Почему Дагестан называют главным рассадником терроризма в России?
Какими бы ни были экономические показатели России, каков бы ни был уровень развития нашего гражданского общества, еще долгое время над любыми успехами или хотя попытками этих успехов достичь будет занесен окровавленный меч по имени «террористическая угроза».Казалось бы, уже в прошлом осталось то время, когда даже сам факт целостности государства ставился под сомнение из-за того, что пылал Северный Кавказ. Можно сколько угодно говорить о причинах возникновения этого большого пожара на юге России, но факт остается фактом: его наиболее страшные очаги удалось сначала локализовать, а затем и затушить вовсе. Какие силы и средства были для этого задействованы, и каких жертв это стоило – другой вопрос. Но позитивный результат, который заключается в том, что угроза раздробления России, исходившая с территории Северного Кавказа, сведена к минимуму – факт, который сложно оспаривать.
Однако и сегодня террористическое подполье продолжает совершать свои вылазки с целью дестабилизации ситуации в стране. И если в 90-е – начало 2000-х главным рассадником экстремизма оставалась Чеченская Республика, то сегодня сомнительная по своей сущности «пальма первенства», похоже, окончательно перешла к Дагестану. Чтобы продолжить анализ ситуации, которая сегодня складывается на Северном Кавказе, нужно привести материалы по последним бандитским вылазкам в этом регионе и результатам противодействия банд-группам со стороны российских спецслужб.
6 марта 2012 года. На въезде в дагестанское село Карабудахкент в непосредственной близости от полицейского поста произвела взрыв террористка-смертница Аминат Ибрагимова. Женщина была вдовой уничтоженного несколькими неделями ранее представителя банд-подполья Заура Загирова. В результате теракта были убиты пятеро полицейских.
23 марта 2012 года. Погиб имам города Буйнакска, а также его охранник. Оба мужчины скончались от тяжелых ранений, полученных ими в результате террористического акта с использованием взрывного устройства мощностью до 900 г в тротиловом эквиваленте.
28 апреля 2012 года. Взрыв машины с полицейскими в Ингушетии унес жизни двух представителей правопорядка.
3 мая 2012 года. Серия взрывов в Махачкале. В результате этих террористических актов погибли 12 человек, десятки получили ранения. Один из взрывов совершил террорист-смертник, находившийся в припаркованном возле полицейского поста автомобиле.
27 июня. В Грозном задержана жительница Кабардино-Балкарии, которую одна из экстремистских группировок планировал использовать в качестве террористки-смертницы. После допроса выяснилось, что 19-летняя жительница города Нальчик направлялась в Дагестан для совершения теракта в столице республики.
30 июня 2012 года. Ингушскими оперативниками были задержаны трое местных жителей, которые подозреваются в подготовке к теракту на территории Республики. По одному из адресов, который указал подозреваемый, удалось обнаружить самодельную бомбу, начиненную 10 кг взрывчатого вещества.
8 июля 2012 года. Подразделения Внутренних войск предотвратили готовящийся теракт в Кизлярском районе республики Дагестан. В результате действий военнослужащих был обнаружен тайник боевиков, в котором было найдено около 1,5 килограммов взрывчатого вещества (гексогена), 20 кг взрывчатой смеси (селитра и пудра алюминия).
Как видно из представленного списка, наибольшее число террористических актов и их планирований связаны с Республикой Дагестан. Но почему именно этот северокавказский субъект федерации сегодня чаще других фигурирует в оперативных сводках?
Ответ на этот вопрос может заключаться в том, что именно в этой наиболее густонаселенной республике у боевиков появляется больше возможностей, скажем так, раствориться для подготовки и проведения своих «мероприятий». Безусловно, определенный процент всех террористических групп на территории Дагестана, вполне мог появиться при очевидном попустительстве, если ни республиканских, то уж муниципальных властей точно. Дело в том, что Дагестан сегодня фигурирует не только в криминальных сводках в качестве региона-лидера по показателю террористической активности, но и в связи с тем, что в республике коррупция и клановые принципы решения вопросов процветают даже на фоне других северокавказских республик. Ситуация усугубляется еще и тем, что в Дагестане нет яркого лидера, который мог бы пусть даже не всегда конституционными методами навести порядок в республике. В Чечне такой лидер, как известно, имеется. И пусть критика в его адрес и в адрес методов его работы не утихает, но факт того, что Чечня перестала ассоциироваться с главным рассадником террора и главной угрозой целостности России, отрицать вряд ли кто-то решится.
Есть и еще один сложный вопрос, который отличает Дагестан, к примеру, от той же Чечни. Все дело в том, что даже после обещанной амнистии для тех боевиков, которые готовы сложить оружие и перейти к мирной жизни, число прислушавшихся к такого рода предложениям было в Дагестане куда меньше, чем у чеченских соседей. Есть мнение, что дагестанские жители, решившие встать на путь террористической деятельности то ли от безысходности, то ли от «промывки мозгов» со стороны саудовских миссионеров, просто не доверяют местным властям, которые не всегда готовы воплощать в жизнь свои обещания. Да и сами представители дагестанских властей не всегда готовы идти на то, чтобы предоставлять сдавшимся боевикам какие-то гарантии.
Надо сказать, что принцип амнистии боевиков, которые добровольно сдаются властям, у многих вызывает вопросы: мол, почему власть должна дарить свободу людям, руки которых по локоть в крови многочисленных жертв. Почему в таком случае не даровать свободу убийцам и насильникам, которые, по сути, дела ничем от террористов не отличаются? И этот вопрос перетекает в рамки философского: делить ли преступников на тех, кому можно дать шанс, и тех, кто этого шанса не заслуживает? Если идти по пути такого деления, то можно говорить о прямом нарушении российской Конституции, где прямо гвоорится о равенстве всех российских граждан перед законом. Но если рассуждать с позиции прагматизма, то можно вчерашних боевиков поставить под ружье для служения, как это ни пафосно звучит, Отечеству, как это и произошло на примере Чеченской Республики с появившимися батальонами, лояльными федеральным властям.
Тогда получается, что официальные российские власти фактически признали, что Рамзан Кадыров в свое время получил своеобразный карт-бланш при наведении порядка в Чечне, а уж конституционными ли были его методы или, мягко говоря, не совсем конституционными, это уже дело десятое. Зато в Дагестане не работает даже эта (честно говоря, весьма сомнительная схема).
К примеру, глава СК по республике Дагестан Александр Саврулин заявляет, что не приемлет ситуации с амнистией боевиков, потому что это сводит на ноль всю деятельность, направленную на борьбу с экстремизмом. Саврулин говорит о том, что так называемая комиссия по адаптации вчерашних боевиков работает в том направлении, когда любой боевик, у которого закончились боеприпасы для ведения «джихада», может прийти в комиссию, чтобы там его пожалели и отпустили с миром.
Очевидно, что такая точка зрения имеет право на жизнь. Но тогда становится более чем очевидно, почему дагестанские боевики не горят желанием «спускаться с гор». Выходит, что жесткая позиция Следственного Комитета Дагестана ставит их в условия продолжения террористической деятельности. А это значит, что чеченского «хэппи-энда» в Дагестане ожидать не приходится, потому для нивелирования активности боевиков здесь придется идти по тернистому пути использования силовых методик. Ведь при высокой планке числа безработных в республике (около 15%, и это по данным дагестанской статистической отчетности) и низком уровне жизни при наличии огромных богатств, залегающих в недрах, ожидать, что боевики сами бросят оружие и пойдут работать на благо Дагестана вряд ли приходится.
Порадуют ли нас дагестанские власти принятием рационального решения в этом направлении, да и есть ли на то политическая воля у Махачкалы – вопрос, который пока остается без ответа…
Информация