Спецназовец от бога
Шестого мая текущего года произошло событие, которое по разным причинам осталось незамеченным. Закрытым Указом Президента Российской Федерации подполковнику Сергееву Евгению Георгиевичу было присвоено звание Героя России (посмертно).
Большинству людей это имя ни о чем не говорит. Но только не ветеранам спецназа ГРУ. Ведь спустя 25 лет после совершения подвига и спустя пять лет после смерти было присвоено это звание достойнейшему из достойных.
Таких людей, как Женя, можно в спецназе ГРУ сосчитать по пальцам одной руки.
ЕВГЕНИЙ Георгиевич Сергеев родился 17 февраля 1956 года в Полоцке, в семье офицера-десантника. Как и у многих детей военных, у него перед глазами был яркий пример отца, Георгия Ивановича, а потому и не было раздумий, кем стать.
В 1973 году после школы поступил в Рязанское высшее воздушно-десантное командное дважды Краснознаменное училище имени Ленинского комсомола. На факультет специальной разведки, в 9-ю роту.
Полагается писать, что он был примером и в учебе, и в поведении, но врать не стану. Женька никогда не был образцом воинской дисциплины. Скорее, наоборот. В драке всегда предпочитал бить первым. Нередко числился в списках рязанской гарнизонной гауптвахты. В мае 1975 года со своим другом Дусиком — Володей Бересневым — и командиром отделения Александром Худяковым отсидели 15 суток. Спасло от отчисления вмешательство отца. Георгий Иванович в то время был начальником кафедры воздушно-десантной подготовки училища.
Евгений Сергеев обладал железной волей и редкой смелостью.
Задиристый характер, острый ум и такой же острый язык не позволяли ему быть в любимчиках у начальства. Но это его мало заботило. А вот вопросы дружбы, офицерской чести и человеческого достоинства были у него на первом месте. За это все его безгранично уважали.
Женился Евгений на Наташе еще на 3-м курсе училища. На свадьбу прибыл весь взвод сразу после прыжков с парашютом. Девятая рота была особенным воинским коллективом, который отличался вольнодумством и дерзостью поведения. Хотя в этот раз все официально были в увольнении.
Учился он хорошо, обладал феноменальной памятью разведчика. По рассказам командира отделения Александра Худякова, мог любой текст на английском из двух-трех машинописных страниц прочитать пару раз и пересказать если не наизусть, то близко к тексту. Будучи самым маленьким в роте, он и в спорте не отставал от других курсантов. Был чемпионом училища по боксу. Правда, в его весовой категории, как правило, соперников не оказывалось, и победу присуждали автоматом. Но был случай, когда в одной из рот подготовили и выставили боксера-«мухача». Женька не замедлил подтвердить свой чемпионский титул, доказав, что носил его не зря.
А еще был он спецназовцем от Бога. Профессию свою знал на ять. Ум и безграничная фантазия позволяли ему достигать результатов, о которых другие могли лишь мечтать.
Служить после училища попал в Забайкалье. Спустя несколько лет он уже командовал отдельной ротой специального назначения, развернутой в Монголии.
В конце 1984 года было принято решение усилить группировку спецназа в Афганистане тремя отдельными отрядами. Заместителем командира одного из них, развернутого на базе 8 обрСпН в Изяславле (ПрикВО), стал капитан Сергеев. Профессионализм, высокая требовательность к себе и подчиненным стали его отличительными качествами на этой должности.
Может быть, кто-то думает, что остепенился Сергеев, вот и выдвинули. Дудки!
Каким был, таким и остался. При развертывании зампотех, попавший в отряд из танкистов, решил, что замкомбата мелковат будет, и неосторожно выступил против Женьки. Но сразу же получил головой в нос. Потом, не стесняясь того, что был виновником конфликта, заложил обидчика командованию округа. А тут еще в отряд поставили БТР-70 румынского производства. Броня у них хрупкая настолько, что при буксировке неисправной машины тросом вырывали буксировочные крюки. Замкомбата об этом узнал от подчиненных и сразу же вышел на командование округа. Его мало заботило, что он наживает себе новых врагов. И хотя машины заменили, ему припомнили и разбитый нос зампотеха, и несговорчивость при приеме техники отряда.
Заботило ли это капитана Сергеева? Думаю, лишь постольку-поскольку…
Главным было дело и честь.
Дальше было ускоренное боевое слаживание отряда и долгий, сложный марш через Саланг на юг Афгана, в Шарджой.
Из воспоминаний Евгения Сергеева (далее — Е. С.): «Вспоминаю Саланг. Высота 4000 метров. Снегопад. Я сел рядом с Муродовым, водителем своей БМП КШ, поскольку опыта у него, как и у остальных, было маловато. Как чувствовал. В один из моментов машину понесло. А гусеничная техника на бетонке, как корова на льду. Остановились мы уже над самым обрывом. Машина качается. На броне бойцы, под нами пропасть. Муродов кроме синего неба ничего не видит. Я ему спокойно так говорю: «Муродов, давай потихонечку назад, только учти: я спрыгнуть успею, а ты нет. Поэтому сначала думай». Как выехали, не знаю».
В этом весь Сергеев. Никаких сюсюканий и соплей. Жестко и четко.
Е. С.: «В конце концов прибыли в Кабул, где дополучили людей и технику, и двинулись на Шарджой. Перед Шарджоем остановились в Газни. У нас появились первые потери. Как ни объясняй бойцам, что здесь уже война, а не игрушки, пока не проверят, не поверят. Трое зашли на минное поле, где и подорвались. К счастью, отделались ранениями. Факт этот сыграл и свою положительную роль. До сознания солдат и офицеров наконец стало доходить, что здесь можно не только здоровья, но и жизни лишиться».
По сути, вся боевая работа находилась в его руках. Отряд стоял в «краю непуганых дураков». «Духи» здесь советского солдата в глаза не видели и потому сначала, как «каппелевцы» в кинофильме «Чапаев», ходили в психическую атаку с бурами наперевес.
Отряд же представлял собой отдельную часть, которую охранял батальон десантников, а чуть позже, летом, им было придано звено вертолетов Ми-8 и звено Ми-24, что серьезно расширило боевые возможности отряда.
Освоился Сергеев на месте быстро.
Е. С.: «На обустройство и боевое слаживание уже на новом месте нам дали месяц. Кроме того, разрешили вести боевые действия на удалении от ППД не более пяти километров. В ходе этих коротких выходов мы проверяли еще раз вопросы взаимодействия, порядок работы начальников служб и другие вопросы. Что касается начальников служб, то здесь снова пришлось ломать устоявшуюся в пехоте и в Союзе систему, когда на подразделение работает его командир. Здесь, пользуясь данной мне властью, я добился того, чтобы при подготовке групп к выходу начальники служб обеспечивали их всем необходимым на основании заявки командира роты.
Когда начали совершать первые выходы, я почти со всеми группами сходил лично. Ходил в головном дозоре. Делал это в первую очередь для того, чтобы понять специфику работы и правильно организовать деятельность разведорганов отряда. Опыта ведения боевых действий у меня, как и у всех остальных, не было».
Как истинный командир, он был везде во главе своих подчиненных. Спросите воевавших в Афгане, в каком еще отряде замкомбата ходил в головном дозоре? Уверен, что аналогов не было. Кто-то скажет: «Разве дело заместителя командира ходить в «головняке»? Конечно, нет, если речь идет о повседневной работе. Но когда эта работа только налаживается, командир должен все попробовать сам. Другое дело, что не всякий на это пойдет. Головной дозор — это два-три человека, обеспечивающие безопасность группы. Они уходят вперед минимум метров на сто. Столкнувшись с противником, они могут рассчитывать прежде всего только на себя. Если перед ними крупные силы противника, то головной дозор принимает удар на себя и тем самым дает группе возможность либо отойти, либо занять выгодную позицию для отражения нападения противника. Это значит ходить в головном дозоре.
Но война характерна тем, что одни на ней воюют, а другие… Однажды, в самом начале боевой деятельности отряда, Евгений попробовал установить контакт с нашими военными советниками. Прихватил с собой бутылку водки. Бутылка разошлась на несколько здоровых мужиков чисто символически. А когда вернулся, в отряде его ждал начальник политотдела бригады. У подполковника была весьма звучная фамилия — Таран. А еще лучше подходила Каток. Попасть под него — не приведи Господи.
Никакие объяснения причин на него не действовали. Еще бы — 1985 год. Разгар «нового мышления» и борьбы с пьянством.
Этот случай да еще то, что капитан оказался не из пугливых, стали впоследствии одной из причин, почему Женя не стал, нет, не получил звания Героя. Героем-то он как раз и стал. Отряд довольно быстро начал соперничать с кандагарским отрядом по результативности. И в этом одна из главных заслуг
Евгения Сергеева.
В начале 1986 года у советского командования появилась информация о том, что на территорию ДРА ЦРУ планирует поставить около 500 ПЗРК «Стингер». Эта акция серьезно могла повлиять на имевшееся у Советской армии безусловное господство в воздухе. Поэтому в начале 1986 года циркулярно по всем частям спецназа, действовавшим на территории Афгана, была разослана телеграмма, подписанная Маршалом Советского Союза Соколовым. Телеграмма сообщала о готовящейся поставке, а также о том, что захватившего первый «Стингер» ждет высокая награда — Золотая Звезда Героя Советского Союза.
5 января 1987 года досмотровая группа под общим командованием майора Сергеева вылетела по намеченному им маршруту с целью рекогносцировки местности предстоящих засадных действий. Войдя на предельно малой высоте в Мельтанайское ущелье, они внезапно столкнулись с тремя мотоциклами. На каждом сидела пара моджахедов, а за спиной задних торчали какие-то длинные трубы. Никто сразу и не понял, что это за трубы.
О том, как взяли первые ПЗРК «Стингер», написано в журнале «Братишка» (02–2002, статья «Кто взял «Стингер»?). Напомню, что героям операции звание Героя до сих пор не присвоили. Из воспоминаний Владимира Ковтуна: «Шуму вокруг этого было много. Прилетел командир бригады полковник Герасимов. К Герою решили представить меня, Сергеева, Соболя — командира борта, на котором мы летели, и одного сержанта из досмотровой группы. Для оформления представления на Героя положено фотографировать кандидата. Нас четверых сфотографировали и… ничего не дали. По-моему, «Знамя» получил сержант. У Женьки было неснятое партийное взыскание, на меня было заведено уголовное дело. За что не дали Героя вертолетчику, до сих пор не знаю. Наверное, он тоже был в опале…».
Вся афганская карьера у Сергеева пошла наперекосяк из-за конфликта с начальником политотдела, когда он в сердцах хлопнул дверью и ушел. Таран не забыл этой дерзости, и скоро у капитана Сергеева появились взыскания по партийной линии, а значит, ни наград тебе, ни должностей. Весь срок, два года, пробыл замкомбатом. Другие, не воюя, карьеру за этот срок сделали. Сергеев из войны не вылезал, а батальон так и не получил.
ПОСЛЕ Афганистана майор Сергеев заменился в Лагодехи (Закавказский военный округ) и попал, что называется, из огня да в полымя.
В Союзе уже назревали сепаратистские тенденции. Наиболее активно они проявились в Закавказье.
В Закатальский район, где начались бесчинства в отношении армян, проживавших там с незапамятных времен, для прекращения беспорядков было направлено два отряда от 12 обрСпН. Одним из них командовал майор Сергеев.
Ситуация была весьма напряженная и сложная. Ошибка при принятии решения могла стоить карьеры. Функционеры различных рангов всячески уклонялись от ответственности и подставляли военных.
Е. С.: «В один из дней меня вызвал Масолитин, который оставался за командира части: «Сергеев, берешь с собой восемьдесят человек, саперные лопатки и едешь в Закаталы. Оружие не бери. Поступаешь в распоряжение первого секретаря райкома партии». Я ответил: «Есть!», собрал бойцов и выехал в Закаталы. Я не предполагал, насколько серьезная обстановка в городе. Прибыли на центральную площадь. А там огромная толпа. Идут ветераны с орденами на груди. Народ встревожен. В воздухе чувствуется напряжение. Подъехав, я сразу распределил людей и направил по восемь-десять человек контролировать выходы с площади. Их там, по-моему, двенадцать. Моих солдат явно недостаточно.
Наше появление отнюдь не разрядило обстановку, а скорее, наоборот. Что происходит, не ясно. Подошел военный комиссар района, как-то прояснил ситуацию, и он же предложил вывести бойцов с площади. Что я и сделал. Снова сели на машины и выехали из города. Расположились на окраине. Вскоре подъехал Масолитин, а с ним остатки моего батальона и второй батальон бригады. Также доставили и выдали оружие и боеприпасы, но только офицерам. Разместили нас на небольшой турбазе. Здесь я сразу начал делить личный состав по десяткам и закреплять их за офицерами и прапорщиками. Так управлять намного легче. В группах количество людей разное, поэтому и пришлось создавать нештатные подразделения.
Командование бригады допустило серьезную ошибку. Оно не попыталось перехватить инициативу и взять ситуацию под контроль, хотя это можно было сделать. Наверное, стоило поговорить с местными властями и совместно выработать программу действий по восстановлению законности и порядка в городе. Однако вместо этого мы закрылись на турбазе и не показывались в городе.
В результате становилось только хуже, и вскоре ситуация достигла кульминации. Толпа, человек шестьсот, штурмом взяла наш КПП и ринулась на территорию турбазы. Услышав шум, я со своими бойцами выскочил на улицу. Разъяренная толпа стремительно надвигалась. Все решали секунды. Из толпы раздались выстрелы. Увидев вооруженных людей, я дал короткую предупредительную очередь над головами и открыл огонь на поражение. Этого оказалось достаточно, чтобы толпа моментально разбежалась. На асфальте осталось два трупа. Вскоре появилось и наше командование. Охи, ахи. Да что ты наделал!
А начпо мигом оказался на узле связи и дал в бригаду радио, что мы тут ведем бой. После этого, конечно, прибыл и Масолитин. Меня он хорошо знал по Афганистану. Знал, что вопреки расхожему мнению я никакой не авантюрист, а нормальный боевой офицер. Может быть, порой решения принимаю быстрее других, так в критических ситуациях это только плюс. Он понял, что, если бы не я, неизвестно, что бы было».
Как потом выяснилось, беспорядки в городе были спланированы. И только дальнейшая жесткая линия, которую несмотря ни на что продолжал проводить Сергеев, позволила обойтись всего двумя смертями и навести в городе порядок. В то же самое время в Кировабаде произошли беспорядки, в результате которых погибли военнослужащие.
Е. С.: «То, что в самом начале конфликта мы очень жестко пресекли беспорядки, позволило избежать значительно больше смертей. Что это именно так, показали и Сумгаит, и Баку, и Кировабад, когда люди, наделенные властью, не смогли принять нужного решения и проявить политическую волю. Слабость власти провоцирует различных экстремистов на проявление силы. Мы же сразу показали, что с нами шутить не стоит, не стоит также и преступать закон».
Конечно, эти события не могли пройти бесследно. На Сергеева было заведено уголовное дело, но разобрались, и оно было закрыто. Однако экстремисты за его голову объявили награду в 50000 рублей. По советским временам сумма огромная. Чудом ему удалось избежать покушения. В связи с этим ему предложили выбрать другое место службы.
Он выбрал Белоруссию, но служил там недолго.
Е. С.: «После развала Союза из Белоруссии я перевелся в Чучково. Здесь принял батальон, который раньше стоял в Лошкаргахе. Батальон был отличный. Проблем никаких. Правда, в академию не попал. Сначала не пускали, а потом перегорел. Бригадой командовал Саша Фомин, который был начальником штаба нашего Шарджойского отряда. Знал я его еще с училища.
И вот как-то однажды вызывает он меня к себе. Оказывается, что в Асбесте на базе 12-й бригады, которую не так давно вывели из Грузии, формируется отряд, опять же для Грузии. Он в составе российских миротворческих сил должен был стоять в Тбилиси. Фомин сказал, что звонили из ГРУ и очень внятно намекнули на то, что этот отряд должен возглавить я. У меня от обиды ком к горлу подкатил. Даже вырвалось: «Ну почему опять я? Что, в спецназе больше комбатов нет? Батальон миротворческий, дислоцироваться будет в соседнем государстве. Здесь и статус у комбата должен быть повыше — образование академическое требуется. А мы «академиев» не кончали!» Фомин снял трубку и связался с ГРУ. Уже не помню, с кем я разговаривал. Но по всему выходило, что ехать мне. Обидно. Как в академию, так не я, как на должность выше, тоже мимо. А как в какую-нибудь горячую точку, так только Сергеев. Одним словом, уперся я. И было из-за чего. Батальон у меня уже два года отличный. Только-только спокойная жизнь началась. Слышу, в трубке меня спрашивают, что я хочу взамен того, что соглашусь в Грузию ехать. Ну я, не будь дураком, возьми да и скажи: «Хочу в Псков на должность заместителя командира бригады по ВДП». В трубке сначала молчали, потом началось: «Да вот понимаешь…» Что же здесь непонятного? Предложили мне подумать. Ну что ж, подумать можно. А у самого даже слеза потекла. Сорвался.
В конце концов, наверное, я все-таки поехал бы, хотя начинать все сначала не хотелось. Что за уровень бойцов и офицеров в формируемом батальоне, было ясно. Кто из части хорошего военнослужащего отпустит? Мы сами туда недавно всех самых отъявленных сплавили».
ТРУДНО сказать, чем бы все закончилось, но тут началась Чечня.
Е. С.: «И снова вызвал меня Фомин: «Принято решение. Твой отряд едет в Чечню». Тут уже деться некуда. Что же это за командир, который со своим батальоном отказывается выполнять боевые задачи? Поскольку отряд был сводным, хоть и на основе моего, я принялся за разработку временного штата. За основу взял штат афганского отряда. Но только за основу. Для того чтобы разведчики не занимались охраной своего ППД и несением службы, я создал взвод охраны и комендантский взвод. Начальниками служб шли, помимо моих штатных, начальники служб бригады. У командиров рот появились заместители. Ими были командиры соседних рот. Всего в отряде насчитывалось двести пятьдесят человек. Начальником штаба у меня был Эльдар Ахметшин. В штаб отряда вошли офицеры штаба бригады. Сразу нужно отметить, что штаб получился сильный. Укомплектовав штат отряда, мы приступили к тренировкам. Но к выполнению каких конкретно задач нужно готовить бойцов, никто не знал. Одно дело, если мы будем выполнять свои, разведывательные задачи, другое дело, если на нас повесят выполнение несвойственных спецназу задач. На всякий случай отрабатывали все. Даже учились дома штурмовать. Для повышения физической выносливости все бойцы от подъема до отбоя ходили в бронежилетах. Постоянно проводились стрельбы. Примерно через месяц мы вылетели в Моздок. С нами вылетел и начальник разведки округа».
Подполковник Сергеев и здесь проявил свой организаторский талант. Отряд скоро приступил к выполнению задач. Комбат снова был впереди. Группы отряда вместе с группой 45-го разведывательного полка ВДВ первыми вышли к дворцу Дудаева. Отряд Сергеева успешно выполнял поставленные ему задачи. Однако трагическое событие оборвало славный путь отряда и военную карьеру Евгения Сергеева.
Е. С.: «Выполнив задачу, мы возвратились на базу в Грозном. Здесь подтвердилось, что офицер, входивший в состав группы, которая вела бой, позорно бежал. Сделал он это якобы для того, чтобы привести помощь. Но в эту сказку никто не верил. Налицо был позорный факт трусости. Было уже довольно поздно. Я собрал офицеров штаба и управления. Нужно было обсудить, как дальше поступить с офицером, запятнавшим свою честь. Вопрос предстояло решить важный. Как ни крути, а в наших руках была судьба человека. Я предложил вернуть его в бригаду, а там пусть с ним разбирается командование. Чтобы дать возможность офицерам обсудить мое предложение, я вышел на улицу по нужде. Когда проходил через расположение, где находились бойцы и офицеры, видел предмет наших раздумий, лежащим на кровати лицом вниз. Приблизившись к БТРам, я почувствовал сильный толчок почвы под ногами. Упал, что-то упало на меня. Потерял сознание. Когда пришел в себя, почувствовал, что кто-то ходит по мне. Подал голос. Кто-то спросил: «Кто это?» Отвечаю: «Комбат». Потом меня тащили из-под обломков строительного мусора. Кроссовки, в которые был обут, остались под ним. Хожу босиком. Собрал людей, организовал разбор завала и поиск тех, кто остался под обломками. Ничего не понятно. Ясно только, что часть трехэтажного здания, где мы располагались, разрушена взрывом. Потерял сознание. Очнулся только в госпитале. Здесь и узнал, что погибло сорок восемь человек.
На самом деле до сих пор никто не может точно сказать, что взорвалось тогда. Многие высокие начальники и пресса попытались во всем обвинить лично меня и моих подчиненных. Якобы мы не проверили здание, а оно было заминировано. Даже нашли провода, которые вели от развалин дома к забору. Однако это чушь. Во-первых, я, воюя не первый год, прекрасно понимал, что в зданиях в захваченном городе могут быть сюрпризы. На книгах и опыте Ильи Григорьевича Старинова мы воспитывались. Поэтому я еще раз подтверждаю, что здание было проверено нами на предмет минирования. Но все-таки если предположить, что мы не смогли найти фугас, управляемый по проводам, которые якобы нашли позже, то на это могу возразить. Двор здания был асфальтирован, и для того, чтобы проложить кабель, нужно было снять асфальт в том месте, где кабель проходил. А это уж обязательно бросилось бы в глаза. Если же допустить, что здание было заминировано заблаговременно и провод проложен давно, а место его залегания заасфальтировано в расчете на то, что Грозный займут войска, а в пригодном для расположения здании поселятся военные, то надо полагать, что дом бы заминировали так, что обрушился не только один его угол. Думаю, что в этом случае работали бы профи и сделали бы закладку, которая обрушила бы все здание. Иначе и огород городить незачем. Поэтому данная версия не выдерживает критики.
Вторая версия — это то, что у меня в комнате, рядом со штабом, хранилась взрывчатка, нужная нам для работы. Якобы офицер, судьбу которого мы решали, не выдержав позора, вошел туда и подорвал себя и всех гранатой. Но это не похоже на правду, поскольку за минуту до взрыва я видел его лежащим на кровати.
Наиболее вероятная причина взрыва — попадание артиллерийского снаряда. То, что в ту войну артиллерия била в белый свет и частенько попадала по своим, ни для кого не секрет. После я слышал об аналогичном случае с подразделением морской пехоты. Характер разрушений дома указывает на то, что это наиболее вероятная версия. Во всяком случае, ее подтвердили артиллеристы. А кому, как не им, знать, что бывает при попадании снарядов в здание.
Косвенно версию подтверждает то, как быстро ее отвергли высокие начальники. Выяснить, чей это был снаряд, довольно трудно. Разбирательство будет свидетельствовать о бардаке, творящемся в Грозном. А так, сами виноваты…».
В чучковской бригаде открыли памятник погибшим. Сергеев же уволился по состоянию здоровья. И сразу стал никому не нужен.
Здоровье его ухудшалось, но никому кроме родных и близких друзей до этого дела не было. В системе нашего государства ничего не меняется.
Он умер перед самой Пасхой, в ночь на 26 апреля 2008 года, от четвертого инфаркта. По необъяснимым причинам на похороны не был выделен почетный караул, не было и представителей ГРУ…
Но не стоит думать, что подполковника Евгения Георгиевича Сергеева забыли. В отличие от Родины и спецназа, которым он верно служил всю свою жизнь, пришли друзья и знакомые, люди, знавшие, что это был за человек…
Друзья и сослуживцы, ветеранские организации спустя пять лет, после долгих усилий наконец добились присвоения Евгению Георгиевичу Сергееву звания Героя России, посмертно. Для того, чтобы это свершилось, начальник ГРУ генерал-полковник Шляхтуров Александр Васильевич лично носил представление министру обороны. Надежды было немного. Обещанное высокое звание не присвоили ни во времена СССР, ни во времена демократии в пору правления различных президентов. Однако Анатолий Эдуардович Сердюков, посмотрев представление, сказал, что эту задачу будет решать. И решил. Указ Президента РФ был подписан 6 мая 2012 года.
Если бы это случилось лет на шесть-семь раньше, возможно, он сейчас был бы с нами…
Пока материал готовился к печати 8 августа 2012 года Золотую звезду Героя России вдове Евгения Наталье в ГРУ вручил генерал-полковник Шляхтуров Александр Васильевич, начальник Главного управления Генерального Штаба. После вручения состоялся банкет в Центральном Доме российской армии на Суворовской площади. Поздравить семью Героя пришли его друзья и сослуживцы.
Большинству людей это имя ни о чем не говорит. Но только не ветеранам спецназа ГРУ. Ведь спустя 25 лет после совершения подвига и спустя пять лет после смерти было присвоено это звание достойнейшему из достойных.
Таких людей, как Женя, можно в спецназе ГРУ сосчитать по пальцам одной руки.
ЕВГЕНИЙ Георгиевич Сергеев родился 17 февраля 1956 года в Полоцке, в семье офицера-десантника. Как и у многих детей военных, у него перед глазами был яркий пример отца, Георгия Ивановича, а потому и не было раздумий, кем стать.В 1973 году после школы поступил в Рязанское высшее воздушно-десантное командное дважды Краснознаменное училище имени Ленинского комсомола. На факультет специальной разведки, в 9-ю роту.
Полагается писать, что он был примером и в учебе, и в поведении, но врать не стану. Женька никогда не был образцом воинской дисциплины. Скорее, наоборот. В драке всегда предпочитал бить первым. Нередко числился в списках рязанской гарнизонной гауптвахты. В мае 1975 года со своим другом Дусиком — Володей Бересневым — и командиром отделения Александром Худяковым отсидели 15 суток. Спасло от отчисления вмешательство отца. Георгий Иванович в то время был начальником кафедры воздушно-десантной подготовки училища.
Евгений Сергеев обладал железной волей и редкой смелостью.
Задиристый характер, острый ум и такой же острый язык не позволяли ему быть в любимчиках у начальства. Но это его мало заботило. А вот вопросы дружбы, офицерской чести и человеческого достоинства были у него на первом месте. За это все его безгранично уважали.
Женился Евгений на Наташе еще на 3-м курсе училища. На свадьбу прибыл весь взвод сразу после прыжков с парашютом. Девятая рота была особенным воинским коллективом, который отличался вольнодумством и дерзостью поведения. Хотя в этот раз все официально были в увольнении.
Учился он хорошо, обладал феноменальной памятью разведчика. По рассказам командира отделения Александра Худякова, мог любой текст на английском из двух-трех машинописных страниц прочитать пару раз и пересказать если не наизусть, то близко к тексту. Будучи самым маленьким в роте, он и в спорте не отставал от других курсантов. Был чемпионом училища по боксу. Правда, в его весовой категории, как правило, соперников не оказывалось, и победу присуждали автоматом. Но был случай, когда в одной из рот подготовили и выставили боксера-«мухача». Женька не замедлил подтвердить свой чемпионский титул, доказав, что носил его не зря.
А еще был он спецназовцем от Бога. Профессию свою знал на ять. Ум и безграничная фантазия позволяли ему достигать результатов, о которых другие могли лишь мечтать.
Служить после училища попал в Забайкалье. Спустя несколько лет он уже командовал отдельной ротой специального назначения, развернутой в Монголии.
В конце 1984 года было принято решение усилить группировку спецназа в Афганистане тремя отдельными отрядами. Заместителем командира одного из них, развернутого на базе 8 обрСпН в Изяславле (ПрикВО), стал капитан Сергеев. Профессионализм, высокая требовательность к себе и подчиненным стали его отличительными качествами на этой должности.
Может быть, кто-то думает, что остепенился Сергеев, вот и выдвинули. Дудки!Каким был, таким и остался. При развертывании зампотех, попавший в отряд из танкистов, решил, что замкомбата мелковат будет, и неосторожно выступил против Женьки. Но сразу же получил головой в нос. Потом, не стесняясь того, что был виновником конфликта, заложил обидчика командованию округа. А тут еще в отряд поставили БТР-70 румынского производства. Броня у них хрупкая настолько, что при буксировке неисправной машины тросом вырывали буксировочные крюки. Замкомбата об этом узнал от подчиненных и сразу же вышел на командование округа. Его мало заботило, что он наживает себе новых врагов. И хотя машины заменили, ему припомнили и разбитый нос зампотеха, и несговорчивость при приеме техники отряда.
Заботило ли это капитана Сергеева? Думаю, лишь постольку-поскольку…
Главным было дело и честь.
Дальше было ускоренное боевое слаживание отряда и долгий, сложный марш через Саланг на юг Афгана, в Шарджой.
Из воспоминаний Евгения Сергеева (далее — Е. С.): «Вспоминаю Саланг. Высота 4000 метров. Снегопад. Я сел рядом с Муродовым, водителем своей БМП КШ, поскольку опыта у него, как и у остальных, было маловато. Как чувствовал. В один из моментов машину понесло. А гусеничная техника на бетонке, как корова на льду. Остановились мы уже над самым обрывом. Машина качается. На броне бойцы, под нами пропасть. Муродов кроме синего неба ничего не видит. Я ему спокойно так говорю: «Муродов, давай потихонечку назад, только учти: я спрыгнуть успею, а ты нет. Поэтому сначала думай». Как выехали, не знаю».
В этом весь Сергеев. Никаких сюсюканий и соплей. Жестко и четко.
Е. С.: «В конце концов прибыли в Кабул, где дополучили людей и технику, и двинулись на Шарджой. Перед Шарджоем остановились в Газни. У нас появились первые потери. Как ни объясняй бойцам, что здесь уже война, а не игрушки, пока не проверят, не поверят. Трое зашли на минное поле, где и подорвались. К счастью, отделались ранениями. Факт этот сыграл и свою положительную роль. До сознания солдат и офицеров наконец стало доходить, что здесь можно не только здоровья, но и жизни лишиться».
По сути, вся боевая работа находилась в его руках. Отряд стоял в «краю непуганых дураков». «Духи» здесь советского солдата в глаза не видели и потому сначала, как «каппелевцы» в кинофильме «Чапаев», ходили в психическую атаку с бурами наперевес.
Отряд же представлял собой отдельную часть, которую охранял батальон десантников, а чуть позже, летом, им было придано звено вертолетов Ми-8 и звено Ми-24, что серьезно расширило боевые возможности отряда.
Освоился Сергеев на месте быстро.
Е. С.: «На обустройство и боевое слаживание уже на новом месте нам дали месяц. Кроме того, разрешили вести боевые действия на удалении от ППД не более пяти километров. В ходе этих коротких выходов мы проверяли еще раз вопросы взаимодействия, порядок работы начальников служб и другие вопросы. Что касается начальников служб, то здесь снова пришлось ломать устоявшуюся в пехоте и в Союзе систему, когда на подразделение работает его командир. Здесь, пользуясь данной мне властью, я добился того, чтобы при подготовке групп к выходу начальники служб обеспечивали их всем необходимым на основании заявки командира роты.
Когда начали совершать первые выходы, я почти со всеми группами сходил лично. Ходил в головном дозоре. Делал это в первую очередь для того, чтобы понять специфику работы и правильно организовать деятельность разведорганов отряда. Опыта ведения боевых действий у меня, как и у всех остальных, не было».
Как истинный командир, он был везде во главе своих подчиненных. Спросите воевавших в Афгане, в каком еще отряде замкомбата ходил в головном дозоре? Уверен, что аналогов не было. Кто-то скажет: «Разве дело заместителя командира ходить в «головняке»? Конечно, нет, если речь идет о повседневной работе. Но когда эта работа только налаживается, командир должен все попробовать сам. Другое дело, что не всякий на это пойдет. Головной дозор — это два-три человека, обеспечивающие безопасность группы. Они уходят вперед минимум метров на сто. Столкнувшись с противником, они могут рассчитывать прежде всего только на себя. Если перед ними крупные силы противника, то головной дозор принимает удар на себя и тем самым дает группе возможность либо отойти, либо занять выгодную позицию для отражения нападения противника. Это значит ходить в головном дозоре.
Но война характерна тем, что одни на ней воюют, а другие… Однажды, в самом начале боевой деятельности отряда, Евгений попробовал установить контакт с нашими военными советниками. Прихватил с собой бутылку водки. Бутылка разошлась на несколько здоровых мужиков чисто символически. А когда вернулся, в отряде его ждал начальник политотдела бригады. У подполковника была весьма звучная фамилия — Таран. А еще лучше подходила Каток. Попасть под него — не приведи Господи.
Никакие объяснения причин на него не действовали. Еще бы — 1985 год. Разгар «нового мышления» и борьбы с пьянством.
Этот случай да еще то, что капитан оказался не из пугливых, стали впоследствии одной из причин, почему Женя не стал, нет, не получил звания Героя. Героем-то он как раз и стал. Отряд довольно быстро начал соперничать с кандагарским отрядом по результативности. И в этом одна из главных заслуг
Евгения Сергеева.
В начале 1986 года у советского командования появилась информация о том, что на территорию ДРА ЦРУ планирует поставить около 500 ПЗРК «Стингер». Эта акция серьезно могла повлиять на имевшееся у Советской армии безусловное господство в воздухе. Поэтому в начале 1986 года циркулярно по всем частям спецназа, действовавшим на территории Афгана, была разослана телеграмма, подписанная Маршалом Советского Союза Соколовым. Телеграмма сообщала о готовящейся поставке, а также о том, что захватившего первый «Стингер» ждет высокая награда — Золотая Звезда Героя Советского Союза.5 января 1987 года досмотровая группа под общим командованием майора Сергеева вылетела по намеченному им маршруту с целью рекогносцировки местности предстоящих засадных действий. Войдя на предельно малой высоте в Мельтанайское ущелье, они внезапно столкнулись с тремя мотоциклами. На каждом сидела пара моджахедов, а за спиной задних торчали какие-то длинные трубы. Никто сразу и не понял, что это за трубы.
О том, как взяли первые ПЗРК «Стингер», написано в журнале «Братишка» (02–2002, статья «Кто взял «Стингер»?). Напомню, что героям операции звание Героя до сих пор не присвоили. Из воспоминаний Владимира Ковтуна: «Шуму вокруг этого было много. Прилетел командир бригады полковник Герасимов. К Герою решили представить меня, Сергеева, Соболя — командира борта, на котором мы летели, и одного сержанта из досмотровой группы. Для оформления представления на Героя положено фотографировать кандидата. Нас четверых сфотографировали и… ничего не дали. По-моему, «Знамя» получил сержант. У Женьки было неснятое партийное взыскание, на меня было заведено уголовное дело. За что не дали Героя вертолетчику, до сих пор не знаю. Наверное, он тоже был в опале…».
Вся афганская карьера у Сергеева пошла наперекосяк из-за конфликта с начальником политотдела, когда он в сердцах хлопнул дверью и ушел. Таран не забыл этой дерзости, и скоро у капитана Сергеева появились взыскания по партийной линии, а значит, ни наград тебе, ни должностей. Весь срок, два года, пробыл замкомбатом. Другие, не воюя, карьеру за этот срок сделали. Сергеев из войны не вылезал, а батальон так и не получил.
ПОСЛЕ Афганистана майор Сергеев заменился в Лагодехи (Закавказский военный округ) и попал, что называется, из огня да в полымя.
В Союзе уже назревали сепаратистские тенденции. Наиболее активно они проявились в Закавказье.
В Закатальский район, где начались бесчинства в отношении армян, проживавших там с незапамятных времен, для прекращения беспорядков было направлено два отряда от 12 обрСпН. Одним из них командовал майор Сергеев.
Ситуация была весьма напряженная и сложная. Ошибка при принятии решения могла стоить карьеры. Функционеры различных рангов всячески уклонялись от ответственности и подставляли военных.
Е. С.: «В один из дней меня вызвал Масолитин, который оставался за командира части: «Сергеев, берешь с собой восемьдесят человек, саперные лопатки и едешь в Закаталы. Оружие не бери. Поступаешь в распоряжение первого секретаря райкома партии». Я ответил: «Есть!», собрал бойцов и выехал в Закаталы. Я не предполагал, насколько серьезная обстановка в городе. Прибыли на центральную площадь. А там огромная толпа. Идут ветераны с орденами на груди. Народ встревожен. В воздухе чувствуется напряжение. Подъехав, я сразу распределил людей и направил по восемь-десять человек контролировать выходы с площади. Их там, по-моему, двенадцать. Моих солдат явно недостаточно.
Наше появление отнюдь не разрядило обстановку, а скорее, наоборот. Что происходит, не ясно. Подошел военный комиссар района, как-то прояснил ситуацию, и он же предложил вывести бойцов с площади. Что я и сделал. Снова сели на машины и выехали из города. Расположились на окраине. Вскоре подъехал Масолитин, а с ним остатки моего батальона и второй батальон бригады. Также доставили и выдали оружие и боеприпасы, но только офицерам. Разместили нас на небольшой турбазе. Здесь я сразу начал делить личный состав по десяткам и закреплять их за офицерами и прапорщиками. Так управлять намного легче. В группах количество людей разное, поэтому и пришлось создавать нештатные подразделения.
Командование бригады допустило серьезную ошибку. Оно не попыталось перехватить инициативу и взять ситуацию под контроль, хотя это можно было сделать. Наверное, стоило поговорить с местными властями и совместно выработать программу действий по восстановлению законности и порядка в городе. Однако вместо этого мы закрылись на турбазе и не показывались в городе.
В результате становилось только хуже, и вскоре ситуация достигла кульминации. Толпа, человек шестьсот, штурмом взяла наш КПП и ринулась на территорию турбазы. Услышав шум, я со своими бойцами выскочил на улицу. Разъяренная толпа стремительно надвигалась. Все решали секунды. Из толпы раздались выстрелы. Увидев вооруженных людей, я дал короткую предупредительную очередь над головами и открыл огонь на поражение. Этого оказалось достаточно, чтобы толпа моментально разбежалась. На асфальте осталось два трупа. Вскоре появилось и наше командование. Охи, ахи. Да что ты наделал!
А начпо мигом оказался на узле связи и дал в бригаду радио, что мы тут ведем бой. После этого, конечно, прибыл и Масолитин. Меня он хорошо знал по Афганистану. Знал, что вопреки расхожему мнению я никакой не авантюрист, а нормальный боевой офицер. Может быть, порой решения принимаю быстрее других, так в критических ситуациях это только плюс. Он понял, что, если бы не я, неизвестно, что бы было».
Как потом выяснилось, беспорядки в городе были спланированы. И только дальнейшая жесткая линия, которую несмотря ни на что продолжал проводить Сергеев, позволила обойтись всего двумя смертями и навести в городе порядок. В то же самое время в Кировабаде произошли беспорядки, в результате которых погибли военнослужащие.
Е. С.: «То, что в самом начале конфликта мы очень жестко пресекли беспорядки, позволило избежать значительно больше смертей. Что это именно так, показали и Сумгаит, и Баку, и Кировабад, когда люди, наделенные властью, не смогли принять нужного решения и проявить политическую волю. Слабость власти провоцирует различных экстремистов на проявление силы. Мы же сразу показали, что с нами шутить не стоит, не стоит также и преступать закон».Конечно, эти события не могли пройти бесследно. На Сергеева было заведено уголовное дело, но разобрались, и оно было закрыто. Однако экстремисты за его голову объявили награду в 50000 рублей. По советским временам сумма огромная. Чудом ему удалось избежать покушения. В связи с этим ему предложили выбрать другое место службы.
Он выбрал Белоруссию, но служил там недолго.
Е. С.: «После развала Союза из Белоруссии я перевелся в Чучково. Здесь принял батальон, который раньше стоял в Лошкаргахе. Батальон был отличный. Проблем никаких. Правда, в академию не попал. Сначала не пускали, а потом перегорел. Бригадой командовал Саша Фомин, который был начальником штаба нашего Шарджойского отряда. Знал я его еще с училища.
И вот как-то однажды вызывает он меня к себе. Оказывается, что в Асбесте на базе 12-й бригады, которую не так давно вывели из Грузии, формируется отряд, опять же для Грузии. Он в составе российских миротворческих сил должен был стоять в Тбилиси. Фомин сказал, что звонили из ГРУ и очень внятно намекнули на то, что этот отряд должен возглавить я. У меня от обиды ком к горлу подкатил. Даже вырвалось: «Ну почему опять я? Что, в спецназе больше комбатов нет? Батальон миротворческий, дислоцироваться будет в соседнем государстве. Здесь и статус у комбата должен быть повыше — образование академическое требуется. А мы «академиев» не кончали!» Фомин снял трубку и связался с ГРУ. Уже не помню, с кем я разговаривал. Но по всему выходило, что ехать мне. Обидно. Как в академию, так не я, как на должность выше, тоже мимо. А как в какую-нибудь горячую точку, так только Сергеев. Одним словом, уперся я. И было из-за чего. Батальон у меня уже два года отличный. Только-только спокойная жизнь началась. Слышу, в трубке меня спрашивают, что я хочу взамен того, что соглашусь в Грузию ехать. Ну я, не будь дураком, возьми да и скажи: «Хочу в Псков на должность заместителя командира бригады по ВДП». В трубке сначала молчали, потом началось: «Да вот понимаешь…» Что же здесь непонятного? Предложили мне подумать. Ну что ж, подумать можно. А у самого даже слеза потекла. Сорвался.
В конце концов, наверное, я все-таки поехал бы, хотя начинать все сначала не хотелось. Что за уровень бойцов и офицеров в формируемом батальоне, было ясно. Кто из части хорошего военнослужащего отпустит? Мы сами туда недавно всех самых отъявленных сплавили».
ТРУДНО сказать, чем бы все закончилось, но тут началась Чечня.
Е. С.: «И снова вызвал меня Фомин: «Принято решение. Твой отряд едет в Чечню». Тут уже деться некуда. Что же это за командир, который со своим батальоном отказывается выполнять боевые задачи? Поскольку отряд был сводным, хоть и на основе моего, я принялся за разработку временного штата. За основу взял штат афганского отряда. Но только за основу. Для того чтобы разведчики не занимались охраной своего ППД и несением службы, я создал взвод охраны и комендантский взвод. Начальниками служб шли, помимо моих штатных, начальники служб бригады. У командиров рот появились заместители. Ими были командиры соседних рот. Всего в отряде насчитывалось двести пятьдесят человек. Начальником штаба у меня был Эльдар Ахметшин. В штаб отряда вошли офицеры штаба бригады. Сразу нужно отметить, что штаб получился сильный. Укомплектовав штат отряда, мы приступили к тренировкам. Но к выполнению каких конкретно задач нужно готовить бойцов, никто не знал. Одно дело, если мы будем выполнять свои, разведывательные задачи, другое дело, если на нас повесят выполнение несвойственных спецназу задач. На всякий случай отрабатывали все. Даже учились дома штурмовать. Для повышения физической выносливости все бойцы от подъема до отбоя ходили в бронежилетах. Постоянно проводились стрельбы. Примерно через месяц мы вылетели в Моздок. С нами вылетел и начальник разведки округа».
Подполковник Сергеев и здесь проявил свой организаторский талант. Отряд скоро приступил к выполнению задач. Комбат снова был впереди. Группы отряда вместе с группой 45-го разведывательного полка ВДВ первыми вышли к дворцу Дудаева. Отряд Сергеева успешно выполнял поставленные ему задачи. Однако трагическое событие оборвало славный путь отряда и военную карьеру Евгения Сергеева.
Е. С.: «Выполнив задачу, мы возвратились на базу в Грозном. Здесь подтвердилось, что офицер, входивший в состав группы, которая вела бой, позорно бежал. Сделал он это якобы для того, чтобы привести помощь. Но в эту сказку никто не верил. Налицо был позорный факт трусости. Было уже довольно поздно. Я собрал офицеров штаба и управления. Нужно было обсудить, как дальше поступить с офицером, запятнавшим свою честь. Вопрос предстояло решить важный. Как ни крути, а в наших руках была судьба человека. Я предложил вернуть его в бригаду, а там пусть с ним разбирается командование. Чтобы дать возможность офицерам обсудить мое предложение, я вышел на улицу по нужде. Когда проходил через расположение, где находились бойцы и офицеры, видел предмет наших раздумий, лежащим на кровати лицом вниз. Приблизившись к БТРам, я почувствовал сильный толчок почвы под ногами. Упал, что-то упало на меня. Потерял сознание. Когда пришел в себя, почувствовал, что кто-то ходит по мне. Подал голос. Кто-то спросил: «Кто это?» Отвечаю: «Комбат». Потом меня тащили из-под обломков строительного мусора. Кроссовки, в которые был обут, остались под ним. Хожу босиком. Собрал людей, организовал разбор завала и поиск тех, кто остался под обломками. Ничего не понятно. Ясно только, что часть трехэтажного здания, где мы располагались, разрушена взрывом. Потерял сознание. Очнулся только в госпитале. Здесь и узнал, что погибло сорок восемь человек.
На самом деле до сих пор никто не может точно сказать, что взорвалось тогда. Многие высокие начальники и пресса попытались во всем обвинить лично меня и моих подчиненных. Якобы мы не проверили здание, а оно было заминировано. Даже нашли провода, которые вели от развалин дома к забору. Однако это чушь. Во-первых, я, воюя не первый год, прекрасно понимал, что в зданиях в захваченном городе могут быть сюрпризы. На книгах и опыте Ильи Григорьевича Старинова мы воспитывались. Поэтому я еще раз подтверждаю, что здание было проверено нами на предмет минирования. Но все-таки если предположить, что мы не смогли найти фугас, управляемый по проводам, которые якобы нашли позже, то на это могу возразить. Двор здания был асфальтирован, и для того, чтобы проложить кабель, нужно было снять асфальт в том месте, где кабель проходил. А это уж обязательно бросилось бы в глаза. Если же допустить, что здание было заминировано заблаговременно и провод проложен давно, а место его залегания заасфальтировано в расчете на то, что Грозный займут войска, а в пригодном для расположения здании поселятся военные, то надо полагать, что дом бы заминировали так, что обрушился не только один его угол. Думаю, что в этом случае работали бы профи и сделали бы закладку, которая обрушила бы все здание. Иначе и огород городить незачем. Поэтому данная версия не выдерживает критики.
Вторая версия — это то, что у меня в комнате, рядом со штабом, хранилась взрывчатка, нужная нам для работы. Якобы офицер, судьбу которого мы решали, не выдержав позора, вошел туда и подорвал себя и всех гранатой. Но это не похоже на правду, поскольку за минуту до взрыва я видел его лежащим на кровати.
Наиболее вероятная причина взрыва — попадание артиллерийского снаряда. То, что в ту войну артиллерия била в белый свет и частенько попадала по своим, ни для кого не секрет. После я слышал об аналогичном случае с подразделением морской пехоты. Характер разрушений дома указывает на то, что это наиболее вероятная версия. Во всяком случае, ее подтвердили артиллеристы. А кому, как не им, знать, что бывает при попадании снарядов в здание.
Косвенно версию подтверждает то, как быстро ее отвергли высокие начальники. Выяснить, чей это был снаряд, довольно трудно. Разбирательство будет свидетельствовать о бардаке, творящемся в Грозном. А так, сами виноваты…».
В чучковской бригаде открыли памятник погибшим. Сергеев же уволился по состоянию здоровья. И сразу стал никому не нужен.
Здоровье его ухудшалось, но никому кроме родных и близких друзей до этого дела не было. В системе нашего государства ничего не меняется.
Он умер перед самой Пасхой, в ночь на 26 апреля 2008 года, от четвертого инфаркта. По необъяснимым причинам на похороны не был выделен почетный караул, не было и представителей ГРУ…
Но не стоит думать, что подполковника Евгения Георгиевича Сергеева забыли. В отличие от Родины и спецназа, которым он верно служил всю свою жизнь, пришли друзья и знакомые, люди, знавшие, что это был за человек…
Друзья и сослуживцы, ветеранские организации спустя пять лет, после долгих усилий наконец добились присвоения Евгению Георгиевичу Сергееву звания Героя России, посмертно. Для того, чтобы это свершилось, начальник ГРУ генерал-полковник Шляхтуров Александр Васильевич лично носил представление министру обороны. Надежды было немного. Обещанное высокое звание не присвоили ни во времена СССР, ни во времена демократии в пору правления различных президентов. Однако Анатолий Эдуардович Сердюков, посмотрев представление, сказал, что эту задачу будет решать. И решил. Указ Президента РФ был подписан 6 мая 2012 года.Если бы это случилось лет на шесть-семь раньше, возможно, он сейчас был бы с нами…
Пока материал готовился к печати 8 августа 2012 года Золотую звезду Героя России вдове Евгения Наталье в ГРУ вручил генерал-полковник Шляхтуров Александр Васильевич, начальник Главного управления Генерального Штаба. После вручения состоялся банкет в Центральном Доме российской армии на Суворовской площади. Поздравить семью Героя пришли его друзья и сослуживцы.
Информация