Моя боевая жизнь
Записки Войска Донского генерал-лейтенанта Якова Петровича Бакланова, написанные собственною его рукою.
1
Я родился в 1809 году от бедных родителей, был единственным сыном. Отец мой поступил на службу казаком, дослужился до чина полковника; он постоянно находился в полку, поэтому не мог заботиться о моём воспитании. Мать женщина простая, без средств, мало думала об обучении меня грамоте, но родная моя бабка в один день объявила мне, что я должен поступить учиться к Кудиновне,- грамотная старуха, принимавшая детей к себе в школу.
У неё, года два, по церковной азбучке, зубрил аз - ангел - ангельский, от неё переведён к приходскому пономарю: учил наизусть "Часовник", затем переведён к дьячку, где проходил псалтырь.
В 1816 году отец, в чине есаула, возвратился с Отечественной войны, а в 1817 году наряжен в Бессарабию в полк Горбикова: взял и меня с собой.
По прибытии на место служения, я был поручен для дальнейшей науки грамоте сотенному писарю: через год перешёл к полковому писарю.
В 1823 году полк отпущен на Дон.
С 1823-го по 1825г. жил в доме, занимался в хозяйстве, пахал землю, косил сено и пас домашних животных, а о грамоте моей не было речи.Отец,сам мало грамотный, не счёл нужным проверить мои знания, а был убеждён, что сын, пройдя такие знаменитые заведения, под руководством вышесказанных знахарей, был дока читать и писать. На деле же выходило иначе: я не мог подписать своей фамилии, а книги читал с величайшим трудом, что вышло оттого, что мои наставники - писаря мало занимались мною, а у меня не было охоты к ученью, и я по целым дням и ночам вертелся в казармах среди казаков, с жадностью слушал рассказы об отвагах предков наших по Азовскому и Чёрному морю, об Азовском сидении, и о разных эпизодах в последующие войны новыми поколениями оказанных, и под эту гамонию нередко засыпал сладким сном.
В 1825 году отец, в полку Попова, командирован в Крым; взял меня с собой с зачислением в комплект полка.Будучи произведён в урядники, при доставшейся очереди , во время похода , дежурить по сотне, следовало мне при утреннем рапорте писать рапортички и подписывать их, но я не мог ни того, ни другого. Эта неожиданная моя безграмотность сильно поразила отца.
По прибытии в Крым, он первым долгом счёл отправить меня в город Феодосию, где было уездное училище, и бывшему смотрителю этого заведения, Фёдору Филипповичу Бурдунову, отдал меня пообучиться за условленную цену.Благодаря этому честнейшему человеку, в продолжении года бытности моей у него, прошёл я всю премудрость, которой обучают в уездном училище и был первым из учеников; быть может я бы долго пробыл у Бурдунова, но мать, оставшаяся одна в доме, в письмах настоятельно требовала , чтобы отец мой приехал бы со мною в отпуск и женил бы меня .
Отец исполнил её просьбу, а вместе с женитьбой прекратилось дальнейшее моё ученье.
2
В 1828 году окрылась турецкая война. Полк наш, по распоряжению начальства, двинут в Европейскую Турцию. Пред выступлением в поход, бывший Новоросийский генерал - губернатор, князь Воронцов, приехал в Крым; он потребовал от полка офицера, для посылок с депешами к великому князю Михаилу Павловичу в Браилов.
Отец, за смертью командира полка, принял его в командование, я же был в полку том офицером.
В командировку эту назначили меня.
Получив всё нужное к отправлению, через Молдавию и Валахию, прибыл в Браилов, сдавши депеши, дней десять ожидал приказа вернуться в полк.
В один день, перед вечером , слышу вызывают охотников идти на штурм. Не рассуждая о том какие могут быть последствия , я заявил себя желающим быть в среде их. В полночь весь отряд охотников, подкрепляемый густыми колоннами пехоты, двинулся вперёд; на рассвете тихо подошли мы к главной батарее, и с криком " Ура" бросились на штурм...
Что далее происходило, сказать не могу по следующей причине: когда мы прибежали ко рву, нас подняло на воздух;многие были засыпаны землёй, некоторых отнесло от батареи, а мне, кажется, пришлось лететь по воздуху несколько саженей, как птице пернатой.
На другой день я пришёл в себя, лёжа в палатке между раненными.
Штурм был неудачен; потери громадны. Через пять дней меня выписали из госпиталя , как выздоровевшего, и я получил приказание оправиться к полку, шедшему на местечко Рийны, при впадении реки Прута в Дунай . Дождавшись там полка, я первым долгом счёл рассказать мою отвагу отцу в чаянии получить похвалу; но увы, вместо похвал, отец отдубасил меня нагайкой, приговаривая: " не суйся в омут, когда отдалён от своей части, а с ней иди в огонь и воду ".
Полк перешёл Дунай в Исакчах; 22 октября 1828 г. прибыл к крепости Костенжи; занял от неё наблюдательную линию по Троянову валу к Черноводам, выше Гирсова на Дунае; здесь оставался в продолжении зимы потому, что войска наши, бывшие под Шумлой и Силистрией, возвращались на зиму в Молдавию и Валахию, оставив сильные гарнизоны в занятых нами крепостях.
Зима была весьма сурова, а потому прошла мирно.С открытием весны 1829 г. войска, зимовавшие по левую сторону Дуная, двинулись под Шумлу и Силистрию. Полк наш присоединился к главным силам шедшим к Шумле и в продолжении всего года учавствовал во многих сражениях; при этом могу упомянуть о следующем случае, лично до меня относящемся. В июле месяце армия из под Шумлы двинулась через Балканы. 7 - го числа, в числе охотников, бросился я вплавь на лошади, через реку Камчик. Широта её не превышает десяти сажен; под картечными выстрелами двенадцати турецких орудий, стоявших по правую сторону реки, мы бросились в воду; многие охотники были убиты и утонули, но 4/5 - х, в количестве 2 т., переправились благополучно, сбили турок с позиции и тем дали возможность двинуться нашим колоннам на переправу.
За такую отвагу я от отца получил поощрительную награду: несколько нагаек в спину, будто - бы за то, что я позволил себе пуститься на вороной лошади - а не белой , эта - де была сильней и надёжней , а с вороной мог - де я утонуть; на деле - же выходило вот что: отцу не хотелось, чтоб я очертя голову бросался во все нелёгкие.Понявши наконец его и дорожа моей спиной, более не позволял себе ни на какие отваги.
От Камчика двинулись вперёд. Перейдя Балканы, 11 июля 1829 года заняли с бою города Мисеврию и Ахиол. 12 июля, полк отца послан на рекогносцировку к укреплённому городу Бургасу; вблизи его полк встречен был турецкою кавалерию в 700 человек, вступив с нею в бой, опрокинув её и вместе с ней ворвался в город: вытеснили в гарнизон, завладели городом с незначительною потерею: трофеи состояли из нсскольких крепостных орудий и мортир. За таковую отвагу отец получил Георгия 4 степени, подо мной убита лошадь и я последним вошёл в крепость.
8 -го августа армия, без боя, заняла второй столичный турецкий город Адрианополь, а по заключении мира, 8 января 1830 года, полк выступил на зимовые квартиры в Румилию.21 апреля - выступил в поход в Бессарабскую область, для занятия пограничной стражи по реке Пруту. 14 августа 1831 года полк был отпущен на Дон.
С 1831 по 1834 год, я жил в доме.
3
Весной 1834 года, командирован на правый фланг кавказской линии, в полк Жирова, где находился до выступления его в 1837 году на Дон.В бытность на Кавказе , я участвовал во многих делах с горцами; особых отличий с моей стороны, выходивших из ряда обыкновенных казацких, не было, кроме разве следующего: полк был расположен по реке Кубани; весной 1830 г.,по ряспоряжению начальника кубанской линии генерал - майора Засса, полк двинут в полном составе за Кубань, на реку Чамлык.Придя на место, начали строить укрепление; через месяц оно было готово. Полк расположился в нём. Во время постройки его лошади паслись над рекой, под прикрытием одной сотни; горцы, видели эту оплошность и вознамерились, во что бы ни стало, отбить весь табун у прикрывающей сотни; для того собралось горцев более 360 человек, самых отборных наездников из князей и узденей . В ночь, под 4 июля эта ватага, переправившись через реку Лабу, скрытно перейдя на Чамлык, остановилась ниже крепости в полуторе вёрст в лесу, с таким намерением, когда выпустятся на пастьбу лошади, гикнуть из засады и угнать всю добычу безнаказанно , потому, что преследовать их было не кому .Полк оставался, по их расчёту, весь пеший, кроме прикрывающей конной сотни; но они горько ошиблись: вместе со вступлением полка в крепость, лошади более на пастьбу не выпускались.
По заведённому порядку, дежурные по полку сотенные командиры с восходом солнца должны были высылать разъезды вверх и вниз реки версты на три, и если, по осмотре местности, ничего сомнительного не окажется, начальники разъездов оставляли на условленных местах пикеты, а с остальными людьми возвращались в крепость . 4-го числа я был дежурным; сотня моя имела лошадей осёдланных, люди в амуниции. Солнце взошло. Разъезды посланы .Выйдя на батарею, я следил за ними; посланный вниз, перейдя ручей Грязнушку, поднялся на высоты, спустился к Чамлыку; за лесом мне нельзя было видеть, какая катастрофа происходит с разъездом; через четверть часа показался скачущий всадник, оставшийся в живых из пятнадцати разъездных: остальные 14 побиты. За ним громадная вереница кавалерии. Я тотчас приказал моей сотне сесть на коней и выступил на встречу горцам; за пол версты от крепости встретился с ними , но в бой не вступил, считая себя слишком слабым , по численности людей: в сотне не более ста человек, а потому я отступил к стенам крепости, ожидая выступления полка . Горцы, видя свою неудачу, повернулись и шагом пошли обратно . В крепости была страшная неурядица: все бегали взад и вперёд, не находя что делать . -Является ко мне полковой адъютант, передаёт приказание идти за партией; я двинулся по следам её, но на благородной дистанции, выбирая на каждом шагу выгодную позицию, чтобы в случае нападения спешиться, стать в оборонительное положение - эта спасительная метода принята на всём Кавказе .Горцы перешли Чамлык, двинулись к Лабе: - между этими реками, вёрст на 25, леса нет, чистое поле, - и в виду крепости бросились на меня в шашки; бывши готовою к таковому случаю, сотня спешилась, встретила горцев батальным огнём; более получаса я выдерживал атаку: убитых и раненных у меня не было; люди сохранили дух твёрдости, горцы же оставили 20 тел . Партия отступила . Пошёл и я за ней на почтительной дистанции . Прошёл версту; крепости мне более не было видно. На пространстве десяти вёрст я выдержал двенадцать атак: у меня выбыло из строя до 20 человек.
После седьмой атаки я послал урядника Никредина к командиру полка просить подкрепления и сказать, что в сотне нет патронов.
После десятой атаки является Никредин, передаёт в полголоса ответ командира: " Скажи головорезу, если у него нет патронов, то есть пики, а на меня пусть не надеется ".
На вопрос мой далеко - ли полк от нас ? Ответ: " Ещё, ваше благородие, из крепости не выступал ".
Я был поражён такой вестью . Дождь настал проливной . Последовала одиннадцатая атака . После первых выстрелов ружья замокли, минута настала критическая; к счастью атака продолжалась минут пять. Партия отступила . Последовал и я за ней . Подозвав к себе субалтерн - офицера Полякова ( впоследствии убит ), высказал ему наше положение, прибавив, что как у меня, так и у него кони добрые и мы могли бы ускакать, но в таком случае на жертву останутся меньшие братья, а потому: даёт ли он мне честное слово умереть совместно с братией со славою, не видя сраму?
Ответ: " Хочу умереть честно, а сраму не желаю пережить ".
Поблагодаривши его, я передал следующее моё распоряжение: горцы ещё атакуют нас и если встретят нашу стойкость, тотчас отступят; нужно пользоваться моментом: " Слушай, вторая полусотня остаётся в твоём распоряжении, с первою - я брошусь в пики и, если ты увидишь, что горцы будут хоть немного потеснены, ту же минуту подкрепи своими пиками; но если повернут меня, успевай, в пешем строю, стать в оборонительное положение; примкну и я к тебе, и будем рубиться на месте пока живы ". Я не ошибся . Последовала двенадцатая атака . Встретив непоколебимое сопротивление , горцы повернули от нас, пошли шагом . Сотня села на коней .Вдали гремел гром и звук его много походил на гул орудийных колёс . Я обратился к сотне со следующими словами: " Товарищи! Слышите гул орудийных колёс? Это полк спешит к нам; горцы безсильны; ружья и пистолеты их также замокшие, как и ваши; нагрянет полк и передушит их как цыплят; но это бы ничего, а всю славу припишет себе . Вы же целый день выставляли вашу могучую грудь и останетесь не причём! Станичники! Не допустим их воспользоваться нашими трудами. Пики наперевес! С Богом! Вперёд!"
Первая полусотня врезалась в середину; каждый казак пронзил пикой свою жертву . Эта неожиданная наша смелая выходка - поразила горцев; вместо того, чтобы отразить нас, никто не схватился за шашку . Поляков не потерял момента: со своею полусотнею подкрепил меня . Опрокинутые горцы в беспорядке бросились бежать; на пространстве 15 вёрст, мы преследовали их до реки Лабы . Осталось до 300 тел, ушло не более 60 человек.
Возвращаясь к полку, я забрал рассыпанных в поле лошадей , а с убитых снял оружие; в плен никто из горцев не был взят потому, что трудно было требовать от казаков, людей разъярённых как львы, пощады к врагам.
Подойдя к крепости, вёрст за пять встретили идущий к нам полк при двух полевых орудиях . Что за причина была со стороны командира полка бросить меня с сотнею на погибель - разъяснить не умею.
За это дело я получил Владимира 4-й степени; Поляков - Анну 3- й степени.
4
В промежутке 1837 г. по 1854г. находился я в учебном полку в Новочеркасске, и три года в Польше, в полку Родионова .В 1845 году , экстренно командирован на левый фланг кавказской линии в полк Шрамкова, от которого, по личному приказанию наместника кавказского князя Михаила Семёновича Воронцова, принял в командование 20 полк, бывши майором . В 1850 г. полк спущен на Дон, я же, по ходатайству Воронцова, остался на Кавказе, принял в командование 17 полк , пришедший на смену 20-го.
Командовал 17 -м полком по 1853 год, и передал его подполковнику Полякову ( однофамилец с бывшим моим субалтерн - офицером в полку Жирова); сам же я получил назначение быть начальником всей кавалерии левого фланга, почему и переехал в крепость Грозную.
В апреле месяце 1855г., по ряспоряжению главнокомандующего Муравьёва, потребован в Турцию, под Карс.
О службе и делах на левом фланге, как многочисленных, останавливаюсь описанием, а укажу на некоторые случаи, более любопытные . С 1845 г. по 1853 г. я с полком моим отбил у горцев до 12 тыс. рогатого скота и до 40 тыс. овец; ни одна партия, спускавшаяся с гор на Кумыкскую плоскость, не возвращалась безнаказанно, а всегда была уничтожаема и редкому из их среды удавалось возвращаться по добру- по здорову . Имея вернейших лазутчиков и платя им хорошие деньги , я всегда был вовремя предупреждаем о движении горцев; нападал с моим полком и уничтожал так, что горцы к исходу 1853 г. прекратили свои налёты в наши пределы . Горцы называли меня -даджалом , в переводе на русский язык дьявол, или отступник от Бога.
В декабре 1851 -го года бывший начальник левого фланга, князь Барятинский вызвал меня в Грозную, где я получил от него приказание, с января месяца приступить к окончанию начатой просеки от укрепления Куринского к реке Мичуку, и во что бы то ни стало перейти ее и очистить лес по левую сторону, насколько будет возможно. При этом я должен торопиться в проведении в исполнение этих задач по- тому, что он, кн. Барятинскій, выступит из Грозной на Шалинскую поляну, займется продолжением просеки к Автурам, откуда двинется через Большую Чечню, Майор-Туп в Куринск, и о боевом движении заблаговременно даст мне знать с тем, чтобы я с моими силами вышел на встречу.
5-го января 1852 г. я сосредоточил из крепостей Кумыкской плоскости три батальона пехоты: мой № 17 полк, сборный казачий линейный и восемь полевых орудий; приступил к рубке леса; в течении мсяца дошел до Мичука и после боя, продолжавшегося два часа, переправился на левую сторону; очистив к 16-му февраля 1852 г. лес от берега на 100, а по реке на 300 сажен. 17-го числа отпустил войска по крепостям на четыре дня для отдыха, а в полдень того-же дня с башни, стоящей от укрепления на версту, дали мне знать: за Мичиком, по направлению к Автурам,— слышны не только пушечные выстрелы, но даже батальный ружейный огонь. Взяв четыре сотни моего полка, по просеке выехал на Кочколыковский хребет, отдуда услыхал в Майор-Тупе сильную перестрелку. Я понял, что Барятинский идет в Куринск, а как Майор-Туп от Куринска в 15 верстах, то наверное ночью получу с лазутчиком записку выступить на соединение. В этот момент, по роспуске войск, у меня осталось три роты пехоты, четыре сотни казаков и одно орудие, а поэтому с высот тех я написал записку карандашем, в укрепление Герзель-Аул, в 15 верстах, к полковнику Ктитореву: оставить в крепости одну роту, а с двумя при орудии, выступить ко мне; другую записку отправил на пост Караганский в 17 верстах; из него потребовал две сотни казаков.
Каждая записка вручена трем казакам на добрых конях, испытанных в отвагах, с приказанием доставить, по принадлежности, во что бы ни стало.
Требуемые части прибыли к полуночи. Вследъ за ними явился от Барятинскаго лазутчик с запиской; сказано в ней: с рассветом стать между реками Мичуком и другой рекой, и ожидать его отряда. Минут через десять явился мой лазутчик и сообщил, что Шамиль со всем своим скопищем, до 25.000, стал за Мичуком, против моей просеки, и усилил сторожевую цепь. Имам был убежден, что я выступлю на соединение с отрядом, и он вовремя успеет воспрепятствовать моему движению.
Местный наиб с почетными стариками,—как я узнал о том через лазутчика моего—явились к Шамилю со следующими словами: «Имам! напрасно сторожишь старую лисицу на этом пути; она не так глупа, как ты думаешь о ней; она не полезет тебе в рот, а обойдет такими путями, где трудно пролезть и мыши!» Но Шамиль отвергнул их советы, и не принял никаких предосторожностей в боковых путях.
В два часа ночи, с четырьмя ротами, шестью сотнями казаков, при двух орудиях, двинулся я через Кочколыковскый хребет гораздо правей просеки, без дороги, по дремучему лесу, так что орудия и зарядные ящики через пни и колоды переносились на руках. Преодолев все препятствия, с восходом солнца стал на указанном месте; соединясь с отрядом, с полком моим пошел в авангарде. Подкрепляемый четырьмя батальонами и восемью орудиями, с бою овладел завалами. Расположась в них, пропустил весь отряд, последним отступил через Мичук, и только к полночи пришел в Куринск.
За занятие завалов я награжден Георгиемъ 4-й степени; но эта награда куплена ценою потока крови моих братьев; из полка моего выбыло убитыми: храбрейший майор Банников, до 70 казаков, ранено два офицера и до 50 казаков; подо мною убиты три лошади.
Во время рубки леса, с 5 января по 17 февраля 1852 г., былъ следующий случай: в один вечер собрались ко мне батальонные командиры и офицеры пить чай. Среди этого является мой знаменитый лазутчик Алибей. Когда он вошел, я приветствовал его на туземном яаыке:
«Маршудю» ( Здравствуй )
Ответ: «Мар- ши Хильли» ( Благодарю за здоровье )
Мой вопрос: "не хабар? Мот Али" (Что нового? Рассказывай!)
Вдруг вся честная компания обратилась ко мне с просьбою, чтобы спрашиваем был лазутчик не мною, понимавшим туземный язык, но через переводчика, потому что их интересуют его вести, которыя я-де могу от них скрыть. Не подозревая о чем Алибей пришел мне сообщить, я приказал переводчику передавать на русском языке: «я пришел ска- зать тебе: Шамиль прислал из гор стрелка, который в 50 саженях, подкинувши яйцо к верху, из винтовки пулею его разбивает; ты завтра идешь рубить лес, имеешь привычку постоянно выезжать на курган,напротив оставленной нами за Мичуком батареи, вот в ней будет сидеть этот самый стрелок, и, как только ты выедешь на курган, он убьёт тебя. Я счел нужным предупредить об этом, и посоветовать— не выезжать на тот курган.»
Поблагодарив моего Алибея, дал ему бешкеш и отпустил. С восходом солнца войска стояли в ружьё. Я двинул их к Мичуку. Надо сказать, что о хабаре Алибея уже знал каждый солдат; мое положение было отвратительное: не ехать на курган—явно должен показать себя струсившим, а ехать и стать на кургане—быть убитому. Явилось какое-то во мне хва- столюбие: я решился ехать на курган. Не дойдя саженей с 300, остановил колонну; с пятью вестовыми поехал к лобному месту; под курганом остановил их; взял у вестового мой штуцер; выехал на курган; стал лицом к батарее. Не могу скрыть, что происходило со мной: то жар, то холод обдавал меня, а за спиной мириады мурашек ползали. Вот блеснула на бруствере винтовка. Последовал выстрел. Пуля пролетела влево, не задев меня. Дым разошелся. Стрелок, увидев меня сидящяго на лошади, опустился в батарею. Виден взмах руки —прибивает заряд; вторично показалась винтовка; последовал выстрел: пуля взяла вправо, пробила пальто. Ошеломленный неверностью выстрелов стрелок вскочил на бруствер и с удивлением смотрел на меня. В эту минуту я вынул из стремени левую ногу и положил на гриву лошади; облокотившись левой рукой на ногу, приложился к штуцеру, сделал выстрел, и мой соперник навзнич полетел в батарею: пуля попала в лоб, прошла на вылет. Войска, стоявшие безмолвно, грянули «ура», а чеченцы за рекой выскочили из- за завалов, ломанным русским языком, смешанным со своим, начали хлопать в ладоши «якшы (хорошо) Боклу! Молодец Боклу!»
Неверностью выстрелов стрелка я обязан немирным чеченцам: когда явился к ним стрелок и начал хвастаться, что он «Боклу убьетъ" ( Боклу - Лев ), то на это ему сказали следующее: "О тебе мы слышали: ты на лету из винтовки пулею разбиваешь яйцо, а знаешь ли, тот, которого хвастаешься убить, такой стрелок, мы сами видели,—на лету из винтовки убивает муху! да к тому-же должны тебе сказать: его пуля не берёт, он знается с шайтанами . Знай, если ты промахнешься, он непременно убьет тебя".
— «Ну, хорошо, проговорилъ стрелок, я закачу медную пулю; от неё не спасут его шайтаны!
Вот вся причина, отчего не были верны выстрлы; у прицеливавшагося в меня, при расстроенных нервах, зрачки глаз расширялись и меткость у стрелка пропала.
29-го января 1853 г. князь Барятинский с войсками из Грозной пришел в Куринск, и приступил к рубке леса на Хоби-Шавдонских высотах, с целью построить укрепление. С 6-го по 17-е февраля лес на высотах и по склону к Мичуку был вырублен. Необходим переход через Мичук; но берега её, при впадении в неё реки Ганзовки, с обеих сторон отвесисты сажен на восем; по левую сторону Шамиль с 40,000 скопищем, с десятью орудиями, стоявшими над берегом в батареях, построенных из фашин. Открытый проход был немыслим потому, что потеря в войсках могла быть на половину отряда, а успех сомнителен. Требовалось обходное скрытное движение.
16-го февраля Барятинский, вечером, призвал меня к себе в палатку и сказал: «дед(так он меня всегда называл), переход через Мичук открытый— повлечёт страшные потери; ты знаешь всю местность, не можешь ли обойти во фланг Шамилю?»
Я попросил у него отсрочки на два дня, чтобы через пластунов моего полка найти выше или ниже место, незанятое неприятелем. В ответ сказано: «время нетерпит; в эту же ночь узнать, а с рассветом ты, дед, окончательно должен идти!»
Возвратясь в мою ставку, призвал я знаменитого начальника команды пластунов, урядника Скопина (ныне есаул), приказал ему сам-друг осмотреть местностъ «вёрстах в восьми выше по реке, к рассвету возвратиться и сказать: удоб- на ли переправа, и не сторожат ли там чеченцы?
Скопин возвратился и сообщил: "переправа удовлетворительна, стражи нет."
Ту-же минуту я отправился к Барятинскому, разбудил его и передал добрую весть.
«А сколько тебе, дед, нужно войска?» спросил князь.
Я сказал: «позвольте мне взять Куринского полка три батальона, мой полк, дивизион драгун, нижегородцев, сборный линейный казачий полк и восемь орудий».
— "Бери и иди с Богом: надеюсъ на тебя, сумеешь выполнить мое поручение, я же сейчас двинус к Мичуку, открою артилерийский огонь и этим замаскирую твоё движение."
Выходя от кн. Барятинского, я попросил, что если я, сверх чаяния, буду неприятелем открыт и завяжется у меня с ним дело, то не посылать мне на выручку ни одного человека, потому что это будет напрасный труд, никакие вспомогатель- чые силы не спасут моего отряда, а только увеличат потерю.
С рассветом густой туман покрыл всю местность, с тем вместе скрыл моё движение. По северному склону Коч- колыковского хребта двинулся мой отряд; пройдя Куринское укрепление, круто повернул левым плечом и через дремучие леса и овраги дошел до Мичука: переправился никем не замеченный, и направился вниз по Мичуку. К часу по полудни туман разошелся; Шамиль увидел меня, подходящего к правому его флангу. Ошеломленный таким нежданным гостем, имам отступил от Мичука, и Барятинский со всеми своими силами, под моим прикрытием, двинулся через реку. Потеря, вместо нескольких тысяч, ограничилась десятью или пятнадцатью убитых и раненых нижних чинов.
Кстати замечу. Командир кабардинского пехотного полка полковник барон Николаи получил Георгия 4-й степени, за смелую отвагу: первым опустился по верёвке в Мичук о бок моей колонны. Вот уж подлинно гласит поговорка в народе: не родись красив, а родись счастлив.
А вот настоящий, заправский пример — не только отваги, но и полнейшего самоотвержения: 25 февраля 1853 г., в силь- ном бою при истреблении аулов Денги-Юрт и Али-Юрт, бывши колонным начальником и распоряжаясь войсками, я не обратил внимания на Шавдонку, топкий ручей: через него без моста переход—немыслим; широта его сажен семь. По левой стороне пни от срубленого леса и колоды, из-под них несколько десятков винтовок направлены были в меня. Мой знаменитый пластун Скопин, бывши позади увидал страшную для меня грозу: выскочил вперед и остановился предо мной; последовали выстрелы: пуля пронзила ему правое плечо; облитый кровью, Скопин с лошади не упал, и повер- нувшись ко мне, сказал: ваше превосходительство, это готовилось для вас, я же из зависти принял на себя: надеюсь, вы не будете за это ко мне строги». Таковым случаем был поражен весь отряд.
Скопинъ имеет три знака отличия св. Георгия.
В 1857 г. я был назначен походным атаманом донских полков, при кавказской армии находившихся: в конце 1859 года отчислен в войско Донское, где, по выборам дворянства, в 1861 году выбаллотирован окружным генералом второго военного округа.
Примечание: О многочисленных подвигах Бакланова, во время его кавказской боевой жизни—ходят множество рассказов. Старые кавказские воины передают их с особенной любовью. Из многих эпизодов, нами слышанных, мы позволяем себе принести из записной книжки один, в котором особенно выпукло выделяется типическая черта кавказца-ветерана: именно его преданность долгу до полнейшего самоотвержения. 19 декабря 1853 года, Бакланов выступил из крепости Грозной с колонной для рубки леса на ближних высотах. Отсюда Яков Петрович услыхал производившуюся в десяти верстах, между реками Сунжой и Аргуном, на Чортугаевской переправе, сильную орудийную пальбу. Оставив пехоту продолжать работы, Бакланов с кавалерией, состоящей из 2500 человек полков казачьих, двух донских, одного линейного и дивизиона дунайскаго войска, пошел через леса в пол-карьера; пройдя по левой стороне Аргуна вёрст шесть, отряд встретил горцев: они шли, в количестве до 4 т. всадников, к Аргуну от Сунжи. Произошел бой. После непродолжительного сопротивления,—вся масса неприятелей была опрокинута и бросилась бежать, устилая землю трупами. В первый момент схватки, был сильно ранен пулей в левую ногу, старший сын Бакланова — Николай Яковлевич. Когда сын пал,— отец этого не видел: он был в отдалении, во главе резерва, который шел вслед за бросившимися в пики и в шашки казаками, готовый ежеминутно поддержать удальцов. Вдруг отец Бакланов наткнулся на командира донского полка—храбрейшего из храбрых—полковника (ныне генерал-майора) Ежова. Полковник стоял пеший и плакал. Бакланов с укором спросил: «Это что значит»?
— «Разве не видите в крови вашего храброго сына». — отвечал Ежов.
Старый воин не взглянув на сына, с горячностью обратился к полковнику Ежову, «что-ж, что пал молодец казак — он был впереди, но вы-то, господин Ежов, по какому праву остались над одним раненым, бросив на произвол судьбы вверенных вам восемьсот сынов вашего полка? На конь! К своим храбрым сынам! Иначе изрублю в куски!»
Ошеломленный Ежов вскочил на лошадь и, как стрела, помчался вперед. Раненый молодой Бакланов остался без чувств на месте. Отцу было не до сына; генерал опасался, что впереди, в лесах, могли оказаться еще свежые силы горцев, которые ударят на расстроенных скачкой казаков и победа сменится поражением. С целью предотвратить таковую случайность, генерал Бакланов пронесся с резервом вперед и не только ни на минуту не остановился над сыном, но даже не счел возможным оставить при нем казака.
Горцы были окончательно разбиты. На возвратном пути казаков, раненый был взят на устроенные из пик носилки и доставлен в крепость Грозную. От этой раны, молодой Бакланов пролежал почти год без движения.
Продолжение следует...
1
Я родился в 1809 году от бедных родителей, был единственным сыном. Отец мой поступил на службу казаком, дослужился до чина полковника; он постоянно находился в полку, поэтому не мог заботиться о моём воспитании. Мать женщина простая, без средств, мало думала об обучении меня грамоте, но родная моя бабка в один день объявила мне, что я должен поступить учиться к Кудиновне,- грамотная старуха, принимавшая детей к себе в школу.
У неё, года два, по церковной азбучке, зубрил аз - ангел - ангельский, от неё переведён к приходскому пономарю: учил наизусть "Часовник", затем переведён к дьячку, где проходил псалтырь.
В 1816 году отец, в чине есаула, возвратился с Отечественной войны, а в 1817 году наряжен в Бессарабию в полк Горбикова: взял и меня с собой.
По прибытии на место служения, я был поручен для дальнейшей науки грамоте сотенному писарю: через год перешёл к полковому писарю.
В 1823 году полк отпущен на Дон.
С 1823-го по 1825г. жил в доме, занимался в хозяйстве, пахал землю, косил сено и пас домашних животных, а о грамоте моей не было речи.Отец,сам мало грамотный, не счёл нужным проверить мои знания, а был убеждён, что сын, пройдя такие знаменитые заведения, под руководством вышесказанных знахарей, был дока читать и писать. На деле же выходило иначе: я не мог подписать своей фамилии, а книги читал с величайшим трудом, что вышло оттого, что мои наставники - писаря мало занимались мною, а у меня не было охоты к ученью, и я по целым дням и ночам вертелся в казармах среди казаков, с жадностью слушал рассказы об отвагах предков наших по Азовскому и Чёрному морю, об Азовском сидении, и о разных эпизодах в последующие войны новыми поколениями оказанных, и под эту гамонию нередко засыпал сладким сном.
В 1825 году отец, в полку Попова, командирован в Крым; взял меня с собой с зачислением в комплект полка.Будучи произведён в урядники, при доставшейся очереди , во время похода , дежурить по сотне, следовало мне при утреннем рапорте писать рапортички и подписывать их, но я не мог ни того, ни другого. Эта неожиданная моя безграмотность сильно поразила отца.
По прибытии в Крым, он первым долгом счёл отправить меня в город Феодосию, где было уездное училище, и бывшему смотрителю этого заведения, Фёдору Филипповичу Бурдунову, отдал меня пообучиться за условленную цену.Благодаря этому честнейшему человеку, в продолжении года бытности моей у него, прошёл я всю премудрость, которой обучают в уездном училище и был первым из учеников; быть может я бы долго пробыл у Бурдунова, но мать, оставшаяся одна в доме, в письмах настоятельно требовала , чтобы отец мой приехал бы со мною в отпуск и женил бы меня .
Отец исполнил её просьбу, а вместе с женитьбой прекратилось дальнейшее моё ученье.
2
В 1828 году окрылась турецкая война. Полк наш, по распоряжению начальства, двинут в Европейскую Турцию. Пред выступлением в поход, бывший Новоросийский генерал - губернатор, князь Воронцов, приехал в Крым; он потребовал от полка офицера, для посылок с депешами к великому князю Михаилу Павловичу в Браилов.
Отец, за смертью командира полка, принял его в командование, я же был в полку том офицером.
В командировку эту назначили меня.
Получив всё нужное к отправлению, через Молдавию и Валахию, прибыл в Браилов, сдавши депеши, дней десять ожидал приказа вернуться в полк.
В один день, перед вечером , слышу вызывают охотников идти на штурм. Не рассуждая о том какие могут быть последствия , я заявил себя желающим быть в среде их. В полночь весь отряд охотников, подкрепляемый густыми колоннами пехоты, двинулся вперёд; на рассвете тихо подошли мы к главной батарее, и с криком " Ура" бросились на штурм...
Что далее происходило, сказать не могу по следующей причине: когда мы прибежали ко рву, нас подняло на воздух;многие были засыпаны землёй, некоторых отнесло от батареи, а мне, кажется, пришлось лететь по воздуху несколько саженей, как птице пернатой.
На другой день я пришёл в себя, лёжа в палатке между раненными.
Штурм был неудачен; потери громадны. Через пять дней меня выписали из госпиталя , как выздоровевшего, и я получил приказание оправиться к полку, шедшему на местечко Рийны, при впадении реки Прута в Дунай . Дождавшись там полка, я первым долгом счёл рассказать мою отвагу отцу в чаянии получить похвалу; но увы, вместо похвал, отец отдубасил меня нагайкой, приговаривая: " не суйся в омут, когда отдалён от своей части, а с ней иди в огонь и воду ".
Полк перешёл Дунай в Исакчах; 22 октября 1828 г. прибыл к крепости Костенжи; занял от неё наблюдательную линию по Троянову валу к Черноводам, выше Гирсова на Дунае; здесь оставался в продолжении зимы потому, что войска наши, бывшие под Шумлой и Силистрией, возвращались на зиму в Молдавию и Валахию, оставив сильные гарнизоны в занятых нами крепостях.
Зима была весьма сурова, а потому прошла мирно.С открытием весны 1829 г. войска, зимовавшие по левую сторону Дуная, двинулись под Шумлу и Силистрию. Полк наш присоединился к главным силам шедшим к Шумле и в продолжении всего года учавствовал во многих сражениях; при этом могу упомянуть о следующем случае, лично до меня относящемся. В июле месяце армия из под Шумлы двинулась через Балканы. 7 - го числа, в числе охотников, бросился я вплавь на лошади, через реку Камчик. Широта её не превышает десяти сажен; под картечными выстрелами двенадцати турецких орудий, стоявших по правую сторону реки, мы бросились в воду; многие охотники были убиты и утонули, но 4/5 - х, в количестве 2 т., переправились благополучно, сбили турок с позиции и тем дали возможность двинуться нашим колоннам на переправу.
За такую отвагу я от отца получил поощрительную награду: несколько нагаек в спину, будто - бы за то, что я позволил себе пуститься на вороной лошади - а не белой , эта - де была сильней и надёжней , а с вороной мог - де я утонуть; на деле - же выходило вот что: отцу не хотелось, чтоб я очертя голову бросался во все нелёгкие.Понявши наконец его и дорожа моей спиной, более не позволял себе ни на какие отваги.
От Камчика двинулись вперёд. Перейдя Балканы, 11 июля 1829 года заняли с бою города Мисеврию и Ахиол. 12 июля, полк отца послан на рекогносцировку к укреплённому городу Бургасу; вблизи его полк встречен был турецкою кавалерию в 700 человек, вступив с нею в бой, опрокинув её и вместе с ней ворвался в город: вытеснили в гарнизон, завладели городом с незначительною потерею: трофеи состояли из нсскольких крепостных орудий и мортир. За таковую отвагу отец получил Георгия 4 степени, подо мной убита лошадь и я последним вошёл в крепость.
8 -го августа армия, без боя, заняла второй столичный турецкий город Адрианополь, а по заключении мира, 8 января 1830 года, полк выступил на зимовые квартиры в Румилию.21 апреля - выступил в поход в Бессарабскую область, для занятия пограничной стражи по реке Пруту. 14 августа 1831 года полк был отпущен на Дон.
С 1831 по 1834 год, я жил в доме.
3
Весной 1834 года, командирован на правый фланг кавказской линии, в полк Жирова, где находился до выступления его в 1837 году на Дон.В бытность на Кавказе , я участвовал во многих делах с горцами; особых отличий с моей стороны, выходивших из ряда обыкновенных казацких, не было, кроме разве следующего: полк был расположен по реке Кубани; весной 1830 г.,по ряспоряжению начальника кубанской линии генерал - майора Засса, полк двинут в полном составе за Кубань, на реку Чамлык.Придя на место, начали строить укрепление; через месяц оно было готово. Полк расположился в нём. Во время постройки его лошади паслись над рекой, под прикрытием одной сотни; горцы, видели эту оплошность и вознамерились, во что бы ни стало, отбить весь табун у прикрывающей сотни; для того собралось горцев более 360 человек, самых отборных наездников из князей и узденей . В ночь, под 4 июля эта ватага, переправившись через реку Лабу, скрытно перейдя на Чамлык, остановилась ниже крепости в полуторе вёрст в лесу, с таким намерением, когда выпустятся на пастьбу лошади, гикнуть из засады и угнать всю добычу безнаказанно , потому, что преследовать их было не кому .Полк оставался, по их расчёту, весь пеший, кроме прикрывающей конной сотни; но они горько ошиблись: вместе со вступлением полка в крепость, лошади более на пастьбу не выпускались.
По заведённому порядку, дежурные по полку сотенные командиры с восходом солнца должны были высылать разъезды вверх и вниз реки версты на три, и если, по осмотре местности, ничего сомнительного не окажется, начальники разъездов оставляли на условленных местах пикеты, а с остальными людьми возвращались в крепость . 4-го числа я был дежурным; сотня моя имела лошадей осёдланных, люди в амуниции. Солнце взошло. Разъезды посланы .Выйдя на батарею, я следил за ними; посланный вниз, перейдя ручей Грязнушку, поднялся на высоты, спустился к Чамлыку; за лесом мне нельзя было видеть, какая катастрофа происходит с разъездом; через четверть часа показался скачущий всадник, оставшийся в живых из пятнадцати разъездных: остальные 14 побиты. За ним громадная вереница кавалерии. Я тотчас приказал моей сотне сесть на коней и выступил на встречу горцам; за пол версты от крепости встретился с ними , но в бой не вступил, считая себя слишком слабым , по численности людей: в сотне не более ста человек, а потому я отступил к стенам крепости, ожидая выступления полка . Горцы, видя свою неудачу, повернулись и шагом пошли обратно . В крепости была страшная неурядица: все бегали взад и вперёд, не находя что делать . -Является ко мне полковой адъютант, передаёт приказание идти за партией; я двинулся по следам её, но на благородной дистанции, выбирая на каждом шагу выгодную позицию, чтобы в случае нападения спешиться, стать в оборонительное положение - эта спасительная метода принята на всём Кавказе .Горцы перешли Чамлык, двинулись к Лабе: - между этими реками, вёрст на 25, леса нет, чистое поле, - и в виду крепости бросились на меня в шашки; бывши готовою к таковому случаю, сотня спешилась, встретила горцев батальным огнём; более получаса я выдерживал атаку: убитых и раненных у меня не было; люди сохранили дух твёрдости, горцы же оставили 20 тел . Партия отступила . Пошёл и я за ней на почтительной дистанции . Прошёл версту; крепости мне более не было видно. На пространстве десяти вёрст я выдержал двенадцать атак: у меня выбыло из строя до 20 человек.
После седьмой атаки я послал урядника Никредина к командиру полка просить подкрепления и сказать, что в сотне нет патронов.
После десятой атаки является Никредин, передаёт в полголоса ответ командира: " Скажи головорезу, если у него нет патронов, то есть пики, а на меня пусть не надеется ".
На вопрос мой далеко - ли полк от нас ? Ответ: " Ещё, ваше благородие, из крепости не выступал ".
Я был поражён такой вестью . Дождь настал проливной . Последовала одиннадцатая атака . После первых выстрелов ружья замокли, минута настала критическая; к счастью атака продолжалась минут пять. Партия отступила . Последовал и я за ней . Подозвав к себе субалтерн - офицера Полякова ( впоследствии убит ), высказал ему наше положение, прибавив, что как у меня, так и у него кони добрые и мы могли бы ускакать, но в таком случае на жертву останутся меньшие братья, а потому: даёт ли он мне честное слово умереть совместно с братией со славою, не видя сраму?
Ответ: " Хочу умереть честно, а сраму не желаю пережить ".
Поблагодаривши его, я передал следующее моё распоряжение: горцы ещё атакуют нас и если встретят нашу стойкость, тотчас отступят; нужно пользоваться моментом: " Слушай, вторая полусотня остаётся в твоём распоряжении, с первою - я брошусь в пики и, если ты увидишь, что горцы будут хоть немного потеснены, ту же минуту подкрепи своими пиками; но если повернут меня, успевай, в пешем строю, стать в оборонительное положение; примкну и я к тебе, и будем рубиться на месте пока живы ". Я не ошибся . Последовала двенадцатая атака . Встретив непоколебимое сопротивление , горцы повернули от нас, пошли шагом . Сотня села на коней .Вдали гремел гром и звук его много походил на гул орудийных колёс . Я обратился к сотне со следующими словами: " Товарищи! Слышите гул орудийных колёс? Это полк спешит к нам; горцы безсильны; ружья и пистолеты их также замокшие, как и ваши; нагрянет полк и передушит их как цыплят; но это бы ничего, а всю славу припишет себе . Вы же целый день выставляли вашу могучую грудь и останетесь не причём! Станичники! Не допустим их воспользоваться нашими трудами. Пики наперевес! С Богом! Вперёд!"
Первая полусотня врезалась в середину; каждый казак пронзил пикой свою жертву . Эта неожиданная наша смелая выходка - поразила горцев; вместо того, чтобы отразить нас, никто не схватился за шашку . Поляков не потерял момента: со своею полусотнею подкрепил меня . Опрокинутые горцы в беспорядке бросились бежать; на пространстве 15 вёрст, мы преследовали их до реки Лабы . Осталось до 300 тел, ушло не более 60 человек.
Возвращаясь к полку, я забрал рассыпанных в поле лошадей , а с убитых снял оружие; в плен никто из горцев не был взят потому, что трудно было требовать от казаков, людей разъярённых как львы, пощады к врагам.
Подойдя к крепости, вёрст за пять встретили идущий к нам полк при двух полевых орудиях . Что за причина была со стороны командира полка бросить меня с сотнею на погибель - разъяснить не умею.
За это дело я получил Владимира 4-й степени; Поляков - Анну 3- й степени.
4
В промежутке 1837 г. по 1854г. находился я в учебном полку в Новочеркасске, и три года в Польше, в полку Родионова .В 1845 году , экстренно командирован на левый фланг кавказской линии в полк Шрамкова, от которого, по личному приказанию наместника кавказского князя Михаила Семёновича Воронцова, принял в командование 20 полк, бывши майором . В 1850 г. полк спущен на Дон, я же, по ходатайству Воронцова, остался на Кавказе, принял в командование 17 полк , пришедший на смену 20-го.
Командовал 17 -м полком по 1853 год, и передал его подполковнику Полякову ( однофамилец с бывшим моим субалтерн - офицером в полку Жирова); сам же я получил назначение быть начальником всей кавалерии левого фланга, почему и переехал в крепость Грозную.
В апреле месяце 1855г., по ряспоряжению главнокомандующего Муравьёва, потребован в Турцию, под Карс.
О службе и делах на левом фланге, как многочисленных, останавливаюсь описанием, а укажу на некоторые случаи, более любопытные . С 1845 г. по 1853 г. я с полком моим отбил у горцев до 12 тыс. рогатого скота и до 40 тыс. овец; ни одна партия, спускавшаяся с гор на Кумыкскую плоскость, не возвращалась безнаказанно, а всегда была уничтожаема и редкому из их среды удавалось возвращаться по добру- по здорову . Имея вернейших лазутчиков и платя им хорошие деньги , я всегда был вовремя предупреждаем о движении горцев; нападал с моим полком и уничтожал так, что горцы к исходу 1853 г. прекратили свои налёты в наши пределы . Горцы называли меня -даджалом , в переводе на русский язык дьявол, или отступник от Бога.
В декабре 1851 -го года бывший начальник левого фланга, князь Барятинский вызвал меня в Грозную, где я получил от него приказание, с января месяца приступить к окончанию начатой просеки от укрепления Куринского к реке Мичуку, и во что бы то ни стало перейти ее и очистить лес по левую сторону, насколько будет возможно. При этом я должен торопиться в проведении в исполнение этих задач по- тому, что он, кн. Барятинскій, выступит из Грозной на Шалинскую поляну, займется продолжением просеки к Автурам, откуда двинется через Большую Чечню, Майор-Туп в Куринск, и о боевом движении заблаговременно даст мне знать с тем, чтобы я с моими силами вышел на встречу.5-го января 1852 г. я сосредоточил из крепостей Кумыкской плоскости три батальона пехоты: мой № 17 полк, сборный казачий линейный и восемь полевых орудий; приступил к рубке леса; в течении мсяца дошел до Мичука и после боя, продолжавшегося два часа, переправился на левую сторону; очистив к 16-му февраля 1852 г. лес от берега на 100, а по реке на 300 сажен. 17-го числа отпустил войска по крепостям на четыре дня для отдыха, а в полдень того-же дня с башни, стоящей от укрепления на версту, дали мне знать: за Мичиком, по направлению к Автурам,— слышны не только пушечные выстрелы, но даже батальный ружейный огонь. Взяв четыре сотни моего полка, по просеке выехал на Кочколыковский хребет, отдуда услыхал в Майор-Тупе сильную перестрелку. Я понял, что Барятинский идет в Куринск, а как Майор-Туп от Куринска в 15 верстах, то наверное ночью получу с лазутчиком записку выступить на соединение. В этот момент, по роспуске войск, у меня осталось три роты пехоты, четыре сотни казаков и одно орудие, а поэтому с высот тех я написал записку карандашем, в укрепление Герзель-Аул, в 15 верстах, к полковнику Ктитореву: оставить в крепости одну роту, а с двумя при орудии, выступить ко мне; другую записку отправил на пост Караганский в 17 верстах; из него потребовал две сотни казаков.
Каждая записка вручена трем казакам на добрых конях, испытанных в отвагах, с приказанием доставить, по принадлежности, во что бы ни стало.
Требуемые части прибыли к полуночи. Вследъ за ними явился от Барятинскаго лазутчик с запиской; сказано в ней: с рассветом стать между реками Мичуком и другой рекой, и ожидать его отряда. Минут через десять явился мой лазутчик и сообщил, что Шамиль со всем своим скопищем, до 25.000, стал за Мичуком, против моей просеки, и усилил сторожевую цепь. Имам был убежден, что я выступлю на соединение с отрядом, и он вовремя успеет воспрепятствовать моему движению.
Местный наиб с почетными стариками,—как я узнал о том через лазутчика моего—явились к Шамилю со следующими словами: «Имам! напрасно сторожишь старую лисицу на этом пути; она не так глупа, как ты думаешь о ней; она не полезет тебе в рот, а обойдет такими путями, где трудно пролезть и мыши!» Но Шамиль отвергнул их советы, и не принял никаких предосторожностей в боковых путях.
В два часа ночи, с четырьмя ротами, шестью сотнями казаков, при двух орудиях, двинулся я через Кочколыковскый хребет гораздо правей просеки, без дороги, по дремучему лесу, так что орудия и зарядные ящики через пни и колоды переносились на руках. Преодолев все препятствия, с восходом солнца стал на указанном месте; соединясь с отрядом, с полком моим пошел в авангарде. Подкрепляемый четырьмя батальонами и восемью орудиями, с бою овладел завалами. Расположась в них, пропустил весь отряд, последним отступил через Мичук, и только к полночи пришел в Куринск.
За занятие завалов я награжден Георгиемъ 4-й степени; но эта награда куплена ценою потока крови моих братьев; из полка моего выбыло убитыми: храбрейший майор Банников, до 70 казаков, ранено два офицера и до 50 казаков; подо мною убиты три лошади.
Во время рубки леса, с 5 января по 17 февраля 1852 г., былъ следующий случай: в один вечер собрались ко мне батальонные командиры и офицеры пить чай. Среди этого является мой знаменитый лазутчик Алибей. Когда он вошел, я приветствовал его на туземном яаыке:
«Маршудю» ( Здравствуй )
Ответ: «Мар- ши Хильли» ( Благодарю за здоровье )
Мой вопрос: "не хабар? Мот Али" (Что нового? Рассказывай!)
Вдруг вся честная компания обратилась ко мне с просьбою, чтобы спрашиваем был лазутчик не мною, понимавшим туземный язык, но через переводчика, потому что их интересуют его вести, которыя я-де могу от них скрыть. Не подозревая о чем Алибей пришел мне сообщить, я приказал переводчику передавать на русском языке: «я пришел ска- зать тебе: Шамиль прислал из гор стрелка, который в 50 саженях, подкинувши яйцо к верху, из винтовки пулею его разбивает; ты завтра идешь рубить лес, имеешь привычку постоянно выезжать на курган,напротив оставленной нами за Мичуком батареи, вот в ней будет сидеть этот самый стрелок, и, как только ты выедешь на курган, он убьёт тебя. Я счел нужным предупредить об этом, и посоветовать— не выезжать на тот курган.»
Поблагодарив моего Алибея, дал ему бешкеш и отпустил. С восходом солнца войска стояли в ружьё. Я двинул их к Мичуку. Надо сказать, что о хабаре Алибея уже знал каждый солдат; мое положение было отвратительное: не ехать на курган—явно должен показать себя струсившим, а ехать и стать на кургане—быть убитому. Явилось какое-то во мне хва- столюбие: я решился ехать на курган. Не дойдя саженей с 300, остановил колонну; с пятью вестовыми поехал к лобному месту; под курганом остановил их; взял у вестового мой штуцер; выехал на курган; стал лицом к батарее. Не могу скрыть, что происходило со мной: то жар, то холод обдавал меня, а за спиной мириады мурашек ползали. Вот блеснула на бруствере винтовка. Последовал выстрел. Пуля пролетела влево, не задев меня. Дым разошелся. Стрелок, увидев меня сидящяго на лошади, опустился в батарею. Виден взмах руки —прибивает заряд; вторично показалась винтовка; последовал выстрел: пуля взяла вправо, пробила пальто. Ошеломленный неверностью выстрелов стрелок вскочил на бруствер и с удивлением смотрел на меня. В эту минуту я вынул из стремени левую ногу и положил на гриву лошади; облокотившись левой рукой на ногу, приложился к штуцеру, сделал выстрел, и мой соперник навзнич полетел в батарею: пуля попала в лоб, прошла на вылет. Войска, стоявшие безмолвно, грянули «ура», а чеченцы за рекой выскочили из- за завалов, ломанным русским языком, смешанным со своим, начали хлопать в ладоши «якшы (хорошо) Боклу! Молодец Боклу!»
Неверностью выстрелов стрелка я обязан немирным чеченцам: когда явился к ним стрелок и начал хвастаться, что он «Боклу убьетъ" ( Боклу - Лев ), то на это ему сказали следующее: "О тебе мы слышали: ты на лету из винтовки пулею разбиваешь яйцо, а знаешь ли, тот, которого хвастаешься убить, такой стрелок, мы сами видели,—на лету из винтовки убивает муху! да к тому-же должны тебе сказать: его пуля не берёт, он знается с шайтанами . Знай, если ты промахнешься, он непременно убьет тебя".
— «Ну, хорошо, проговорилъ стрелок, я закачу медную пулю; от неё не спасут его шайтаны!
Вот вся причина, отчего не были верны выстрлы; у прицеливавшагося в меня, при расстроенных нервах, зрачки глаз расширялись и меткость у стрелка пропала.
29-го января 1853 г. князь Барятинский с войсками из Грозной пришел в Куринск, и приступил к рубке леса на Хоби-Шавдонских высотах, с целью построить укрепление. С 6-го по 17-е февраля лес на высотах и по склону к Мичуку был вырублен. Необходим переход через Мичук; но берега её, при впадении в неё реки Ганзовки, с обеих сторон отвесисты сажен на восем; по левую сторону Шамиль с 40,000 скопищем, с десятью орудиями, стоявшими над берегом в батареях, построенных из фашин. Открытый проход был немыслим потому, что потеря в войсках могла быть на половину отряда, а успех сомнителен. Требовалось обходное скрытное движение.
16-го февраля Барятинский, вечером, призвал меня к себе в палатку и сказал: «дед(так он меня всегда называл), переход через Мичук открытый— повлечёт страшные потери; ты знаешь всю местность, не можешь ли обойти во фланг Шамилю?»
Я попросил у него отсрочки на два дня, чтобы через пластунов моего полка найти выше или ниже место, незанятое неприятелем. В ответ сказано: «время нетерпит; в эту же ночь узнать, а с рассветом ты, дед, окончательно должен идти!»
Возвратясь в мою ставку, призвал я знаменитого начальника команды пластунов, урядника Скопина (ныне есаул), приказал ему сам-друг осмотреть местностъ «вёрстах в восьми выше по реке, к рассвету возвратиться и сказать: удоб- на ли переправа, и не сторожат ли там чеченцы?
Скопин возвратился и сообщил: "переправа удовлетворительна, стражи нет."
Ту-же минуту я отправился к Барятинскому, разбудил его и передал добрую весть.
«А сколько тебе, дед, нужно войска?» спросил князь.
Я сказал: «позвольте мне взять Куринского полка три батальона, мой полк, дивизион драгун, нижегородцев, сборный линейный казачий полк и восемь орудий».
— "Бери и иди с Богом: надеюсъ на тебя, сумеешь выполнить мое поручение, я же сейчас двинус к Мичуку, открою артилерийский огонь и этим замаскирую твоё движение."
Выходя от кн. Барятинского, я попросил, что если я, сверх чаяния, буду неприятелем открыт и завяжется у меня с ним дело, то не посылать мне на выручку ни одного человека, потому что это будет напрасный труд, никакие вспомогатель- чые силы не спасут моего отряда, а только увеличат потерю.
С рассветом густой туман покрыл всю местность, с тем вместе скрыл моё движение. По северному склону Коч- колыковского хребта двинулся мой отряд; пройдя Куринское укрепление, круто повернул левым плечом и через дремучие леса и овраги дошел до Мичука: переправился никем не замеченный, и направился вниз по Мичуку. К часу по полудни туман разошелся; Шамиль увидел меня, подходящего к правому его флангу. Ошеломленный таким нежданным гостем, имам отступил от Мичука, и Барятинский со всеми своими силами, под моим прикрытием, двинулся через реку. Потеря, вместо нескольких тысяч, ограничилась десятью или пятнадцатью убитых и раненых нижних чинов.
Кстати замечу. Командир кабардинского пехотного полка полковник барон Николаи получил Георгия 4-й степени, за смелую отвагу: первым опустился по верёвке в Мичук о бок моей колонны. Вот уж подлинно гласит поговорка в народе: не родись красив, а родись счастлив.
А вот настоящий, заправский пример — не только отваги, но и полнейшего самоотвержения: 25 февраля 1853 г., в силь- ном бою при истреблении аулов Денги-Юрт и Али-Юрт, бывши колонным начальником и распоряжаясь войсками, я не обратил внимания на Шавдонку, топкий ручей: через него без моста переход—немыслим; широта его сажен семь. По левой стороне пни от срубленого леса и колоды, из-под них несколько десятков винтовок направлены были в меня. Мой знаменитый пластун Скопин, бывши позади увидал страшную для меня грозу: выскочил вперед и остановился предо мной; последовали выстрелы: пуля пронзила ему правое плечо; облитый кровью, Скопин с лошади не упал, и повер- нувшись ко мне, сказал: ваше превосходительство, это готовилось для вас, я же из зависти принял на себя: надеюсь, вы не будете за это ко мне строги». Таковым случаем был поражен весь отряд.
Скопинъ имеет три знака отличия св. Георгия.
В 1857 г. я был назначен походным атаманом донских полков, при кавказской армии находившихся: в конце 1859 года отчислен в войско Донское, где, по выборам дворянства, в 1861 году выбаллотирован окружным генералом второго военного округа.
Примечание: О многочисленных подвигах Бакланова, во время его кавказской боевой жизни—ходят множество рассказов. Старые кавказские воины передают их с особенной любовью. Из многих эпизодов, нами слышанных, мы позволяем себе принести из записной книжки один, в котором особенно выпукло выделяется типическая черта кавказца-ветерана: именно его преданность долгу до полнейшего самоотвержения. 19 декабря 1853 года, Бакланов выступил из крепости Грозной с колонной для рубки леса на ближних высотах. Отсюда Яков Петрович услыхал производившуюся в десяти верстах, между реками Сунжой и Аргуном, на Чортугаевской переправе, сильную орудийную пальбу. Оставив пехоту продолжать работы, Бакланов с кавалерией, состоящей из 2500 человек полков казачьих, двух донских, одного линейного и дивизиона дунайскаго войска, пошел через леса в пол-карьера; пройдя по левой стороне Аргуна вёрст шесть, отряд встретил горцев: они шли, в количестве до 4 т. всадников, к Аргуну от Сунжи. Произошел бой. После непродолжительного сопротивления,—вся масса неприятелей была опрокинута и бросилась бежать, устилая землю трупами. В первый момент схватки, был сильно ранен пулей в левую ногу, старший сын Бакланова — Николай Яковлевич. Когда сын пал,— отец этого не видел: он был в отдалении, во главе резерва, который шел вслед за бросившимися в пики и в шашки казаками, готовый ежеминутно поддержать удальцов. Вдруг отец Бакланов наткнулся на командира донского полка—храбрейшего из храбрых—полковника (ныне генерал-майора) Ежова. Полковник стоял пеший и плакал. Бакланов с укором спросил: «Это что значит»?
— «Разве не видите в крови вашего храброго сына». — отвечал Ежов.
Старый воин не взглянув на сына, с горячностью обратился к полковнику Ежову, «что-ж, что пал молодец казак — он был впереди, но вы-то, господин Ежов, по какому праву остались над одним раненым, бросив на произвол судьбы вверенных вам восемьсот сынов вашего полка? На конь! К своим храбрым сынам! Иначе изрублю в куски!»
Ошеломленный Ежов вскочил на лошадь и, как стрела, помчался вперед. Раненый молодой Бакланов остался без чувств на месте. Отцу было не до сына; генерал опасался, что впереди, в лесах, могли оказаться еще свежые силы горцев, которые ударят на расстроенных скачкой казаков и победа сменится поражением. С целью предотвратить таковую случайность, генерал Бакланов пронесся с резервом вперед и не только ни на минуту не остановился над сыном, но даже не счел возможным оставить при нем казака.
Горцы были окончательно разбиты. На возвратном пути казаков, раненый был взят на устроенные из пик носилки и доставлен в крепость Грозную. От этой раны, молодой Бакланов пролежал почти год без движения.
Продолжение следует...
Информация