На службе Отечеству. Воин Андреевич Римский-Корсаков
Римский-Корсаков! Имя это известно каждому культурному человеку, поскольку речь идет о создателе знаменитых классических произведений, гордости русской и мировой музыкальной культуры. Однако герой этого рассказа — вовсе не великий композитор, а его старший брат Воин Андреевич, личность не менее самобытная, яркая, хотя и практически не известная широкой публике. А между тем Воин Андреевич оставил заметный след в истории русских географических открытий. Мореплаватель и писатель, гидрограф и педагог, он был человеком большой внутренней культуры, широких взглядов, незаурядного литературного и научного дарования.
Отец будущего моряка, Андрей Петрович Римский-Корсаков, был человеком весьма образованным, трудился в иностранной коллегии, министерстве юстиций, а в возрасте сорока с лишним лет (в 1831 году) получил назначение на пост гражданского губернатора Волынской губернии. Судя по отзывам современников, на посту проявил себя добрым и гуманным человеком, пытавшимся в меру возможностей ограничить насилие и произвол власть имущих. Не сколотив состояния на службе и потеряв по своей житейской непрактичности родовое имение, Андрей Петрович после выхода на пенсию доживал век в уездном Тихвине в небольшом бревенчатом доме. Примечательный факт — будучи противником крепостного права, отпустил на волю всех своих дворовых, многие из которых остались в его доме в качестве наемной прислуги. Супругой Андрея Петровича была Софья Васильевна — дочь орловского помещика и крепостной. Ее характеризовали как женщину умную и талантливую, оказавшую огромное влияние на воспитание обоих сыновей.
Воин Андреевич родился в имении родственников матери в Орловской губернии 14 июля 1822 года. Отвращение к беспринципному карьеризму и деспотизму, независимость суждений, прямота и честность, свойственные Андрею Петровичу, послужили хорошим примером для мальчика. С детства отец втолковывал ему, что долг человека заключается в честной службе Родине, в пример он ставил своего брата. Николай Петрович Римский-Корсаков посвятил себя морской службе, однако во время Отечественной войны перевелся в сухопутные войска, отличился в сражениях под Смоленском и Бородином. Позже он вернулся во флот и участвовал в кругосветной экспедиции Коцебу.
Восьми лет от роду Воин, или по-домашнему Воинька, был отправлен в морское отделение Александровского корпуса, расположенное в Царском Селе. До этого мальчик обучался во французском пансионе, где получил основы начального образования. Сразу поступить в корпус будущий мореплаватель не смог, потребовалось похлопотать влиятельному дяде. Через три года Воин Андреевич был зачислен в Морской кадетский корпус, располагавшийся на Васильевском острове в Петербурге.
В те годы во главе корпуса стоял выдающийся русский мореплаватель Иван Крузенштерн. С целью улучшить условия размещения и обучения кадетов он предпринял целый ряд реформ, однако в условиях жесточайшей николаевской реакции все добрые побуждения директора оказались полумерами и не смогли изменить существа воспитательной системы. Воспитанники корпуса тех лет писали: «Новичкам в первое время тяжко приходилось от гонений товарищей…. Обращение кадетов друг с другом, их нравы были воистину варварскими…. Мы непрестанно дрались».
Нередко в корпус наведывался император Николай I. Если он находил какие-либо непорядки, то устраивал всему заведению жестокий разнос. Любопытный и, несомненно, далеко не единичный случай описывал в письме родителям летом 1836 года сам Воин Андреевич: «Император посетил корпус, остался недоволен нами, разбранил. После этого мы целых три недели учились ружейной экзерциции по семь часов в день, никаких классов не было». Значительно позже, став уже морским офицером, Воин Андреевич написал с горечью: «Не колеблясь, скажу, что обхождение начальников было отнюдь не родительским, как следовало бы с ребятишками нашего возраста — оно было жестоким и ожесточало нас».
Каникул как таковых у учащихся корпуса не было. В летние месяцы воспитанники плавали на учебных судах, знакомясь с практической службой моряков парусного флота. Воин Андреевич отмечал: «К родным летом никого не пускали, и никто, право, об этом даже не мечтал…. Системы в обучении никакой не было, только работы — поставить паруса, закрепить их, вставая на якорь, да двадцать раз повторить оверштаг…. Несмотря на это, мы мигом усваивали морской язык, приучались спускаться по снастям и бегать по вантам, выучивали наизусть производство сигналов… и как мы увлекались этими занятиями! Как пытались обогнать друг друга, с каким задором бегали в руках с лопарем браса!». В 1837 году Римского-Корсакова произвели в гардемарины, причем по успеваемости к этому времени он был восьмым на курсе. В конце 1838 года шестнадцатилетний юноша с успехом окончил Морской корпус, получив чин мичмана. Первым кораблем, на котором довелось служить Воину Андреевичу, был фрегат «Александр Невский».
Вскоре последовало новое направление — на бриг «Патрокл», после этого молодой мичман перешел на фрегат «Мельпомена», затем на бриг «Нестор». Все суда выполняли одну задачу — плавали в летние месяцы по Балтийскому морю и его заливам, а зимой стояли в Ревеле или Кронштадте. Воин Андреевич упорно занимался самообразованием — изучал иностранные языки, много читал, посещал музыкальные вечера. Его любимыми авторами были Шекспир, Байрон, Свифт и Вальтер Скотт. В Ревеле у местного учителя музыки девятнадцатилетний моряк брал уроки игры на фортепиано. Кроме классиков, мичман Римский-Корсаков изучал много научных статей, как русских, так и иностранных. В первую очередь его интересовала навигация, корабельная архитектура и гидрография. Не забывал Воин Андреевич и о постоянных физических тренировках, предпочитая плавание и верховую езду.
В эти годы, будучи совсем еще молодым офицером, он писал: «Имею искреннее и неподдельное желание быть полезным Отечеству. По теперешним мыслям моим, готов я пробыть век в чине мичмана, только бы мне дали возможность проявить себя…» Однако на исхоженных Балтийских путях шансов стать первооткрывателем было мало. Вспоминая рассказы дяди о кругосветном плавании, о неизвестных островах, о тайфунах и о встречах с аборигенами, Римский-Корсаков грезил дальними морями и смелыми открытиями.
А между тем старательный офицер успешно продвигался по службе. В 1843 году его произвели в лейтенанты, а в августе 1845 перевели на «Ингерманланд», уходивший в заграничное плавание. На нем пытливый и наблюдательный офицер впервые посетил Плимут, Копенгаген, Гибралтар и Средиземное море. Вернувшись из похода, Воин Андреевич начал писать статьи для «Морского сборника». Одна из его первых работ была посвящена встрече с британскими военными судами. Автор хвалил выучку и слаженность команд, оснастку кораблей, чистоту и опрятность помещений. Однако Воин Андреевич осудил показную роскошь офицерских кают, а также кастовую замкнутость английской военной верхушки. Писательскую деятельность Римский-Корсаков успешно сочетал с работой переводчиком. Вместе со своим другом Головиным во время зимовки в 1847 году он перевел работы французского адмирала Жюльена де ла Гравьера, ставшие впоследствии настольной книгой офицеров отечественного флота.
В 1851 двадцатидевятилетний Воин Андреевич впервые вышел в море капитаном корабля. Правда, командовал он не многопушечным фрегатом, а маленьким суденышком — тендером «Лебедь». Около двух лет он плавал на нем, изучая шхеры Ботнического и Финского заливов, исследуя извилистые фарватеры, отыскивая подходящие для якорных стоянок места. В зимнюю пору капитан «Лебедя» работал над статьями для «Морского сборника» и продолжал мечтать об океанских просторах.
И, наконец, его желание исполнилось. Морское начальство обратило внимание на инициативного и способного офицера, явно заслуживающего большего, чем командование вспомогательным судном. Его включили в число участников экспедиции Ефима Васильевича Путятина, отправлявшегося к берегам Японии.
В начале путешествия — от Кронштадта до Портсмута — Римский-Корсаков входил в команду фрегата «Паллада». 30 октября 1852 фрегат бросил якорь в британском порту. Здесь молодой моряк принял под командование паровую шхуну «Восток», купленную у англичан. Это было крепкое судно с достаточно мощной для тех времен паровой машиной. Экипаж шхуны был немногочисленный — всего тридцать семь человек, включая шесть офицеров.
6 января 1853 фрегат «Паллада» и шхуна «Восток» покинули Портсмут, отправившись в южную Атлантику. Шхуна Римского-Корсакова была первым отечественным паровым судном, пересекшим экватор. К слову, многое о приключениях Воина Андреевича стало известно историкам из его многочисленных писем родителям. В них мореплаватель был предельно откровенен, зачастую давал довольно резкие характеристики высокопоставленных сановников. И, наоборот, о простых матросах и людях, рядовых тружениках мореплаватель обычно отзывался с большой теплотой. Ему была свойственна независимость поступков и суждений, однако лишь в той мере, в какой это дозволяли жесткие рамки флотской субординации и дисциплины.
Миновав южную оконечность Африки, экспедиция Путятина направилась в Гонконг. Индийский океан встретил небольшую шхуну Воина Андреевича, уже ставшего капитан-лейтенантом, неприветливо. Разыгравшийся шторм порядком потрепал кораблик. К счастью, буря оказалась непродолжительной и 11 июня «Восток» прибыл в Гонконг. Простые китайцы вызвали у Воина Андреевича чувство искренней симпатии. К тому времени феодальная система Поднебесной переживала глубокий кризис. Русский моряк видели фантастические богатства мандаринов и нищету простого народа, живущего в убогих хижинах, на плотах и в джонках. Вторжение англичан еще больше обострило социальные противоречия. Гонконг стал центром контрабанды опиумом, принося британским торговцам немыслимые прибыли. Обратил Воин Андреевич внимание и на глубокую ненависть китайцев к англичанам, позволяющим себе притеснения местных жителей.
9 августа корабли Путятина подошли к Нагасаки. Миссия Ефима Васильевича обещала быть тяжелой и затяжной, поэтому адмирал не стал задерживать Римского-Корсакова. По его указанию 18 августа 1853 года шхуна «Восток» покинула японский порт, получив приказ изучить Татарский пролив и устье Амура. На двенадцатый день шхуна достигла берегов Сахалина и последовала Татарским проливом. Экипаж проводил съемки и опись берегов, делал промеры глубин. Плавание по неизученному проливу было трудным — суровый климат, отсутствие якорных стоянок, постоянные густые туманы препятствовали исследованию края. Со всеми проблемами морякам приходилось справляться своими силами, без надежды на помощь.
Капитан корабля отмечал не только гидрографические условия плавания, но также и окружающую природу, возможности хозяйственного освоения местности. Мореплаватель проявил интерес к аборигенному населению побережья Татарского пролива, к их обычаям, образу жизни, национальному характеру. Он пытался расположить их к себе вежливым обращением и подарками. В дневниках Римского-Корсакова можно встретить небезынтересные для этнографов описания поселений, домов, предметов быта аборигенов. Упомянутые им названия местных племен соответствуют современным ульчам, нанайцам, удэхэ, орочам и эвенкам.
Мыс Лазарева, место, где материк наиболее близко подходит к Сахалину, шхуна миновала благополучно и вошла в лиман Амура. Этот участок пути до сих пор считался недоступным для морских кораблей. Один местный житель вызвался поработать лоцманом и провести «Восток» по фарватеру. Но с первых же попыток стала ясна его неопытность в обращении с большим морским судном. Капитану оставалось только одно — положиться на собственную интуицию и частые промеры глубин. Раз за разом шхуна натыкалась на непреодолимые мели и возвращалась к начальной точке. Не единожды киль царапал песчаный грунт, и «Восток» содрогался, казалось, уже готовый сесть на мель.
В конце концов, Воин Андреевич сумел отыскать практически неуловимый фарватер и провести свой корабль в устье реки Амур. Труднейшее плавание показало, что Татарский пролив на всем своем протяжении доступен для морских кораблей. Исследования отважного мореплавателя имели огромное практическое значение, вдвойне более ценные в связи с осложнившейся международной обстановкой.
Шхуна Восток в б. св. Преображения
13 сентября 1853 года «Восток» подошел к мысу Пронге, и Воин Андреевич посетил, расположенное неподалеку Петровское зимовье, официально считающееся факторией Российско-Американской компании и служащее главной базой Амурской экспедиции Геннадия Невельского. О зимовье Римский-Корсаков писал: «Приятно видеть посреди безжизненной природы, за 13 тысяч верст от России, пятьдесят человек удалых ребят, на все руки мастеров: мигом избу вам срубят, застрелят сивуча или нерпу, ловко прокатят вас на оленях, собаках или на простой дощатой гиляцкой лодке».
Через несколько дней шхуна снялась с якоря и отправилась в обратный путь. Спустя всего два с половиной месяца «Восток» вернулся в Нагасаки. Небольшой как будто бы срок. Однако сколько ценнейших сведений выяснил тридцатилетний Воин Андреевич за это время. У него имелись подробнейшие описания неизведанных берегов, гидрологические исследования Татарского пролива и Амурского лимана с подробными промерами фарватера и, наконец, целый ряд открытых угольных месторождений. Основательный доклад Римского-Корсакова обрадовал адмирала. Позже Путятин признавался, что уже почти перестал верить в благополучное возвращение корабля.
Только неделю шхуна пробыла в Нагасаки. В ноябре она отправилась в Шанхай с целью устранить повреждения, произвести текущий ремонт и забрать почту из Европы. Обстановка в мире в то время продолжала обостряться. В самом Китае шли кровопролитные бои между повстанцами, выступившими против монархии, и императорскими войсками. Из местных газет моряки узнали, что России объявила войну Турция, а англо-французские корабли вошли в пролив Босфор. В Шанхайском порту стояли французские и английские суда. И хотя Воин Андреевич обменялся с их капитанами визитами вежливости, приходилось ожидать любых сюрпризов. Поэтому моряк поспешил выйти в море. Паруса крепили и приводили такелаж в порядок уже на ходу.
31 декабря 1853 года начались долгожданные переговоры с японскими властями. Пока они шли, адмирал Путятин еще дважды посылал шхуну в Шанхай забрать письма из Европы. В ходе второго рейса «Восток» столкнулся в устье Янцзы с разведывательным кораблем англичан и был вынужден отрываться от погони. После доставки почты Евфимий Васильевич отправил Римского-Корсакова в Императорскую гавань, расположенную в Татарском проливе. В этом месте летом 1853 года был основан российский военный пост. От поселенцев прибывший Воин Андреевич услышал мрачные рассказы о первой зимовке. Люди перенесли цингу и голод, десятки человек умерли. Причина крылась в суровом местном климате, недостатке продуктов, особенно свежих, сырости возведенных наспех строений.
Летом 1954 года шхуна «Восток» совершила еще одно путешествие до Петровского зимовья. Затем капитану было приказано добраться до Николаевского поста и взять к себе на борт Николая Муравьева. Воин Андреевич доставил известного государственного деятеля в Аян, откуда генерал-губернатор направил в Петербург курьера с письмами об обстановке на Дальнем Востоке. После этого Римский-Корсаков получил задание отвезти почту в Петропавловск-на-Камчатке, тогдашнюю основную военно-морскую базу России на Тихом океане.
Поручение было весьма опасным, поскольку всем уже было ясно о неизбежности столкновения с силами неприятельской коалиции у восточных границ нашей страны. К тому же плавание «Востока» было на редкость неудачным. Корабль попал в сильнейший шторм, началась течь в днище. По чистой случайности шхуне удалось повстречать транспорт «Байкал», который получил предупреждение о нахождении вражеской эскадры возле Петропавловска-на-Камчатке и направлялся в Большерецк. Римский-Корсаков решил отдать ему всю камчатскую почту с просьбой передать ее местному исправнику.
«Восток» же был вынужден встать у острова Парамушир, чтобы заделать течь, усиливающуюся с каждым часом. Зазор, пропускавший воду, образовался между наружной обивочной муфтой и винтовым валом. Положение корабля стало угрожающим. Трех помп, имеющихся на шхуне, оказалось недостаточно, чтобы успевать выкачивать прибывающую в трюм воду. Всей команде пришлось взяться за ведра. Первые попытки справиться с течью не увенчались успехом. Килевать судно было невозможно — на островах Северной группы Курил не было леса, который мог бы сгодиться на подпоры. Посовещавшись с офицерами, Воин Андреевич принял решение законопатить зазор. Изначально этот план казался неосуществимым. Невозможно было пролезть к валу в тесном пространстве под нижним перекрытием. Однако «нужда научит всему», как писал в своих дневниках Воин Андреевич. Он дал задание прорубить в своей каюте люк величиной в квадратный фут. Через него тщедушный мальчишка, помощник машиниста пробрался к отверстию вала. С его помощью вал был обмотан промасленной полотняной лентой, которую затем прижали к зазору абордажными пиками. После этого течь практически прекратилась, и «Восток» сумел добраться до Большерецка.
На третий день стоянки на борт корабля прибыл с почтой нарочный от губернатора Камчатки Василия Завойко. Живой свидетель обороны города Петропавловска, измотанный и осунувшийся после нелегкой езды по перевалам и горным тропам, рассказал Воину Андреевичу последние новости. 17 августа перед городом появилась англо-французские корабли — три фрегата, один пароход, корвет и бриг. В дополнение к шести батареям береговой обороны, установленным на прибрежных сопках, вход в бухту защищали только два русских судна — транспорт «Двина» и фрегат «Аврора». Противник обладал более чем трехкратным превосходством в артиллерийских стволах, большим перевесом в людской силе. Но защитники Петропавловского порта хорошо помнили заповедь Суворова — «воевать не числом, а умением». Русские моряки, солдаты и горожане-добровольцы проявили невиданный героизм, разгромив и сбросив вражеский десант в море. На десятые сутки обескровленная эскадра союзников оставила Авачинскую бухту.
В Большерецке Римский-Корсаков сильно расшиб ногу, однако не освобождал себя от несения вахтенной службы. На вахте он сидел, опустив раненую ногу в кадку и обмотав ее шинелью, чтобы рану не намочили соленые брызги волн. Сама шхуна также нуждалась в капитальном ремонте. Однако его пришлось отложить до возвращения в устье Амура. Обратный путь был более успешным, выдержав у северной оконечности Сахалина шторм с сильной метелью, 10 октября «Восток» бросил якорь рядом с Петровским зимовьем. Шхуна была вытащена на берег, и всю зиму Воин Андреевич занимался ее ремонтом и подготовкой к будущей навигации, а кроме того размещением команды на берегу, вопросами обеспечения людей продуктами. В свободное время непоседливый мореплаватель любил совершать дальние прогулки. Он охотился на рябчиков, вел свои записи, бегал на лыжах. Очень скоро ему пришлось убедиться, что наилучший вид транспорта в местных условиях — это ездовые собаки. Обзаведясь собственными собачьими упряжками, Воин Андреевич ездил в Николаевский пост к своему другу и единомышленнику Геннадию Невельскому. В письмах домой он отмечал: «Что вам рассказать о пустыне нашей? Пустота здесь не такая страшная, благодаря достаточному количеству публики…. На святках трижды был домашний спектакль, а в новый год Невельский проводил костюмированный бал, в котором все бывшие здесь, без исключения, участвовали. Я выбрал себе одежду средневекового буржуа, сам заказал ее и сочинил…»
Весна 1855 года принесла новые тревоги. Ожидалось повторное нападение союзной эскадры на Петропавловск, в связи, с чем Завойко срыл береговые батареи и вывез из города весь гарнизон и припасы. Оборона Амурского устья и подступов к нему приобретала главенствующее значение. Приходилось готовиться к сражению и у Петровского зимовья. Римский-Корсаков регулярно тренировал моряков в ружейной стрельбе. Все корабли камчатской эскадры, включая тяжелый фрегат «Аврора», успешно добрались до Николаевска фарватером, исследованным шхуной «Восток». Все попытки англо-французских судов найти их остались безуспешными. Неприятель высаживался в Де-Кастри и Аяне, блокировал северные входы в Амурский лиман, однако так и не рискнул войти в устье.
Все лето 1855 «Восток» выполнял мелкие рассыльные поручения, пора интересных исследований закончилась, и Воин Андреевич стал подумывать о возвращении на Балтику. Однако осенью шхуна застряла на мелководье, исследуя у Мариинского поста одну из боковых амурских проток. Экипаж был вынужден зазимовать, ожидая весеннюю высокую воду. В середине зимы Завойко разработал план новой кампании в районе бухты Де-Кастри. Командовать отрядом в тысячу человек было поручено подполковнику Сеславину, а его заместителем был назначен Римский-Корсаков. Завойко утверждал, что «специфические условия битвы с десантом врага потребуют знаний флотской службы…. Руководство шхуной любезный Воин Андреевич может передать кому-нибудь другому». В очередном письме родителям моряк иронизировал на тему о том, что ему уже приходилось быть и домостроителем, и кораблестроителем: «Не хватало лишь того, чтобы меня произвели в кавалеристы или сделали ветеринаром, а может и дьячком, так как людей, осведомленных в подобных ремеслах, в краях этих мало».
Однако план Василия Завойко об укреплении Де-Кастри отпал сам собой — в конце зимы пришло известие о перемирии, а вскоре и о подписании тяжкого для России Парижского договора. Служба Римского-Корсакова на Дальнем Востоке подошла к концу, в начале лета 1856 года он сдал шхуну и, вступив в командование корветом «Оливуца», получил приказ плыть в Кронштадт. Однако перед этим ему удалось осуществить свою заветную мечту — подняться от Мариинского поста на пятьсот верст вверх по Амуру. Плыл он в «туземной» лодке вместе с тремя вольнонаемными гребцами. На берегах великой реки он видел и заросли дикого винограда, и маньчжурский орех, и сочные луга, и бесконечные ряды превосходного строевого леса. Воин Андреевич писал: «Река глубокая, громадная, широкая, во всех отношениях благодарнейшая. Много пользы от нее будет в будущем для России…».
С Дальнего Востока мореплаватель возвратился капитаном второго ранга, командиром хоть и устаревшего, но все еще добротного боевого судна с командой в две сотни человек. Нового распоряжения долго ждать не пришлось — вскоре Римский-Корсаков поступил в распоряжение капитана первого ранга К.Н. Посьета, которому было поручено отплыть на «Оливуце» в Японию и обменяться ратификационными грамотами Симодского трактата.
Константин Николаевич был хорошим другом Воина Андреевича, который ценил его за спокойный и уравновешенный характер, образованность и деловитость. По пути к Японским островам корабль зашел в Императорскую гавань, в которой моряки с горечью обнаружили сожженные дотла строения Константиновского поста, построенные ценой огромных усилий и лишений. Причем произошло это уже после заключения мира. Всегда ценивший труд солдат и матросов Воин Андреевич негодовал при виде этого бессмысленного и варварского поступка, совершенного английскими пиратами.
27 октября «Оливуца» бросил якорь в бухте Симода. Во время пребывания в Японии любознательный моряк осуществил ряд прогулок по дороге, ведущей вглубь острова: «Видел местное население, японскую жизнь без малейшей примеси чужеземного, в том виде, в каком она просуществовала сотни лет». А вскоре после обмена грамотами Посьет и Римский-Корсаков расстались. Обратное плавание корвета было злополучным. Первое несчастье произошло после пополнения запасов продовольствия в Гонконге. Воин Андреевич писал об этом происшествии: «Китаец-булочник положил в хлеб мышьяку. Все попробовавшие хлеб за завтраком отравились, в том числе и я. К счастью, яду было так много, что приступы рвоты проявились прежде, чем началось пищеварение, притом очень скоро всем дали медицинское пособие. Так что не было ни единого смертного случая, все отделались только продолжительным нездоровием». В своем рапорте Римский-Корсаков пытался объяснить причины диверсии ненавистью китайцев к британцам, которая, к сожалению, в равной степени переносилась на всех белых европейцев. Вторая беда настигла экипаж «Оливуцы» в Индийском океане. Среди матросов вспыхнула эпидемия дизентерии. Воин Андреевич принял самые решительные меры, чтобы остановить распространение изнурительной болезни. Тем не менее, свыше трех десятков моряков выбыло из строя, многие из них умерли.
В Кронштадт корвет прибыл в середине сентября 1857 года. Высшее флотское начальство встретило капитана с почетом. Очевидны были его заслуги перед Россией, на флоте Римский-Корсаков заслуженно пользовался репутацией лихого командира и отличного моряка. В ноябре 1857 года ему удалось съездить в родной Тихвин, порадовать престарелых родителей рассказами и диковинными подарками. А уже через несколько дней моряк вернулся в Кронштадт, занявшись очерками о Дальнем Востоке. Эти статьи, опубликованные в 1858 году в трех номерах «Морского сборника», являются бесценными свидетельствами подвига русских моряков, и, в частности, экипажа шхуны «Восток».
Во время следующей навигации Воин Андреевич был назначен командиром учебно-артиллерийского судна «Прохор», оставаясь на этой должности до 1860 года. По записям сослуживцев, он сумел организовать отменную подготовку орудийных комендоров, переходивших затем на другие корабли Балтийского флота.
Зимой 1860 года капитан первого ранга Римский-Корсаков стал начальником штаба командира Кронштадтского порта. Воин Андреевич прекрасно понимал, что парусному флоту пришел конец и начинается новая эпоха парового флота, выдвигающая совсем другие требования. Поэтому он горячо ратовал за необходимость прогрессивных перемен, в частности оснащение военно-морских сил передовой техникой и модернизацию системы военно-морского образования. Спустя год Римский-Корсаков возглавил Морской кадетский корпус — главное учебное заведение российского флота. К слову, в этом месте ничего не изменилось с той поры, как он сам покинул его. В коридорах по-прежнему смертным боем дрались кадеты, сильный мучил слабого, а преподавание общеобразовательных предметов оставляло желать лучшего.
Новый директор успешно осуществил целый ряд уникальных реформ — был упразднен институт унтер-офицеров, в корпус стали принимать не только сыновей потомственных дворян, но и детей гражданских чиновников и старших офицеров, независимо от их происхождения, система постоянного надзора была заменена на принципы доверия к воспитанникам. Опираясь на свой богатейший жизненный опыт, Римский-Корсаков стремился дать будущим офицерам систематические и серьезные знания, как общие, так и специальные. По его инициативе в программу учебных занятий была добавлена практика по строительству шлюпок и инструментальные съемки. Сохранились интересные документы, подтверждающие то, что директор училища проводил для воспитанников экскурсии в музеи Горного института, на газовый завод, в мастерские Петербургского порта, в Пулковскую обсерваторию, на выставки Академии художеств. Воин Андреевич обращал серьезнейшее внимание на уровень подготовки преподавателей и воспитателей корпуса, заставляя их постоянно расширять свой кругозор и знания. Директор сам руководил плаваниями учебной эскадры в летние месяцы, стремясь воспитать в кадетах любовь к морю и флоту, чувство товарищества и коллективизма, инициативу и находчивость, физическую выносливость. Много внимания Римский-Корсаков уделял популяризации отечественных морских традиций. Он был организатором публичных лекций по истории нашего флота, инициировал установку памятника героям Гангутского боя, выбивал средства на строительство памятника Крузенштерну перед зданием училища на набережной Невы.
В последние годы жизни Римский-Корсаков, ставший уже вице-адмиралом, серьезно болел. Возможно, это были последствия гонконгского отравления, а может быть, сказывались огромные физические нагрузки, выпавшие на долю моряка в ходе его дальневосточных плаваний. Осенью 1871 его здоровье совсем ухудшилось, ему дали отпуск, и он отправился лечиться в Италию. Вместе с ним поехали супруга Мария Федоровна и трое маленьких детей. 4 ноября в городе Пизе Воин Андреевич неожиданно для всех скончался от паралича сердца. Ему было 49 лет. Лейтенант Николай Андреевич Римский-Корсаков, будущий великий композитор, отправился в Италию за телом усопшего брата — своего доброго наставника и старшего друга. Доставленные по железной дороге останки мореплавателя 30 ноября 1871 года были преданы земле на Смоленском кладбище в Петербурге.
По материалам книги Льва Михайловича Демина «Сквозь туманы и штормы».
Отец будущего моряка, Андрей Петрович Римский-Корсаков, был человеком весьма образованным, трудился в иностранной коллегии, министерстве юстиций, а в возрасте сорока с лишним лет (в 1831 году) получил назначение на пост гражданского губернатора Волынской губернии. Судя по отзывам современников, на посту проявил себя добрым и гуманным человеком, пытавшимся в меру возможностей ограничить насилие и произвол власть имущих. Не сколотив состояния на службе и потеряв по своей житейской непрактичности родовое имение, Андрей Петрович после выхода на пенсию доживал век в уездном Тихвине в небольшом бревенчатом доме. Примечательный факт — будучи противником крепостного права, отпустил на волю всех своих дворовых, многие из которых остались в его доме в качестве наемной прислуги. Супругой Андрея Петровича была Софья Васильевна — дочь орловского помещика и крепостной. Ее характеризовали как женщину умную и талантливую, оказавшую огромное влияние на воспитание обоих сыновей.
Воин Андреевич родился в имении родственников матери в Орловской губернии 14 июля 1822 года. Отвращение к беспринципному карьеризму и деспотизму, независимость суждений, прямота и честность, свойственные Андрею Петровичу, послужили хорошим примером для мальчика. С детства отец втолковывал ему, что долг человека заключается в честной службе Родине, в пример он ставил своего брата. Николай Петрович Римский-Корсаков посвятил себя морской службе, однако во время Отечественной войны перевелся в сухопутные войска, отличился в сражениях под Смоленском и Бородином. Позже он вернулся во флот и участвовал в кругосветной экспедиции Коцебу.
Восьми лет от роду Воин, или по-домашнему Воинька, был отправлен в морское отделение Александровского корпуса, расположенное в Царском Селе. До этого мальчик обучался во французском пансионе, где получил основы начального образования. Сразу поступить в корпус будущий мореплаватель не смог, потребовалось похлопотать влиятельному дяде. Через три года Воин Андреевич был зачислен в Морской кадетский корпус, располагавшийся на Васильевском острове в Петербурге.
В те годы во главе корпуса стоял выдающийся русский мореплаватель Иван Крузенштерн. С целью улучшить условия размещения и обучения кадетов он предпринял целый ряд реформ, однако в условиях жесточайшей николаевской реакции все добрые побуждения директора оказались полумерами и не смогли изменить существа воспитательной системы. Воспитанники корпуса тех лет писали: «Новичкам в первое время тяжко приходилось от гонений товарищей…. Обращение кадетов друг с другом, их нравы были воистину варварскими…. Мы непрестанно дрались».
Нередко в корпус наведывался император Николай I. Если он находил какие-либо непорядки, то устраивал всему заведению жестокий разнос. Любопытный и, несомненно, далеко не единичный случай описывал в письме родителям летом 1836 года сам Воин Андреевич: «Император посетил корпус, остался недоволен нами, разбранил. После этого мы целых три недели учились ружейной экзерциции по семь часов в день, никаких классов не было». Значительно позже, став уже морским офицером, Воин Андреевич написал с горечью: «Не колеблясь, скажу, что обхождение начальников было отнюдь не родительским, как следовало бы с ребятишками нашего возраста — оно было жестоким и ожесточало нас».
Каникул как таковых у учащихся корпуса не было. В летние месяцы воспитанники плавали на учебных судах, знакомясь с практической службой моряков парусного флота. Воин Андреевич отмечал: «К родным летом никого не пускали, и никто, право, об этом даже не мечтал…. Системы в обучении никакой не было, только работы — поставить паруса, закрепить их, вставая на якорь, да двадцать раз повторить оверштаг…. Несмотря на это, мы мигом усваивали морской язык, приучались спускаться по снастям и бегать по вантам, выучивали наизусть производство сигналов… и как мы увлекались этими занятиями! Как пытались обогнать друг друга, с каким задором бегали в руках с лопарем браса!». В 1837 году Римского-Корсакова произвели в гардемарины, причем по успеваемости к этому времени он был восьмым на курсе. В конце 1838 года шестнадцатилетний юноша с успехом окончил Морской корпус, получив чин мичмана. Первым кораблем, на котором довелось служить Воину Андреевичу, был фрегат «Александр Невский».
Вскоре последовало новое направление — на бриг «Патрокл», после этого молодой мичман перешел на фрегат «Мельпомена», затем на бриг «Нестор». Все суда выполняли одну задачу — плавали в летние месяцы по Балтийскому морю и его заливам, а зимой стояли в Ревеле или Кронштадте. Воин Андреевич упорно занимался самообразованием — изучал иностранные языки, много читал, посещал музыкальные вечера. Его любимыми авторами были Шекспир, Байрон, Свифт и Вальтер Скотт. В Ревеле у местного учителя музыки девятнадцатилетний моряк брал уроки игры на фортепиано. Кроме классиков, мичман Римский-Корсаков изучал много научных статей, как русских, так и иностранных. В первую очередь его интересовала навигация, корабельная архитектура и гидрография. Не забывал Воин Андреевич и о постоянных физических тренировках, предпочитая плавание и верховую езду.
В эти годы, будучи совсем еще молодым офицером, он писал: «Имею искреннее и неподдельное желание быть полезным Отечеству. По теперешним мыслям моим, готов я пробыть век в чине мичмана, только бы мне дали возможность проявить себя…» Однако на исхоженных Балтийских путях шансов стать первооткрывателем было мало. Вспоминая рассказы дяди о кругосветном плавании, о неизвестных островах, о тайфунах и о встречах с аборигенами, Римский-Корсаков грезил дальними морями и смелыми открытиями.
А между тем старательный офицер успешно продвигался по службе. В 1843 году его произвели в лейтенанты, а в августе 1845 перевели на «Ингерманланд», уходивший в заграничное плавание. На нем пытливый и наблюдательный офицер впервые посетил Плимут, Копенгаген, Гибралтар и Средиземное море. Вернувшись из похода, Воин Андреевич начал писать статьи для «Морского сборника». Одна из его первых работ была посвящена встрече с британскими военными судами. Автор хвалил выучку и слаженность команд, оснастку кораблей, чистоту и опрятность помещений. Однако Воин Андреевич осудил показную роскошь офицерских кают, а также кастовую замкнутость английской военной верхушки. Писательскую деятельность Римский-Корсаков успешно сочетал с работой переводчиком. Вместе со своим другом Головиным во время зимовки в 1847 году он перевел работы французского адмирала Жюльена де ла Гравьера, ставшие впоследствии настольной книгой офицеров отечественного флота.
В 1851 двадцатидевятилетний Воин Андреевич впервые вышел в море капитаном корабля. Правда, командовал он не многопушечным фрегатом, а маленьким суденышком — тендером «Лебедь». Около двух лет он плавал на нем, изучая шхеры Ботнического и Финского заливов, исследуя извилистые фарватеры, отыскивая подходящие для якорных стоянок места. В зимнюю пору капитан «Лебедя» работал над статьями для «Морского сборника» и продолжал мечтать об океанских просторах.
И, наконец, его желание исполнилось. Морское начальство обратило внимание на инициативного и способного офицера, явно заслуживающего большего, чем командование вспомогательным судном. Его включили в число участников экспедиции Ефима Васильевича Путятина, отправлявшегося к берегам Японии.
В начале путешествия — от Кронштадта до Портсмута — Римский-Корсаков входил в команду фрегата «Паллада». 30 октября 1852 фрегат бросил якорь в британском порту. Здесь молодой моряк принял под командование паровую шхуну «Восток», купленную у англичан. Это было крепкое судно с достаточно мощной для тех времен паровой машиной. Экипаж шхуны был немногочисленный — всего тридцать семь человек, включая шесть офицеров.
6 января 1853 фрегат «Паллада» и шхуна «Восток» покинули Портсмут, отправившись в южную Атлантику. Шхуна Римского-Корсакова была первым отечественным паровым судном, пересекшим экватор. К слову, многое о приключениях Воина Андреевича стало известно историкам из его многочисленных писем родителям. В них мореплаватель был предельно откровенен, зачастую давал довольно резкие характеристики высокопоставленных сановников. И, наоборот, о простых матросах и людях, рядовых тружениках мореплаватель обычно отзывался с большой теплотой. Ему была свойственна независимость поступков и суждений, однако лишь в той мере, в какой это дозволяли жесткие рамки флотской субординации и дисциплины.
Миновав южную оконечность Африки, экспедиция Путятина направилась в Гонконг. Индийский океан встретил небольшую шхуну Воина Андреевича, уже ставшего капитан-лейтенантом, неприветливо. Разыгравшийся шторм порядком потрепал кораблик. К счастью, буря оказалась непродолжительной и 11 июня «Восток» прибыл в Гонконг. Простые китайцы вызвали у Воина Андреевича чувство искренней симпатии. К тому времени феодальная система Поднебесной переживала глубокий кризис. Русский моряк видели фантастические богатства мандаринов и нищету простого народа, живущего в убогих хижинах, на плотах и в джонках. Вторжение англичан еще больше обострило социальные противоречия. Гонконг стал центром контрабанды опиумом, принося британским торговцам немыслимые прибыли. Обратил Воин Андреевич внимание и на глубокую ненависть китайцев к англичанам, позволяющим себе притеснения местных жителей.
9 августа корабли Путятина подошли к Нагасаки. Миссия Ефима Васильевича обещала быть тяжелой и затяжной, поэтому адмирал не стал задерживать Римского-Корсакова. По его указанию 18 августа 1853 года шхуна «Восток» покинула японский порт, получив приказ изучить Татарский пролив и устье Амура. На двенадцатый день шхуна достигла берегов Сахалина и последовала Татарским проливом. Экипаж проводил съемки и опись берегов, делал промеры глубин. Плавание по неизученному проливу было трудным — суровый климат, отсутствие якорных стоянок, постоянные густые туманы препятствовали исследованию края. Со всеми проблемами морякам приходилось справляться своими силами, без надежды на помощь.
Капитан корабля отмечал не только гидрографические условия плавания, но также и окружающую природу, возможности хозяйственного освоения местности. Мореплаватель проявил интерес к аборигенному населению побережья Татарского пролива, к их обычаям, образу жизни, национальному характеру. Он пытался расположить их к себе вежливым обращением и подарками. В дневниках Римского-Корсакова можно встретить небезынтересные для этнографов описания поселений, домов, предметов быта аборигенов. Упомянутые им названия местных племен соответствуют современным ульчам, нанайцам, удэхэ, орочам и эвенкам.
Мыс Лазарева, место, где материк наиболее близко подходит к Сахалину, шхуна миновала благополучно и вошла в лиман Амура. Этот участок пути до сих пор считался недоступным для морских кораблей. Один местный житель вызвался поработать лоцманом и провести «Восток» по фарватеру. Но с первых же попыток стала ясна его неопытность в обращении с большим морским судном. Капитану оставалось только одно — положиться на собственную интуицию и частые промеры глубин. Раз за разом шхуна натыкалась на непреодолимые мели и возвращалась к начальной точке. Не единожды киль царапал песчаный грунт, и «Восток» содрогался, казалось, уже готовый сесть на мель.
В конце концов, Воин Андреевич сумел отыскать практически неуловимый фарватер и провести свой корабль в устье реки Амур. Труднейшее плавание показало, что Татарский пролив на всем своем протяжении доступен для морских кораблей. Исследования отважного мореплавателя имели огромное практическое значение, вдвойне более ценные в связи с осложнившейся международной обстановкой.
Шхуна Восток в б. св. Преображения
13 сентября 1853 года «Восток» подошел к мысу Пронге, и Воин Андреевич посетил, расположенное неподалеку Петровское зимовье, официально считающееся факторией Российско-Американской компании и служащее главной базой Амурской экспедиции Геннадия Невельского. О зимовье Римский-Корсаков писал: «Приятно видеть посреди безжизненной природы, за 13 тысяч верст от России, пятьдесят человек удалых ребят, на все руки мастеров: мигом избу вам срубят, застрелят сивуча или нерпу, ловко прокатят вас на оленях, собаках или на простой дощатой гиляцкой лодке».
Через несколько дней шхуна снялась с якоря и отправилась в обратный путь. Спустя всего два с половиной месяца «Восток» вернулся в Нагасаки. Небольшой как будто бы срок. Однако сколько ценнейших сведений выяснил тридцатилетний Воин Андреевич за это время. У него имелись подробнейшие описания неизведанных берегов, гидрологические исследования Татарского пролива и Амурского лимана с подробными промерами фарватера и, наконец, целый ряд открытых угольных месторождений. Основательный доклад Римского-Корсакова обрадовал адмирала. Позже Путятин признавался, что уже почти перестал верить в благополучное возвращение корабля.
Только неделю шхуна пробыла в Нагасаки. В ноябре она отправилась в Шанхай с целью устранить повреждения, произвести текущий ремонт и забрать почту из Европы. Обстановка в мире в то время продолжала обостряться. В самом Китае шли кровопролитные бои между повстанцами, выступившими против монархии, и императорскими войсками. Из местных газет моряки узнали, что России объявила войну Турция, а англо-французские корабли вошли в пролив Босфор. В Шанхайском порту стояли французские и английские суда. И хотя Воин Андреевич обменялся с их капитанами визитами вежливости, приходилось ожидать любых сюрпризов. Поэтому моряк поспешил выйти в море. Паруса крепили и приводили такелаж в порядок уже на ходу.
31 декабря 1853 года начались долгожданные переговоры с японскими властями. Пока они шли, адмирал Путятин еще дважды посылал шхуну в Шанхай забрать письма из Европы. В ходе второго рейса «Восток» столкнулся в устье Янцзы с разведывательным кораблем англичан и был вынужден отрываться от погони. После доставки почты Евфимий Васильевич отправил Римского-Корсакова в Императорскую гавань, расположенную в Татарском проливе. В этом месте летом 1853 года был основан российский военный пост. От поселенцев прибывший Воин Андреевич услышал мрачные рассказы о первой зимовке. Люди перенесли цингу и голод, десятки человек умерли. Причина крылась в суровом местном климате, недостатке продуктов, особенно свежих, сырости возведенных наспех строений.
Летом 1954 года шхуна «Восток» совершила еще одно путешествие до Петровского зимовья. Затем капитану было приказано добраться до Николаевского поста и взять к себе на борт Николая Муравьева. Воин Андреевич доставил известного государственного деятеля в Аян, откуда генерал-губернатор направил в Петербург курьера с письмами об обстановке на Дальнем Востоке. После этого Римский-Корсаков получил задание отвезти почту в Петропавловск-на-Камчатке, тогдашнюю основную военно-морскую базу России на Тихом океане.
Поручение было весьма опасным, поскольку всем уже было ясно о неизбежности столкновения с силами неприятельской коалиции у восточных границ нашей страны. К тому же плавание «Востока» было на редкость неудачным. Корабль попал в сильнейший шторм, началась течь в днище. По чистой случайности шхуне удалось повстречать транспорт «Байкал», который получил предупреждение о нахождении вражеской эскадры возле Петропавловска-на-Камчатке и направлялся в Большерецк. Римский-Корсаков решил отдать ему всю камчатскую почту с просьбой передать ее местному исправнику.
«Восток» же был вынужден встать у острова Парамушир, чтобы заделать течь, усиливающуюся с каждым часом. Зазор, пропускавший воду, образовался между наружной обивочной муфтой и винтовым валом. Положение корабля стало угрожающим. Трех помп, имеющихся на шхуне, оказалось недостаточно, чтобы успевать выкачивать прибывающую в трюм воду. Всей команде пришлось взяться за ведра. Первые попытки справиться с течью не увенчались успехом. Килевать судно было невозможно — на островах Северной группы Курил не было леса, который мог бы сгодиться на подпоры. Посовещавшись с офицерами, Воин Андреевич принял решение законопатить зазор. Изначально этот план казался неосуществимым. Невозможно было пролезть к валу в тесном пространстве под нижним перекрытием. Однако «нужда научит всему», как писал в своих дневниках Воин Андреевич. Он дал задание прорубить в своей каюте люк величиной в квадратный фут. Через него тщедушный мальчишка, помощник машиниста пробрался к отверстию вала. С его помощью вал был обмотан промасленной полотняной лентой, которую затем прижали к зазору абордажными пиками. После этого течь практически прекратилась, и «Восток» сумел добраться до Большерецка.
На третий день стоянки на борт корабля прибыл с почтой нарочный от губернатора Камчатки Василия Завойко. Живой свидетель обороны города Петропавловска, измотанный и осунувшийся после нелегкой езды по перевалам и горным тропам, рассказал Воину Андреевичу последние новости. 17 августа перед городом появилась англо-французские корабли — три фрегата, один пароход, корвет и бриг. В дополнение к шести батареям береговой обороны, установленным на прибрежных сопках, вход в бухту защищали только два русских судна — транспорт «Двина» и фрегат «Аврора». Противник обладал более чем трехкратным превосходством в артиллерийских стволах, большим перевесом в людской силе. Но защитники Петропавловского порта хорошо помнили заповедь Суворова — «воевать не числом, а умением». Русские моряки, солдаты и горожане-добровольцы проявили невиданный героизм, разгромив и сбросив вражеский десант в море. На десятые сутки обескровленная эскадра союзников оставила Авачинскую бухту.
В Большерецке Римский-Корсаков сильно расшиб ногу, однако не освобождал себя от несения вахтенной службы. На вахте он сидел, опустив раненую ногу в кадку и обмотав ее шинелью, чтобы рану не намочили соленые брызги волн. Сама шхуна также нуждалась в капитальном ремонте. Однако его пришлось отложить до возвращения в устье Амура. Обратный путь был более успешным, выдержав у северной оконечности Сахалина шторм с сильной метелью, 10 октября «Восток» бросил якорь рядом с Петровским зимовьем. Шхуна была вытащена на берег, и всю зиму Воин Андреевич занимался ее ремонтом и подготовкой к будущей навигации, а кроме того размещением команды на берегу, вопросами обеспечения людей продуктами. В свободное время непоседливый мореплаватель любил совершать дальние прогулки. Он охотился на рябчиков, вел свои записи, бегал на лыжах. Очень скоро ему пришлось убедиться, что наилучший вид транспорта в местных условиях — это ездовые собаки. Обзаведясь собственными собачьими упряжками, Воин Андреевич ездил в Николаевский пост к своему другу и единомышленнику Геннадию Невельскому. В письмах домой он отмечал: «Что вам рассказать о пустыне нашей? Пустота здесь не такая страшная, благодаря достаточному количеству публики…. На святках трижды был домашний спектакль, а в новый год Невельский проводил костюмированный бал, в котором все бывшие здесь, без исключения, участвовали. Я выбрал себе одежду средневекового буржуа, сам заказал ее и сочинил…»
Весна 1855 года принесла новые тревоги. Ожидалось повторное нападение союзной эскадры на Петропавловск, в связи, с чем Завойко срыл береговые батареи и вывез из города весь гарнизон и припасы. Оборона Амурского устья и подступов к нему приобретала главенствующее значение. Приходилось готовиться к сражению и у Петровского зимовья. Римский-Корсаков регулярно тренировал моряков в ружейной стрельбе. Все корабли камчатской эскадры, включая тяжелый фрегат «Аврора», успешно добрались до Николаевска фарватером, исследованным шхуной «Восток». Все попытки англо-французских судов найти их остались безуспешными. Неприятель высаживался в Де-Кастри и Аяне, блокировал северные входы в Амурский лиман, однако так и не рискнул войти в устье.
Все лето 1855 «Восток» выполнял мелкие рассыльные поручения, пора интересных исследований закончилась, и Воин Андреевич стал подумывать о возвращении на Балтику. Однако осенью шхуна застряла на мелководье, исследуя у Мариинского поста одну из боковых амурских проток. Экипаж был вынужден зазимовать, ожидая весеннюю высокую воду. В середине зимы Завойко разработал план новой кампании в районе бухты Де-Кастри. Командовать отрядом в тысячу человек было поручено подполковнику Сеславину, а его заместителем был назначен Римский-Корсаков. Завойко утверждал, что «специфические условия битвы с десантом врага потребуют знаний флотской службы…. Руководство шхуной любезный Воин Андреевич может передать кому-нибудь другому». В очередном письме родителям моряк иронизировал на тему о том, что ему уже приходилось быть и домостроителем, и кораблестроителем: «Не хватало лишь того, чтобы меня произвели в кавалеристы или сделали ветеринаром, а может и дьячком, так как людей, осведомленных в подобных ремеслах, в краях этих мало».
Однако план Василия Завойко об укреплении Де-Кастри отпал сам собой — в конце зимы пришло известие о перемирии, а вскоре и о подписании тяжкого для России Парижского договора. Служба Римского-Корсакова на Дальнем Востоке подошла к концу, в начале лета 1856 года он сдал шхуну и, вступив в командование корветом «Оливуца», получил приказ плыть в Кронштадт. Однако перед этим ему удалось осуществить свою заветную мечту — подняться от Мариинского поста на пятьсот верст вверх по Амуру. Плыл он в «туземной» лодке вместе с тремя вольнонаемными гребцами. На берегах великой реки он видел и заросли дикого винограда, и маньчжурский орех, и сочные луга, и бесконечные ряды превосходного строевого леса. Воин Андреевич писал: «Река глубокая, громадная, широкая, во всех отношениях благодарнейшая. Много пользы от нее будет в будущем для России…».
С Дальнего Востока мореплаватель возвратился капитаном второго ранга, командиром хоть и устаревшего, но все еще добротного боевого судна с командой в две сотни человек. Нового распоряжения долго ждать не пришлось — вскоре Римский-Корсаков поступил в распоряжение капитана первого ранга К.Н. Посьета, которому было поручено отплыть на «Оливуце» в Японию и обменяться ратификационными грамотами Симодского трактата.
Константин Николаевич был хорошим другом Воина Андреевича, который ценил его за спокойный и уравновешенный характер, образованность и деловитость. По пути к Японским островам корабль зашел в Императорскую гавань, в которой моряки с горечью обнаружили сожженные дотла строения Константиновского поста, построенные ценой огромных усилий и лишений. Причем произошло это уже после заключения мира. Всегда ценивший труд солдат и матросов Воин Андреевич негодовал при виде этого бессмысленного и варварского поступка, совершенного английскими пиратами.
27 октября «Оливуца» бросил якорь в бухте Симода. Во время пребывания в Японии любознательный моряк осуществил ряд прогулок по дороге, ведущей вглубь острова: «Видел местное население, японскую жизнь без малейшей примеси чужеземного, в том виде, в каком она просуществовала сотни лет». А вскоре после обмена грамотами Посьет и Римский-Корсаков расстались. Обратное плавание корвета было злополучным. Первое несчастье произошло после пополнения запасов продовольствия в Гонконге. Воин Андреевич писал об этом происшествии: «Китаец-булочник положил в хлеб мышьяку. Все попробовавшие хлеб за завтраком отравились, в том числе и я. К счастью, яду было так много, что приступы рвоты проявились прежде, чем началось пищеварение, притом очень скоро всем дали медицинское пособие. Так что не было ни единого смертного случая, все отделались только продолжительным нездоровием». В своем рапорте Римский-Корсаков пытался объяснить причины диверсии ненавистью китайцев к британцам, которая, к сожалению, в равной степени переносилась на всех белых европейцев. Вторая беда настигла экипаж «Оливуцы» в Индийском океане. Среди матросов вспыхнула эпидемия дизентерии. Воин Андреевич принял самые решительные меры, чтобы остановить распространение изнурительной болезни. Тем не менее, свыше трех десятков моряков выбыло из строя, многие из них умерли.
В Кронштадт корвет прибыл в середине сентября 1857 года. Высшее флотское начальство встретило капитана с почетом. Очевидны были его заслуги перед Россией, на флоте Римский-Корсаков заслуженно пользовался репутацией лихого командира и отличного моряка. В ноябре 1857 года ему удалось съездить в родной Тихвин, порадовать престарелых родителей рассказами и диковинными подарками. А уже через несколько дней моряк вернулся в Кронштадт, занявшись очерками о Дальнем Востоке. Эти статьи, опубликованные в 1858 году в трех номерах «Морского сборника», являются бесценными свидетельствами подвига русских моряков, и, в частности, экипажа шхуны «Восток».
Во время следующей навигации Воин Андреевич был назначен командиром учебно-артиллерийского судна «Прохор», оставаясь на этой должности до 1860 года. По записям сослуживцев, он сумел организовать отменную подготовку орудийных комендоров, переходивших затем на другие корабли Балтийского флота.
Зимой 1860 года капитан первого ранга Римский-Корсаков стал начальником штаба командира Кронштадтского порта. Воин Андреевич прекрасно понимал, что парусному флоту пришел конец и начинается новая эпоха парового флота, выдвигающая совсем другие требования. Поэтому он горячо ратовал за необходимость прогрессивных перемен, в частности оснащение военно-морских сил передовой техникой и модернизацию системы военно-морского образования. Спустя год Римский-Корсаков возглавил Морской кадетский корпус — главное учебное заведение российского флота. К слову, в этом месте ничего не изменилось с той поры, как он сам покинул его. В коридорах по-прежнему смертным боем дрались кадеты, сильный мучил слабого, а преподавание общеобразовательных предметов оставляло желать лучшего.
Новый директор успешно осуществил целый ряд уникальных реформ — был упразднен институт унтер-офицеров, в корпус стали принимать не только сыновей потомственных дворян, но и детей гражданских чиновников и старших офицеров, независимо от их происхождения, система постоянного надзора была заменена на принципы доверия к воспитанникам. Опираясь на свой богатейший жизненный опыт, Римский-Корсаков стремился дать будущим офицерам систематические и серьезные знания, как общие, так и специальные. По его инициативе в программу учебных занятий была добавлена практика по строительству шлюпок и инструментальные съемки. Сохранились интересные документы, подтверждающие то, что директор училища проводил для воспитанников экскурсии в музеи Горного института, на газовый завод, в мастерские Петербургского порта, в Пулковскую обсерваторию, на выставки Академии художеств. Воин Андреевич обращал серьезнейшее внимание на уровень подготовки преподавателей и воспитателей корпуса, заставляя их постоянно расширять свой кругозор и знания. Директор сам руководил плаваниями учебной эскадры в летние месяцы, стремясь воспитать в кадетах любовь к морю и флоту, чувство товарищества и коллективизма, инициативу и находчивость, физическую выносливость. Много внимания Римский-Корсаков уделял популяризации отечественных морских традиций. Он был организатором публичных лекций по истории нашего флота, инициировал установку памятника героям Гангутского боя, выбивал средства на строительство памятника Крузенштерну перед зданием училища на набережной Невы.
В последние годы жизни Римский-Корсаков, ставший уже вице-адмиралом, серьезно болел. Возможно, это были последствия гонконгского отравления, а может быть, сказывались огромные физические нагрузки, выпавшие на долю моряка в ходе его дальневосточных плаваний. Осенью 1871 его здоровье совсем ухудшилось, ему дали отпуск, и он отправился лечиться в Италию. Вместе с ним поехали супруга Мария Федоровна и трое маленьких детей. 4 ноября в городе Пизе Воин Андреевич неожиданно для всех скончался от паралича сердца. Ему было 49 лет. Лейтенант Николай Андреевич Римский-Корсаков, будущий великий композитор, отправился в Италию за телом усопшего брата — своего доброго наставника и старшего друга. Доставленные по железной дороге останки мореплавателя 30 ноября 1871 года были преданы земле на Смоленском кладбище в Петербурге.
По материалам книги Льва Михайловича Демина «Сквозь туманы и штормы».
Информация