Первый поход. Бой под Сталлупененом
Первый поход в Восточную Пруссию.(Первая и Вторая Восточно-прусские катастрофы )
Часть 1.
Бой под Сталлупененом.
О трагическом, для русской армии, начале Первой мировой войны написано немало.
В связи с приближающейся вековой годовщиной боёв Августа Четырнадцатого, эта тема неизбежно будет привлекать к себе внимание новых исследователей и читателей.
Попробуем рассмотреть некоторые малоизвестные аспекты событий тех лет, используя воспоминания участников как с русской, так и с немецкой стороны. Сравнение разных точек зрения на события всегда интересно, ибо произошедшие сражения часто изображаются сторонами конфликта односторонне. Каждый стремится выделить свои успехи и умолчать о провалах и потерях.
Как известно, 15 (28) июня в Сараево, в Боснии, (которая входила тогда в состав Австро-Венгрии), были застрелены эрцгерцог Франц Фердинанд и его супруга. Убийца был гимназист — боснийский серб, австрийско-подданный Гаврила Принцип. Это убийство, в конечном счёте и послужило ПОВОДОМ к началу Первой мировой войны, которая круто изменила весь ход мировой истории.
О том, как и почему Россия оказалась втянута в этот роковой процесс речь пойдёт в главе посвящённой деятельности Николая Второго, который был императором и Верховным главнокомандующим (с августа 1915г.) . Здесь же будут рассмотрены, в основном, военно-политические вопросы вторжения Первой и Второй русских армий в Восточную Пруссию, его итоги и причины разгрома русских армий немцами.
Итак, после начала мобилизации в Российской империи, Германия объявила России войну. В русской армии шло спешное формирование частей, соединений и объединений по штатам военного времени.
Нас интересует Северо-Западный фронт генерала Жилинского. ( Начальник штаба фронта генерал Орановский). Он имел следующий боевой состав:
1-я армия — генерал Ренненкампф, начальник штаба генерал Милеант. В состав Первой армии входили: корпуса — XX генерала Смирнова (28-я и 29-я пехотные дивизии), III генерала Епанчина (25-я и 27-я пехотные дивизии), IV генерала Бек-Алиева (30-я, 40-я пехотные дивизии и 5-я стрелковая бригада); конница — 1-я и 2-я Гвардейские, 1-я, 2-я, 3-я кавалерийские дивизии, 1-я отдельная бригада.
2-я армия — генерал Самсонов, начальник штаба генерал Постовский. В её состав входили корпуса — II генерала Шейдемана (26-я и 43-я пехотные дивизии), VI генерала Благовещенского (4-я и 16-я пехотные дивизии), XIII генерала Клюева (1-я и 36-я пехотные дивизии), XV генерала Мартоса (6-я и 8-я пехотные дивизии), XXIII генерала Кондратовича (3-я Гвардейская и 2-я пехотные дивизии); конница — 4-я, 6-я и 15-я кавалерийские дивизии.
Это был – цвет русской императорской армии, её лучшие кадровые полки.
Почти вся гвардейская кавалерия оказалась в составе Первой армии.
1-я и 2-я гвардейские кавдивизии вошли в конный отряд генерал-лейтенанта Хана Г. Нахичеванского.
Какие блестящие это были полки, какая музыка эпох, названий и имён звучала, вспомним:
1-я Гвардейская кавалерийская дивизия
1-я бригада: Кавалергардский Ее Величества Государыни Императрицы Марии Феодоровны полк, Лейб-гвардии Конный полк.
2-я бригада: Лейб-гвардии Кирасирский Его Величества полк, Лейб-гвардии Кирасирский Ее Величества Государыни Императрицы Марии Феодоровны полк.
3-я бригада: Лейб-гвардии Казачий Его Величества полк, Лейб-гвардии Атаманский Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича полк, Лейб-гвардии Сводно-Казачий полк.
При дивизии — 1-й дивизион Лейб-гвардии Конной артиллерии: 1-я Его Величества батарея, 4-я батарея; Лейб-гвардии 6-я Донская казачья Его Величества батарея.
2-я Гвардейская кавалерийская дивизия
1-я бригада: Лейб-гвардии Конно-Гренадерский полк, Лейб-гвардии Уланский Ее Величества Государыни Императрицы Александры Феодоровны полк.
2-я бригада: Лейб-гвардии Драгунский полк, Лейб-гвардии Гусарский Его Величества полк.
При дивизии — дивизион Лейб-гвардии Конной артиллерии.
Отдельная Гвардейская кавалерийская бригада
Лейб-гвардии Уланский Его Величества полк, Лейб-гвардии Гродненский гусарский полк.
В частях гвардейской кавалерии служили особы Императорской фамилии, представители самых старинных и богатых дворянских родов России. Бывший офицер Лейб-гвардии Гусарского полка Г.А. фон Таль в своих мемуарах писал: «Полк был очень дорогой, отличался товариществом и лихостью, что меня привлекало, и считался самым блестящим полком в русской гвардейской кавалерии как по своему боевому прошлому. так и потому, что Государь Император, будучи Наследником престола, в нем служил… В полку служили всегда несколько Великих Князей. С 1906 года — Великий Князь Борис Владимирович и дети Великого Князя Константина Константиновича — князья Гавриил, Олег и Игорь Романовы и герцог Лейхтенбергский. Также иногда было до 10 флигель-адъютантов Государя Императора, а также такие богачи как графы Воронцовы-Дашковы, князь Вяземский, Балашов, Нарышкин, Раевский…»
От такого великолепия громких имён, титулов и традиций можно было ждать великие ратные подвиги в лихих, победоносных рейдах и жарких схватках…
Да и к делу подготовки войск, после русско-японской войны, старались подходить серьёзно, с учётом требований нового времени. Кое в чём русская пехота, в канун войны, достигла хороших результатов. Особенно это касалось организации огневой подготовки.
Стрельбе отдельных бойцов и подразделений (взводов, рот, батальонов) в русской армии тогда уделялось очень большое внимание.
Отличные результаты в стрельбе неизменно показывал III корпус русской армии, которым долгое время командовал генерал Ренненкампф, назначенный затем Командующим войсками виленского округа.
Вот как вспоминал организацию боевой учёбы капитан А. Успенский (5 лет командовавший ротой Уфимского полка):
«Мирная лагерная жизнь 27-й п. дивизии (близ ст. Подбродзе, Вилен. губ.) шла своим размеренным темпом, по расписанию, утвержденному начальством. Вставали в 5 ч. утра, потому что в 6 ч. стреляющая часть уже должна открыть огонь по своим учебным мишеням, а до стрельбища полчаса ходу.
Хорошо обученная, любимая генералом Ренненкампфом, 27 пех. дивизия высоко стояла, как по стрельбе, так и по строевым успехам.
Желание Государя Императора, чтобы войска стреляли "отлично", обратилось в строгое требование Командующего войсками (генерала Ренненкампфа) округа выбивать на стрельбе много "сверх-отличного". Роты, выбивавшие сверхотличную оценку, расхваливались и их ротные командиры выдвигались по службе, а соревнование в стрельбе между ротами, вообще, поддерживало энергию и дух не только офицеров, но и солдат...
Чисто физическое утомление чувствовалось только после окончания стрельбы, когда нужно было возвращаться с ротой со стрельбища в лагерь».
Как видим, уже в 6 утра стрелявшая часть должна была открыть огонь по мишеням!!!
(Вспоминаю организацию стрельб в 70-80 г.г., в Советской Армии. Это было связано с огромной перестраховкой, изданием особых приказов, выдачей считанного числа патронов в одни руки, сбором гильз, назначением многочисленных «ответственных» офицеров на огневом рубеже, линии заряжания, оцеплении и т.п. ТАК научиться стрелять было сложно).
Так и это ещё не весь рабочий день тогдашнего командира роты: «В лагере нужно сходить в хозяйственную часть полка, получить деньги, письма, посылки в роты; затем - обед в полковом офицерском собрании и после обеда - короткий, прямо мертвецкий сон. В 4 ч. в. уже опять нужно учить роту в поле - очередные по расписанию занятия - до 6-7 ч. веч. (а если таковых нет, то ночное учение с 11 ч. до 2 - 3-х ч. ночи). Вечером, до сна нужно прочитать приказ по полку, сделать по нему необходимые распоряжения по роте для занятий следующего дня и, наконец, самому поужинать. Раньше 11 ч. веч. трудно было лечь спать, а утром с 5 - 6 ч, уже опять на ногах.
А зимние занятия? Они бывали еще утомительнее, потому что приходилось нести их не только на воздухе, но и в душной казарме; вкладывать всю душу для обучения молодых солдат, чтобы из простого деревенского, неповоротливого, умственно слабо-развитого парня сделать воина - бойца, защитника своей Родины.
Зимой, обыкновенно, было очень много занятий и с ротой от 8 до 12 ч. и офицерских тактических занятий от 1 ч. до 3-х часов, а после занятий (от 3-х до 6 часов) в ротах), нужно вечером от 7 ч. иногда до 10 ч. и выслушать лекцию офицера генерального штаба в гарнизонном собрании; так что часто офицеру для своих личных дел не оставалось времени!
Да, как глубоко неправы были разные г.г. социалисты, называя тогда нас, офицеров, "дармоедами"!
Остаётся только присоединиться к этому мнению командира 16-й роты Уфимского полка капитана А. Успенского!!!
Очень интересно и его мнение о генерале Ренненкампфе, которого Успенский хорошо знал: «Командующим округа был тогда генерал-адъютант Ренненкампф, - "желтая опасность", как его прозвали офицеры; он носил желтые лампасы и мундир Забайкальского казачьего войска, пожалованный ему за боевые отличия; ну а "опасным" он был вследствие своего крутого характера.
Еще будучи нашим корпусным командиром, он высоко поднял боевую подготовку 3-го армейского корпуса: постоянными маневрами, пробными мобилизациями, кавалерийскими состязаниями, боевой стрельбой с маневрированием даже в морозы, состязаниями в походном движении и т. п., причем войска всегда видели его среди себя на коне, несмотря ни на какую погоду, красивым, "лихим", простым в обращении! Заканчивая состязания между ротами на наступление, генерал Ренненкампф отличившегося командира роты называл "королем наступления", а командира, рота которого выбивала наибольшей процента сверх "отличного" - "королем стрельбы"!
Сколько проделано было В лагерное и зимнее время таких "наступлений" и "оборон" и днем, и ночью, и на учениях, и на смотрах против обозначенного противника! Сколько раз моя рота стреляла по мишеням, в близкой к бою обстановке, и стреляла почти всегда "отлично", а последние 3 года подряд "отлично", а таких рот в полку было только 3!»
Такая «наука побеждать» принесла свои плоды в начале компании, когда ещё существовали части КАДРОВОЙ русской армии. Блестящая стрельба русского III корпуса и определила нашу победу в ходе Гумбиненского сражения. Но об этом – чуть позже.
28 июля Ставка, подсчитав силы Северо-Западного фронта, констатировала «двойной перевес» над германской армией (забыв, что у немцев есть отлично подготовленные резервные и ландверные дивизии). Про части ландштурма (прекрасно зарекомендовавшие себя в ходе боёв в Восточной Пруссии) наши полководцы тогда и не вспоминали, считая их малобоеспособными.
(Ещё в августе 1913 году, на девятой совместной с французами встрече, генерал Янушкевич от имени России дал обещание выставить на тринадцатый день войны 800 тысяч солдат только лишь против одной Германии. С целью демонстрации союзнической солидарности Россия пообещала раннее наступление не на юге, против Австро-Венгрии, а на севере, против Германии. Это означало, что немцам трудно будет противостоять русской армии силами 5-6 корпусов. Такой перевес в Восточной Пруссии удовлетворял французов. Устраивало ли смещение боевой инициативы Россию? На этот счет высказываются серьезные сомнения.
«Обязательства начать решительные действия против Германии на 15-й день мобилизации является в полном смысле слова роковым решением, — говорил известный русский военный историк генерал Н. Н. Головин. — Преступное по своему легкомыслию и стратегическому невежеству, это обязательство тяжелым грузом легло на кампанию 1914 г.»)
Находясь под влиянием просьб Франции, и выполняя данное ей обязательство, Главнокомандующий русской армией Великий князь Николай Николаевич предписал генералу Жилинскому перейти границу Восточной Пруссии на 14-й день мобилизации. В результате, 1 августа наша 1-я армия генерала Ренненкампфа тронулась из районов своего сосредоточения на границу. Тронулась пешим порядком (!!!). Перевозка армейских корпусов в начале войны, хотя бы к границе с Германией, на железнодорожном транспорте нашими стратегами вовсе не была предусмотрена. Трое суток (!!!) , совершая многокилометровые пешие марши, шла на неприятеля Первая русская армия.
Справа шел не успевший закончить сосредоточения XX армейский корпус генерала Смирнова, в центре — III генерала Епанчина, на левом фланге, уступом позади, IV корпус генерала Век-Алиева. Вся конница была собрана на флангах: Хан Нахичеванский — на правом, генерал Гурко — на левом, три же корпуса шли вперед вслепую. Тыл армии был еще совершенно неустроен. (Правда это – традиционный недостаток русской армии во все времена её существования).
Капитан А. Успенский вспоминал об этом марше: «…наша дивизия двумя походными колоннами, с раннего утра 1-го августа двинулась через Кальварию в район южнее Вержболово. Шли три дня, делая по 25 - 30 верст в день. Конечно, для запасных солдат, отвыкших от походов, путь этот был тяжелый, тем более, что, придя на ночлег, многим приходилось не спать, в идти в сторожевое охранение: заставы, посты и дозоры… Наконец, 3-го августа, вечером мы подошли к германской границе и в первый раз услыхали вправо, вдали орудийную канонаду».
Русский историк А. Керсновский так описывал первые боестолкновения в Восточной Пруссии: «Совершив три усиленных перехода без дорог, 1-я армия с утра 4 августа стала переходить границу. III армейский корпус вступил в упорный бой у Сталлупенена с 1-м германским армейским корпусом генерала Франсуа, причем благодаря оплошности своего командира едва не потерпел поражения. Дело решила 29-я пехотная дивизия (XX корпуса) энергичного генерала Розеншильд-Паулина, взявшая немцев во фланг и заставившая их поспешно отступить. Между III корпусом и запоздавшим IV образовался разрыв в 20 верст. Генерал Епанчин не счел нужным предупредить об этом 27-ю пехотную дивизию, шедшую в обстановке полной безопасности слева. Дивизия подверглась внезапному огневому нападению и короткому удару, причем застигнутый врасплох 105-й пехотный Оренбургский полк был совершенно разгромлен. Начальник дивизии генерал Адариди парировал, однако, удар. Тем временем 25-я пехотная дивизия генерала Булгакова взяла Сталлупенен, а 29-я дивизия генерала Розеншильд-Паулина, поспешив на выручку, ударом во фланг решила дело. Всего под Сталлупененом наши 42 батальона и 19 батарей сражались с 18 батальонами и 20 батареями противника. Трофеями были 8 орудий и 2 пулемета (взяты 115-м Вяземским полком). Наш урон был 63 офицера, 6664 нижних чинов (половина в Оренбургском полку) и потеряно 12 пулеметов. Немцев перебито 1500 и 500 взято в плен. Конница Хана Нахичеванского действовала крайне вяло».
Вроде бы и неплохо для первой схватки. Трофеи, конечно маловаты, а потери слишком уж велики. А ведь наших войск в этом бою было в 2 раза больше, чем немцев. Конница «подкачала», да первые грозные признаки необъяснимого разгильдяйства и отсутствия взаимодействия у русских полководцев должны были вызвать у командования беспокойство. Да не в наших традициях делать тщательные разборы выигранного боя…А бой под Сталлупенем наша историография считает победой русских.
Однако, как часто бывает на войне, однозначные оценки того или иного боя бывает сделать сложно. Капитан А. Успенский по горячим следам ярко описал перипетии схватки: «В это время произошла катастрофа с 105-м Оренбургским полком, наступавшим левее нас на Будветчен. Овладевши Будветченом, а также Сансейченом, доблестный командир 105-го полка - полковник Комаров, не имея впереди себя противника, изменил под большим углом направление своего наступления, с целью помочь нашему полку овладеть Герритен. Этим воспользовались немцы.
Они знали (благодаря своей прекрасной разведке), а полковник Комаров не знал (по вине Штаба Корпуса), что наша 40-ая соседняя слева дивизия опоздала на целый переход (20 в.)(!!!) и, таким образом, образовалась пустота. Сюда немцы и двинули, во фланг и тыл 105-му полку, отряд из полка пехоты с 5-ю батареями и 2-мя эскадронами.
Первое движение этого отряда полковник Комаров принял за движение нашей, долженствующей здесь быть, 40-й дивизии; так, именно он и сказал своему адьютанту на его доклад о движении немцев. "Какие немцы, что вы?! Это же наша 40-ая дивизия!" Но когда немцы открыли огонь из своих орудий и пулеметов в тыл и фланг, 105-ый полк дрогнул и, под страшным близким огнем, начал беспорядочно отступить. Командир полка успел крикнуть: "знамя! знамя! спасайте знамя!" и сам пал, пронзенный пулями пулемета. Знамя успели вынести, но большая часть полка была окружена немцами, потеряв все пулеметы (8 штук) и попала в плен…
В виду спешности, - в 3-х дневный срок, - мобилизации, 105-й Оренбургский полк при выступлении получил пополнение местными запасными из гор. Вильно, т.е. получил 2500 еврейчиков. Командир полка перед выступлением подал рапорт, что его полк, благодаря этому, сделался небоеспособным и, действительно, эти еврейчики почти все сдались в плен во время упомянутой катастрофы. 14 офицеров было убитых, еще более раненых и попавших в плен.
Катастрофа со 105-м полком имела бы роковые последствия для исхода всей Сталупененской операции, потому что паника быстро отступавших оренбургцев начала передаваться по всей линии наступления, цепи дрогнули и под натиском немцев, местами уже начали отступать, - но Начальник 27-ой пехотной дивизии генерал-лейтенант Адариди быстро локализировал этот неуспех: приказано было 108-му Саратовскому полку, стоявшему в резерве у д. Пемилаукен восстановить положение левого крыла, а артиллерии сосредоточить огонь против артиллерии противника…
С холма у Допенена мне видно было, как красиво, торжественно, словно на параде, двигались цепи 108-го Саратовского полка, сначала шагом, потом перебежками, вступили в общую линию нашего наступления. Это было уже часов в 5 - 6 вечера.
Скоро огонь с обеих сторон по всей линии усилился, немцы особенно упорно "долбили" своей артиллерией отдельные здания; усадьбы и сараи, за которыми по старой маневренной привычке старались накапливаться и укрываться некоторые наши группы. Конечно, здесь несли они огромные потери от точного прицельного огня немецких батарей по этим зданиям; ранения увеличивались от массы осколков и камней, летящих во все стороны при разрушении этих построек, пока они не загорались от огня гранат. Увеличивалось число убитых и раненых в открытом поле…
При начавшемся беспорядке и отходе некоторых цепей: нашего полка, соседних: 99-го Ивангородского и 100-го Островского, среди цепей неожиданно появился командир 100-го Островского полка полковник Зарин. При помощи ближайших офицеров ему удалось остановить начавшееся отступление, указав этим ротам новую позицию, фронтом к северо-западу и приказал на этой позиции укрепиться - окопаться.
Быстро вырыты были здесь окопы, и неожиданно наступивший с севера во фланг нам противник, силою не менее баталиона, в сомкнутом строю, был встречен нами сильным ружейным огнем и отбит…
Стемнело. Наше продвижение вперед прекратилось, и огонь со стороны Герритена затих. Кругом горели дер. Платен, Будвейчен, Пельшлаукен и отдельные немецкие усадьбы, зажженные артиллерийским огнем, а вдали видно было зарево в стороне Эйдкунен.
Итак, с таким трудом взятый нами Герритен мы оставили, но и немцы прекратили бой…
Потери полка, сравнительно, были небольшие: так, напр., у меня в роте из солдат убитых было 6 человек, раненых 12, но без вести пропавших 22…
Был получен приказ командующего 1-ой армией генерала Ренненкампфа, с угрозой предать полевому суду тех командиров полков, кои не удержали уже занятые в бою позиции, если сегодня же не овладеют ими снова.
Приказ командира корпуса генерала Епанчина определенно указывал начать немедленно наступление и взять Герритен, Допенен-Будвейчен,
Итак, после обеда, 27-ая дивизия двинулась вперед со всеми мерами охранения. Каково же было наше общее изумление и радость, когда при продвижении вперед мимо мест вчерашнего боя, мы противника не нашли! Прошли все местечки, в том числе и Герритен - немцы пропали!
Особенно ужасное зрелище представлял участок к югу от м. Иогельна, где вчера разыгралась катастрофа с 105-м полком! Убитые лежали вперемешку, и русские и немцы. Здесь же лежали убитые офицеры 105-го полка во главе со своим храбрым несчастным командиром! Несчастный, благодаря вине высшего начальства - штаба корпуса, который - это точно установлено - мог и не дал знать, что 40-я дивизия отстала, и тогда полковник Комаров не принял бы немцев за русских на нашем левом фланге.
Кто знает?... Быть может, тогда гораздо выгоднее для нас окончился бы этот первый бой?
Между прочим, убитый полковник Комаров лежал без сапог. Значит, уже появились проклятые "шакалы", которые под прикрытием ночи грабили убитых!»
Вам судить, можно ли считать выигранным бой, если по итогам дня командующий армией в приказе грозит командирам отступивших полков полевым судом (!!!), а русская армия совершенно «проспала» ночной отход противника с занимаемых позиций.
Уже в этом (успешном!) бою видны и первые грозные признаки морального неблагополучия в русских частях. Только в роте Успенского 22 «пропавших без вести» (при небольшом числе убитых и раненых в бою). Наверняка большинство «пропавших» - дезертиры, сдавшиеся затем неприятелю. Да и сапоги с ног убитого командира полка уж точно стянул кто-то из «своих» мародёров…
А вот как описывал первые бои германский генерал Макс Гофман (в то время – подполковник, офицер штаба 8-й армии, дислоцированной в В. Пруссии) в книге"Война упущенных возможностей" ("Der Krieg der versaumten Gelegenheiten"): «Нашей армии поручено было защищать Восточную и Западную Пруссию от нападения русских. При этом она должна была стараться, в случае нападения превосходных сил, не дать себя окончательно разбить и равным образом не дать себя оттеснить в крепость Кенигсберг. На случай такого нападения в операционном плане имелось указание очистить Пруссию к востоку от Вислы и отвести армию за реку». Это – важный момент. Отход немецкой армии, при необходимости за Вислу был предусмотрен операционным планом и не являлся чем-то экстраординарным. Это надо иметь ввиду, рассматривая ход дальнейших событий.
«Первый обмен мнений между мной и начальником штаба о предстоящей нашей армии задаче коснулся следующих вопросов: нас не беспокоила многократно уже обсуждавшаяся возможность кавалерийских атак большими массами неприятеля. С ними управились бы войска, охранявшие границу. Нам даже желательно было, чтобы русские в действительности предприняли такого рода атаку и при этом сразу потерпели бы неудачу.(!!!)»
Надо ли говорить, что именно это наступление большими массами конницы (чего ожидали немцы) и было предпринято нашими генералами?!
Вот что пишет об этом А. Керсновский: «5 августа генерал Ренненкампф, выполняя директиву штаба фронта (отрезать немцев от Кенигсберга и охватить их левый фланг), двинулся главными силами на север от Роминтенского леса, выслав конницу Хана Нахичеванского на Инстербург. Однако стратегическая разведка оказалась Хану и подчиненным ему кавалерийским начальникам совершенно не по плечу — и 70 эскадронов лучшей в мире конницы решительно ничего не дали своей армии. Генерал Ренненкампф оставался после Сталлупенена в полном неведении относительно противника.
6-го числа у Каушена конный корпус Хана Нахичеванского ввязался в бой с бригадой прусского ландвера, не сумев ее уничтожить. Против 6 батальонов и 2 батарей немцев мы имели 70 эскадронов и 8 батарей. Однако Хан Нахичеванский не подумал воспользоваться маневренным превосходством конницы и четверным огневым перевесом. Обе гвардейские кавалерийские дивизии спешились и начали фронтальный бой с минимальными шансами на успех и зря понесли потери. Гвардейская конная артиллерия стреляла плохо, а начальник 3-й кавалерийской дивизии генерал Бельгард, посланный в обход германской бригады, не отважился на атаку.
Бой решил Лейб-Гвардии конного полка ротмистр барон Врангель, лихо атаковавший со своим эскадроном неприятельскую артиллерию и взявший 2 орудия. Наши потери — 46 офицеров и 329 нижних чинов. У немцев убыло 1200 человек. Хан так и не преследовал.
После этого бесполезного и бездарного боя Хан отвел свою конницу в глубокий тыл, не позаботившись предупредить о том пехоту и штаб армии. Последствием этого поистине преступного отхода было обнажение правого фланга 1-й армии, в частности выдвинувшейся вперед 28-й пехотной дивизии».
Вернёмся к рассказу М. Гофмана: «…виленская армия, как это всегда предполагалось, выступила раньше варшавской. К тому же сведения летчиков по-прежнему подтверждали, что на путях с юга никакого движения не замечается. Командованием принято было решение расположить главные силы армии для атаки против виленской армии.
17 августа генерал-майор граф Вальдерзее к великому своему удивлению получил донесение от начальника штаба 1-го арм. корпуса о том, что генерал Франсуа не выполнил данного ему приказа, перешел с большей частью своих сил в наступление и под Сталюпененом вступил в бой. Командование армией распорядилось по телефону и телеграфу прекратить бой. Генерал-квартирмейстер Грюнерт послан был на автомобиле к генералу Франсуа, чтобы лично передать последнему этот приказ…
В случае с генералом Франсуа все-таки удалось во-время вывести корпус из сферы огня.
Прекращенный, таким образом, бой при Сталюпенене являлся сам по себе полным успехом, одержанным 1-м арм. корпусом. Превосходные силы русских были отброшены, несколько тысяч было взято в плен. Тем не менее, в связи с общей обстановкой, это было ошибкой. 1-й арм. корпус, хотя и победоносный, понес все-таки потери в людях и снаряжении и, что всего важнее, растратил физические силы, которые следовало бы поберечь для главной битвы. Кроме того, совсем не в наших интересах было препятствовать продвижению вперед виленской армии. Напротив, чем скорее она подвигалась, тем легче нам удалось бы ее разбить, прежде чем подоспеет с юга варшавская армия.
Тем временем продолжалось планомерное развертывание армии на линии р. Ангерап».
Как видим, немцы вполне обосновано полагали, что в бою под Сталлупененом победили именно они.
На фото: отличившийся в бою под Сталлупененом ротмистр барон Врангель с женой (сестра милосердия)
Информация