Мелодии войны. О чём в Великую Отечественную пели в СССР и у союзников
Воистину, слова о том, что лучше всего душа народа проявляется в его песнях, являются гениальными. Насколько по-разному воспринималась грозная година военного лихолетья в нашей стране и в государствах, впоследствии разделивших с нею Победу в качестве участников антигитлеровской коалиции, становится прекрасно видно из того, какой след это время оставило в творчестве их поэтов, композиторов и певцов. Попробуем сравнить.
Речь у нас пойдет прежде всего не об «официальных» военных маршах и тому подобной музыке. И даже не о «Священной войне», сравнивать которую с чем-либо просто невозможно. Это, на мой взгляд, вообще не песня, а некий нещадно рвущий душу гимн воинства, выступающего на сакральную битву с вселенским злом. Ничего и близко подобного по силе и глубине воздействия создать не удалось никому и никогда… Особняком стоят и композиции вроде «Гимна сталинской артиллерии», от которых веет настолько несокрушимой мощью и волей к победе, что дух захватывает по сей день.
Кстати, на Западе кое-кто пытается ерничать по поводу того, что чуть ли не в каждой советской военной песне упоминался товарищ Сталин: у нас, мол Черчилля и Рузвельта так не славили, а у русских и тут была сплошная пропаганда! Что сказать… Не славили – значит, не заслужили. Выбросите верховного из той же «Волховской застольной» и что получится? Одно время, кстати, так и делалось, но сейчас, к счастью, в устах уважающих себя исполнителей песни военных лет звучат как положено – без позорного вымарывания имени творца Победы.
Но, конечно же, есть множество композиций, где даже самый строгий критик не найдет и намека на пропаганду, при первых тактах которых слезы на глаза наворачивались у каждого ветерана Великой Отечественной. «Темная ночь», «Землянка», «Синий платочек»… О войне ли эти песни, ставшие воистину народными, солдатскими, в лучшем смысле слова — окопными? Безусловно. А еще о светлой тоске воина по дому, любимым, мирной жизни, которую он защищает. «Ты меня ждешь, ты у детской кроватки не спишь, и поэтому, знаю, со мной ничего не случится…» Нет, наверное, других строк (разве что за исключением бессмертного симоновского «Жди меня»), с такой силой воспевавших верность солдатских жен и веру воинов в спасительную силу их любви.
Советские военные песни, пусть даже и лирические, торжественны, печальны и пронзительны. Нечто озорное и задорное вроде знаменитой «Брянской улицы» стало появляться уже в самом конце Великой Отечественной, когда нависшая над Родиной смертельная угроза миновала и оставалось только две цели: дойти до Победы и добить врага в его логове. Стоит ли удивляться, что композиции в тоже вроде бы подвергшихся вероломному нападению врага в 1941 году и вступивших в войну Соединенных Штатах звучали совершенно по-иному? На их землю не упала ни одна вражеская бомба, не ступал сапог оккупанта. Их города и селения не пылали в пламени пожаров, да и цена победы, скажем честно, была совершенно другой. Для абсолютного большинства американцев война была чем-то, безусловно, ужасным и трагичным, но бесконечно далеким лично от них.
К примеру, достаточно популярная в 1943 году «This is the army, Mr. Jones» описывает «ужасающие лишения» призванного на службу мистера Джонса, которому теперь приходится обходиться без «отдельных номеров, горничных и завтрака в постель». Бедняжка… Примерно о том же и песенка «Boogie Woogie, Bugle Boy» («Буги-вуги, горнист») – о джазовом трубаче, попавшем в армию на должность горниста и лишенном возможности импровизировать. Правда, умница капитан быстренько собирает для страдающего таланта целый оркестр, в составе которого тот и принимается поднимать боевой дух своих товарищей. Такая вот война – под джаз и буги…
Единственной американской песенкой, прижившейся у нас, стала «Comin’ in on a Wing and a Prayer» («На одном крыле и на молитве»). Ну то есть «На честном слове и на одном крыле» в варианте бессмертного Леонида Утесова, «молитву» из нее на всякий случай убравшего. В остальном перевод очень точный. Справедливости ради стоит упомянуть, что родилась эта композиция «по мотивам» операции «Гоморра», в ходе которой англо-американские ВВС буквально стирали с лица Дрезден и другие не имевшие особого военного значения города Германии вместе с их жителями, отрабатывая свой будущий «коронный номер» — массированные «ковровые» бомбардировки. У каждого своя война…
Великобритания наиболее ярко отметилась в песенной истории войны двумя действительно прекрасными композициями в исполнении певицы Веры Линн: «We’ll Meet Again» («Мы встретимся снова») и «White Cliffs of Dover» («Белые скалы Дувра»). В обеих светлая грусть и робкая надежда на то, что война не сможет отобрать такую хрупкую любовь, свое маленькое личное счастье. «Мы встретимся снова, не знаю, где и когда… Просто продолжай улыбаться», «Мы боремся со злыми небесами, но над белыми утесами Дувра снова взмоют голубые птицы. Просто подожди, и увидишь…» У кого-то «не будут крылья черные над Родиной летать», у кого-то – «голубые птички над утесами». Различия в менталитете, очевидно.
И в заключение — о военной песне, оказавшейся настолько удачной, что ее предлагали даже сделать национальным гимном Франции. Называлась она «Песнь партизан», и вот уж в ней звучали слова никак не о любви и грусти: «Эй, бойцы, берите пули, ножи, убивайте быстрее! Мы идем, мы убиваем, помираем мы…» Здесь война, призыв к сопротивлению врагу, к победе над ним, пусть и ценой собственной жизни, были в каждой строчке. Вот только написала эту композицию русская — Анна Смирнова-Марли, урожденная Бетулинская. Она, увезенная во Францию в трехлетнем возрасте, после нацистской оккупации страны сумела вместе с мужем перебраться в Британию, где и примкнула к Сопротивлению, став его голосом и трубадуром. Песню, за которую Анна впоследствии была удостоена высшей похвалы Шарля де Голля и Ордена Почетного легиона, на французский пришлось переводить…
Душа народа, его неукротимый и непобедимый дух – в его песнях.
Информация