«Бумеранг» обеспечит России мировое лидерство в производстве колесной бронетехники
Разработанная конструкторами Военно-промышленной компании новая платформа «Бумеранг» и создаваемые на ее базе автомобили должны обеспечить России мировое лидерство в производстве колесной бронетехники
Армии ведущих стран мира, в том числе России, в последние годы сокращают свой танковый парк. Ставка теперь делается на легкую бронетехнику, прежде всего на боевые бронированные машины. Еще совсем недавно казалось, что в этом сегменте рынка наши производители ничего достойного противопоставить иностранцам не смогут. Вспомним хотя бы контракт Минобороны России на приобретение почти 1,7 тыс. броневиков Iveco, которые победили в негласном тендере нашего военного ведомства российских «Тигров». Но на поверку выясняется, что дела у отечественных производителей колесных броневиков обстоят не так уж плохо. За последние два года инженеры и конструкторы Военно-промышленной компании создали сразу три новых колесных броневика. О новых разработках предприятия, их экспортном потенциале и о конкуренции с ведущими мировыми производителями мы поговорили с генеральным директором Военно-промышленной компании Дмитрием Галкиным.
— Недавно Минобороны приняло решение об организации на мощностях Воронежского ремонтного завода СП по выпуску лицензионных итальянских легких бронированных автомобилей Iveco LMV M65, которые в нашей стране будут называться «Рысь». Это предприятие в общей сложности должно выпустить более 1700 таких машин. Почему, на ваш взгляд, военные сделали выбор в пользу Iveco, а не нашего «Тигра»?
— Мне трудно отвечать за решения руководства Минобороны. Этот вопрос лучше задать самим военным. Но если объективно сравнивать характеристики двух машин, то нам кажется, что «Тигр» выигрывает у Iveco практически по всем параметрам за исключением защищенности. У Iveco она действительно сильнее. Но надо понимать, что мы делали эту машину в строгом соответствии с заданием Минобороны, а не просто пришли к ним и сказали: ребята, у нас есть машина — берите! Нет, у них были четкие требования к тактико-техническим характеристикам, в которых были прописаны все параметры, включая противопульную и противоминную защиту. По ним мы и сделали «Тигра». И кстати, сравнительные испытания, которые проводили сами военные, показали, что по таким критериям, как подвижность и проходимость, «Тигру» нет равных. Результаты этих испытаний вначале даже пытались засекретить, но на выставке в Нижнем Тагиле всем все стало предельно ясно. Там, где «Тигр» проходил, «Рысь» пройти даже не пыталась.
— Безусловно, проходимость — важный критерий, но не определяющий. Более значима именно защищенность. Вы можете сделать бронемашину, которая полностью отвечала бы самым строгим стандартам Mine Resistant Ambush Protected, MRAP, в части защиты от мин? Насколько вообще велик потенциал вашей компании в этой области?
— На сегодня мы, пожалуй, единственное в России предприятие, обладающее полным набором компетенций в области создания легкобронной колесной техники. Это не значит, что мы самоуспокоились. Мы видим, как растет конкуренция внутри страны и за рубежом. Но мы считаем себя лидерами в своей отрасли и готовы выпускать машины, отвечающие самым современным требованиям. Мы уже давно работаем в этом направлении, и работаем, как мне кажется, успешно. Наша компания сотрудничает с очень многими КБ, в том числе за границей. Я не имею права их называть, потому что со всеми этими структурами у нас подписаны соглашения о конфиденциальности. Но могу сказать, что в основном это европейские и израильские компании. С некоторыми из них мы уже заключили контракты на совместную разработку узлов, систем и подсистем бронемашин, а с какими-то уже подписали поставочные контракты. То есть мы в наших машинах используем — и намерены использовать в будущем — все самые современные мировые технологии. Мы считаем, что такая позиция в большей степени отвечает интересам государства, чем нынешняя позиция Минобороны.
— Почему?
— Мы понимаем, что военным нужна самая современная техника мирового уровня. Это нормальное желание. Но просто так закупать на Западе готовые автомобили ни в коем случае нельзя. Это ошибка. Так мы обороноспособность страны не повысим и не дадим развития своему ВПК. Поэтому мы говорим: давайте работать совместно с иностранцами, закупать у них технологии, приобретать инжиниринговые компетенции, развивать производство, платить роялти. Это, на наш взгляд, более эффективно. Это позиция не только моя, но и всех оборонщиков. И эта позиция, кстати, в последнее время находит все больше понимания в правительстве. Во всяком случае, нам дали понять, что закупка «Мистралей» и Iveco — это первый и последний контракты такого рода.
— Давайте вернемся к «Тигру». В каком направлении будет идти развитие этого автомобиля? Появятся ли на базе нынешней платформы какие-то другие модели?
— Мы впервые представили «Тигр» нашим силовым структурам в 2000 году. Машина получилась, как мне кажется, очень удачной. Тем не менее мы постоянно общаемся с теми, кто эксплуатирует автомобили, причем как в обычных условиях, так и в боевых, и это позволило нам значительно улучшить конструкцию машины, ее технические характеристики. Я думаю, где-то 70 процентов всех изменений в конструкцию «Тигра» было внесено по просьбам и советам эксплуатантов. Например, новые «Тигры» уже оснащаются современными средствами связи, системами управления, на них устанавливается различное вооружение. Получается целое семейство машин. На последней выставке «Технологии в машиностроении-2012» в Жуковском у нас стояло сразу шесть «Тигров» в разных комплектациях. Причем один из них был оснащен противотанковым ракетным комплексом «Корнет-ЭМ», который делает Тульское КБ приборостроения. А это ни много ни мало 16 ракет — восемь развернутых и еще восемь в запасе. Если такая машина выйдет на хорошую позицию, считайте, что половины танкового батальона сразу нет. Ничего подобного сейчас нет ни у кого в мире. Стоило нам показать этот автомобиль, как тут же одна латиноамериканская страна подала заявку на приобретение 36 «Тигров».
— То есть дальнейшая модернизация будет идти в направлении наращивания боевых возможностей?
— Скорее, в направлении расширения функциональных возможностей всей линейки. Кроме «Тигра» с «Корнетом» мы, например, показывали машину, оснащенную пунктом управления и беспилотником. В этом году около 20 таких машин уже купили наши предприятия, делающие по гособоронзаказу пункты управления и связи.
— А как же защищенность?
— Знаете, все, что можно было улучшить в конструкции «Тигра», мы сделали. Если говорить о серийных машинах, то люди там защищены по третьему или пятому классу. Третий класс — это 7,62-миллиметровая автоматная пуля со стальным сердечником, пятый — 7,62-миллиметровая автоматная пуля с термоупрочненным сердечником. В первом варианте мы делаем автомобили для Минобороны, а во втором — для МВД. Мы добились того, что «Тигр» теперь может выдержать взрыв под днищем или колесом мощностью 0,6–0,7 килограмма в тротиловом эквиваленте, хотя в первоначальном техзадании этот показатель составлял всего 0,3 килограмма, что эквивалентно мощности ручной гранаты. Рынок это оценил. Сейчас мы в год продаем примерно по 500 «Тигров». Причем если раньше 80 процентов машин мы поставляли по гособоронзаказу, то теперь большая часть идет на экспорт.
Но мы на этом не остановились и в инициативном порядке сделали новую модель — «Тигр 6А». Она уже успешно прошла испытания на подвижность, скоро в Кубинке будет проходить испытания на противопульную и противоминную защиту. Вот этот «Тигр 6А» защищен по третьему уровню STANAG в натовской классификации. Фактически это такая же защита, как у Iveco. Математические расчеты позволяют предполагать, что «Тигр 6А» сможет выдержать взрыв до пяти килограммов в тротиловом эквиваленте под колесом. В случае такого взрыва машина, конечно же, становится обездвиженной, но экипаж при этом выживает.
— А до какого максимального уровня можно увеличить защищенность машины?
— Защиту можно сделать любого уровня, хоть танковую броню повесить, но, вы поймите, автомобиль должен выполнять свои функции. К сожалению, сейчас очень многие, используя термин «защищенность», не до конца понимают его смысл. Например, для некоторых наших военных защищенность — это толщина брони. Но так говорить неправильно. Защищенность — это целый комплекс мероприятий. Несомненно, в него входит и броневая защита, но помимо нее есть еще целый ряд таких важных вещей, как подвижность, малозаметность, средства противодействия, в том числе боевые, и так далее. А взять и забронировать машину 4х4 как танк невозможно, она просто не сможет сдвинуться с места.
— Понятно, что защитить машину как танк нереально, но есть же западный стандарт MRAP, которому соответствовать просто необходимо…
— У нас создана такая машина — это «Медведь». Она единственная в России, аналогов у нее еще нет. Мы сделали ее по заказу МВД для внутренних войск. «Медведь» может выдержать взрыв мощностью восемь килограммов и под днищем, и под колесом. То есть он фактически держит противотанковую мину. Кроме того, обладает противопульной защитой от пули Б-32 винтовки СВД, в перспективе мы можем поднять уровень защиты этой машины от бронебойных пуль пулемета калибра 12,7 миллиметра и другого крупнокалиберного стрелкового оружия. Это достигается за счет разнесенной брони и установки дополнительного экрана. Вот эта машина полностью соответствует MRAP. Но «Медведь» — машина другой категории, она тяжелее «Тигра». Внутри у нее 11 кубометров пространства. То есть туда помещается полноценное отделение, любой командный пункт, средства связи и проч. При этом в отличие, например, от БТР «Медведь» является полноценным участником дорожного движения. Это было одним из основных требований МВД, и мы его выполнили.
— Почему это требование так важно?
— При тех задачах, которые решают внутренние войска, наверное, не совсем правильно заезжать в какую-нибудь деревню или село на БТР. Это сразу вызывает у населения если не агрессию, то страх. Кроме того, по нашему законодательству на БТР нельзя ездить по дорогам общего пользования без сопровождения. А на «Медведе» можно, он вообще больше похож на автомобиль.
— В какой стадии сейчас эта разработка?
— Мы уже проходим государственные испытания, должны все закончить в этом году. А в следующем планируем поставить внутренним войскам опытно-промышленную партию из пяти машин. Параллельно ведем подготовку к серийному производству, чтобы с 2014-го начать полноценный серийный выпуск.
— Как вы оцениваете рынок сбыта этой машины?
— Он огромен. Я думаю, что по 500 таких машин в год мы сможем продавать совершенно свободно. Но надо понимать, что сначала мы должны поставить машину стартовому заказчику, получить от него положительное заключение. И только после того, как «Медведь» будет принят на вооружение, мы сможем начать экспортные поставки.
— Каков экспортный потенциал «Медведя»?
— Я думаю, что соотношение продаж на внутреннем и внешнем рынке будет где-то 50 на 50.
— Кто будет основным заказчиком за рубежом?
— Те же, кто и у нас: армия, полиция, спецслужбы. Если говорить о странах, это прежде всего Казахстан, Азербайджан, Узбекистан. У них есть деньги, и они уже закупают нашей техники едва ли не больше, чем российские силовые структуры. Несомненно, будут покупатели из Африки, с Ближнего Востока. Ну и Латинская Америка в последнее время предъявляет хороший спрос.
— Сколько нужно инвестировать в развертывание серийного производства «Медведя»?
— Подготовка к серийному выпуску — это головная боль для любого производителя. Все наши заводы, особенно оборонные, требуют тотального перевооружения. И наш Арзамасский машиностроительный завод в этом плане не исключение. У нас есть продуктовая линейка, которая обеспечит предприятию загрузку на ближайшие двадцать лет. Но деньги требуются очень серьезные. Мы подсчитали, что для выпуска всех продуктов компания должна будет потратить на переоснащение завода около шести миллиардов рублей. Сейчас мы вкладываем в модернизацию от 400 до 700 миллионов рублей в год. Конечно, если мы получим новые крупные заказы, то объемы инвестиций резко увеличим. Времени, правда, у нас не так много. Перед компанией стоит задача, обозначенная президентом страны: к 2015 году выйти на возможность серийного производства новых боевых платформ. То есть у нас, по сути, осталось два года. Но, я думаю, мы справимся.
— А что это за новые платформы?
— Большим секретом это уже не является. Мы сейчас делаем по заказу Минобороны опытно-конструкторские работы по проекту «Бумеранг». О характеристиках я говорить не могу, скажу только, что это платформа, на базе которой будут созданы совершенно новые боевые и обеспечивающие машины. Если сравнивать со старыми БТР, то у них одинаковой окажется только колесная формула — 8х8.
— Это будет унифицированная платформа для армии и для внутренних войск?
— Нет, только для армии. Хотя для отдельных целей внутренние войска вполне могут закупать машины на платформе «Бумеранг». Но главный покупатель, конечно, Минобороны. Смотрите, есть боевые машины, на которых пехота выполняет свои задачи, есть обеспечивающие машины, например огневой поддержки. Есть машины технического обеспечения, разведки, бронированные ремонтно-эвакуационные, тылового обеспечения и так далее. Смысл в том, что вся эта линейка должна создаваться на единой базе. То есть быть унифицированной. Более того, сама платформа «Бумеранг» тоже должна быть унифицирована с другими платформами, например с «Курганцем», который используют наши коллеги с Курганмашзавода.
— Какого процента унификации необходимо достигнуть?
— Мы перед собой поставили задачу достичь унификации не менее 70 процентов. Как получится в реальности, покажет дальнейшая работа. Но и мы, и наши коллеги стремимся к максимуму.
— В чем главное преимущество «Бумеранга» по сравнению с платформами предыдущего поколения?
— Не вдаваясь в подробности, могу без преувеличения сказать, что это будет машина двадцать первого века. Она заменит все существующие бронетранспортеры и все машины на их базе, в том числе БТР-80 и БТР-82.
— Когда можно ожидать появления опытных образцов?
— Первые две машины мы должны сделать в 2013 году, а еще через год работы полностью завершить.
— Успеете?
— Мы просто обязаны успеть. Хотя проблем масса, в том числе чисто технических. К сожалению, целый ряд компетенций в области технических решений в нашей стране уже утрачен, а некоторые компетенции не приобретены. И это создает определенные трудности.
— Как вы будете их преодолевать.
— Мы сейчас создаем совместные предприятия, совместные производства, инжиниринговые компании, в том числе с иностранцами, работающими в этой области.
— Насколько охотно иностранные компании идут на передачу технологий?
— Несмотря на то что законодательства практически всех стран, в том числе наше, очень серьезно усекают возможности совместной работы в сфере оборонки, общение становится все более открытым. В последние годы и наши, и иностранные партнеры начали открывать друг другу двери, делиться опытом. И сегодня мы видим, что они готовы передавать технологии, строить совместные предприятия. То есть локализацию делать на территории России. Я объясняю это просто: им главное — заработать деньги, тем более что мировой кризис далек от завершения. А Россия в этом плане дает отличный шанс. Наш рынок огромен, спрос высок.
— Какие у вас есть новые разработки помимо «Медведя» и «Бумеранга»?
— В интересах Минобороны мы выполняем еще одну ОКР. В рамках этой работы мы создали новую машину «Волк». Это будет не что иное, как замена «Тигра», но с применением самых современных технологий. Если уж говорить начистоту, то «Тигр» — это все-таки маленький БТР. И ходовая часть у него как у БТР, и узлы и агрегаты некоторые от БТР-80. Да и ведет на дороге он себя именно как БТР. А «Волк» — это уже полноценный автомобиль, с независимой гидропневматической подвеской, с современным электронным бортом, с улучшенной эргономикой внутри и с более серьезной защитой. В этой машине будут применяться новые материалы — керамическая броня и тому подобное. «Волк» сейчас тоже проходит испытания. Уже есть предварительные замечания, сейчас мы недостатки устраняем. До конца года мы это сделаем и начнем производство трех опытных образцов уже для государственных испытаний.
— А чего касаются замечания?
— Слушайте, их сорок восемь. Но это не много. Когда мы проводили глубокую модернизацию БТР-80 в вариант БТР-82, замечаний было сто семьдесят! В основном замечания касаются каких-то незначительных отклонений от технического задания.
— Когда планируется запустить «Волка» в производство?
— Если мы будем строго соблюдать график и сделаем опытные образцы в этом году, то уже в следующем отправим их на госиспытания. Они продлятся где-то около года, соответственно, в 2014 году выпустим опытно-промышленную партию.
— Как вы оцениваете экспортный потенциал этой машины?
— Он очень серьезный. В Рособоронэкспорт уже поступают заявки. Но мы вынуждены объяснять людям, что пока не имеем права не то что рекламировать, но даже показывать эту машину. Минобороны нам разрешило показать «Волка» всего два раза — на выставке в Жуковском в 2010 году и в Бронницах.
— Кто ваши главные конкуренты на мировом рынке?
— Главные производители бронетранспортеров — это французская Nexter Systems с БТР VBCI, финская Patria с БТР Patria AMV, американская General Dynamics с БТР Stryker, итальянские Iveco и Oto Melara с БТР Freccia, австрийская Steyr с БТР Pandur и английская BAE Systems. Но стоимость этих машин не позволяет нам считать их конкурентами: цена на них доходит до шести миллионов евро, это едва ли не на порядок дороже, чем у нас.
Если же говорить о перспективных моделях типа «Бумеранга», то они будут превосходить западные аналоги, но цена при этом все равно будет ниже. Поэтому мы считаем, что наш единственный конкурент — китайцы. Они делают машины в той же ценовой категории, что и мы, но при этом очень агрессивно ведут себя на рынке.
— Но китайцы, насколько я понимаю, в чистом виде занимаются клонированием советских и российских образцов…
— Это раньше так было. Я посетил почти все заводы Norinco и могу вам сказать, что этап тупого клонирования они уже давно прошли. У них много своих хороших идей, у них, несомненно, существует беспринципность в отношении заимствования чужих разработок, но скорость их развития и условия, которые они предоставляют заказчикам, позволяют утверждать, что они могут стать очень серьезным соперником.
Был тендер на поставку БТР в одной из стран, которую мы считали своей. Китайцы выставили на него полный аналог БТР-80, но при этом сказали: ребята, можете нам заплатить сразу всего пять процентов, а остальное выплачивать в течение пяти лет. То есть они смотрят на нашу ценовую политику и делают все, чтобы их предложение было более выгодным. И хотя тендер тот мы все-таки выиграли, я вижу, что амбиции у китайцев очень серьезные, они рано или поздно своего добьются.
— Помимо Китая в той же ценовой нише, что и вы, выступает Украина, причем в последнее время ей несказанно везет. Украинцы получили контракты на поставку более 200 БТР-3Е в Таиланд и более 400 БТР-4 в Ирак. И если иракский контракт можно считать платой Украине за участие в антисаддамовской коалиции, то таиландские контракты были получены в честной борьбе…
— БТР-4 — это не новая машина, а всего лишь модернизация БТР-80, пусть и очень глубокая. В принципе у украинцев есть интересные идеи. Они на своих новых машинах сделали кормовой выход десанта, установили новые боевые отделения типа «Шквал», «Гром», «Парус», которые сами разработали. Исторически на Украине остались лучшие КБ Советского Союза и заводы, в том числе КБ имени Морозова и один из лучших танковых заводов — завод имени Малышева. Мы намерены с ними плотно работать. Не исключено, что скоро мы сможем подписать с ними договор и начать совместное производство.
— Чего именно?
— Например, мы можем помочь им с БТР-4, который они произвести никак не могут. Иракский контракт они заваливают. Необходимость такого сотрудничества очевидна. Нам нельзя закрываться, мы должны сотрудничать с нашими конкурентами и по возможности превращать их в партнеров, делить рынки.
— Насколько прочными можно считать позиции вашей компания на мировом рынке?
— Главный критерий — количество машин, поставленных на экспорт. По объему продаж мы последние несколько лет уверенно держим вторую-третью строчку в мировом рейтинге. Фактически мы уступаем только американцам и канадцам. Ну, в один год вперед нас выскочила Patria. У них был крупный контракт, но он завершен, и они опять скатились вниз.
— Сколько машин вы продаете ежегодно?
— Сотни бронетранспортеров и сотни «Тигров». Если я назову более точные цифры, вы легко сможете вычислить, какой у нас объем гособоронзаказа. Могу сказать, что мы уже вплотную подошли к тому объему производства, который был в советское время. Арзамасский завод был рассчитан на выпуск трех тысяч бронетранспортеров в год. Но такой объем продукции он никогда не выпускал. В самый разгар афганской войны он делал чуть более 2300 машин в год. Это его предел.
— Каковы основные мировые тенденции в области создания колесной бронетехники?
— Улучшение защищенности и подвижности, применение современных технологий, в том числе материалов. Вспомните, какой была колесная бронетехника лет двадцать назад. В том же «хаммере», который поставлялся в вооруженные силы, вы увидите железные переключатели, торчащие провода и проч. Сегодня производители уделяют гораздо больше внимания эстетике, и внутри машины сейчас просто приятно находиться.
— Это все благодаря требованиям арабских заказчиков?
— Нет, в основном благодаря применению новых технологий. Например, сейчас появилась возможность сделать противоосколочную защиту салона такой, чтобы она была не только эффективна в бою, но и смотрелась внутри красиво. То же самое можно сказать и о прозрачной броне. Все эти новые технологии мы стараемся использовать и от Запада в этом плане уж точно не отстаем. Единственная сфера, где дела у нашей промышленности идут не очень, — это автомобильные компоненты.
— А что надо сделать, чтобы эта проблема была решена?
— Здесь не надо изобретать велосипед. Однозначно надо создавать СП с иностранными партнерами, они на это идут. Например, корпорация Magna уже построила несколько заводов в России совместно с отечественными структурами по выпуску автокомпонентов. Но таких примеров, к сожалению, не очень много.
— Но Magna выпускает компоненты для легковых автомобилей, а не для бронетехники…
— Да, но это просто хороший пример. В нашей ситуации нужно делать то же самое. Поэтому я и говорю о необходимости приобретения инжиниринговых компетенций и локализации производства узлов и систем на территории России, в том числе тех, которые применяются и в наших машинах.
— Каких именно?
— Скажем, двигатель. У нас есть хороший пример сотрудничества с австрийцами. В Ярославле мы совместно построили новый завод по производству современных дизельных двигателей, которые устанавливаются и на наши машины. Например, на «Тигре» и на «Медведе» стоят двигатели 534-й и 536-й серии. Открою вам большой секрет: на «Бумеранг» мы будем ставить точно такие же двигатели.
— Какие стратегические цели вы ставите перед компанией?
— Цель всегда была одна — стать мировым лидером в выпуске боевой и специальной колесной техники. Собственно, для этого мы и создаем новые модели, перевооружаем наш завод, приобретаем новые компетенции, в том числе для расширения продуктовой линейки. У нас есть более амбициозная цель — создать легкобронный холдинг, который стал бы монополистом в производстве и конструировании всей легкой бронированной техники, как колесной, так и гусеничной. Мы даже вели переговоры с «Русским трактором» и Уралвагонзаводом о слиянии, но, к сожалению, пока из этого ничего не вышло.
Поэтому мы сейчас намерены более активно развивать сотрудничество с коллегами. У нас очень похожие продукты, похожие заказчики — и должны быть унифицированные платформы. Нам, конечно, логично было бы объединиться в холдинг, так как это позволило бы упростить создание новых продуктов и сэкономить кучу денег. Но говорить о таком слиянии на нынешнем этапе по меньшей мере преждевременно.
Гендиректор Военно-промышленной компании Дмитрий Галкин уверен: благодаря новым разработкам предприятия холдинга будут обеспечены заказами на ближайшие 20 лет
Армии ведущих стран мира, в том числе России, в последние годы сокращают свой танковый парк. Ставка теперь делается на легкую бронетехнику, прежде всего на боевые бронированные машины. Еще совсем недавно казалось, что в этом сегменте рынка наши производители ничего достойного противопоставить иностранцам не смогут. Вспомним хотя бы контракт Минобороны России на приобретение почти 1,7 тыс. броневиков Iveco, которые победили в негласном тендере нашего военного ведомства российских «Тигров». Но на поверку выясняется, что дела у отечественных производителей колесных броневиков обстоят не так уж плохо. За последние два года инженеры и конструкторы Военно-промышленной компании создали сразу три новых колесных броневика. О новых разработках предприятия, их экспортном потенциале и о конкуренции с ведущими мировыми производителями мы поговорили с генеральным директором Военно-промышленной компании Дмитрием Галкиным.
— Недавно Минобороны приняло решение об организации на мощностях Воронежского ремонтного завода СП по выпуску лицензионных итальянских легких бронированных автомобилей Iveco LMV M65, которые в нашей стране будут называться «Рысь». Это предприятие в общей сложности должно выпустить более 1700 таких машин. Почему, на ваш взгляд, военные сделали выбор в пользу Iveco, а не нашего «Тигра»?
— Мне трудно отвечать за решения руководства Минобороны. Этот вопрос лучше задать самим военным. Но если объективно сравнивать характеристики двух машин, то нам кажется, что «Тигр» выигрывает у Iveco практически по всем параметрам за исключением защищенности. У Iveco она действительно сильнее. Но надо понимать, что мы делали эту машину в строгом соответствии с заданием Минобороны, а не просто пришли к ним и сказали: ребята, у нас есть машина — берите! Нет, у них были четкие требования к тактико-техническим характеристикам, в которых были прописаны все параметры, включая противопульную и противоминную защиту. По ним мы и сделали «Тигра». И кстати, сравнительные испытания, которые проводили сами военные, показали, что по таким критериям, как подвижность и проходимость, «Тигру» нет равных. Результаты этих испытаний вначале даже пытались засекретить, но на выставке в Нижнем Тагиле всем все стало предельно ясно. Там, где «Тигр» проходил, «Рысь» пройти даже не пыталась.
— Безусловно, проходимость — важный критерий, но не определяющий. Более значима именно защищенность. Вы можете сделать бронемашину, которая полностью отвечала бы самым строгим стандартам Mine Resistant Ambush Protected, MRAP, в части защиты от мин? Насколько вообще велик потенциал вашей компании в этой области?
— На сегодня мы, пожалуй, единственное в России предприятие, обладающее полным набором компетенций в области создания легкобронной колесной техники. Это не значит, что мы самоуспокоились. Мы видим, как растет конкуренция внутри страны и за рубежом. Но мы считаем себя лидерами в своей отрасли и готовы выпускать машины, отвечающие самым современным требованиям. Мы уже давно работаем в этом направлении, и работаем, как мне кажется, успешно. Наша компания сотрудничает с очень многими КБ, в том числе за границей. Я не имею права их называть, потому что со всеми этими структурами у нас подписаны соглашения о конфиденциальности. Но могу сказать, что в основном это европейские и израильские компании. С некоторыми из них мы уже заключили контракты на совместную разработку узлов, систем и подсистем бронемашин, а с какими-то уже подписали поставочные контракты. То есть мы в наших машинах используем — и намерены использовать в будущем — все самые современные мировые технологии. Мы считаем, что такая позиция в большей степени отвечает интересам государства, чем нынешняя позиция Минобороны.
— Почему?
— Мы понимаем, что военным нужна самая современная техника мирового уровня. Это нормальное желание. Но просто так закупать на Западе готовые автомобили ни в коем случае нельзя. Это ошибка. Так мы обороноспособность страны не повысим и не дадим развития своему ВПК. Поэтому мы говорим: давайте работать совместно с иностранцами, закупать у них технологии, приобретать инжиниринговые компетенции, развивать производство, платить роялти. Это, на наш взгляд, более эффективно. Это позиция не только моя, но и всех оборонщиков. И эта позиция, кстати, в последнее время находит все больше понимания в правительстве. Во всяком случае, нам дали понять, что закупка «Мистралей» и Iveco — это первый и последний контракты такого рода.
— Давайте вернемся к «Тигру». В каком направлении будет идти развитие этого автомобиля? Появятся ли на базе нынешней платформы какие-то другие модели?
— Мы впервые представили «Тигр» нашим силовым структурам в 2000 году. Машина получилась, как мне кажется, очень удачной. Тем не менее мы постоянно общаемся с теми, кто эксплуатирует автомобили, причем как в обычных условиях, так и в боевых, и это позволило нам значительно улучшить конструкцию машины, ее технические характеристики. Я думаю, где-то 70 процентов всех изменений в конструкцию «Тигра» было внесено по просьбам и советам эксплуатантов. Например, новые «Тигры» уже оснащаются современными средствами связи, системами управления, на них устанавливается различное вооружение. Получается целое семейство машин. На последней выставке «Технологии в машиностроении-2012» в Жуковском у нас стояло сразу шесть «Тигров» в разных комплектациях. Причем один из них был оснащен противотанковым ракетным комплексом «Корнет-ЭМ», который делает Тульское КБ приборостроения. А это ни много ни мало 16 ракет — восемь развернутых и еще восемь в запасе. Если такая машина выйдет на хорошую позицию, считайте, что половины танкового батальона сразу нет. Ничего подобного сейчас нет ни у кого в мире. Стоило нам показать этот автомобиль, как тут же одна латиноамериканская страна подала заявку на приобретение 36 «Тигров».
— То есть дальнейшая модернизация будет идти в направлении наращивания боевых возможностей?
— Скорее, в направлении расширения функциональных возможностей всей линейки. Кроме «Тигра» с «Корнетом» мы, например, показывали машину, оснащенную пунктом управления и беспилотником. В этом году около 20 таких машин уже купили наши предприятия, делающие по гособоронзаказу пункты управления и связи.
— А как же защищенность?
— Знаете, все, что можно было улучшить в конструкции «Тигра», мы сделали. Если говорить о серийных машинах, то люди там защищены по третьему или пятому классу. Третий класс — это 7,62-миллиметровая автоматная пуля со стальным сердечником, пятый — 7,62-миллиметровая автоматная пуля с термоупрочненным сердечником. В первом варианте мы делаем автомобили для Минобороны, а во втором — для МВД. Мы добились того, что «Тигр» теперь может выдержать взрыв под днищем или колесом мощностью 0,6–0,7 килограмма в тротиловом эквиваленте, хотя в первоначальном техзадании этот показатель составлял всего 0,3 килограмма, что эквивалентно мощности ручной гранаты. Рынок это оценил. Сейчас мы в год продаем примерно по 500 «Тигров». Причем если раньше 80 процентов машин мы поставляли по гособоронзаказу, то теперь большая часть идет на экспорт.
Но мы на этом не остановились и в инициативном порядке сделали новую модель — «Тигр 6А». Она уже успешно прошла испытания на подвижность, скоро в Кубинке будет проходить испытания на противопульную и противоминную защиту. Вот этот «Тигр 6А» защищен по третьему уровню STANAG в натовской классификации. Фактически это такая же защита, как у Iveco. Математические расчеты позволяют предполагать, что «Тигр 6А» сможет выдержать взрыв до пяти килограммов в тротиловом эквиваленте под колесом. В случае такого взрыва машина, конечно же, становится обездвиженной, но экипаж при этом выживает.
— А до какого максимального уровня можно увеличить защищенность машины?
— Защиту можно сделать любого уровня, хоть танковую броню повесить, но, вы поймите, автомобиль должен выполнять свои функции. К сожалению, сейчас очень многие, используя термин «защищенность», не до конца понимают его смысл. Например, для некоторых наших военных защищенность — это толщина брони. Но так говорить неправильно. Защищенность — это целый комплекс мероприятий. Несомненно, в него входит и броневая защита, но помимо нее есть еще целый ряд таких важных вещей, как подвижность, малозаметность, средства противодействия, в том числе боевые, и так далее. А взять и забронировать машину 4х4 как танк невозможно, она просто не сможет сдвинуться с места.
— Понятно, что защитить машину как танк нереально, но есть же западный стандарт MRAP, которому соответствовать просто необходимо…
— У нас создана такая машина — это «Медведь». Она единственная в России, аналогов у нее еще нет. Мы сделали ее по заказу МВД для внутренних войск. «Медведь» может выдержать взрыв мощностью восемь килограммов и под днищем, и под колесом. То есть он фактически держит противотанковую мину. Кроме того, обладает противопульной защитой от пули Б-32 винтовки СВД, в перспективе мы можем поднять уровень защиты этой машины от бронебойных пуль пулемета калибра 12,7 миллиметра и другого крупнокалиберного стрелкового оружия. Это достигается за счет разнесенной брони и установки дополнительного экрана. Вот эта машина полностью соответствует MRAP. Но «Медведь» — машина другой категории, она тяжелее «Тигра». Внутри у нее 11 кубометров пространства. То есть туда помещается полноценное отделение, любой командный пункт, средства связи и проч. При этом в отличие, например, от БТР «Медведь» является полноценным участником дорожного движения. Это было одним из основных требований МВД, и мы его выполнили.
— Почему это требование так важно?
— При тех задачах, которые решают внутренние войска, наверное, не совсем правильно заезжать в какую-нибудь деревню или село на БТР. Это сразу вызывает у населения если не агрессию, то страх. Кроме того, по нашему законодательству на БТР нельзя ездить по дорогам общего пользования без сопровождения. А на «Медведе» можно, он вообще больше похож на автомобиль.
— В какой стадии сейчас эта разработка?
— Мы уже проходим государственные испытания, должны все закончить в этом году. А в следующем планируем поставить внутренним войскам опытно-промышленную партию из пяти машин. Параллельно ведем подготовку к серийному производству, чтобы с 2014-го начать полноценный серийный выпуск.
— Как вы оцениваете рынок сбыта этой машины?
— Он огромен. Я думаю, что по 500 таких машин в год мы сможем продавать совершенно свободно. Но надо понимать, что сначала мы должны поставить машину стартовому заказчику, получить от него положительное заключение. И только после того, как «Медведь» будет принят на вооружение, мы сможем начать экспортные поставки.
— Каков экспортный потенциал «Медведя»?
— Я думаю, что соотношение продаж на внутреннем и внешнем рынке будет где-то 50 на 50.
— Кто будет основным заказчиком за рубежом?
— Те же, кто и у нас: армия, полиция, спецслужбы. Если говорить о странах, это прежде всего Казахстан, Азербайджан, Узбекистан. У них есть деньги, и они уже закупают нашей техники едва ли не больше, чем российские силовые структуры. Несомненно, будут покупатели из Африки, с Ближнего Востока. Ну и Латинская Америка в последнее время предъявляет хороший спрос.
— Сколько нужно инвестировать в развертывание серийного производства «Медведя»?
— Подготовка к серийному выпуску — это головная боль для любого производителя. Все наши заводы, особенно оборонные, требуют тотального перевооружения. И наш Арзамасский машиностроительный завод в этом плане не исключение. У нас есть продуктовая линейка, которая обеспечит предприятию загрузку на ближайшие двадцать лет. Но деньги требуются очень серьезные. Мы подсчитали, что для выпуска всех продуктов компания должна будет потратить на переоснащение завода около шести миллиардов рублей. Сейчас мы вкладываем в модернизацию от 400 до 700 миллионов рублей в год. Конечно, если мы получим новые крупные заказы, то объемы инвестиций резко увеличим. Времени, правда, у нас не так много. Перед компанией стоит задача, обозначенная президентом страны: к 2015 году выйти на возможность серийного производства новых боевых платформ. То есть у нас, по сути, осталось два года. Но, я думаю, мы справимся.
— А что это за новые платформы?
— Большим секретом это уже не является. Мы сейчас делаем по заказу Минобороны опытно-конструкторские работы по проекту «Бумеранг». О характеристиках я говорить не могу, скажу только, что это платформа, на базе которой будут созданы совершенно новые боевые и обеспечивающие машины. Если сравнивать со старыми БТР, то у них одинаковой окажется только колесная формула — 8х8.
— Это будет унифицированная платформа для армии и для внутренних войск?
— Нет, только для армии. Хотя для отдельных целей внутренние войска вполне могут закупать машины на платформе «Бумеранг». Но главный покупатель, конечно, Минобороны. Смотрите, есть боевые машины, на которых пехота выполняет свои задачи, есть обеспечивающие машины, например огневой поддержки. Есть машины технического обеспечения, разведки, бронированные ремонтно-эвакуационные, тылового обеспечения и так далее. Смысл в том, что вся эта линейка должна создаваться на единой базе. То есть быть унифицированной. Более того, сама платформа «Бумеранг» тоже должна быть унифицирована с другими платформами, например с «Курганцем», который используют наши коллеги с Курганмашзавода.
— Какого процента унификации необходимо достигнуть?
— Мы перед собой поставили задачу достичь унификации не менее 70 процентов. Как получится в реальности, покажет дальнейшая работа. Но и мы, и наши коллеги стремимся к максимуму.
— В чем главное преимущество «Бумеранга» по сравнению с платформами предыдущего поколения?
— Не вдаваясь в подробности, могу без преувеличения сказать, что это будет машина двадцать первого века. Она заменит все существующие бронетранспортеры и все машины на их базе, в том числе БТР-80 и БТР-82.
— Когда можно ожидать появления опытных образцов?
— Первые две машины мы должны сделать в 2013 году, а еще через год работы полностью завершить.
— Успеете?
— Мы просто обязаны успеть. Хотя проблем масса, в том числе чисто технических. К сожалению, целый ряд компетенций в области технических решений в нашей стране уже утрачен, а некоторые компетенции не приобретены. И это создает определенные трудности.
— Как вы будете их преодолевать.
— Мы сейчас создаем совместные предприятия, совместные производства, инжиниринговые компании, в том числе с иностранцами, работающими в этой области.
Если «Тигр» — это все-таки маленький БТР, то идущий ему на замену «Волк» — уже полноценный автомобиль с независимой гидропневматической подвеской
— Насколько охотно иностранные компании идут на передачу технологий?
— Несмотря на то что законодательства практически всех стран, в том числе наше, очень серьезно усекают возможности совместной работы в сфере оборонки, общение становится все более открытым. В последние годы и наши, и иностранные партнеры начали открывать друг другу двери, делиться опытом. И сегодня мы видим, что они готовы передавать технологии, строить совместные предприятия. То есть локализацию делать на территории России. Я объясняю это просто: им главное — заработать деньги, тем более что мировой кризис далек от завершения. А Россия в этом плане дает отличный шанс. Наш рынок огромен, спрос высок.
— Какие у вас есть новые разработки помимо «Медведя» и «Бумеранга»?
— В интересах Минобороны мы выполняем еще одну ОКР. В рамках этой работы мы создали новую машину «Волк». Это будет не что иное, как замена «Тигра», но с применением самых современных технологий. Если уж говорить начистоту, то «Тигр» — это все-таки маленький БТР. И ходовая часть у него как у БТР, и узлы и агрегаты некоторые от БТР-80. Да и ведет на дороге он себя именно как БТР. А «Волк» — это уже полноценный автомобиль, с независимой гидропневматической подвеской, с современным электронным бортом, с улучшенной эргономикой внутри и с более серьезной защитой. В этой машине будут применяться новые материалы — керамическая броня и тому подобное. «Волк» сейчас тоже проходит испытания. Уже есть предварительные замечания, сейчас мы недостатки устраняем. До конца года мы это сделаем и начнем производство трех опытных образцов уже для государственных испытаний.
— А чего касаются замечания?
— Слушайте, их сорок восемь. Но это не много. Когда мы проводили глубокую модернизацию БТР-80 в вариант БТР-82, замечаний было сто семьдесят! В основном замечания касаются каких-то незначительных отклонений от технического задания.
— Когда планируется запустить «Волка» в производство?
— Если мы будем строго соблюдать график и сделаем опытные образцы в этом году, то уже в следующем отправим их на госиспытания. Они продлятся где-то около года, соответственно, в 2014 году выпустим опытно-промышленную партию.
— Как вы оцениваете экспортный потенциал этой машины?
— Он очень серьезный. В Рособоронэкспорт уже поступают заявки. Но мы вынуждены объяснять людям, что пока не имеем права не то что рекламировать, но даже показывать эту машину. Минобороны нам разрешило показать «Волка» всего два раза — на выставке в Жуковском в 2010 году и в Бронницах.
— Кто ваши главные конкуренты на мировом рынке?
— Главные производители бронетранспортеров — это французская Nexter Systems с БТР VBCI, финская Patria с БТР Patria AMV, американская General Dynamics с БТР Stryker, итальянские Iveco и Oto Melara с БТР Freccia, австрийская Steyr с БТР Pandur и английская BAE Systems. Но стоимость этих машин не позволяет нам считать их конкурентами: цена на них доходит до шести миллионов евро, это едва ли не на порядок дороже, чем у нас.
Если же говорить о перспективных моделях типа «Бумеранга», то они будут превосходить западные аналоги, но цена при этом все равно будет ниже. Поэтому мы считаем, что наш единственный конкурент — китайцы. Они делают машины в той же ценовой категории, что и мы, но при этом очень агрессивно ведут себя на рынке.
— Но китайцы, насколько я понимаю, в чистом виде занимаются клонированием советских и российских образцов…
— Это раньше так было. Я посетил почти все заводы Norinco и могу вам сказать, что этап тупого клонирования они уже давно прошли. У них много своих хороших идей, у них, несомненно, существует беспринципность в отношении заимствования чужих разработок, но скорость их развития и условия, которые они предоставляют заказчикам, позволяют утверждать, что они могут стать очень серьезным соперником.
Был тендер на поставку БТР в одной из стран, которую мы считали своей. Китайцы выставили на него полный аналог БТР-80, но при этом сказали: ребята, можете нам заплатить сразу всего пять процентов, а остальное выплачивать в течение пяти лет. То есть они смотрят на нашу ценовую политику и делают все, чтобы их предложение было более выгодным. И хотя тендер тот мы все-таки выиграли, я вижу, что амбиции у китайцев очень серьезные, они рано или поздно своего добьются.
— Помимо Китая в той же ценовой нише, что и вы, выступает Украина, причем в последнее время ей несказанно везет. Украинцы получили контракты на поставку более 200 БТР-3Е в Таиланд и более 400 БТР-4 в Ирак. И если иракский контракт можно считать платой Украине за участие в антисаддамовской коалиции, то таиландские контракты были получены в честной борьбе…
— БТР-4 — это не новая машина, а всего лишь модернизация БТР-80, пусть и очень глубокая. В принципе у украинцев есть интересные идеи. Они на своих новых машинах сделали кормовой выход десанта, установили новые боевые отделения типа «Шквал», «Гром», «Парус», которые сами разработали. Исторически на Украине остались лучшие КБ Советского Союза и заводы, в том числе КБ имени Морозова и один из лучших танковых заводов — завод имени Малышева. Мы намерены с ними плотно работать. Не исключено, что скоро мы сможем подписать с ними договор и начать совместное производство.
— Чего именно?
— Например, мы можем помочь им с БТР-4, который они произвести никак не могут. Иракский контракт они заваливают. Необходимость такого сотрудничества очевидна. Нам нельзя закрываться, мы должны сотрудничать с нашими конкурентами и по возможности превращать их в партнеров, делить рынки.
— Насколько прочными можно считать позиции вашей компания на мировом рынке?
— Главный критерий — количество машин, поставленных на экспорт. По объему продаж мы последние несколько лет уверенно держим вторую-третью строчку в мировом рейтинге. Фактически мы уступаем только американцам и канадцам. Ну, в один год вперед нас выскочила Patria. У них был крупный контракт, но он завершен, и они опять скатились вниз.
— Сколько машин вы продаете ежегодно?
— Сотни бронетранспортеров и сотни «Тигров». Если я назову более точные цифры, вы легко сможете вычислить, какой у нас объем гособоронзаказа. Могу сказать, что мы уже вплотную подошли к тому объему производства, который был в советское время. Арзамасский завод был рассчитан на выпуск трех тысяч бронетранспортеров в год. Но такой объем продукции он никогда не выпускал. В самый разгар афганской войны он делал чуть более 2300 машин в год. Это его предел.
— Каковы основные мировые тенденции в области создания колесной бронетехники?
— Улучшение защищенности и подвижности, применение современных технологий, в том числе материалов. Вспомните, какой была колесная бронетехника лет двадцать назад. В том же «хаммере», который поставлялся в вооруженные силы, вы увидите железные переключатели, торчащие провода и проч. Сегодня производители уделяют гораздо больше внимания эстетике, и внутри машины сейчас просто приятно находиться.
— Это все благодаря требованиям арабских заказчиков?
— Нет, в основном благодаря применению новых технологий. Например, сейчас появилась возможность сделать противоосколочную защиту салона такой, чтобы она была не только эффективна в бою, но и смотрелась внутри красиво. То же самое можно сказать и о прозрачной броне. Все эти новые технологии мы стараемся использовать и от Запада в этом плане уж точно не отстаем. Единственная сфера, где дела у нашей промышленности идут не очень, — это автомобильные компоненты.
— А что надо сделать, чтобы эта проблема была решена?
— Здесь не надо изобретать велосипед. Однозначно надо создавать СП с иностранными партнерами, они на это идут. Например, корпорация Magna уже построила несколько заводов в России совместно с отечественными структурами по выпуску автокомпонентов. Но таких примеров, к сожалению, не очень много.
— Но Magna выпускает компоненты для легковых автомобилей, а не для бронетехники…
— Да, но это просто хороший пример. В нашей ситуации нужно делать то же самое. Поэтому я и говорю о необходимости приобретения инжиниринговых компетенций и локализации производства узлов и систем на территории России, в том числе тех, которые применяются и в наших машинах.
— Каких именно?
— Скажем, двигатель. У нас есть хороший пример сотрудничества с австрийцами. В Ярославле мы совместно построили новый завод по производству современных дизельных двигателей, которые устанавливаются и на наши машины. Например, на «Тигре» и на «Медведе» стоят двигатели 534-й и 536-й серии. Открою вам большой секрет: на «Бумеранг» мы будем ставить точно такие же двигатели.
— Какие стратегические цели вы ставите перед компанией?
— Цель всегда была одна — стать мировым лидером в выпуске боевой и специальной колесной техники. Собственно, для этого мы и создаем новые модели, перевооружаем наш завод, приобретаем новые компетенции, в том числе для расширения продуктовой линейки. У нас есть более амбициозная цель — создать легкобронный холдинг, который стал бы монополистом в производстве и конструировании всей легкой бронированной техники, как колесной, так и гусеничной. Мы даже вели переговоры с «Русским трактором» и Уралвагонзаводом о слиянии, но, к сожалению, пока из этого ничего не вышло.
Поэтому мы сейчас намерены более активно развивать сотрудничество с коллегами. У нас очень похожие продукты, похожие заказчики — и должны быть унифицированные платформы. Нам, конечно, логично было бы объединиться в холдинг, так как это позволило бы упростить создание новых продуктов и сэкономить кучу денег. Но говорить о таком слиянии на нынешнем этапе по меньшей мере преждевременно.
Военно-промышленная компания (ВПК) создана в 2006 году в рамках реорганизации автомобилестроительного бизнеса холдинга «Русские машины». На нее возложена организация всего спектра работ в рамках взаимодействия с российскими силовыми министерствами и иностранными заказчиками.
ВПК — управляющая компания Арзамасского машиностроительного завода, Завода корпусов (г. Выкса) и Военно-инженерного центра (г. Нижний Новгород).
Предприятие разрабатывает и производит бронетранспортеры, многоцелевые и легкобронированные автомобили, специальные транспортные средства для обеспечения безопасности и охраны правопорядка, которые являются передовыми образцами мирового рынка вооружений и техники и составляют основу сухопутных группировок Вооруженных сил и силовых структур России. Кроме того, ВПК изготавливает и поставляет бронированные корпуса для различной бронетанковой, автомобильной военной техники и зенитных ракетных комплексов, а также модули для бронирования автомобильной техники как отечественного, так и импортного производства. Компания работает более чем с 30 государственными заказчиками, основные из них — Министерство обороны, МВД, ФСБ, ФСО и другие силовые структуры России. Номенклатура продукции для государственных нужд по основным образцам техники — свыше 80 позиций.
ВПК — управляющая компания Арзамасского машиностроительного завода, Завода корпусов (г. Выкса) и Военно-инженерного центра (г. Нижний Новгород).
Предприятие разрабатывает и производит бронетранспортеры, многоцелевые и легкобронированные автомобили, специальные транспортные средства для обеспечения безопасности и охраны правопорядка, которые являются передовыми образцами мирового рынка вооружений и техники и составляют основу сухопутных группировок Вооруженных сил и силовых структур России. Кроме того, ВПК изготавливает и поставляет бронированные корпуса для различной бронетанковой, автомобильной военной техники и зенитных ракетных комплексов, а также модули для бронирования автомобильной техники как отечественного, так и импортного производства. Компания работает более чем с 30 государственными заказчиками, основные из них — Министерство обороны, МВД, ФСБ, ФСО и другие силовые структуры России. Номенклатура продукции для государственных нужд по основным образцам техники — свыше 80 позиций.
Информация