Погибшие и забытые
«Дорогие мои Лиля и детки! Едем благополучно. Добрались сегодня до Гомеля. Ночью выспался за всю мобилизацию. Австрия, наконец, объявила тоже войну. Шарик едет со мной самым благополучным образом. В Гомеле стояли несколько часов, но сегодня суббота и на вокзале пусто, и в городе все заперто. В Гомеле нас догонит 2-й батальон. В общем, мы едем быстрей, чем составлено расписание. Страшны минуты расставания, еще тяжелей первое время одиночества; но зато полное утешение в уверенности, что все это долго не продлится, а кроме того, вы все, мои милые, могли заметить по моему настроению, что я в отличном исходе наших дел не сомневаюсь; у меня такое спокойствие непоколебленное, такая уверенность без малейших сомнений, что это неспроста: не мог же я сразу лишиться присущего человеку качества – предчувствия! Все к лучшему, все пойдет по-хорошему. Целую вас всех, любящий вас всей душой, В. Кобанов».
Полковник Кобанов был командиром 143 Дорогобужского пехотного полка, дислоцированного в провинциальном Брянске и входившего, вместе с 144 Каширским пехотным полком в 36 пехотную дивизию (город Орел). Оба полка повоевали еще в Русско-турецкую и были неплохо подготовленными подразделениями, расположенными относительно недалеко от границы, в Московском военном округе. По планам мобилизации они, оставив примерно по сотне солдат и офицеров для формирований 291 Трубчевского и 292 Малоархангельского пехотных полков, должны были войти в состав 13 армейского корпуса 2 армии, целью которой стало наступление в Восточной Пруссии совместно с 1 армией.
Собственно, так и вышло – в начале августа бригада отмобилизовалась, оставила кадр для второочередных полков и стала грузиться в эшелоны. Именно с эшелона в Гомеле и писал жене и детям полковник Кобанов, 53-летний кадровый офицер русской армии.
Писал, несомненно, дабы успокоить, ибо вся затея с неподготовленным наступлением в Восточной Пруссии была за гранью здравого смысла и имела только одну цель – оттянуть часть немецких войск с Западного фронта. В лучшем случае армия Самсонова была бы после этого разбита и с большими потерями откатилась бы обратно, в худшем...
Худший случай и вышел.
Отлично подготовленные полки браво вошли в Восточную Пруссию, быстро продвигались вперед, теряя связь с друг другом и усложняя логистику. По сути, генерал Самсонов вел армию в мешок.
Понимал ли это полковник Кобанов и другие старшие офицеры?
Думаю да, больше скажу – понимал это, наверное, и Самсонов и, может быть, сам комфронта Жилинский. Но Франция трещала, и ставка требовала – вперед. Позже генерал Головин написал:
Исходя изъ предположенія нашего же Г.У.Г.Ш., эти нѣмецкія войска, собранные противъ одной езъ нашихъ армій, могли достигнуть силы въ 12–15 герм. пѣх. дивизій, что эквивалентно 18–22 русскимъ пѣх. дивизіямъ. Отсюда слѣдуетъ, что каждой изъ нашихъ армій С.-З. фронта грозила встрѣча съ вдвое сильнѣншимъ противникомъ. И при этихъ встрѣчахъ каждая изъ нашихъ армій оказывалась въ паутннѣ, окутывающей ее спеціально подготовленной, Восточно-Прусскихъ желѣзпыхъ дорогъ.
Вопрос был только в том, на кого бросятся немцы после получения подкреплений – на Ренненкампфа или Самсонова.
Немцы выбрали Самсонова, войска которого быстро втянулись в мешок. Войска шли погибать. Первым под удар попал 143 Дорогобужский пехотный полк. Во время марша от Алленштейна к Хохенштейну полк в составе двух батальонов (третий остался в Алленштайне) 28 августа был оставлен в арьергарде без артиллерии малым запасом патронов, дабы остановить немцев. Комкор Клюев недооценил силы врага, а на полк обрушилась немецкая дивизия из состава Резервного корпуса. Дорогобужцы продержались до ночи и пошли на прорыв:
«Жутко-торжественное зрелище представляли собой ожесточенные атаки остатков этого несравненного батальона, шедшего в последние схватки в сопровождении полковой святыни-знамени и тела убитого командира… Как будто из глубины веков вошел в этот день нашего чуждого мистике XX столетия забытый доисторический ритуал, когда воины шли в заключительный бой, неся труп своего убитого вождя…»
Знамя полка было зарыто, немцам досталось только древко, а полк прекратил свое существование. Следующими были каширцы, которых так же оставили прикрывать отход корпуса:
Доблестный командир Каширского полка, георгиевский кавалер, полковник Каховский проявлял беспредельную энергию, чтобы выиграть время, необходимое корпусу для прохода узины. Окруженный с 3-х сторон он, не видя другого исхода, схватил знамя и во главе полка пошел в атаку. Ценою гибели полка и его командира большая часть корпуса прошла перешеек...
Знамя полка найдут польские поисковики уже в XXI веке... Бригада, как и вся армия выполнили долг героически и до конца.
А дальше было забвение.
Память
Нет.
О Восточнопрусской операции 1914 года писалось и говорилось много, но в духе разоблачения преступлений царизма, дела до каких-то там полков не было никому. А властям Империи – тем более, слишком уж воспоминание вышло неудобным. В итоге, не исключено, что именно по этим соображениям в 1916 году полки были восстановлены, несмотря на потерю знамен. Какие каширцы и дорогобужцы? Вот она 36 дивизия, вот вторая бригада и ее 143 и 114 полки, на Северном фронте воюют...
После же революции и Гражданской вспоминать войну империалистическую стало возможно лишь в разрезе плохого царизма и уж никак не подвига солдат, которые для идеологов стали чем-то вроде жертв, которых силой погнали стрелять в пролетариев в погонах с другой стороны.
Легче стало после Великой отечественной войны, но не на местах. Памяти о 2 бригаде по месту дислокации почти не осталось – гарнизонное кладбище снесли еще при Брежневе, выстроив на его месте школу и оставив узенький сквер. Казармы частично снесли, частично – перепрофилировали: нет ни в Брянске, ни в Орле улиц, названных в честь тех героев, нет и памятников.
Единственный крест на заглавном фото поставили уже в XXI веке, и то после того как в сквере показались старые могильные плиты, не до конца вырытые бульдозерами в 70-е годы. Написать, правда, каким воинам и где погибшим, постеснялись. Нечего? Орел – это Курская битва, Брянск – партизанский край, а до того...
А, может, и ничего не было?
Какая разница?
Вот в Брянске в 1914 году – 25 тысяч жителей, из них 5000 – та самая 2 бригада, ушедшая на войну и не вернувшаяся. 20 % населения города погибло или попало в плен.
Всем все равно, кроме отдельных энтузиастов.
И ловлю я себя на еретической мысли (хотя отчего на еретической, посмотрите хотя бы на Украину) – сменись власть, и точно так же поступят местные чиновники с памятниками той войны, ибо нечего деньги на глупости тратить – памятники не доходные.
Не помним мы многого, а ведь даже в провинциальных городах есть что вспоминать. При всей трагичности той войны стойкость русского солдата в 1914 году была ничем не хуже стойкости их сыновей и внуков в году 1941. А о белых-красных, хрусте французской булки и мировой революции они не знали, просто шли в бой за Родину, как и где она им велела.
Информация