Правильно назвать – правильно понять
Сегодня красота военного языка поблекла, а смысл терминов стратегии и оперативного искусства или утрачен, или искажен.
К этой теме (и устно, и письменно) я обращался не раз. Обстановка к лучшему, к сожалению, не меняется. В настоящее время как руководящим составом, так и представителями самой широкой общественности военные термины употребляются без всякой связи с их изначальным смыслом. Можно предположить, что в значительной степени соответствующими авторами и ораторами это делается исключительно для красоты и убедительности речи. Однако смысл и сама суть терминов при этом отходят на второй, а то и на третий план. Вот что из этого получается на практике.
Например, одно силовое ведомство очень полюбило слово «группировка». В речах и заявлениях руководителей этой структуры самого разного уровня по частоте употребления данный термин стоит на одном из первых мест. При лесном пожаре – группировка, при наводнении – группировка, при землетрясении – опять же группировка.
В примерах это звучит приблизительно так: «В целях наращивания группировки по оказанию помощи в ликвидации последствий ЧС в…», «сформировать полномасштабную группировку сил», «создать группировку для ликвидации последствий паводка», «сформировать полномасштабную группировку сил для ликвидации лесного пожара» и т. д. При этом группировки «передислоцируются» и «прибывают». Вершиной подобного творчества, наверное, является выражение «группировка по-прежнему работает в усиленном режиме».
Задумывались ли авторы подобных лихих выражений, что такое на самом деле «группировка» и как правильно употреблять этот термин? Похоже, что нет. Ибо группировка войск (сил) – это сведенные в определенную систему и развернутые (расположенные) соответствующим образом объединения, соединения, части и подразделения различных видов ВС, родов войск (сил), специальных войск и тыла, предназначенные для выполнения задач в операции (бою). Создаются на театрах военных действий (стратегическом, операционном направлении или в полосе, районе). Группировки войск (сил) различают: по видам ВС и родам войск – группировка авиации, Войск ПВО, ракетных войск и артиллерии и т. д.; по масштабам – стратегическая, оперативная; по предназначению – главная, ударная и др.
А как правильно употреблять термин «группировка»? А примерно вот так: «К исходу 30.10.2013 года создать ударные группировки войск на избранных направлениях, осуществив смену обороняющихся войск и заняв исходные районы для наступления.
Группировке войск иметь:
на направлении главного удара: 45 А, усиленная 69 мсд, 5 А (без 3 АК), 53 АК, 10 и 25 овдбр, основные силы родов войск, специальных войск и тыла;
на направлении другого удара – 3 АК, усиленный 68 мсд и 28 омсбр, часть сил и средств родов войск, специальных войск и тыла».
Или хотя бы вот так: «Для создания ударных группировок войск фронта в район боевых действий через Главный Кавказский хребет необходимо перегруппировать мсд – 4, омсбр – 3, корпусной и фронтовой комплект соединений и частей родов войск и специальных войск (всего свыше 100 формирований)».
Группировку невозможно сформировать или передислоцировать. Сформировать (расформировать, перевести на другие штаты, передислоцировать) можно только части, соединения, объединения. Группировка не может работать в усиленном режиме. Войска (силы, средства) или их часть могут находиться в повышенных степенях боевой готовности, но уж никак не группировки. И не надо замешивать в одном флаконе два совершенно разных понятия – «группировка» и «боевой и численный состав» (это в части так называемого наращивания группировок). Это все-таки разные вещи. А в целом от подобной штабной безграмотности у офицеров-операторов уши закручиваются в трубочку и карандаши «Тактика» от удивления выпадают из рук.
Остается только радоваться, что в ведомстве, так полюбившем слово «группировка», еще не дошли до терминов «оперативное построение» и «эшелонирование». Можно ни секунды не сомневаться, что и в этом случае мы стали бы свидетелями удивительных по своей глупости перлов.
Да что там группировка. На самом деле болезнь бездумного употребления категорий и терминов оперативного искусства и стратегии зашла куда как дальше. И что хуже – начались подмена их смысла и содержания, изобретение нового и более чем нелепого военного языка. И этой заразой поражены не только любители термина «группировка», а многие другие ведомства. И военное, кстати, далеко не в последнюю очередь.
В частности, очень часто мы слышим словосочетание «на Северном Кавказе нейтрализован очередной боевик». Непонятно, что означает нейтрализован? Ранен, убит, пленен? С ним проведены политзанятия? Он вступил в правящую российскую партию? Это всего лишь один и маленький пример, когда за набором слов смысла события не видно. Но картина в целом куда как хуже, чем это словосочетание.
Химия и военное искусство
Выражаясь словами классика, можно смело говорить о внезапной языковой революции в Вооруженных Силах в середине 90-х годов уже ушедшего в историю XX века. Из нашего военного лексикона как-то незаметно, понемногу ушли простые и ясные понятия – «рассечь», «окружить», «разгромить», «истребить», «принудить к безоговорочной капитуляции».
Взамен появились и пустили прочные корни обтекаемо-округлые маниловские словосочетания: «пресечение любого вооруженного насилия», «прекращение войны на возможно более ранней стадии и восстановление справедливого и прочного мира», «создание предпосылок для урегулирования конфликта путем переговоров на приемлемых условиях», «локализовать», «нейтрализовать», «стабилизировать» и, наконец, «вытеснить».
Военный новояз за последние годы развивался буквально семимильными шагами. В устные и письменные выступления российских военных и политиков просто ворвались эти медико-химические термины – «локализация», «нейтрализация», «стабилизация», на первый взгляд, не имеющие никакого отношения к теории военного искусства. Войскам приказами и директивами ставятся задачи уже не разгромить и уничтожить противника, а «локализовать конфликт» (причем предусматривается, что конфликт может быть как внутренним, так и межгосударственным). В случае крупномасштабной агрессии даже предполагается «локализация района вторжения», то есть речь идет только об ограничении места (размаха) и распространения военных действий группировок агрессора. Заметим, предусматривается не окружение, рассечение группировок противника, разгром и пленение врага в предельно короткие сроки, а какая-то непонятная локализация.
Современными теоретиками этот термин трактуется следующим образом: «Воспрещение подхода в зону конфликта вооруженных формирований и доставки материальных средств по суше, морю и воздуху в целях ограничения распространения вооруженных столкновений по месту и времени, снижения интенсивности боевых действий и создания условий для скорейшего разрешения конфликта».
Во-первых, что такое «воспрещение подхода»? Если речь идет об оперативно-стратегических резервах противника, то задача войскам должна ставиться на разгром и в конечном итоге на уничтожение резервов врага, а не какое-то абстрактное воспрещение.
Во-вторых, как можно перевести на нормальный военный язык «ограничение распространения вооруженных столкновений по месту и времени»? Войскам выйти к 0.00 на рубежи N-M и X-Y и перейти к обороне? Или есть какой-то другой вариант толкования в оперативных директивах и боевых приказах?
В-третьих, как понимать командующему или командиру выражение «снижение интенсивности боевых действий и создание условий для скорейшего разрешения конфликта»? Снижение интенсивности, вероятно, означает редкую стрельбу (один выстрел в час к примеру). А какие, интересно, могут быть условия? Ведь в ходе боевых действий по отношению к противнику возможны только два условия: капитуляция и безоговорочная капитуляция. Или есть еще и другие, неизвестные?
Зараза всяческих словесных «новаций» уже глубоко пропитала жизнь и деятельность Вооруженных Сил и добралась до других силовых структур. Однако такие непонятно-расплывчатые задачи действующей армии и флоту ставились далеко не всегда. В качестве примера руководящих указаний войскам рассмотрим слова Александра Суворова: «...неприятель нас не чает, считает нас за сто верст, а коли издалека, то в двух- и трехстах и больше. Вдруг мы на него как снег на голову. Закружится у него голова! Атакуй, с чем пришел, чем бог послал! Конница, начинай! Руби, коли, гони, отрезывай, не упускай!.. Коли, пехота, в штыки!.. Работать быстро, скоро, храбро, по-русски!.. В окончательной победе, конница, гони, руби!».
Согласитесь, подобные формулировки не допускают их двоякого толкования и не ставят подчиненных в тупик. И через двести с лишним лет слышатся барабанный бой и пение труб, зовущих в атаку. Или вот, к примеру, времена не столь далекие – выдержка из приказа Верховного главнокомандующего маршала Сталина (март 1945 года): «...войска 2-го Белорусского фронта после двухнедельной осады и упорных уличных боев завершили разгром окруженной группировки противника и сегодня, 6 марта, полностью овладели городом-крепостью Грауденц – важным узлом обороны немцев в Восточной Пруссии...»
С учетом особенностей сегодняшнего военного лексикона этот приказ, вероятно, выглядел бы так: «...после двухнедельной локализации завершили нейтрализацию окруженной группировки противника и стабилизировали обстановку в городе Грауденц».
В моду не так давно вошло словосочетание «пресечение агрессии». Это по замыслу авторов означает решительное применение различных форм борьбы и противодействия агрессору вплоть до демонстрации военной силы в сочетании с политико-дипломатическими и другими средствами для прекращения планируемого или начавшегося акта военной агрессии на его ранней стадии. Все, на первый взгляд, логично за исключением «прекращения акта военной агрессии на его ранней стадии». Перевести эту, прости господи, ерунду на язык оперативных директив и боевых приказов практически невозможно.
Языковые преобразования зашли уже слишком далеко, чтобы считаться просто неудачной шуткой. Как, например, в наше время могут трактоваться некоторые задачи Вооруженных Сил? В качестве примера: «...при возникновении вооруженных конфликтов и в военное время – локализация и нейтрализация приграничных вооруженных конфликтов боеготовыми войсками (силами)…» Это отрывок из Военной доктрины государства между прочим. Так что заболевание локализацией – случай более чем запущенный.
Общеизвестно, что боевые приказы в Вооруженных Силах выполняются точно так же, как они ставятся. Предельно четко и категорически сформулированная задача, не допускающая ее неоднозначного толкования исполнителями, – залог последующей победы. Если же боевые приказы и оперативные директивы формулировать, употребляя при этом слова «прекращение», «пресечение», «локализация» и «нейтрализация», успеха в бою и сражении ожидать трудно.
Ключевое слово десятилетия
К таковому, вероятно, можно отнести слово «отражение». Несмотря на то, что сегодня угроза крупномасштабной войны так и не вышла из области гипотетических военных опасностей, все поголовно готовы (больше на словах, конечно) отражать агрессию, причем во всех возможных сферах – от суши до космоса. «Отражение» вообще становится культовым термином отечественной военной науки на стыке XX–XXI веков.
Это, по всей видимости, прямой результат умственного застоя 60–80-х годов и перестроечной смуты. На рубеже 80–90-х приказано было предать забвению наступательные операции. Войска, штабы, вузы, НИИ прекратили исследовать и осваивать атакующие действия. Даже были наскоро придуманы такие термины, как «оборонительное оружие», «наступательное оружие», «оборонительные соединения и части». В академиях и училищах навязывалось изучение преимущественно обороны, а наступлению отводилась чуть ли не второстепенная роль.
Достаточно краткая эпоха «нового мышления» уже давно канула в Лету, однако наследие этого вредоносного времени в армии, что удивительно, так и осталось. Только в Вооруженных Силах РФ додумались запрягать телегу впереди лошади – ставить в уставных документах оборону впереди наступления. Если обратиться к зарубежному опыту, то оборона в руководящих и уставных документах стоит впереди наступления лишь у бундесвера ФРГ – и по вполне понятным причинам.
Это далеко не мелочь, каковой она представляется многим военачальникам, и поныне превратно толкующим соотношение материального и духовного на поле боя. С виду элементарная перестановка мест слагаемых представляет собой крупную ошибку психологического характера: в подсознании у каждого командира начинает откладываться: сначала оборонюсь, отобьюсь, отражу противника, а уже потом перейду в контрнаступление. Таким образом, заведомо сковываются инициатива, решительность и невольно происходит подчинение воле возможного неприятеля. Одним из следствий засилья в военной теории и практике оборонческих настроений, безусловно, явился упадок крайне необходимой каждому офицеру и генералу агрессивности (в нормальном смысле этого слова).
Другие силовые структуры
По закону сообщающихся сосудов военный новояз добрался и до других силовых структур, в том числе и до внутренних войск МВД. Как, например, внутренние войска собираются тушить внутренний вооруженный конфликт? Это звучит приблизительно так: «Целью применения военной силы для пресечения внутреннего вооруженного конфликта являются скорейшая нормализация обстановки, восстановление законности и правопорядка, обеспечение общественной безопасности, оказание необходимой помощи населению и создание условий для урегулирования конфликта мирными средствами».
Цели, безусловно, благородны и понятны. Только вот как их добиться, какими методами и способами, чтобы произошла «скорейшая нормализация обстановки»? Речь ведь идет о регионе, охваченном вооруженным мятежом, где кровь льется ручьями и любое промедление множит число жертв. Как быть? Стрелять негромко, бомбить несильно, убивать небольно, зажигательные средства применять, однако при этом всерьез никого и ничего не обжигать? Вернемся еще раз к словам Суворова: «...Надо атаковать!!! Холодное оружие – штыки, сабли! Смять и забирать, не теряя мгновения, побеждать все, даже невообразимые препятствия, гнаться по пятам, истреблять до последнего человека!.. В дома не забегать, неприятеля, просящего пощады, щадить, безоружных не убивать, с бабами не воевать, малолеток не трогать...»
Один из секретов суворовских побед в этом и заключается – предельно четкая постановка боевых задач. Ведь в словах русского военного гения все понятно и рядовому, и генералу. Если бы так приказы отдавались войскам и силам, задействованным для подавления выступлений вооруженных сепаратистов, мы бы вряд ли знали многие из сегодняшних бед.
В формулировании «задач нового типа» наблюдается причудливая смесь элементов политического урегулирования и мер чисто военного характера, причем и те, и другие лишены необходимой жесткости и решительности. Паллиативы в условиях вооруженного конфликта, как известно, приводят только к стремительному ухудшению обстановки и последующему поражению. Примеры в современной российской истории, к сожалению, уже есть.
Что же делать? Стальной волей, твердой рукой и железной метлой очистить военный язык от вредоносных и бессмысленных наслоений последних лет. Вернуться к его животворящим истокам. Другим силовым ведомствам как минимум освежить знания стратегии и оперативного искусства и прекратить бездумно употреблять военные термины. Группировки из служебных собак, гидрантов и пожарных автомобилей на направлениях главного и других ударов не создавать.
К этой теме (и устно, и письменно) я обращался не раз. Обстановка к лучшему, к сожалению, не меняется. В настоящее время как руководящим составом, так и представителями самой широкой общественности военные термины употребляются без всякой связи с их изначальным смыслом. Можно предположить, что в значительной степени соответствующими авторами и ораторами это делается исключительно для красоты и убедительности речи. Однако смысл и сама суть терминов при этом отходят на второй, а то и на третий план. Вот что из этого получается на практике.
Например, одно силовое ведомство очень полюбило слово «группировка». В речах и заявлениях руководителей этой структуры самого разного уровня по частоте употребления данный термин стоит на одном из первых мест. При лесном пожаре – группировка, при наводнении – группировка, при землетрясении – опять же группировка.
В примерах это звучит приблизительно так: «В целях наращивания группировки по оказанию помощи в ликвидации последствий ЧС в…», «сформировать полномасштабную группировку сил», «создать группировку для ликвидации последствий паводка», «сформировать полномасштабную группировку сил для ликвидации лесного пожара» и т. д. При этом группировки «передислоцируются» и «прибывают». Вершиной подобного творчества, наверное, является выражение «группировка по-прежнему работает в усиленном режиме».
Задумывались ли авторы подобных лихих выражений, что такое на самом деле «группировка» и как правильно употреблять этот термин? Похоже, что нет. Ибо группировка войск (сил) – это сведенные в определенную систему и развернутые (расположенные) соответствующим образом объединения, соединения, части и подразделения различных видов ВС, родов войск (сил), специальных войск и тыла, предназначенные для выполнения задач в операции (бою). Создаются на театрах военных действий (стратегическом, операционном направлении или в полосе, районе). Группировки войск (сил) различают: по видам ВС и родам войск – группировка авиации, Войск ПВО, ракетных войск и артиллерии и т. д.; по масштабам – стратегическая, оперативная; по предназначению – главная, ударная и др.
А как правильно употреблять термин «группировка»? А примерно вот так: «К исходу 30.10.2013 года создать ударные группировки войск на избранных направлениях, осуществив смену обороняющихся войск и заняв исходные районы для наступления.
Группировке войск иметь:
Или хотя бы вот так: «Для создания ударных группировок войск фронта в район боевых действий через Главный Кавказский хребет необходимо перегруппировать мсд – 4, омсбр – 3, корпусной и фронтовой комплект соединений и частей родов войск и специальных войск (всего свыше 100 формирований)».
Группировку невозможно сформировать или передислоцировать. Сформировать (расформировать, перевести на другие штаты, передислоцировать) можно только части, соединения, объединения. Группировка не может работать в усиленном режиме. Войска (силы, средства) или их часть могут находиться в повышенных степенях боевой готовности, но уж никак не группировки. И не надо замешивать в одном флаконе два совершенно разных понятия – «группировка» и «боевой и численный состав» (это в части так называемого наращивания группировок). Это все-таки разные вещи. А в целом от подобной штабной безграмотности у офицеров-операторов уши закручиваются в трубочку и карандаши «Тактика» от удивления выпадают из рук.
Остается только радоваться, что в ведомстве, так полюбившем слово «группировка», еще не дошли до терминов «оперативное построение» и «эшелонирование». Можно ни секунды не сомневаться, что и в этом случае мы стали бы свидетелями удивительных по своей глупости перлов.
Да что там группировка. На самом деле болезнь бездумного употребления категорий и терминов оперативного искусства и стратегии зашла куда как дальше. И что хуже – начались подмена их смысла и содержания, изобретение нового и более чем нелепого военного языка. И этой заразой поражены не только любители термина «группировка», а многие другие ведомства. И военное, кстати, далеко не в последнюю очередь.
В частности, очень часто мы слышим словосочетание «на Северном Кавказе нейтрализован очередной боевик». Непонятно, что означает нейтрализован? Ранен, убит, пленен? С ним проведены политзанятия? Он вступил в правящую российскую партию? Это всего лишь один и маленький пример, когда за набором слов смысла события не видно. Но картина в целом куда как хуже, чем это словосочетание.
Химия и военное искусство
Выражаясь словами классика, можно смело говорить о внезапной языковой революции в Вооруженных Силах в середине 90-х годов уже ушедшего в историю XX века. Из нашего военного лексикона как-то незаметно, понемногу ушли простые и ясные понятия – «рассечь», «окружить», «разгромить», «истребить», «принудить к безоговорочной капитуляции».
Взамен появились и пустили прочные корни обтекаемо-округлые маниловские словосочетания: «пресечение любого вооруженного насилия», «прекращение войны на возможно более ранней стадии и восстановление справедливого и прочного мира», «создание предпосылок для урегулирования конфликта путем переговоров на приемлемых условиях», «локализовать», «нейтрализовать», «стабилизировать» и, наконец, «вытеснить».Военный новояз за последние годы развивался буквально семимильными шагами. В устные и письменные выступления российских военных и политиков просто ворвались эти медико-химические термины – «локализация», «нейтрализация», «стабилизация», на первый взгляд, не имеющие никакого отношения к теории военного искусства. Войскам приказами и директивами ставятся задачи уже не разгромить и уничтожить противника, а «локализовать конфликт» (причем предусматривается, что конфликт может быть как внутренним, так и межгосударственным). В случае крупномасштабной агрессии даже предполагается «локализация района вторжения», то есть речь идет только об ограничении места (размаха) и распространения военных действий группировок агрессора. Заметим, предусматривается не окружение, рассечение группировок противника, разгром и пленение врага в предельно короткие сроки, а какая-то непонятная локализация.
Современными теоретиками этот термин трактуется следующим образом: «Воспрещение подхода в зону конфликта вооруженных формирований и доставки материальных средств по суше, морю и воздуху в целях ограничения распространения вооруженных столкновений по месту и времени, снижения интенсивности боевых действий и создания условий для скорейшего разрешения конфликта».
Во-первых, что такое «воспрещение подхода»? Если речь идет об оперативно-стратегических резервах противника, то задача войскам должна ставиться на разгром и в конечном итоге на уничтожение резервов врага, а не какое-то абстрактное воспрещение.
Во-вторых, как можно перевести на нормальный военный язык «ограничение распространения вооруженных столкновений по месту и времени»? Войскам выйти к 0.00 на рубежи N-M и X-Y и перейти к обороне? Или есть какой-то другой вариант толкования в оперативных директивах и боевых приказах?
В-третьих, как понимать командующему или командиру выражение «снижение интенсивности боевых действий и создание условий для скорейшего разрешения конфликта»? Снижение интенсивности, вероятно, означает редкую стрельбу (один выстрел в час к примеру). А какие, интересно, могут быть условия? Ведь в ходе боевых действий по отношению к противнику возможны только два условия: капитуляция и безоговорочная капитуляция. Или есть еще и другие, неизвестные?
Зараза всяческих словесных «новаций» уже глубоко пропитала жизнь и деятельность Вооруженных Сил и добралась до других силовых структур. Однако такие непонятно-расплывчатые задачи действующей армии и флоту ставились далеко не всегда. В качестве примера руководящих указаний войскам рассмотрим слова Александра Суворова: «...неприятель нас не чает, считает нас за сто верст, а коли издалека, то в двух- и трехстах и больше. Вдруг мы на него как снег на голову. Закружится у него голова! Атакуй, с чем пришел, чем бог послал! Конница, начинай! Руби, коли, гони, отрезывай, не упускай!.. Коли, пехота, в штыки!.. Работать быстро, скоро, храбро, по-русски!.. В окончательной победе, конница, гони, руби!».
Согласитесь, подобные формулировки не допускают их двоякого толкования и не ставят подчиненных в тупик. И через двести с лишним лет слышатся барабанный бой и пение труб, зовущих в атаку. Или вот, к примеру, времена не столь далекие – выдержка из приказа Верховного главнокомандующего маршала Сталина (март 1945 года): «...войска 2-го Белорусского фронта после двухнедельной осады и упорных уличных боев завершили разгром окруженной группировки противника и сегодня, 6 марта, полностью овладели городом-крепостью Грауденц – важным узлом обороны немцев в Восточной Пруссии...»
С учетом особенностей сегодняшнего военного лексикона этот приказ, вероятно, выглядел бы так: «...после двухнедельной локализации завершили нейтрализацию окруженной группировки противника и стабилизировали обстановку в городе Грауденц».
В моду не так давно вошло словосочетание «пресечение агрессии». Это по замыслу авторов означает решительное применение различных форм борьбы и противодействия агрессору вплоть до демонстрации военной силы в сочетании с политико-дипломатическими и другими средствами для прекращения планируемого или начавшегося акта военной агрессии на его ранней стадии. Все, на первый взгляд, логично за исключением «прекращения акта военной агрессии на его ранней стадии». Перевести эту, прости господи, ерунду на язык оперативных директив и боевых приказов практически невозможно.
Языковые преобразования зашли уже слишком далеко, чтобы считаться просто неудачной шуткой. Как, например, в наше время могут трактоваться некоторые задачи Вооруженных Сил? В качестве примера: «...при возникновении вооруженных конфликтов и в военное время – локализация и нейтрализация приграничных вооруженных конфликтов боеготовыми войсками (силами)…» Это отрывок из Военной доктрины государства между прочим. Так что заболевание локализацией – случай более чем запущенный.
Общеизвестно, что боевые приказы в Вооруженных Силах выполняются точно так же, как они ставятся. Предельно четко и категорически сформулированная задача, не допускающая ее неоднозначного толкования исполнителями, – залог последующей победы. Если же боевые приказы и оперативные директивы формулировать, употребляя при этом слова «прекращение», «пресечение», «локализация» и «нейтрализация», успеха в бою и сражении ожидать трудно.
Ключевое слово десятилетия
К таковому, вероятно, можно отнести слово «отражение». Несмотря на то, что сегодня угроза крупномасштабной войны так и не вышла из области гипотетических военных опасностей, все поголовно готовы (больше на словах, конечно) отражать агрессию, причем во всех возможных сферах – от суши до космоса. «Отражение» вообще становится культовым термином отечественной военной науки на стыке XX–XXI веков.
Это, по всей видимости, прямой результат умственного застоя 60–80-х годов и перестроечной смуты. На рубеже 80–90-х приказано было предать забвению наступательные операции. Войска, штабы, вузы, НИИ прекратили исследовать и осваивать атакующие действия. Даже были наскоро придуманы такие термины, как «оборонительное оружие», «наступательное оружие», «оборонительные соединения и части». В академиях и училищах навязывалось изучение преимущественно обороны, а наступлению отводилась чуть ли не второстепенная роль.
Достаточно краткая эпоха «нового мышления» уже давно канула в Лету, однако наследие этого вредоносного времени в армии, что удивительно, так и осталось. Только в Вооруженных Силах РФ додумались запрягать телегу впереди лошади – ставить в уставных документах оборону впереди наступления. Если обратиться к зарубежному опыту, то оборона в руководящих и уставных документах стоит впереди наступления лишь у бундесвера ФРГ – и по вполне понятным причинам.
Это далеко не мелочь, каковой она представляется многим военачальникам, и поныне превратно толкующим соотношение материального и духовного на поле боя. С виду элементарная перестановка мест слагаемых представляет собой крупную ошибку психологического характера: в подсознании у каждого командира начинает откладываться: сначала оборонюсь, отобьюсь, отражу противника, а уже потом перейду в контрнаступление. Таким образом, заведомо сковываются инициатива, решительность и невольно происходит подчинение воле возможного неприятеля. Одним из следствий засилья в военной теории и практике оборонческих настроений, безусловно, явился упадок крайне необходимой каждому офицеру и генералу агрессивности (в нормальном смысле этого слова).
Другие силовые структуры
По закону сообщающихся сосудов военный новояз добрался и до других силовых структур, в том числе и до внутренних войск МВД. Как, например, внутренние войска собираются тушить внутренний вооруженный конфликт? Это звучит приблизительно так: «Целью применения военной силы для пресечения внутреннего вооруженного конфликта являются скорейшая нормализация обстановки, восстановление законности и правопорядка, обеспечение общественной безопасности, оказание необходимой помощи населению и создание условий для урегулирования конфликта мирными средствами».
Цели, безусловно, благородны и понятны. Только вот как их добиться, какими методами и способами, чтобы произошла «скорейшая нормализация обстановки»? Речь ведь идет о регионе, охваченном вооруженным мятежом, где кровь льется ручьями и любое промедление множит число жертв. Как быть? Стрелять негромко, бомбить несильно, убивать небольно, зажигательные средства применять, однако при этом всерьез никого и ничего не обжигать? Вернемся еще раз к словам Суворова: «...Надо атаковать!!! Холодное оружие – штыки, сабли! Смять и забирать, не теряя мгновения, побеждать все, даже невообразимые препятствия, гнаться по пятам, истреблять до последнего человека!.. В дома не забегать, неприятеля, просящего пощады, щадить, безоружных не убивать, с бабами не воевать, малолеток не трогать...»
Один из секретов суворовских побед в этом и заключается – предельно четкая постановка боевых задач. Ведь в словах русского военного гения все понятно и рядовому, и генералу. Если бы так приказы отдавались войскам и силам, задействованным для подавления выступлений вооруженных сепаратистов, мы бы вряд ли знали многие из сегодняшних бед.
В формулировании «задач нового типа» наблюдается причудливая смесь элементов политического урегулирования и мер чисто военного характера, причем и те, и другие лишены необходимой жесткости и решительности. Паллиативы в условиях вооруженного конфликта, как известно, приводят только к стремительному ухудшению обстановки и последующему поражению. Примеры в современной российской истории, к сожалению, уже есть.
Что же делать? Стальной волей, твердой рукой и железной метлой очистить военный язык от вредоносных и бессмысленных наслоений последних лет. Вернуться к его животворящим истокам. Другим силовым ведомствам как минимум освежить знания стратегии и оперативного искусства и прекратить бездумно употреблять военные термины. Группировки из служебных собак, гидрантов и пожарных автомобилей на направлениях главного и других ударов не создавать.
Информация