Граница между миром и войной исчезла
Сейчас много говорится о том, что сущность современной войны изменилась революционно. Что развитие техники и информационных технологий сделали войны непохожими на войны прошлого, и скоро боевые действия будут вестись операторами за монитором компьютера, а не солдатами на полях сражений. Что мы готовимся к войне прошлого столетия, тогда как к войне будущего можем оказаться не готовы. Что техническое переоснащение наших вооруженных сил не отвечает угрозам современности, и так далее.
Поскольку представление о том, как будет выглядеть война, важно для формирования облика вооруженных сил и других органов, обеспечивающих безопасность государства, стоит внимательно рассмотреть те изменения, которые произошли в военных конфликтах за последнее время.
Для начала стоит определиться в понятиях. Война в представлении большинства – это конфликт между государствами, переросший в форму боевых действий между их вооруженными силами. Такое определение, действительно, скорее подходит к войнам прошлых столетий, когда, подобно дуэлянтам, страны разрешали конфликты, полагаясь на благородное право сильного пожинать плоды победы. В открытом противостоянии они полагались на свою доблесть и военную удачу.
Между тем, аристократические принципы ведения войн постепенно уступали место достижению победы, невзирая на способы. Объявление войны и открытая декларация претензий к противнику стали мешать принципу внезапности, который давал преимущество в победе над неготовым к честному бою врагом. Построения войск перед боем лицом к лицу сменялось маскировкой позиций и введением в заблуждение. Скрыть истинные намерения и обмануть противника стало важней, чем одолеть его с помощью превосходства своей воли и доблести. Так менялись человеческие общества, так менялись и их конфликты.
Эта тенденция с тех пор только развивается. Ложь и обман прочно вошли в теорию и практику военной науки, как постулаты и приемы, необходимые для победы. Не зря сейчас так популярен трактат «Искусство войны», написанный в Китае в довольно мрачный период «Сражающихся царств». Любой военачальник XVII – XVIII века назвал бы изложенные в трактате принципы ведения войны подлыми и недостойными благородных людей. Сейчас же трактат преподаётся в военных учебных заведениях повсеместно.
Кроме того, для достижения своих целей в конфликте государства перестали полагаться только на военную силу своих армий. Экономические методы ослабления военного потенциала противника – давно стали практикой войн. Диверсионные действия в тылу переросли в так называемые специальные операции (более точно – действия специфического характера), которые включают прямые диверсии только как один из видов действий, и по значимости начинают превосходить обычные боевые действия. Они могут проводиться в мирное и военное время и включают широкий круг задач, от оказания помощи оппозиционным силам и подготовки повстанческих отрядов до подкупа чиновников и командного состава вооруженных сил противника. Раньше такая деятельность находилась в арсенале спецслужб, теперь она закреплена в боевых уставах и наставлениях многочисленных сил специальных операций (ССО). Численность регулярных сил во всём мире постоянно сокращается, численность, и разнообразие ССО только растёт.
Психологические операции тоже прочно утвердились как способ ведения войны. Они трансформировались из пропаганды в широкомасштабные операции с привлечением средств массовой информации и любых других невоенных средств, способных оказать влияние на поведение и психологическое состояние населения и солдат противника. От узкого понимания пропаганды как способа деморализовать и дезориентировать войска противника психологические и информационные способы ведения войны развились в широкий спектр самостоятельных мероприятий, объектом которых является всё население, определённые его группы или отдельные лица. Их целью является изменение сознания и поведения людей в интересах достижения, как военных, так и политических результатов. Проведение их возможно в мирное и военное время, против военносужащих, лиц в структурах управления и мирных граждан.
Таким образом, понятие войны нельзя рассматривать только как вооруженное столкновение войск конфликтующих государств. Это понятие расширилось до большого спектра агрессивных действий, участниками которых могут быть не только вооруженные силы, а боевые действия – только один из возможных способов ведения войны. О начале агрессивных действий и их целях никто противника не предупреждает, поскольку это влияет на их успешность. По большому счёту, уже нельзя четко разграничить военное и мирное время. Когда оппозиционные силы начинают активные действия – это демократическое движение, или специальная операция? Когда отказывает техника, это случайная поломка или саботаж? Когда террорист взрывает мину, он действует исходя из личных убеждений, или интересов противника? Когда экономика страны идёт вразнос – это объективный процесс или ослабление противника невоенными методами? Когда расчленение государства становится политической позицией – это конфликт внутренних интересов или проведение интересов внешних? Когда резонансная акция подрывает представление о дозволенном, и имеет бурную информационную поддержку – это такой взгляд на вещи или психологическая операция?
Итак, любые агрессивные действия, проводимые или инициируемые одним государством против другого, можно назвать войной. При этом надо понимать, что конечной целью агрессивных действий не всегда будет захват территории, необходимый для овладения ресурсами – это свойственно войнам прошлых столетий. Целью могут быть любые политические результаты, достижение которых в интересах агрессора. В широком приближении ими всегда будет подчинение, не обязательно связанное с насильственными действиями. Какой смысл применять насилие, если противник уже действует в интересах агрессора? Объектом всегда будет политическое образование (государство), поскольку само это понятие подразумевает независимость от внешней воли. Вооруженные силы рассматриваются только как один из инструментов. Насильственные методы достижения целей будут нужны только там, где добиться целей невозможно другими способами. Отсюда вытекает, что кроме вооруженных сил, другими инструментами агрессии будут являться невоенные структуры: дипломатия, финансовые институты, информационные ресурсы, общественные организации, спецслужбы и т. д. – всё, что может заставить противника действовать в интересах агрессора без применения насилия.
Человек, ведущий войну, уже не обязательно носит военную форму, позволяющую отделить его от гражданского лица. Давно ушли в прошлое яркие мундиры, золотой позумент и причудливые головные уборы, свойственные воинам прошлого, не привыкшим скрываться от врага. Их сменил камуфляж и маскировка. Но теперь и это не показатель участника войны. Мирный житель днём, ночью минирующий дорогу – кто он, террорист, или воин, ведущий войну ассиметричными методами? А честный предприниматель, помогающий группе таких «мирных граждан» материально, он ведь вообще не участвует в вооруженной борьбе – кто он, неравнодушный к страданиям народа, или агент иностранной спецслужбы? А студент, призывающий сограждан в социальных сетях к действиям против власти и государства – у него просто обострено чувство справедливости, или есть куратор, знающий истинные цели этой деятельности? Отделить мирного жителя от участника войны почти невозможно. Человек мирной профессии может вести двойную жизнь или искренне верить, что его деятельность, направленная против несправедливой власти принесёт пользу стране, а не внешней силе, может цинично продавать Родину или искренне заблуждаться – всё это не важно. Важно, что он действует в интересах другой страны, принося вред своей. Он участвует в войне независимо от того, понимает это, или нет. Если понимает – то не расскажет о своих истинных намерениях и не встанет перед врагом открыто, если не понимает – то убеждён в пользе своей деятельности. Но его действия всегда направлены против государства, являющегося объектом агрессии.
Всё сказанное не отменяет значение и роль в современной войне вооруженных сил. Просто война перестала быть уделом узкой группы вооруженных людей и стала тотальным противостоянием, где агрессивное воздействие становится комплексным и всеохватывающим, привлекающим все средства агрессии, помимо военных. А объектом воздействия военной и невоенной силы, будет всё население, без разделения на мирных людей и солдат, вовлекая всю территорию и жителей объекта агрессии. Условность мирного времени и мирных жителей объясняется именно широтой применяемых средств. Но разнообразие методов невооруженной борьбы не отменяет применение военной силы. Просто она становится частью воздействия, а не единственной силой. Информационная война, дипломатия, экономическое давление, деятельность спецслужб, гуманитарные миссии, деятельность общественных организаций, военные действия – так тесно переплетены между собой, что уже в открытую называются «силовой дипломатией».
Здесь интересно, что Российская армия, во многом сохранившая аристократический дух прошлых времён, неоднозначно восприняла гражданского министра обороны. Между тем у американцев подчинение военных Госдепартаменту и кадровая миграция из спецслужб и вооруженных сил на гражданские должности и наоборот обусловлены именно комплексным подходом к инструментам государственной политики. Впрочем, там нет серьёзных аристократических традиций, и любой военный в большей степени чувствует себя парнем на опасной, но важной работе или государственным деятелем (если он в высшем звене управления), чем представителем особой касты.
Подводя итог этим размышлениям, мы приходим к выводу, что современная война – это не только вооруженное противостояние, но и любая борьба государства с государством или группы государств (союзников), с другими группами. Солдатами этой войны являются не только люди военной профессии, имеющие в руках оружие, но и все граждане, которые вовлечены в агрессивные действия, или сопротивляются подчинению чужим интересам. По большому счёту – мы все на войне.
Информация