Дмитрий Стешин: «Война в Сирии не такая страшная, как в Донбассе»
Военный корреспондент — об особенностях сирийских сражений и о неизвестной мирной жизни
Дмитрий Стешин и Александр Коц, специальные корреспонденты КП — настоящие герои информационной войны. Они освещали множество военных конфликтов по всему миру, провели месяцы в Донбассе, а сейчас пишут яркие репортажи из Сирии, где идет российская воздушная операция против ИГ. Во время отпуска Дмитрий Стешин нашел время, чтобы ответить на вопросы «Русской планеты». Военкор сравнил войну в Сирии и в Донбассе, рассказал о том, что остается за кадром, и объяснил, почему русским журналистам в Сирии работать легче, чем западным.
— Вы сейчас в Москве. С чем связан перерыв в работе: какое-то затишье, нет продвижений на фронте? Что сейчас вообще происходит в Сирии?
— Полтора месяца командировки в зоне боевых действий — это предел, нужно отзывать человека или менять. В Сирии начались затяжные бои, буквально за каждый дом или за каждый метр автодороги. Массовому читателю это уже не так интересно, а мы ориентируемся именно на него. Думаю, никто и не планировал в Сирии изначально прорывов на сотни километров вглубь фронта, огромных котлов. С российской помощью закладывались на войну на изнурение противника. Современная война — война ресурсов, у кого их больше, тот и победил. Судя по тому, что на самых горячих участках фронта, там, где мы работали — Сальма, Идлиб, Хараста, район Джобар, практически не прилетала «ответка», как это было бы в Донбассе, противник боится себя обозначить лишний раз. И с боеприпасами у него очень плохо. Это и есть главный результат российской авиационной помощи. Потому что еще пару месяцев назад все было в точности наоборот.
— Вы до этого провели много времени в Донецке. Насколько различны войны в Сирии и Донбассе, особенно в плане эмоционального восприятия? И что общего?
— В Сирии сильно развит «оленизм», это термин с Донбасса, в него вкладывается многое. Нестойкость в обороне и вялость в наступлении. Показное пренебрежение к смерти, оборачивающееся бессмысленными потерями. Отвращение к фортификационным работам, что тоже плохо сказывается на «оленьем» поголовье. Вообще, война в Сирии, как нам показалось, не такая страшная и жестокая. Это мнение первым высказал Семен Пегов (военный корреспондент LifeNews. — РП). Мы еще в Москве были, он раньше нас приехал в Сирию. Практически нет контрбатарейной борьбы со стороны противника. Сирийская артиллерия бьет с одной позиции целую неделю. В Новороссии такое представить просто невозможно. Часть войны в Сирии идет в горах, на высотах до тысячи метров. Кроме дикого и влажного климата, поражает конфигурация фронта в горной войне, когда на дороге в глубоком тылу есть участки, простреливающиеся противником с 500 метров. Наступления осуществляют штурмовые группы из добровольцев, крайне немногочисленные. Чтобы все подразделение снялось и пошло в прорыв, такого нет, поэтому и весьма скромные результаты. Снаряжение у сирийских бойцов очень скромное, ну очень скромное. Лично я в бронежилетах никого не видел. Кевларовые каски — редкость. Планка Пикатинни, планка Вивера, коллиматорный прицел, подствольник, эргономические ручки или приклады, часы G-shock, GPS или планшеты с картами, разгрузки или рюкзаки с MOLLE, берцы от ведущих мировых производителей — ничего этого нет в сирийской армии или встречается крайне редко, на уровне статистической погрешности. Или у спецподразделений. Зато сирийская армия не воюет без газовых горелок и снаряжения для изготовления матэ. Кормят солдат на позициях арабским фастфудом, который привозят в фольгированных боксах. Качество этого фастфуда — не каждый московский ресторан такое приготовит. В остальном мне показалось, что бойцы мотивированы, после вмешательства России они воспрянули духом и настроены на победу. Потому что отступать некуда, а жить под ИГ — дурных нет. И ИГ в собственном безумии каждый день это доказывает своими видео.
Донецкий аэропорт. Фото: Дмитрий Стешин/Facebook.com
— Если возобновятся боевые действия в Донбассе, вернетесь ли вы туда или предпочтете работать в Сирии? Считаете ли вы, что есть политическая договоренность о размене Сирии на Донбасс?
— Конечно, вернусь в Донбасс. В подобные размены, которые «прозрели» «караул-патриоты» на плюшевых диванах, не верю. Скорее всего, дело обстоит так: информационный фокус сместился с Украины на Ближний Восток, и это страшно беспокоит киевские власти. Думаю, они понимают, что как только сирийский кризис разрешится положительно, в Донбассе, да и на всей остальной Украине начнут распрямлять горбатых в обратную сторону. И никакой американский 6-й флот не будет сбрасывать десанты в Одессе и не перекроет вход в Черное море нашему Северному флоту, например. Потому что Средиземное море теперь — наше внутреннее море. У нас на этом море огромная база ВМФ и авиабаза в Латакии. Такая вот конфигурация.
— Побеждаем ли мы в информационной войне с западной пропагандой?
— Судя по тому, что ведущие мировые агентства выкупали съемку двух скромных российских журналистов Коца и Стешина, других источников картинки у них не было. Министерство пропаганды очень жестко фильтрует журналистов, работающих в стране, и правильно делает. Потому что на примере Грэма Филиппса (британский журналист, отказавшийся от сотрудничества с ведущими британскими СМИ из-за расхождения в оценке событий, происходящих на Украине. — РП) хорошо видно, как работают западные СМИ. И не стоит думать, что если в воюющую страну запустить сотню подонков с видеокамерами и одного честного журналиста, мир сразу же поверит последнему, откроются глаза у бюрократов в наднациональных структурах, затрещат правительства и т.д. Свинки в западных СМИ стоят у корытца столь плотно, что никакое чужое рыльце уже не влезет. Честного журналиста просто отключат от эфира. Делается это по хлопку одной ладони. Поэтому сирийские власти просто перекрыли информационный кран. Западники в Сирии работали, но были очень скованы в своих действиях. Российским журналистам было несколько проще. Но, например, в Маалюлю, куда мы с Сашей поехали без специального сопровождающего, нас бы не пустили. Нас поили кофе, искренне благодарили за поддержку, но пропустили через блокпост только после серии телефонных звонков. За нас поручились.
— Как в Сирии в целом относятся к России? Это связано исключительно с российской поддержкой или не только?
— В Сирии всегда очень хорошо относились к России. Есть три страны, где я чувствую себя абсолютно комфортно, как дома: Сербия, Сирия и Монголия. Но помощь России отключила все «тормоза». Нас благодарили на улицах, поили чаем, признавались, что читают наши аккаунты в «Фейсбуке», присылали в ресторане бутылку араки с запиской по-русски «Мы не забудем вашу помощь», повар выкладывал нам красную звезду из лаваша. Блокпосты на трассах мы проходили со свистом, по «военной полосе». Для нас открыли банк, чтобы мы могли заплатить за продление виз. Всего не перечислить, и это очень приятно.
— Вы интересуетесь антиквариатом? Очень понравилась история про иконку Тихвинской Богоматери, которую вы нашли у антиквара в Сирии и вернули на родину. Какие исторические, культурные, этнографические свидетельства связи России и Сирии вы обнаружили или заметили?
— У Сиро-яковитской церкви давние связи с Русской православной церковью, еще дореволюционные. Всегда был мощный поток паломников. А после любого антропотока всегда остаются артефакты. И память. Мы случайно попали на крещение двух девушек-близняшек. Нас встретил их отец и сказал, дословно: «Я специально назвал дочек именами, принятыми в России — Анна и Мария. А то, что на их крещение пришли русские журналисты, вообще для меня знамение!» В большинстве святых мест, где мы были, в храмах — иконы традиционного русского письма. В келье святой Феклы прямо у входа висит Владимирская Богоматерь.
— Что остается за кадром, о какой части сирийской жизни вы можете рассказать, которая уходит от внимания СМИ? Есть и мирная жизнь в сирийских городах. Что она из себя представляет?
— Я бы очень хотел рассказать и что-то написать про алавитов, но я не знаю, кто они, во что веруют, хотя пытался честно понять по доступным мне источникам. Мирная жизнь в сирийских городах отличается скученностью и суетностью. И волнами ароматов разного качества и происхождения. Шагая по улице, ты последовательно попадаешь в запах внутренностей барана, зарезанного давным-давно, потом на тебя наваливается какой-то тяжелый и яркий восточный парфюм, следом — завеса из только что перемолотого кардамона, запах шкворчащей шавермы и опять останки убиенного барана и немного канализации. Городская сирийская жизнь очень светская. Курить можно везде. Куча магазинчиков с алкоголем. Есть целый квартал с кинотеатрами, где крутят какую-то легкую эротику. А рядом — большая мечеть, и все это разведено во времени и пространстве и не пересекается и не доминирует одно над другим. И не конкурирует между собой. Для меня это великая загадка — как так получается?
Урок рисования в сирийской школе для детей-сирот из семей офицеров сирийской армии, погибших во время военных действий. Фото: Валерий Шарифулин/ТАСС
— Катастрофа российского Airbus A321 над Синаем — это теракт, как вы считаете? Каких последствий ждать, если эта версия подтвердится?
— Да, я не сомневаюсь, что это теракт, большой и очень кровавый намек России. Попытка ухудшить наши отношения с Египтом, с которым у нас опять начался «медовый месяц» в отношениях. Единственное положительное в этой трагедии, простите за цинизм, — начался вывоз наших безумных и уставших граждан из зоны боевых действий, которая по недоразумению и лукавству считается туристической. России совершенно не нужно держать 80 тысяч потенциальных заложников в стране, где несколько лет у власти были исламские экстремисты. И после переворота они никуда не делись — их в Египте миллионы.
— Война в Сирии — это только часть мировой войны. Что дальше? Где еще вспыхнет?
— Я хочу одного: где бы ни вспыхнуло на Ближнем Востоке, но чтобы в Сирии потухло. Чтобы она стала островком безопасности, а Латакия превратилась в наш туристический рай, где даже в конце октября +35.
Информация