Легенды спецназа: Команданте Артуро
Разведчиком он стал в четырнадцать лет. А в неполные шестнадцать по личной рекомендации председателя ВЧК Феликса Дзержинского был зачислен курсантом в Кремлевскую школу красных командиров-пулеметчиков. После ее окончания продолжил службу в чекистских войсках, не пропадая все это время из поля зрения советской контрразведки.Он был одной из ключевых фигур в операции «Синдикат»: проводил через окно на польской границе известного террориста Бориса Савинкова и сопровождал его до самого Минска, обеспечивая «безопасность» заклятого врага советской власти на территории Белоруссии.
Воевал в Испании, где за его голову франкисты сулили баснословные суммы. А с первых дней Великой Отечественной стал одним из руководителей диверсионной и разведывательной работы в гитлеровском тылу. Подготовил и отправил за линию фронта сотни диверсионных групп, воспитал десятки диверсантов, многие из которых были удостоены звания Героя Советского Союза.
Артур Карлович Спрогис… Легенды о нем и его делах стали слагаться еще при жизни разведчика.
В послужном списке юного курсанта, сохранившемся в его личном деле, впервые оформленном при поступлении на кремлевские командирские курсы, значилось: «Возраст — 15 (полных) лет, происхождение — из рабочих. Разведчик красного партизанского отряда «Дикли», далее — красноармеец разведвзвода 7-го латышского стрелкового полка, в последующем — сотрудник оперативного отдела Московской чрезвычайной комиссии. Отозван с оперативной работы для учебы. Делу Российской коммунистической партии большевиков и РКСМ предан беззаветно».
Кроме напряженных занятий и выездов на происшествия в составе летучих чекистских отрядов, участия в засадах и облавах, борьбе с мародерами и спекулянтами курсанты несли службу во внутренних караулах Кремля. Артур Спрогис был в числе тех, кто заступал на самый ответственный пост — у кремлевской квартиры вождя мирового пролетариата. Много позже он так описывал одну из своих встреч с Владимиром Лениным: «Однажды стою я на посту, шестнадцатилетний мальчишка, самый молодой из курсантов. Полон суровости и достоинства. Винтовка-трехлинейка с примкнутым граненым штыком гораздо выше самого часового. Подходит Владимир Ильич, здоровается, останавливается, начинает расспрашивать: откуда я, как попал на пулеметные курсы, учился ли где раньше. Стою, молчу. Ленин прошел в свою квартиру. Выйдя через некоторое время, положил на подоконник пакетик и сказал:
— Когда сменишься, возьми.
В свертке оказался бутерброд — два кусочка черного хлеба с повидлом. Невиданное лакомство двадцатого года».
К слову сказать, Владимир Ильич поначалу имел привычку здороваться с часовыми за руку, что ставило курсантов в весьма затруднительное положение: отвечать или нет на такое приветствие? Потом, как вспоминал Артур Карлович, комендант Кремля зачитал Председателю Совнаркома соответствующую выдержку из Устава гарнизонной службы, запрещавшую подобное общение с часовыми. И вождь подчинился — впредь здоровался просто кивком.
А Гражданская война продолжалась. Перед отправкой на фронт шестнадцатилетнего красного командира Артура Спрогиса принимают в партию. Со своим пулеметным взводом он участвует в боях с махновцами и петлюровцами на Украине, бьется с бандами атамана Булак-Балаховича в Белоруссии, участвует в неудачном для Красной Армии «освободительном походе» на Варшаву. После освобождения Крыма становится сотрудником особого отдела Юго-Западного фронта. Затем служит в погранвойсках на западной границе, участвуя во многих чекистских операциях в приграничной зоне.
Летом 1936 года он (впервые за девятнадцать лет службы!) получает отпуск и отправляется с семьей к Черному морю. Его путь лежит через Москву. В столице он заходит в Наркомат внутренних дел, чтобы отметить проездные документы. В канцелярии его просят обождать, а затем приглашают пройти к руководству. Следует вопрос: не хочет ли он, используя свой богатый опыт чекистской работы, помочь испанским товарищам, отстаивающим свободу своей страны перед лицом собственных мятежников, итальянских и германских агрессоров?
Утвердительный ответ следует незамедлительно. И на следующий день Артур Карлович продолжает свой путь к Черноморскому побережью. Но уже без семьи и с документами на другое имя…
На Пиринейском полуострове, где его назначили советником по подготовке испанских и интернациональных отрядов специального назначения, Спрогис провоевал полтора года, возглавляя разведотдел 11-й интернациональной бригады, действовавшей на Гвадалахарском фронте. Все это время он не только готовил разведчиков и диверсантов, но и сам ходил в тыл франкистов.
В первую очередь «команданте Артуро» занялся подбором и подготовкой кадров. Разведку ведь надо уметь «поставить», иначе она будет подобна плохо отрегулированному биноклю: вроде бы смотришь вдаль, но видишь сплошной туман. И только при резком фокусе и терпеливом наблюдении можно разобраться в организации и боевом составе противника, характере его действий, планах и намерениях…
Республиканцам на первых порах остро не хватало средств связи, младших командиров разведгрупп и специалистов-подрывников. А еще — переводчиков. Что поймет необученный рядовой в солдатской книжке, взятой у убитого врага, особенно если этот враг — немец или итальянец? Благо добровольцев-интернационалистов со знанием иностранных языков в республиканской армии хватало. Но не каждый из них был готов и мог стать разведчиком…
Подготовка диверсантов осложнялась почти полным отсутствием в республиканской армии уставов и наставлений. Испанцев нужно было учить ходить в разведпоиски, захватывать языков, допрашивать их, анализировать и оценивать полученные сведения, своевременно доводить эти данные до командования. Не сразу научились пылкие потомки Дон Кихота выдержке и самообладанию, столь нужным в разведке, привыкли к тревожной неизвестности, окружавшей их во вражеском тылу. К тому же оказалось, что с ними легче устраивать засады и налеты, чем упорядочить использование разведывательной информации в штабах, где, как выяснилось, засело немало профессиональных военных, сочувствовавших франкистам.
Но постепенно диверсионная и разведывательная работа в районах, занятых мятежниками, была налажена. Интернациональные диверсионные отряды стали наводить ужас на противника. Запылал и рванул патронный завод в Толедо. В Эстремадуре, под Сарагосой, и северо-западнее Уэски на аэродромах горели самолеты нацистского легиона «Кондор». Севернее Кордовы взлетел на воздух железнодорожный мост. В бесчисленных засадах на горных серпантинах гибли чернорубашечники Муссолини. Перейдя через Гвадаррамские горы, под Сеговией отряд Спрогиса, устроив хитроумную западню, захватил двоюродного брата самого генералиссимуса Франко.Из всех встреч, случившихся на Испанской земле, самой памятной для Артура Карловича стала встреча с Эрнестом Хемингуэем. Именно Спрогис и его диверсанты стали прообразами героев самого известного романа знаменитого писателя «По ком звонит колокол», поскольку… взяли Хемингуэя с собой в разведвыход за линию фронта! С разрешения начальства, разумеется.
А дело было так.
К марту 1937 года Хемингуэй как репортер североамериканского газетного объединения НАНА уже обосновался в Мадриде, в гостинице «Флорида». Тогда он с головой был погружен в написание пьесы «Пятая колонна», рассказывающей о борьбе республиканской контрразведки с франкистским подпольем.
Во «Флориде» номер Хэмингуэя превратился в этакий военно-журналистский клуб. К нему часто наведывались командиры из американского интернационального батальона имени Линкольна и коллеги-журналисты. С ними писатель поделился новым замыслом — он решил написать роман о гражданской войне в Испании. Дело оставалось за материалом, образами героев, фактами, историями, деталями, способными наполнить и украсить сюжет.
И здесь ему на помощь пришел корреспондент «Правды» Михаил Кольцов. Он свел Хемингуэя с советскими военными советниками, объяснив им, как важно, чтобы писатель с мировым именем рассказал правду о событиях в Испании. Именно Кольцов уговорил встретиться с Хемингуэем Хаджи Мамсурова, будущего генерала советской военной разведки, а тогда — старшего советника по разведке в XIV республиканском корпусе, руководившего действиями диверсионных групп в тылу франкистов.
Для Хемингуэя разговор с Мамсуровым оказался настолько интересным и важным, что он записал его до мельчайших подробностей. Но этого было мало: писателю требовались личные впечатления. И тогда Кольцов добился разрешения на поездку Хемингуэя в учебно-тренировочный лагерь, где постигали подрывное дело бойцы диверсионных групп.В этом-то лагере, располагавшемся в прифронтовом городке Альфамбре, Хемингуэй и познакомился с Артуром Спрогисом. «Команданте» терпеливо отвечал на дотошные вопросы мировой знаменитости, которого, наряду с прочим, интересовала работа проводников-испанцев, выводивших группы к местам диверсий: кто они, как их находят, чем они руководствуются, давая согласие на сотрудничество с республиканцами? В конце разговора Хемингуэй попросил взять его на боевую операцию в тыл противника. «Будет разрешение — возьмем», — просто сказал Спрогис.
Разрешение после некоторого колебания Мамсуров дал. И Хемингуэй отправился во вражеский тыл. Группа польского коммуниста Антония Хруста («Пепе») взорвала в том рейде поезд с боеприпасами и разрушила железнодорожную линию Сан-Рафаэль–Сеговия. Хемингуэй, который шел в группе внештатным, одиннадцатым бойцом, был вооружен двумя гранатами и винтовкой, безропотно тащил на себе, как и прочие, двадцать килограммов взрывчатки. Когда поезд взлетел на воздух и бесформенной грудой рухнул под откос, писатель снимал эту картину на фотокамеру.
К слову сказать, одному из диверсантов в том рейде поручили опекать неопытного в разведывательных делах журналиста. Этим опекуном был… сын Бориса Савинкова, также воевавший в отрядах Спрогиса!
Остается добавить, что к концу жизни Артур Карлович был удостоен двадцати пяти государственных наград. Первые две — орден Ленина и орден Красного Знамени — он получил сразу после возвращения из Испании.
В июне 1941 года Артур Спрогис сдал выпускные экзамены в Военной академии им. М. В. Фрунзе. А через две недели грянула Великая Отечественная…
На пятый день войны в лесу под Могилевом началось формирование необычной воинской части: она подчинялась напрямую разведотделу Западного фронта и состояла из диверсантов и разведчиков.
В то время, когда советская пропаганда усиленно вдалбливала в мозги, что Красная Армия вот-вот оправится от неожиданного удара агрессора и перейдет в решительное наступление, бойцов подразделений в\ч 9903 — диверсионно-разведывательных групп — учили действовать в глубоком тылу противника. Добывать разведданные, минировать дороги, взрывать мосты, пускать под откос эшелоны, создавать на оккупированной территории партизанские отряды. Этих людей готовили воевать всерьез и надолго. Командиром воинской части был майор Артур Спрогис.
Вплоть до середины 1970-х само существование в\ч 9903 оставалось тайной за семью печатями. Не говоря уже о принадлежности к ней многих героев войны — живых и павших, ставших впоследствии каноническими символами преданности Отечеству и военной присяге, чьи подвиги вошли в учебники истории и многие произведения художественной литературы советского периода. Их, как правило, называли партизанами и подпольщиками. И долгое время не афишировали принадлежность к военной разведке.
Зоя Космодемьянская, Константин Заслонов, Вера Волошина, Иван Банов, Елена Колесова, Григорий Линьков, Анна Морозова, Виктор Ливенцев, Федор Чехлов, Антон Бринский, Константин Пахомов… Одиннадцать Героев Советского Союза дала стране эта войсковая часть. Все они — ученики и воспитанники Артура Карловича Спрогиса. А сколько было тех, кто, выполняя разведывательные и диверсионные задания во вражеском тылу, сложили головы, так и оставшись неизвестными своим соотечественникам!
Те, о чьих подвигах узнала страна, во многом обязаны возвращением из небытия именно Спрогису. Артур Карлович, как только позволяла обстановка, повинуясь долгу командира, всегда выезжал на места гибели своих бойцов для выяснения мельчайших обстоятельств их смерти. Самый наглядный пример тому — установление причин провала, последних минут жизни и идентификация тела Зои Космодемьянской. Сам легендарный разведчик в одном из редких интервью, данных через много лет после войны, так рассказывал об этом:
«В Петрищево, этой глухой деревушке, немцы расположили часть армейской радиоразведки. Она перехватывала радиопереговоры, устраивала эфирные помехи. В те дни наше командование планировало мощное контрнаступление. Вот почему стало необходимым вывести вражескую станцию из строя хотя бы на некоторое время.
Охраняли ее гестаповцы, и охраняли надежно. Мы послали несколько групп — никто задания не выполнил. В очередную группу была включена Зоя. По пути следования бойцы группы уничтожали провода связи, установили на дорогах два десятка мин. А потом командир дал приказ возвращаться. Зоя наотрез отказалась: «Пока задание не выполню — не вернусь, иду к Петрищево». Командир оставил ей в помощь Клочкова, до войны возглавлявшего комсомольскую организацию крупного московского завода.
Вдвоем они пробрались к Петрищеву, где их и схватили. Зоя действительно вела себя геройски, с достоинством вынесла все муки. И была повешена. А Клочков сразу же согласился сотрудничать с немцами. Потом он вновь появился у нас в подразделении, сказал, что убежал от фашистов. Я отправил его в особый отдел, и через пять минут мерзавца раскололи. Размазывая сопли, этот комсомольский вожак признался, что прошел подготовку в немецкой разведшколе, после чего был переброшен к нам. Рассказал он и про обстоятельства гибели Зои. Потом Клочкова расстреляли.
Когда в конце января 1942 года «Правда» опубликовала очерк «Таня», первый секретарь московского горкома партии Щербаков приказал установить личность неизвестной героини: готовилось ее награждение Золотой Звездой. Я отправил донесение, в котором твердо назвал Космодемьянскую.
Но к этому времени объявилось несколько женщин, которые утверждали, что Таня — это их дочь. Я был вынужден провести беседу с этими «матерями». После этого осталось две претендентки на родство — Любовь Тимофеевна Космодемьянская и еще одна женщина. Образовали комиссию, куда вошли комсомольские руководители, представители городской милиции, доктор и я. Когда беседовали с женщинами, Любовь Тимофеевна рассказала, что у Зои было очень чистое тело и никаких особых примет. Вторая женщина, напротив, решительно потребовала запротоколировать: у Тани выше левого колена глубокий шрам, а на щеке оспинки.
Провели эксгумацию. Любовь Тимофеевна дочь не узнала. Другая женщина, напротив, запричитала: «Это моя Танечка! Вот шрам, а вот оспинки!» Я, признаюсь, испытал дурные минуты: сразу же признав Зою, я в то же время увидал и шрам, и ямки на лице. А Любовь Тимофеевна дочь напрочь не узнавала. Голова пошла кругом.
Тогда тело стоймя прислонили к сосне. «Нет, это не Зоя! — еще более упорствует ее мать. — Она была много ниже». Ну как я могу в эту минуту ей объяснить, что повешенные сильно вытягиваются! А ведь Зоя висела около месяца…
Положили тело в приготовленный гроб — пора закапывать. Вдруг Любовь Тимофеевна говорит: «Я дочку в поле рожала, пупок узлом завязывала». А Зоя лежала в одной рубашечке, местами окровавленной. Приподняли ее — пупок узлом завязан. Все стало ясно.Лжемамаша тут же призналась: ей удалось из Москвы сразу после освобождения села добраться до Петрищева, за самогон подкупить местных мужиков, которые подняли из могилы труп и дали осмотреть его. Тогда она увидала и шрам, и оспинки на лице. Откуда они взялись? Выяснили и это: когда нашу разведчицу привели к месту казни, виселица была недостроена. Конвойные втолкнули Зою в находившийся рядом сарай. У девушки были связаны руки, она упала на песчаный пол, к лицу прилипли песчинки — они и остались оспинками…».
16 февраля был подписан указ о присвоении Зое Космодемьянской звания Героя Советского Союза. По весне ее тело — в третий раз! — подняли из земли, кремировали. И 7 мая 1942 года под ружейный салют захоронили урну с прахом разведчицы в центре Петрищева.
Спецназ своих не бросает! Традиция, оказывается, закладывалась уже в те времена…
Чтобы рассказать хотя бы коротко обо всех боевых делах диверсантов, подготовленных Спрогисом в годы войны, не хватит никаких журнальных полос. Поэтому обратимся к сухой статистике.
А она такова. Только за 1941–1943 годы в руководимой Артуром Карловичем воинской части было обучено и отправлено в тыл противника 115 разведывательно-диверсионных групп общей численностью 2862 человека. В их числе — особый партизанский отряд испанцев в количестве 100 человек и «оперативная группа № 27», состоявшая из немецких коммунистов под командованием Макса Беккера. Какие задания они выполняли? Семьдесят лет минуло с тех времен, но еще как минимум три десятилетия дела разведчиков Спрогиса будут нести на себе гриф «Совершенно секретно» и не подлежать разглашению.
И еще три числа для размышления. Из трех с половиной тысяч бойцов особой войсковой части не дожили до Победы 952 человека. 348 разведчиков и диверсантов пропали без вести…
Главный партизан Латвии
ДВА военных года Спрогис не только готовил разведывательные и диверсионные группы, но и, как это было в Испании, порой лично отправлялся с ними за линию фронта для выполнения наиболее ответственных и рискованных операций. В начале октября сорок третьего при выполнении одного из заданий Артур Карлович был тяжело ранен. Самолетом его доставили в Москву, в военном госпитале сделали несколько сложных операций.
Едва встав на ноги, разведчик появился в Центральном штабе партизанского движения и получил новое назначение — начальником штаба партизанского движения на территории Латвийской ССР.
Почему выбор командования пал именно на Спрогиса? Да потому, что ситуация в Латвии в то время сильно напоминала положение дел в Испании середины тридцатых годов: штаб партизанского движения существовал, а самих партизан на территории оккупированной республики не было. Партизанские отряды базировались в уже освобожденной к тому моменту Белоруссии, совершали налеты на ближайшие гарнизоны гитлеровцев и возвращались назад. Спрогису, досрочно произведенному в полковники, предстояло разворачивать партизанское движение в регионе практически с нуля.
Условия партизанской борьбы, разведывательной и диверсионной работы в Латвии были исключительно трудными. Воевать там, как до этого воевали в Белоруссии или на Украине, не представлялось возможным: густая сеть дорог, удобных для патрулирования охранными войсковыми командами, окультуренные, «прозрачные» леса, насквозь просматриваемые с воздуха, значительное количество зажиточных хуторян, на содействие которых не приходилось рассчитывать — все это создавало дополнительные трудности для действий партизан и разведывательно-диверсионных групп.
Но задача была поставлена. И Артур Карлович взялся за дело. К середине весны 1944 года в лесах Латвии сражались уже три партизанские бригады и несколько отдельных отрядов общей численностью почти 10000 человек. Они наносили чувствительные удары по коммуникациям армий группы «Норд», вступали в открытые схватки с карательными командами, уничтожали полицейские участки и разведывательные школы абвера, громили тыловые склады противника. А затем помогали частям Красной Армии, вступившим на территорию Латвии.После ее полного освобождения полковник Спрогис остался в Прибалтике — был назначен заведующим военным отделом ЦК компартии Латвийской ССР. Почему для него не нашлось должности в действующей армии, продолжавшей гнать на запад еще недобитого врага? Чтобы ответить на этот вопрос, стоит, наверное, вспомнить, что в Прибалтике вплоть до начала пятидесятых продолжалась жестокая борьба с националистическим подпольем и его вооруженными отрядами — «лесными братьями». А кто мог организовать эффективную контрпартизанскую и антидиверсионную работу, как не профессиональный диверсант и разведчик? Опыт Артура Карловича в этом вопросе был поистине неоценим…
Несколько последних лет перед выходом в отставку по состоянию здоровья — сказались раны — полковник Спрогис находился, как записано в его биографии, на военно-преподавательской работе. Чем он занимался в это время — тоже нетрудно догадаться.
Человек, о котором слагали легенды еще при его жизни, кавалер двух орденов Ленина, четырех орденов Красного Знамени, ордена Отечественной войны I-й степени и ордена Красной Звезды, скончался 3 октября 1980 года и был похоронен с воинскими почестями в Риге.
Информация