Как казаки царя избирали
Донское казачество сыграло решающую роль в выборе царем на Земском соборе 1613 года Михаила Романова
Русский престол после Смуты занял не природный великорусский князь, прямой потомок легендарного Рюрика, один из главных организаторов освобождения Дмитрий Пожарский, а отрок Михаил Романов. Главная причина: военно-политический произвол казаков, сделавших ставку не на сильную фигуру, с которой пришлось бы считаться, а на самую слабую, которой рассчитывали манипулировать легко и долго.
Роковая ошибка князя Пожарского
Оценивая родословную бояр Романовых в сравнении с древними родами Чингизидов-Годуновых, Рюриковичей — князей Шуйских и Пожарских, Гедиминовичей — князей Трубецких, можно сделать вывод о достаточно «захудалом» роде. Даже прозвища детей первопредка Романовых Андрея Кобылы звучат несолидно: Жеребец, Елка, Говша, Кошка, Немятый.
Казацкая старшина периода Смуты строила свою внутрироссийскую политику на взаимодействии именно с представителями незнатных, периферийных боярских родов (типа Романовых, Сицких, Захарьиных) и связанных с этими родами не слишком родовитых дворян (типа Отрепьевых, Богдановых, Ляпуновых). «Князья крови» — Шуйские, Пожарские, Мстиславские и другие — чурались слишком тесного взаимодействия с безродной, как им казалось, казацкой вольницей — в этом была их общая, крупнейшая политическая ошибка. Единственный из «князей крови», кто активно пытался использовать всю силу «казацкого фактора» был князь Дмитрий Трубецкой, но его личные качества неудачливого воеводы и человека нестойкого характера не вызывали уважения в суровой среде казацкой старшины.
Князь Дмитрий Пожарский, являвший собой воплощенный, почти утраченный в Смуту образ национального достоинства великорусского родовитого человека, уже тем самым вызывал у казацкой старшины настороженное отношение. За долгие годы Смуты казаки привыкли видеть в «стане русских воинов» полный организационный раздрай, повальное предательство, самое чудовищное корыстолюбие и почти рабское холуйство. Поэтому невесть откуда взявшийся князь, сумевший сплотить вокруг себя всех не потерявших национального достоинства и человеческого облика русских дворян, вызывал в казацкой среде смешанные чувства. Казаки Пожарского уважали, но не любили, справедливо усматривая в нем своего главного конкурента.
В этих условиях князь Пожарский, будь он действительно сильным политиком, должен был, по логике, предпринять какой-то практический шаг, который бы открыл для него возможность взаимовыгодного политического диалога с казацкой старшиной Войска Донского. Увы, Дмитрий Пожарский вовремя такой шаг навстречу казакам не сделал.
Казаки и освобождение Москвы
Уникальный шанс мгновенно расположить к себе буквально всех казаков, принимавших участие в освобождении Москвы от поляков в 1612 году, появился у князя Пожарского в самом конце эпопеи осады Кремля.
Осенью 1612 года польский экспедиционный корпус и представители коллаборационистских русских боярских родов, присягнувших польскому королевичу Владиславу, осажденные донскими казаками и ополчением Минина — Пожарского в Кремле все еще чувствовали себя весьма уверенно.
«Клятва князя Пожарского» Василия Нестеренко. Источник: pravoslavie.ru«Клятва князя Пожарского» Василия Нестеренко.
«От полковника Мозырского, хорунжего Осипа Будзилы, и всего рыцарства, — отвечали поляки князю Пожарскому на его предложение о капитуляции, — по письму твоему, Пожарский, которое мало достойно того, чтобы его слушали наши шляхетские уши. Мы хорошо знаем вашу, московитов, доблесть и мужество, ни у какого народа таких мы не видели, как у вас, – в делах рыцарских вы хуже всех народов других государств и монархий. Мужеством вы подобны ослу или байбаку, который, не имея никакой защиты, принужден держаться норы Впредь не обращайтесь к нам со своими московскими сумасбродствами, а лучше ты, Пожарский, отпусти к сохам своих людей, пусть холоп по-прежнему возделывает землю, а поп знает церковь».
Причина польской заносчивости — вопиющая несогласованность действий русских воевод, не сумевших за несколько месяцев организовать эффективную осаду. Князь Трубецкой не слушал князя Пожарского, Пожарский не согласовал своих действий с Трубецким, а их обоих в упор не видел, например, князь Василий Тюфякин.
Организационный раздрай в русском ополчении надоел донским казакам. Они решили бросить бесплодную осаду Кремля и пойти на «кормление» (то есть грабежи) в северные и северно-восточные города Московии, по примеру братьев-запорожцев.
Позже придворные историки Романовых отстаивали позицию, что в случае ухода казаков ничего страшного бы не произошло. Ополченцы взяли Кремль, а престол достался Михаилу Романову. Хотя история не терпит сослагательного наклонения, но есть все основания думать, что если бы казаки-донцы в сентябре 1612 года ушли «гулять по северам», все было бы с точностью до наоборот. Кремль, удерживаемый шляхетством, дворянское ополчение Трубецкого и Пожарского не захватило бы, польские полковники Струсь и Будзило дождались бы прихода в Москву армии короля Сигизмунда, а на московском престоле утвердился бы королевич Владислав, тем более что значительное число русских бояр уже присягнуло ему.
Однако донцы в итоге не ушли. Уязвленные предложением монахов Троице-Сергиевой лавры выдать им в залог будущей оплаты монастырские стихари, ризы и прочие священные предметы, донцы в полном соответствии со своим взрывным, южным характером решили «съесть потники седел своих», но остаться. А 22 октября 1612 года казаки самостоятельно, одним решительным ударом захватили крепость Китай-города. Эта операция мгновенно изменила перспективы польской обороны: осадные орудия, поставленные князем Пожарским в Китай-городе фактически на прямую наводку, не оставляли полякам никакого шанса дождаться деблокады Москвы войсками короля Сигизмунда.
Польские офицеры, как профессионалы, уже 24 октября согласились на безоговорочную капитуляцию.
Казаки, захватившие Китай-город и создавшие, таким образом, главную предпосылку для победы, ждали, что их героические усилия будут достойно вознаграждены. Но что могла дать донцам до нитки ограбленная страна, в кремлевской сокровищнице которой стояли дубовые чаны, наполненные страшным «продуктовым запасом» — расчлененными и засоленными человеческими трупами?
Заседание земского собора в 1613 году. Миниатюра из рукописи «Избрание на царство Михаила Романова».
Шанс рассчитаться с казаками у Пожарского был только один: расправиться с боярами, сотрудничавшими в годы Смуты с поляками, конфисковать все их «животы» (все движимое и недвижимое имущество), а затем раздать вырученные деньги и ресурсы казакам Войска Донского. Но князь предпринял все возможное, чтобы физически защитить бояр от гнева казаков. Романовы, Мстиславские, Воротынские были признаны лишь пленниками поляков.
«Попов пощадить, но рубить изменников и имать доброе все» — такое решение приняли донские казаки на своем сходе накануне сдачи польского гарнизона. Ранним утром 26 ноября 1612 года ворота Кремля медленно, со скрипом, отворились и на каменном Троицком мосту показалась робкая толпа деятелей Семибоярщины, в самом хвосте которой плелся будущий «самодержец Всея Руси», а говоря по-казацки, «неякая людина Мишатка сын Романов», поддерживаемый своим дядей Иваном Романовым.
Крайняя истощенность, жалкий вид деятелей Семибоярщины сыграли, по-видимому, не последнюю роль в том, что казаки, пришедшие к Троицкому мосту в полном вооружении, не бросились рубить бояр.
Озлобление и разочарование казаков в полной мере испытали на себе как раз те люди, которых в соответствии с буквой договора о капитуляции, а тем более в соответствии с духом воинской чести следовало пощадить. Все рядовые гайдуки, а также польские офицеры, которые 27 октября попали в руки казаков, были немедленно убиты.
Политический калейдоскоп русского Земского собора
Земский избирательный собор, который должен был выдвинуть на престол Московии наиболее достойного кандидата от всей Русской Земли, собрался в столице на праздник Крещения — 6 января 1613 года. По своему составу это был подлинно общенациональный форум: в его работе принимало участие все духовенство (включая белое), московское и городовое дворянство, посадское купечество и даже черносошные крестьяне (так называемые уездные люди).
Историк Владимир Волков насчитывает более десяти претендентов на русский престол, в числе которых был даже такой экзотический персонаж, как младенец Иван Дмитриевич, он же Воренок, сын Лжедмитрия II и вдовы Гришки Отрепьева Марины Мнишек.
Принц Карл Филипп.
Без поддержки донских казаков шансы такого слабого кандидата, болезненного подростка Михаила Романова стремились к нулю. Ему не добавляла политического веса принадлежность к семейству активнейших деятелей Семибоярщины, а также факт, что его отец, митрополит Филарет Романов, во время Земского Собора находился в польском плену.
Реальные шансы на избрание имели, по-видимому, только двое. Первый — всем известный Рюрикович, князь Дмитрий Пожарский. И второй — шведский принц Карл Филипп, брат короля Густава Адольфа. Судя по некоторым средневековым источникам, шансы шведского принца, обязательным условием вступления которого на русский престол стало принятие православия, были существенно выше.
В пользу принца Карла Филиппа был престиж Швеции на международной арене, ее умеренность в дележе наследства рухнувшей Московии, поддержка русского земства Великого Новгорода, антипольский политический курс короля Густава Адольфа, наконец, отчетливая поддержка кандидатуры шведского принца такими авторитетными вождями русского земства как князь Михаил Скопин-Шуйский и Прокофий Ляпунов. В пользу кандидатуры шведского королевича склонялся, по-видимому, и князь Дмитрий Трубецкой.
Интриги Романовых и русский разброд
Но договориться собравшимся на Собор сразу не удалось. Раскол усиливала позиция церковников, в среде которых резко возросло влияние «романовского иерарха», крутицкого митрополита Пафнутия. Сами Романовы за прошедшие несколько месяцев «откормились» в своих подмосковных вотчинах и приступили к активным политическим интригам, в искусстве которых равняться с ними в Москве могли лишь князья Шуйские.
«Портрет Филарета Патриарха Московского» Никанора Тютрюмова.«Портрет Филарета Патриарха Московского» Никанора Тютрюмова.
На сторону Романовых постепенно переходило малоземельное неродовитое дворянство центральных областей Московии, а также некоторые бояре второго плана, типа князей Лобановых и Лыковых, которые не видели для себя перспектив при воцарении шведского ставленника «князей крови».
Одновременно военные силы князя Трубецкого и князя Пожарского слабели. Русские дворяне из Второго ополчения, которым изрядно поднадоела растянувшаяся более чем на месяц избирательная интрига, постепенно разъезжались из Москвы по своим вотчинам.
По мере их отъезда все больше активизировались Романовы и их окружение, агитировавших не за Михаила, а за его отца, митрополита Филарета Романова, личность которого была чрезвычайно популярна в среде казаков. Именно Филарет, пользуясь термином церковников, окормлял в вере в Тушинском лагере всех казаков, некогда поддерживавших обоих Лжедмитриев.
Чувствуя, что политическая почва уходит из-под ног и, рассчитывая хоть как-то выиграть время, князья Пожарский и Трубецкой совершили еще одну, уже фатальную ошибку: 7 февраля они объявили перерыв в работе Земского собора на две недели.
Казацкий переворот
Первый свой приз за освобождение Москвы от поляков казаки Войска Донского получили еще в конце октября 1612 года. Тогда князья Пожарский и Трубецкой решили рассчитаться с этническими казаками Дона. В итоге расчета 11 тысяч «старых казаков» получили осязаемое, хотя и не слишком большое жалование: атаманы по семь рублей, есаулы — по шесть, вольные рядовые казаки — по пять, плюс еще небольшие «кормовые» деньги. Большинству желающих раздали ценное польское оружие. Хороший конь из Московии стоил в те дни, как указывает историк Борис Алмазов, два рубля. Хороший башкирский конь — от 6 до 10 рублей, крымскотатарский — 20, за арабского или туркменского платили 100 рублей. То есть оплату нельзя было назвать щедрой.
По мере постепенного убывания в Москве сил русского дворянского ополчения, казаки Войска Донского и приезжающие в столицу казаки Слободской Украины вели себя все более и более дерзко.
Утром 21 февраля должен был начаться после перерыва, новый этап работы Земского собора. В этот день вооруженные до зубов ватаги казаков ворвались в Кремль. Другие отряды взяли в плотное кольцо дворец князя Пожарского, а затем и дворец князя Дмитрия Трубецкого. Сопротивляться лидеры русского дворянского ополчения не имели ни малейшей возможности: на всех выездах из Москвы дежурили конные казацкие разъезды.
В Кремле, по приказу донских атаманов, всех бояр, ответственных за процедуру избрания нового царя Московии, сволокли вместе. Атаманы, без дальних околичностей, задали им простой вопрос: кого они собрались избрать государем Руси? Ответ бояр, судя по свидетельству автора «Повести о Земском соборе 1613 года» был самым что ни на есть низкопоклонным: «Боляра же глаголеху: «Царские роды минушася [казаки это прекрасно знали и этому очень способствовали], но на Бога живаго упование возложим [это было очень актуально для бояр именно в ту минуту], и по вашей мысли, атаманы и все войско казачье, кому быти подобает царем [т.е. мнение казаков уже было признано определяющим], но толико из вельмож боярских, каков князь Федор Иванович Мстиславский, каков князь Иван Михайлович Воротынский, каков князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой. И так всех по имени и восьмаго Пронскаго».
«В смутное время» Сергея Иванова.
Атаманы деловито поинтересовались: а какова будет процедура избрания? Бояре им ответили: «Да ис тех изберем и жеребьяем, да кому Бог подаст». Предлагался, таким образом, традиционный древнерусский метод избрания — путем выбора слепым монахом или совсем юным ребенком мужского пола одного именного жребия из восьми жребиев всех претендентов, произвольно разложенных на церковном алтаре.
Казакам столь непредсказуемая по итогам процедура избрания не понравилась. Боярам было заявлено, что «князь Федор Иванович всея Русии», то есть последний сын Ивана Грозного, благословил, якобы), «державствовать на России князя Федора Никитича Романова», нынешнего митрополита Филарета. А коль скоро Филарет «ныне в Литве полонен, то от благодобраго корене и отрасль добрая и честь есть, сын его князь Михайло Федорович». «Да подобает по Божии воли, — искренне выдали казаки свою волю за Божию, — на граде Москве и всея Русии царствовати государю и великому князю Михайло Федоровичу».
Вопрос о том, как будет реально царствовать запуганный отрок Михаил меньше всего, по-видимому, заботил казаков. Поэтому казаки по-дружески порекомендовали Ивану Романову тоже не слишком об этом переживать: «…Ты, Иван Никитичь, стар, в полнем разуме, а ему, государю, ты по плоти дядюшка прирожденный, и ты ему крепкий потпор будеши».
По старинной казацкой легенде, – после этих слов один из атаманов, в упор глядя в глаза остолбеневшим боярам, твердо положил на стол письменную «атаманскую отписку» с требованием утвердить в качестве единственного претендента на престол отрока Михаила Романова. На текст грамоты атаман небрежно швырнул обнаженную саблю.
Избрание странного отрока на царский трон Московии «божией волей» мятежных казаков никак не способствовало авторитету новой династии. В Польше канцлер Лев Сапега презрительно сказал плененному митрополиту Филарету: «Посадили сына твоего на Московское государство одни казаки-донцы». В «Листе земских людей Новгорода Великого к королевичу Карлу Филиппу» признавались: «…В Московском государстве воры одолели добрых людей; мы также узнали, что в Московском государстве казаки без согласия бояр, воевод и дворян, и лучших людей всех чинов, своим воровством поставили государем Михаила Романова».
В отличие от всех прочих, казаки были очень довольны, особенно на первых порах, своим выбором. Новый государь вновь щедро наградил донцов, ввел для казаков Войска Донского право беспошлинной торговли во всех русских городах, выслал на Дон богатый «государев отпуск» и личное «жалованное» знамя. Кроме того, в Москве для оперативного решения всех возникающих проблем с казачеством учредили особое министерство – Казачий приказ. Бояре Романовы, чтобы усидеть на престоле Московии, провели вдумчивую работу над «казацкими ошибками» царей Бориса Годунова и Василия Шуйского.
Информация