"Легко ли убить свою семью?"
Эти воспоминания сохранились в дневнике Ивана Александровича Нарциссова, капитана запаса, кавалера ордена Великой Отечественной войны, фотографа и журналиста, прошагавшего многими фронтовыми дорогами и дошедшего до Берлина. Его книга «В объективе — война» недавно была издана в сокращённом варианте. А вот дневник остался рукописным, он хранится в Государственном архиве Липецкой области. Среди воспоминаний о военных годах особое место в дневнике Нарциссова занимают записи, рассказывающие о весенних днях 1945 года и поведении фашистов, осознавших своё поражение. Эти записи Иван Александрович назвал «Легко ли убить свою семью?».
«...Навеки врезались в мою память дни, когда, ломая ожесточённое сопротивление, наш отдельный танковый корпус вошёл в логово фашистского зверя – гитлеровскую Германию.
Как-то, укрываясь от пуль, которыми фашистские летчики поливали дорогу из пулемёта, я вбежал в подъезд каменного дома и из подъезда-укрытия стал наблюдать за самолётами с чёрными крестами. И тут дверь квартиры тихо отворилась, оттуда вышел старик – седой немец с маленьким веничком в руке. Очень усердно он взялся стряхивать с меня прилипший снег и что-то оживленно говорил. Смысл его слов я понял лишь по лицу и жестам: старик объяснял, что он и его семья не воюют против русских. Я поднял руку, чтобы остановить старика, мне было неудобно оттого, что он сметает с меня снег. А он вдруг бросил свой веничек и закрылся руками лицо — боялся, что я сейчас его ударю!..
...В одном из немецких городов я стал невольным свидетелем ужасной сцены. Зайдя со своими товарищами в квартиру одноэтажного дома, увидел залитый кровью пол, а в кроватках – пятерых мёртвых детей. Молодая женщина, лет тридцати, тоже лежала мёртвой в своей постели.
В углу комнаты стояла седая женщина. Несчастье оказалось связанным с приходом накануне в дом гитлеровских активистов. Настраивая немцев на деятельное сопротивление Советской Армии, гитлеровцы запугивали немецких женщин: «Если русские войдут в город, они будут вас мучить, пытать…» Старуха поверила мерзавцам и своими руками ночью умертвила свою семью. Лишить жизни себя уже не хватило сил. А когда мы вошли в город и не стали, вопреки её ожиданиям, зверствовать, старуха поняла, что натворила. Но было уже поздно...
...Много раз я видел, как немецкие женщины заставляли своих детей подходить к русским солдатам и просить милостыню. Сначала я понимал это неправильно: думал, что сами они боятся подходить к нам и считают, что у русского солдата на ребёнка рука не поднимется, а на женщину — ещё не известно. Но вскоре я заметил, что все эти женщины очень хорошо одеты и выглядят сытыми. Загадка разрешилась просто. В некоторых городах немцы, понимая, что поражение близко, сбрасывали листовки, в которых призывали женщин использовать своих детей в качестве живого оружия против русских. «Ваньки любят есть, - писали они. - И они никогда не бьют чужих детей. Пусть дети отберут у них еду. Оденьте своих дочерей и сыновей очень плохо, испачкайте их в грязи. Пусть они молча подходят к русским солдатам и показывают, что голодны. Ваньки бесплатно накормят ваших детей. Тем самым вы поможете подточить их собственные силы, и мы быстрее освободим вас»...
Мне и моим товарищам было ясно: фашисты, эти «примерные семьянины», проигрывая войну, не пощадили своих жён и детей. Они запугали их всеми способами, которые на тот момент имелись в их распоряжении. Мирное население Германии ждало от русских солдат немыслимых зверств. Однажды в Берлине в развалинах одного из домов я обнаружил маленького мальчика. Полностью обессиленный, он сидел, спрятавшись за кирпичами и досками. Я пытался достать его оттуда, но это было бесполезно, ребёнок словно окаменел и при этом страшно щёлкал зубами, показывая, что будет обороняться до конца.
Тогда я достал из сумки кусок хлеба и положил перед мальчиком. Он замер, не сводя глаз с угощения, но остался неподвижным. Я положил хлеб мальчику на плечо. Тот стряхнул его. Я отломил кусочек и попытался засунуть ребёнку в рот. Он отчаянно замотал головой — думал, что хлеб отравлен! Эта мысль пронзила меня. И тогда я откусил от хлеба сам. Лишь когда мальчик до конца понял, что я предлагаю ему добро, то схватил хлеб и съел его с ужасной жадностью»...
Информация