Доктрина активной обороны
13 августа Израиль опубликовал новую военную доктрину, как утверждают СМИ, впервые за более чем полстолетия. В целом её положения абсолютно логичны, рациональны, адекватны и полностью отвечают реальности. Нашлось в документе место и новым веяниям, которые на Западе в последнее время называют гибридной войной. Отдельные её элементы Армия обороны Израиля намерена использовать в различных сочетаниях.
Почему же новая военная доктрина возникла именно сейчас? Ответов тут может быть два. Первый — усиление Ирана после снятия эмбарго, второй — возникновение феномена «Исламского государства». Самый крупный конфликт на Ближнем Востоке за последние десятилетия ставит вопрос о безопасности наиболее благополучной страны региона — Израиля. И дело не в том, что ему прямо сейчас что-то угрожает, а в возможных перспективах. Даже если «Исламское государство» потерпит исторический крах, через несколько десятилетий ему на смену может придти нечто более угрожающее.
Сегодняшний Израиль — богатое и успешное государство, с мощной армией и определённым влиянием в мире. Все его враги плохо организованы и вооружены, к тому же погрязли во внутренних неурядицах. Казалось бы, ничего угрожающего нет. Пресловутое «Исламское государство» далеко (к тому же оно не способно пока разбить окончательно даже армии Сирии и Ирака), а Иран — ещё дальше и он ослаблен санкциями.
Но не всё так просто. В первую очередь потому, что многие пункты первой военной доктрины израильской армии, сформулированные ещё в 1949 году Хаимом Ласковым, актуальны до сих пор. В первую очередь речь идёт о демографическом дисбалансе между евреями и соседними мусульманскими нациями.
Чтобы избежать агрессии против себя, Израилю придётся всегда быть на голову выше своих противников в военно-техническом и организационном отношении и по возможности поддерживать всех недругов в таком внутреннем состоянии, при котором они не смогут и помышлять о наступлении на Израиль.
Именно такими соображениями объясняется поддержка Израилем антиправительственных сил в Сирии. Однако побочным эффектом такой поддержки стало возникновение «Исламского государства», потенциально стократ более опасного, чем любой союз арабских стран.
Во-первых, «Исламское государство» интернационально. Оно способно задействовать ресурсы из регионов, которые находятся в тысячах километрах от Ближнего Востока. В частности, привлекать оттуда боевиков, хотя большинство из них предпочитает воевать на своих родных землях под новым знаменем. Тем не менее, это принципиальное отличие от прошлых очагов радикального исламизма, которые фрагментировались строго по национальному признаку. То есть произошёл качественный сдвиг, который открывает перед вождями новоявленного Халифата совершенно иные ресурсы.
Во-вторых. «Исламское государство» безразлично относится к потере тех или иных территорий ради сохранения боеспособных частей. В принципе, это характерно для многих армий, но ИГ, помимо прочего, мало интересуется и судьбой гражданского населения, не тратя на него ресурсы. Такая циничная гибкость куда опаснее традиционного противника, что ведёт обычную войну и потому предсказуем.
Часто можно встретить утверждение о том, что, отказавшись от экспансии, Израиль ступил на путь исторического поражения. Ведь он имел все возможности присоединить (как был инкорпорирован Эйлат, Восточный Иерусалим или Голанские высоты) к своему государству Синайский полуостров и многие другие земли, но не сделал этого. Отчасти тут помешало давление США, которые традиционно противятся возвышению любого государства, даже из числа своих союзников. Оказавшись под политическим прессом, Тель-Авив вынужден был пойти на уступки, которые многие израильтяне до сих пор не понимают и не принимают. И дело вовсе не в национальном престиже, а в утрате территорий, которые давали стратегическую глубину, и, как следствие, большее время для принятия решений в критической ситуации. И это не говоря уже о потере ресурсной базы, в частности, синайской нефти.
Сейчас арабские страны переживают период радикального переформатирования. Что в итоге получится в ходе такого переформатирования, ещё большой вопрос, но ясно, что прежние национальные границы на Ближнем Востоке ушли в прошлое. Туда же отправились относительно умеренные светские режимы. На смену им идут исламисты с идеей строительства великого Халифата, где Израилю нет места по определению.
В таких условиях Тель-Авив оказался один перед непростой ситуацией. Америка своей сделкой с Ираном продемонстрировала свою ненадёжность в качестве союзника. Массовой эмиграции евреев на историческую родину более не предвидится, а многочисленные еврейские общины по всему свету всё более ассимилируются в местах проживания. Одним словом, рассчитывать на прежние возможности уже нельзя.
В целом появление новой военной доктрины означает, что Тель-Авив пытается гибко реагировать на стремительно меняющуюся обстановку и делает всё, чтобы соответствовать эпохе. Насколько это получится, покажет время.
Почему же новая военная доктрина возникла именно сейчас? Ответов тут может быть два. Первый — усиление Ирана после снятия эмбарго, второй — возникновение феномена «Исламского государства». Самый крупный конфликт на Ближнем Востоке за последние десятилетия ставит вопрос о безопасности наиболее благополучной страны региона — Израиля. И дело не в том, что ему прямо сейчас что-то угрожает, а в возможных перспективах. Даже если «Исламское государство» потерпит исторический крах, через несколько десятилетий ему на смену может придти нечто более угрожающее.
Сегодняшний Израиль — богатое и успешное государство, с мощной армией и определённым влиянием в мире. Все его враги плохо организованы и вооружены, к тому же погрязли во внутренних неурядицах. Казалось бы, ничего угрожающего нет. Пресловутое «Исламское государство» далеко (к тому же оно не способно пока разбить окончательно даже армии Сирии и Ирака), а Иран — ещё дальше и он ослаблен санкциями.
Но не всё так просто. В первую очередь потому, что многие пункты первой военной доктрины израильской армии, сформулированные ещё в 1949 году Хаимом Ласковым, актуальны до сих пор. В первую очередь речь идёт о демографическом дисбалансе между евреями и соседними мусульманскими нациями.
Чтобы избежать агрессии против себя, Израилю придётся всегда быть на голову выше своих противников в военно-техническом и организационном отношении и по возможности поддерживать всех недругов в таком внутреннем состоянии, при котором они не смогут и помышлять о наступлении на Израиль.
Именно такими соображениями объясняется поддержка Израилем антиправительственных сил в Сирии. Однако побочным эффектом такой поддержки стало возникновение «Исламского государства», потенциально стократ более опасного, чем любой союз арабских стран.
Во-первых, «Исламское государство» интернационально. Оно способно задействовать ресурсы из регионов, которые находятся в тысячах километрах от Ближнего Востока. В частности, привлекать оттуда боевиков, хотя большинство из них предпочитает воевать на своих родных землях под новым знаменем. Тем не менее, это принципиальное отличие от прошлых очагов радикального исламизма, которые фрагментировались строго по национальному признаку. То есть произошёл качественный сдвиг, который открывает перед вождями новоявленного Халифата совершенно иные ресурсы.
Во-вторых. «Исламское государство» безразлично относится к потере тех или иных территорий ради сохранения боеспособных частей. В принципе, это характерно для многих армий, но ИГ, помимо прочего, мало интересуется и судьбой гражданского населения, не тратя на него ресурсы. Такая циничная гибкость куда опаснее традиционного противника, что ведёт обычную войну и потому предсказуем.
Часто можно встретить утверждение о том, что, отказавшись от экспансии, Израиль ступил на путь исторического поражения. Ведь он имел все возможности присоединить (как был инкорпорирован Эйлат, Восточный Иерусалим или Голанские высоты) к своему государству Синайский полуостров и многие другие земли, но не сделал этого. Отчасти тут помешало давление США, которые традиционно противятся возвышению любого государства, даже из числа своих союзников. Оказавшись под политическим прессом, Тель-Авив вынужден был пойти на уступки, которые многие израильтяне до сих пор не понимают и не принимают. И дело вовсе не в национальном престиже, а в утрате территорий, которые давали стратегическую глубину, и, как следствие, большее время для принятия решений в критической ситуации. И это не говоря уже о потере ресурсной базы, в частности, синайской нефти.
Сейчас арабские страны переживают период радикального переформатирования. Что в итоге получится в ходе такого переформатирования, ещё большой вопрос, но ясно, что прежние национальные границы на Ближнем Востоке ушли в прошлое. Туда же отправились относительно умеренные светские режимы. На смену им идут исламисты с идеей строительства великого Халифата, где Израилю нет места по определению.
В таких условиях Тель-Авив оказался один перед непростой ситуацией. Америка своей сделкой с Ираном продемонстрировала свою ненадёжность в качестве союзника. Массовой эмиграции евреев на историческую родину более не предвидится, а многочисленные еврейские общины по всему свету всё более ассимилируются в местах проживания. Одним словом, рассчитывать на прежние возможности уже нельзя.
В целом появление новой военной доктрины означает, что Тель-Авив пытается гибко реагировать на стремительно меняющуюся обстановку и делает всё, чтобы соответствовать эпохе. Насколько это получится, покажет время.
Информация