможет?!
– Шалишь! Муляж будет безобиднее пастушьего посоха. Вопросы еще есть?
– Спасибо, товарищ полковник, вопросов больше нет…
– То-то же!
Полковник, преисполненный сознания собственной значимости, кинул окурок на пол и раздавил каблуком сапога.
Потом все происходило, как в американском блокбастере: ночная посадка в вертолет прямо на крыше «почтового ящика», полет в винтокрылой стрекозе над ночной Москвой в сторону Чкаловского, разбег по взлетной полосе и приземление в берлинском аэропорту Темпельхоф.
Была глубокая ночь, когда полковник Булавкин на служебном «мерседесе» привез Олега на место встречи с «Новобранцем». Вдвоем вытащили псевдо-«Стингер» и уложили его в багажник «опеля», принадлежащего агенту.
Казаченко заметил, что «Новобранец» находится в крайне возбужденном состоянии. По-своему расценив его состояние, сказал:
– У тебя еще уйма времени – успеешь передать «игрушку». А сейчас зажги свет в салоне, займемся бухгалтерией, – Олег протянул агенту блокнот и ручку. – Пиши: «Я, Курт Зайдель, получил от советской разведки 15 тысяч долларов для вручения военнослужащему армии США…» Как полное имя твоего Хрена?
– Костас Хренопулос Онанасис. С его слов, он родственник владельца греческого танкерного флота миллиардера Онанасиса.
– Хорош хрен, нечего сказать… А ты что, рукоблудием увлекся?
– Рукоблудием… Зачем вы так, герр Алекс? У меня ведь жена есть!
– Затем, что миллиардера зовут не Онанасис, а Онассис!
– Да черт их разберет, этих греков!
– Ладно, проехали… Пиши дальше: «Костасу Хренопулосу Онассису за передачу советской разведке «Стингера». Распишись и число поставь. Теперь деньги пересчитай.
– Я вам верю, герр Алекс.
– Деньги поделите пополам?
– Не уверен, что он отдаст мне половину. Но треть – пять «штук» – мне должны обломиться…
– Сукин ты сын! Я-то думал, что ты «таскаешь каштаны» для нас исключительно из ненависти к янки, а не из-за денег.
– Ненависть, деньги… Одно другому не помеха, герр Алекс. И в ненависти тоже все средства хороши, но наличные – лучше!
Казаченко показалось, что при этих словах глаза агента на миг стали цвета свежих долларов. Хлопнув себя по колену, он категоричным тоном объявил:
– Передай своему Хрену, что я желаю ему мягкого электрического стула. А ты… Шел бы ты мелкими шагами на… Короче, в общероссийском направлении. И чтоб глаза мои тебя больше не видели. Я сегодня из-за тебя постарел на 10 лет и не хочу, чтобы в случае твоего провала, а провалишься ты непременно, все газеты мира меня назвали лохом и лузером, понял?
– Думаю, вы погорячились, герр Алекс… Хрен намекнул мне, что в укромном местечке припрятал натовский танк «Леопард» последней модели. Отдаст его за 150 тысяч «зеленых».
– Значит, с моей помощью ты решил сорвать джекпот? Срубить пятьдесят «кусков»? Ведь меньше, чем на треть, ты не согласен, так?
– Jedem das Seine – каждому свое, как говорим мы, немцы…
– Да пошел ты! – Казаченко хлопнул дверью «опеля» и нырнул в «мерседес» начальника.
…За операцию «Стингер» глава представительства КГБ в Берлине генерал-майор Беляев и начальник ГРУ генерал армии Ивашутин к красному дню календаря получили по ордену Октябрьской Революции. Полковник Булавкин – высшую ведомственную награду – нагрудный знак «Почетный сотрудник госбезопасности». Казаченко – благодарность председателя КГБ СССР. Jedem das Seine…
Информация