Игорь Панкратенко: «Не ближневосточные конфликты, а игры Запада в Каспийском регионе являются основным источником внешних угроз»
Накануне предстоящего 27-28 сентября саммита глав государств «Каспийской пятерки» в Актау состоится ежегодная международная конференция под названием «Парадигмы международного сотрудничества на Каспии». В преддверии данных мероприятий на вопросы 1news.az ответил известный эксперт, шеф-редактор журнала «Современный Иран» Игорь Панкратенко.
— Какие факторы на фоне геополитических изменений могут вопросах безопасности для стран Каспийского региона в ближайшей перспективе?
— Представляется, что основная тенденция в ближайшее время будет заключаться в стремлении внерегиональных держав установить контроль как над энергоресурсами Каспия, так и над путями их транспортировки — трубопроводами. Весьма показательна в этом отношении история с планами туркменской стороны, поддержанными на Западе, по строительству проходящего по дну Каспийского моря трубопровода (ТКТ) протяженностью 300 километров, который бы соединил порт Туркменбаши на западе Туркмении с терминалом в районе Баку. Понятно, что туркменский газ был бы очень к месту в планах Европы, и конечная цель строительства этой трубы — диверсификация энергетических поставок из России. Однако перспективы этого проекта маловероятны. Проект ТКТ не нравится не только России, против него выступает и Иран — крупнейший производитель природного газа. И главное — Пекин, которого абсолютно не устраивает то, что туркменский газ в больших объемах пойдет на запад. Тем более что, несмотря на заверения туркменского руководства о том, что к 2020 году страна сможет производить 155 миллиардов кубометров газа, оценка Международного энергетического агентства в два раза меньше. Туркменистан, конечно, нейтральная страна, но это вовсе не означает, что ей дадут «качать» одновременно на восток и на запад. Это лишь частный, но, повторюсь, весьма показательный пример того, как выглядит основная тенденция.
— Как Вы полагаете, готовы ли страны пятерки к компромиссу в вопросе определения статуса Каспия?
— Помните гениальную фразу монтера Мечникова из «Двенадцати стульев» — согласие есть продукт при полном непротивлении сторон? Так вот, чтобы это «непротивление», или компромисс — как удобнее, наступило, политическим элитам прикаспийских государств нужно понять, что региональные вопросы должны решаться «внутрисемейно», между государствами этого региона, поскольку внешние игроки богаче, мощнее и, как следствие, — эгоистичнее. Позиция, когда разрешение внутрирегиональных противоречий ставится в зависимость от отношений с третьей стороной, это, конечно, увлекательно, но в итоге контрпродуктивно для национальных интересов. Когда стороны признают это, дорога к компромиссу станет короче. Что касается позиции Ирана, то он готов к компромиссу при двух условиях — наличии гарантий, что на Каспии не будет западного присутствия, и что наблюдающаяся милитаризация Каспия не будет подпитываться извне. Значима ли такая позиция, такой подход, пусть думают в остальных столицах прикаспийских государств, в том числе — в Москве.
— Какова вероятность воздействия ближневосточных конфликтов на ситуацию в Каспийском регионе?
— Давайте сразу оговорим следующее. Конфликты на Ближнем Востоке сегодня укладываются в три источника. Первый — израильско-палестинское противостояние. Второй — параноидальное «сдерживание Ирана», осуществляемое. Третий — вышедший из-под контроля организаторов и спонсоров стремительно мутирующий в самодостаточное трансграничное образование — пресловутый «исламистский джихад». В кавычках — поскольку ни к Исламу, ни к джихаду эта активность отношения не имеет. Оговорюсь — схема черновая, поскольку я не говорю о внешних источниках. Так вот, именно третий источник в перспективе может создать угрозы стабильности в Каспийском регионе. Но вероятность этого однако не слишком высока и вот почему: стратегическое направление для джихадистов сегодня по целому ряду вполне объективных причин — это Левант, Магриб и полоса южнее Сахеля. Так что максимум их возможностей в регионе — формирование подполья в виде сети джамаатов, точечные теракты. Так что в ближайшие годы эту угрозу вполне можно блокировать совместными полицейскими усилиями. Тем не менее, не ближневосточные конфликты, а игры Запада в этом регионе являются основным источником внешних угроз. О заинтересованности я уже сказал выше, ну а то, как и какими методами Запад добивается реализации собственных геополитических интересов, всем нам прекрасно известно, и разрушение стабильности является одним из основных методов.
— Распространяется ли понятие «новая многополярность современного мира» на процессы, непосредственно касающихся стран Каспийского региона?
— Может, это прозвучит и не в соответствии, извините за выражение, с «трендом», но я совершенно не считаю современный мир многополярным. Есть гегемон — США, есть догоняющий его Китай, который, тем не менее, отнюдь не стремится провозгласить себя «полюсом», поскольку отлично понимает, что для этого нет пока особых оснований. И есть некие государства, чья внешняя политика в определенной мере не устраивает Вашингтон и тот самый «Запад» — некую совокупность политических сил и капитала, консолидировавшегося вокруг все того же Вашингтона. Где и в чем здесь многополярность? Это миф «гуманитариев от аналитики», которые, бросаясь терминами, не удосужатся сравнить размеры ВВП и внешнеполитического потенциала США и стран НАТО с аналогичными показателями «многополярников». Другое дело — тенденция к возникновению региональных и межрегиональных объединений, но об их результатах, согласитесь, говорить пока преждевременно.
— Каким вам видится дальнейшее геополитическое и стратегическое сотрудничество между странами Каспийского региона?
— Ох, как бы мне хотелось ответить на ваш вопрос с энтузиазмом и оптимизмом. К сожалению, мы пока лишь в начале пути, когда не сформированы основные подходы, не ясны до конца цели и взаимные выгоды, непонятны преференции такого сотрудничества и многое другое. Уверен только в одном — региональное освоение и, соответственно, региональная ответственность за безопасность и эффективное использование Каспия — это объективный, а значит — неизбежный процесс. Вопрос о скорости его реализации давайте оставим на следующий раз.
— Какую цель преследует организованная вами международная конференция и каковы ожидания от нее?
— Ну, во-первых, вся заслуга в организации — исключительно на Александре Алексеевиче Князеве. Его энергии, его интеллектуальных и организаторских усилиях. Для меня же главная цель — это, во-первых, «сверить часы», то есть узнать мнения моих уважаемых и более опытных коллег по каспийской проблематике, и проанализировать вероятность их практического оформления в аналитические документы. Во-вторых, для меня особый интерес представляет запланированный в рамках этой конференции ситуационный анализ, своеобразный «мозговой штурм» на тему «Предпосылки и вероятность формирования оси Москва-Тегеран в меняющемся мире: проекции на Центральную Азию, Прикаспий и Кавказ». Словом, от конференции я жду главного — идей, которые, возможно, в дальнейшем лягут в фундамент концепций безопасности не только Каспия, но и остальных регионов.
— Какие факторы на фоне геополитических изменений могут вопросах безопасности для стран Каспийского региона в ближайшей перспективе?
— Представляется, что основная тенденция в ближайшее время будет заключаться в стремлении внерегиональных держав установить контроль как над энергоресурсами Каспия, так и над путями их транспортировки — трубопроводами. Весьма показательна в этом отношении история с планами туркменской стороны, поддержанными на Западе, по строительству проходящего по дну Каспийского моря трубопровода (ТКТ) протяженностью 300 километров, который бы соединил порт Туркменбаши на западе Туркмении с терминалом в районе Баку. Понятно, что туркменский газ был бы очень к месту в планах Европы, и конечная цель строительства этой трубы — диверсификация энергетических поставок из России. Однако перспективы этого проекта маловероятны. Проект ТКТ не нравится не только России, против него выступает и Иран — крупнейший производитель природного газа. И главное — Пекин, которого абсолютно не устраивает то, что туркменский газ в больших объемах пойдет на запад. Тем более что, несмотря на заверения туркменского руководства о том, что к 2020 году страна сможет производить 155 миллиардов кубометров газа, оценка Международного энергетического агентства в два раза меньше. Туркменистан, конечно, нейтральная страна, но это вовсе не означает, что ей дадут «качать» одновременно на восток и на запад. Это лишь частный, но, повторюсь, весьма показательный пример того, как выглядит основная тенденция.
— Как Вы полагаете, готовы ли страны пятерки к компромиссу в вопросе определения статуса Каспия?
— Помните гениальную фразу монтера Мечникова из «Двенадцати стульев» — согласие есть продукт при полном непротивлении сторон? Так вот, чтобы это «непротивление», или компромисс — как удобнее, наступило, политическим элитам прикаспийских государств нужно понять, что региональные вопросы должны решаться «внутрисемейно», между государствами этого региона, поскольку внешние игроки богаче, мощнее и, как следствие, — эгоистичнее. Позиция, когда разрешение внутрирегиональных противоречий ставится в зависимость от отношений с третьей стороной, это, конечно, увлекательно, но в итоге контрпродуктивно для национальных интересов. Когда стороны признают это, дорога к компромиссу станет короче. Что касается позиции Ирана, то он готов к компромиссу при двух условиях — наличии гарантий, что на Каспии не будет западного присутствия, и что наблюдающаяся милитаризация Каспия не будет подпитываться извне. Значима ли такая позиция, такой подход, пусть думают в остальных столицах прикаспийских государств, в том числе — в Москве.
— Какова вероятность воздействия ближневосточных конфликтов на ситуацию в Каспийском регионе?
— Давайте сразу оговорим следующее. Конфликты на Ближнем Востоке сегодня укладываются в три источника. Первый — израильско-палестинское противостояние. Второй — параноидальное «сдерживание Ирана», осуществляемое. Третий — вышедший из-под контроля организаторов и спонсоров стремительно мутирующий в самодостаточное трансграничное образование — пресловутый «исламистский джихад». В кавычках — поскольку ни к Исламу, ни к джихаду эта активность отношения не имеет. Оговорюсь — схема черновая, поскольку я не говорю о внешних источниках. Так вот, именно третий источник в перспективе может создать угрозы стабильности в Каспийском регионе. Но вероятность этого однако не слишком высока и вот почему: стратегическое направление для джихадистов сегодня по целому ряду вполне объективных причин — это Левант, Магриб и полоса южнее Сахеля. Так что максимум их возможностей в регионе — формирование подполья в виде сети джамаатов, точечные теракты. Так что в ближайшие годы эту угрозу вполне можно блокировать совместными полицейскими усилиями. Тем не менее, не ближневосточные конфликты, а игры Запада в этом регионе являются основным источником внешних угроз. О заинтересованности я уже сказал выше, ну а то, как и какими методами Запад добивается реализации собственных геополитических интересов, всем нам прекрасно известно, и разрушение стабильности является одним из основных методов.
— Распространяется ли понятие «новая многополярность современного мира» на процессы, непосредственно касающихся стран Каспийского региона?
— Может, это прозвучит и не в соответствии, извините за выражение, с «трендом», но я совершенно не считаю современный мир многополярным. Есть гегемон — США, есть догоняющий его Китай, который, тем не менее, отнюдь не стремится провозгласить себя «полюсом», поскольку отлично понимает, что для этого нет пока особых оснований. И есть некие государства, чья внешняя политика в определенной мере не устраивает Вашингтон и тот самый «Запад» — некую совокупность политических сил и капитала, консолидировавшегося вокруг все того же Вашингтона. Где и в чем здесь многополярность? Это миф «гуманитариев от аналитики», которые, бросаясь терминами, не удосужатся сравнить размеры ВВП и внешнеполитического потенциала США и стран НАТО с аналогичными показателями «многополярников». Другое дело — тенденция к возникновению региональных и межрегиональных объединений, но об их результатах, согласитесь, говорить пока преждевременно.
— Каким вам видится дальнейшее геополитическое и стратегическое сотрудничество между странами Каспийского региона?
— Ох, как бы мне хотелось ответить на ваш вопрос с энтузиазмом и оптимизмом. К сожалению, мы пока лишь в начале пути, когда не сформированы основные подходы, не ясны до конца цели и взаимные выгоды, непонятны преференции такого сотрудничества и многое другое. Уверен только в одном — региональное освоение и, соответственно, региональная ответственность за безопасность и эффективное использование Каспия — это объективный, а значит — неизбежный процесс. Вопрос о скорости его реализации давайте оставим на следующий раз.
— Какую цель преследует организованная вами международная конференция и каковы ожидания от нее?
— Ну, во-первых, вся заслуга в организации — исключительно на Александре Алексеевиче Князеве. Его энергии, его интеллектуальных и организаторских усилиях. Для меня же главная цель — это, во-первых, «сверить часы», то есть узнать мнения моих уважаемых и более опытных коллег по каспийской проблематике, и проанализировать вероятность их практического оформления в аналитические документы. Во-вторых, для меня особый интерес представляет запланированный в рамках этой конференции ситуационный анализ, своеобразный «мозговой штурм» на тему «Предпосылки и вероятность формирования оси Москва-Тегеран в меняющемся мире: проекции на Центральную Азию, Прикаспий и Кавказ». Словом, от конференции я жду главного — идей, которые, возможно, в дальнейшем лягут в фундамент концепций безопасности не только Каспия, но и остальных регионов.
Информация