Враг сломлен и надломлен. Он не оправится
Историю Первой мировой войны писали не ради истины, а ради обличения царизмаНынешнее обсуждение событий, связанных с Первой мировой, по своей сути напоминает споры 90-х годов о сталинских репрессиях. Еще сравнительно недавно чуть ли не на каждом углу говорилось про «120 млн репрессированных», «40 млн расстрелянных и погибших в лагерях». Столь дикие цифры оглашались тоном, не терпящим возражений, подавались как абсолютная истина.
Однако постепенно стало выясняться, что ни о каких 40 млн погибших и речи быть не может. И глазом не моргнув, обличители сталинизма сменили тактику. Теперь их тезис звучал так: «Да, сталинизм уничтожил гораздо меньше людей, чем мы думали, но это не отменяет преступного характера режима». Безусловно, гибель одного человека — это трагедия, а гибель миллиона — это не статистика, а трагедия в миллион раз большая, но зачем надо было трубить на весь свет про 40 миллионов? Раз сталинизм в любом случае преступен, то озвучивали бы с самого начала реальные цифры, тем более что они хорошо известны и давно изучены отечественной наукой. Так нет же, почему-то понадобилось тиражировать дичайшие нелепости, превращая кровавую страницу нашей истории в предмет дешевых политических спекуляций.
То же самое и с Первой мировой. Когда речь заходит о той войне, обвинения в адрес «прогнившего царизма» обрушиваются настоящим водопадом. Тут и чудовищные потери на фронтах, и развал экономики, и никуда не годное государственное управление, и т.д. и т.п. Все это призвано подкрепить тезис, что царская Россия не могла выиграть в той войне.
Если начать последовательно опровергать частные обвинения в адрес дореволюционной России, то, как и в спорах о репрессиях, оппонент, признавая свою неправоту в каждом отдельном случае, тем не менее, от главного тезиса не отказывается. Он продолжает утверждать, что царизм к 1917 году зашел в тупик. Я не берусь спорить по этому вопросу. Допустим, вы правы, и царизм был обречен, но зачем же морочить людям голову большевистскими штампами и лозунгами времен Февральской революции? В конце концов, если вы считаете, что государственный строй тех времен был не способен ответить на вызовы времени, то надо знать, с какими реальными, а не выдуманными, проблемами он не справился. Иначе мы рискуем скатиться к силлогизму: «В СССР не было колбасы, и поэтому он рухнул».
Разбор целого пласта мифов о Первой мировой — это задача, которую не охватить и десятком монографий, а в формате статьи можно лишь кратко пройтись по самым вопиющим случаям. Тем не менее начать такой разговор необходимо.
Август четырнадцатого
Итак, 1 августа 1914 года Германия объявила войну Российской империи. Вскоре развернулись сражения в Пруссии и Галиции. О Галицийском наступлении знают значительно меньше, чем о Восточно-Прусском, хотя первое и превосходит второе по масштабам. Почему? Да именно потому, что в Галиции Россия одержала блестящие победы, вплоть до взятия столицы — Львова, а в Восточной Пруссии 2-я армия генерала Самсонова потерпела тяжелое поражение, а 1-я — Ренненкампфа — отступила.
В каком тоне обычно рассказывают о неудачном Прусском наступлении? Можно выделить два подхода: незамысловатое обливание грязью нашей страны и более тонкое, изощренное издевательство.
Первый подход. Войска бросили в наступление без надлежащей подготовки, неукомплектованными, с плохой организацией тыла. Простые солдаты, разумеется, были мужественны, но никакого героизма не хватит, чтобы компенсировать некомпетентность и тем более предательство генералов. Так что крах русских армий закономерен. Вывод из этого следует более чем очевидный и многократно озвученный: Российская империя прогнила, ни система в целом, ни руководство армией в частности никуда не годились. В общем, «проклятый царизм».
Второй, более хитрый подход основывается на как бы патриотических позициях. Суть его такова. Немцы теснили французов к Парижу, а Россия, верная союзническому долгу, бросилась на выручку. Германия, столкнувшись с нашим наступлением на востоке, перебросила с западного фронта часть своих сил и нанесла русским поражение. Толком не подготовившись, не завершив мобилизацию, русские своей кровью спасли союзника. Ура русскому солдату и офицеру.
Ну и какой же вывод из этого можно сделать? Да практически такой же, что и в первом случае. Судите сами: Россия спасает Францию, думает о союзнике, а своего солдата бросает в неподготовленное наступление, завершившееся крахом. Россия ведет войну не за свои интересы, а за чужие. Ну и кто после этого руководители страны? В лучшем случае идиоты, в худшем — предатели. И опять получаем «проклятый царизм». Вроде бы шли другой дорогой, а все равно пришли туда же.
Какова же объективная сторона вопроса? В начале войны немецкое командование действовало по так называемому «плану Шлиффена». Находясь во главе немецкого Генерального штаба, Шлиффен разработал стратегию ведения войны на два фронта. Предполагалось сконцентрировать максимальное количество войск против Франции и, разгромив ее быстрым ударом, обрушиться всей мощью на Россию. При этом считалось, что русская мобилизация будет идти медленно и наша армия не успеет воспользоваться тем, что немцы оставляют на Востоке сравнительно незначительный заслон.
Если бы план Шлиффена сработал, то миллионы немецких солдат двинулись бы на Россию. Этого ни в коем случае нельзя было допускать, и русское командование сделало все, чтобы сорвать немецкий блицкриг. В той ситуации счет шел буквально на дни, ведь противник исходил из того, что займет Париж за 39 дней войны. Русским нужно было действовать максимально быстро, этим и объясняется на первый взгляд посредственная подготовка операции. Хотелось бы задать вопрос тем, кто видят здесь признаки «бездарности проклятого царизма»: а как должно было поступить наше верховное командование? Дождаться полной мобилизации, подтянуть значительные резервы, укрепить тылы и… оказаться один на один со всей колоссальной германской армией, переброшенной с Запада на Восток?
Видный германский военачальник Макс Гофман впоследствии писал, что выступление двух российских армий ожидалось немцами между 15 и 20 августа 1914 года. Однако еще до 14 августа они получили сведения, что крупные силы русских пришли в движение.
Предприняв наступление в Пруссии, Россия спасала не Францию, а себя, она воевала за свои интересы, а не за чужие. И справилась со своими задачами просто блестяще. Блицкриг оказался сорван. Немцам не удалось раздавить Францию, они увязли в позиционных боях и не смогли перейти ко второй части плана Шлиффена, предусматривавшего сокрушительный удар всеми имеющимися силами по России. Что же касается поражения 2-й армии Самсонова в Пруссии, то оно не было таким уж тяжелым, каким его часто пытаются представить. Есть данные, согласно которым общие потери 2-й армии убитыми, ранеными и пленными составили 56 тыс. человек, из которых убито 6 тыс. Цифра в 6 тыс. убитых сперва кажется незначительной, однако, по официальным сведениям, за всю кампанию 1914 года Россия потеряла убитыми 43 тыс. человек. Правда, Борис Урланис в своем фундаментальном труде «Войны и народонаселение Европы» считает ее заниженной. Чтобы оценить размеры недоучета потерь, он предложил ориентироваться на 1915 год: «Если принять для 1914 г. среднемесячное число убитых в 1915 г., то за пять с половиной месяцев 1914 г. это даст около 83 тыс. человек сверх учтенного числа»1.
Ну что ж, если воспользоваться подходом Урланиса, то надо начать с того, что среднемесячное число убитых в 1915 году составляло 23 тыс. человек2, а Восточно-Прусская операция длилась как раз один месяц. Но одновременно шло еще и Галицийское наступление. То есть эти 23 тысячи не полностью приходятся на Восточно-Прусскую операцию. Далее, «разрекламированное» окружение и поражение армии Самсонова — это тоже не вся Восточно-Прусская операция, то есть из 23 тысяч надо вычесть потери развивавшегося параллельно Галицийского наступления, да еще отнять потери, которые пришлись на Восточно-Прусскую операцию, но не относились к окружению Самсонова. Аналогичные рассуждения можно провести и по раненым, и по пленным. С учетом этого утверждение о том, что общие потери 2-й армии убитыми, ранеными и пленными составили 56 тыс. человек, вполне правдоподобно.
Если же смотреть со стратегической точки зрения, то операция в Восточной Пруссии — это очевидный успех русской армии, и в особенности ее высшего командования. Еще раз подчеркну, руководство страны думало в данном случае об интересах России.
Звездный час русской армии
Перейдем к 1915 году. Самый тяжелый год войны для империи. Именно в 1915-м состоялось «Великое отступление», когда наша армия сначала потеряла территории, завоеванные в 1914 году, потом под натиском противника оставила Польшу. Затем враг продвинулся еще дальше, подошел к Риге, угрожал Минску, но взять их не смог. В конце концов фронт стабилизировался.
Для любителей облить грязью историю родной страны 1915 год — это настоящее раздолье. Тут можно рассказывать и про снарядный голод, и про потоки беженцев, и про тяжелые потери среди солдат и офицеров. Однако во всех этих разговорах практически никогда не говорится о том, какую цену заплатил противник за свой успех. Если у царской России все было так плохо — что ж, вот и возможность подчеркнуть этот провал, приведя сравнительные данные о потерях Германии и Австро-Венгрии. Но почему-то здесь обличители «проклятого царизма» предпочитают помалкивать. Им явно есть что скрывать. Вопрос потерь противника в 1915 году — это тема, заслуживающая отдельного разговора. Однако стоит отметить, что Германия рассчитывала нанести России поражение такой тяжести, чтобы империя запросила бы мира. Идея состояла в том, чтобы окружить русские армии в Польше, взяв их в клещи с севера и с юга. Но этот план не был реализован, а уже в 1916 году Россия приготовила свой ответ.
Кампания 1916 года стала звездным часом русской армии. Сначала удалось успешно провести зимнее наступление на Кавказе, весной русские взяли Трабзон, в июле — Эрзинджан, то есть глубоко вторглись в турецкие земли. В августе завершился триумфальный Брусиловский прорыв, во время которого русским армиям противостояли войска не только Австро-Венгрии, но и Германии. Чрезвычайно успешными были действия и Черноморского флота. Иными словами, трем главным противникам России — Германии, Австро-Венгрии и Турции — были нанесены сильные удары.
Когда рассказываешь об этих вещах, нет-нет да и услышишь, что, мол, эти победы были достигнуты такой дорогой ценой, что Россия просто «надорвалась», что и привело к «закономерному итогу» — Февральской революции. Иногда даже говорят, что к началу 1917 года армия истощила людские резервы. Эту глупость, конечно, несложно опровергнуть. Достаточно посмотреть на численность населения страны в то время и сопоставить ее с потерями в войне, чтобы понять, насколько неуместны разговоры о том, что у России не хватало людей для ведения боевых действий. Однако сторонники «истощившихся ресурсов» говорят, что к февралю 1917 года русская армия насчитывала всего 7 млн человек, а иногда и того меньше — около 6,5. Цифра 7 млн гуляет в массах уже довольно давно и попадается достаточно часто, так что на нее стоит обратить внимание. Откуда она взялась?
Возможно, дело вот в чем. Крупный военный историк генерал Николай Головин писал, что к 31 декабря 1916 года в действующей армии находилось 6,9 млн человек. Но в эту цифру не входят еще 2,2 млн человек, относившихся к запасным частям и 350 тыс. человек, подчинявшихся военному министру (они учитывались отдельно, в отличие от действующей армии, подчиненной Верховному главнокомандующему). Складывая все эти подразделения воедино, мы получим 9,45 млн человек.
Как же обстояли дела со снабжением столь многочисленной армии? Предоставим слово тогдашнему министру обороны России Дмитрию Шуваеву, который в ноябре 1916 года, делая доклад в Думе, сказал следующее: «Я возьму три цифры: первую, за январь 1915 года, — за единицу, затем — во сколько раз она увеличилась 1 января 1916 года и в настоящее время. 3-дюймовые орудия: 1 января 1915 года — единица, 1 января 1916 года — в 3,8 раза и в августе 1916 года — в 8 раз (голоса: «Браво»)...
48-линейные гаубицы: это орудие сложное, господа, и трудно подготовляемое, но и оно в январе 1916 года удвоилось, в августе почти учетверилось сравнительно с январем 1915 года. Винтовки в январе 1916 года [количественно] увеличились в три раза, а в августе 1916 года увеличились в 4 раза сравнительно с январем 1915 года. Снаряды 42-линейные: в январе 1916 года увеличились в 6,5 раза, в августе 1916 года — в 7,5 раза. 48-линейные снаряды: в январе 1916 года увеличились в 2,5 раза, в августе 1916 года — в 9 раз.
6-дюймовые снаряды: в январе 1916 года — в 2 раза, в августе — в 5 раз. 3-дюймовые снаряды в январе 1916 года увеличились в 12,5 раза, а в августе 1916 года — в 19,7 раза. Взрыватели, этот важный элемент для снарядов, увеличились в январе в 6 раз, а в августе в 19 раз. 48-линейные и 6-дюймовые фугасные бомбы — в 4 раза и в 16 раз…
Я скажу во всеуслышание, что изъяны есть, недочеты есть. Но, в общем, дело терпимо. Скажем, в инженерном, военно-техническом снабжении, в общем, мы встречаем затруднения с автомобилями, и то вследствие причин, от нас не зависящих… Господа! Враг сломлен и надломлен. Он не оправится.
Я еще раз повторю: каждый день приближает нас к победе, и каждый день приближает его, напротив, к поражению»3.
Сценарий предательства
Здесь стоит рассмотреть точку зрения, согласно которой союзникам по Антанте было выгодно предать Россию, чтобы не делиться плодами неминуемой победы. По этой причине они поддержали Февральскую революцию, развалившую нашу страну и армию, что в конце концов и привело империю к брестской капитуляции. Процитирую мемуары белогвардейца Гаральда Графа.
«Союзникам русское наступление уже не требовалось. Они и без него теперь рассчитывали справиться с обескровленной Германией. Они боялись, что победа усилит Россию, даст ей в руки чашу весов международной политики. «Русская опасность» тревожила неумолчной угрозой, и ее было решено ликвидировать еще в зачаточном состоянии»4. На это возражают, что Германия отнюдь не находилась в тяжелом положении и даже вела войну на чужой территории. Следовательно, Англии и Франции было невыгодно способствовать разрушению России, ведь если обваливается фронт, удерживаемый русской армией, это резко повышает шансы Германии на победу или, по крайней мере, на ничью. Особо подчеркивается, что даже в июле 1918 года Германия вела наступление на Западе. Кто же прав в этом споре?
Чтобы ответить на этот вопрос, можно, конечно, подробно проанализировать ситуацию на фронтах, рассмотреть обеспеченность ресурсами, изучить состояние промышленности и сельского хозяйства Германии в сравнении с ее противниками. А можно поступить проще: обратить внимание на один красноречивый факт, на условия Бухарестского мира 7 мая 1918 года.
Итак, Бухарестский мир заключала Румыния с Германией и ее союзниками. Напомню, что уже в 1916 году Румыния потеряла и столицу, и почти всю свою территорию. У румын оставалась небольшая часть страны (благодаря, между прочим, помощи русской армии). Но 3 марта 1918 года Россия подписала Брестский мирный договор, так что удержать даже эти последние рубежи было невозможно. Налицо полный крах государства, тотальное поражение. Можно считать большой удачей, что по итогам такого разгрома румынское государство вообще сохранилось в каком бы то ни было виде. Причем Румыния потерпела поражение от стран, которые являлись ее историческими противниками. Австро-Венгрия и Турция — многовековые враги Румынии, а с Болгарией Румыния повоевала буквально накануне Первой мировой в Балканской войне и даже захватила некоторые территории.
Вдобавок Румынией правила немецкая династия, и переход этой страны на сторону Антанты воспринимался в Германии как предательство. То есть на снисхождение можно было не рассчитывать. Бухаресту деваться было некуда, ведь помощи Румынии ждать не приходилось, и по всем признакам стране должны были поставить самые жесткие условия. Однако произошло прямо противоположное.
Вот краткая суть рассматриваемого соглашения. Румыния возвращала Болгарии то, что захватила во время Балканской войны, плюс делались незначительные территориальные изменения в пользу опять-таки Болгарии. Австро-Венгрия забирала некоторые приграничные участки (6 тыс. кв. км), богатые лесом и полезными ископаемыми. В румынской Северной Добрудже устанавливался режим совместного управления стран Четверного союза, но с сохранением Румынией выхода к Черному морю. Кроме того, Бухарест соглашался допустить Германию к своим нефтепромыслам на условиях концессии, а также выплачивал контрибуцию под видом покрытия расходов на содержание оккупационных армий и обязательства выкупить банкноты, выпущенные оккупационными властями. В качестве компенсации Румыния получала признание оккупации Бессарабии румынскими войсками. То есть, даже окончательно проиграв, Румыния почти ничего не теряла. О чем это говорит? Об очень тяжелом положении Германии и ее союзников. Даже свою безусловную победу они не могли конвертировать в адекватные приобретения. Но самое интересное, что Румыния не ратифицировала даже столь благоприятный для нее договор, очевидно, понимая, что шансов на победу у Германии не осталось и надо лишь подождать скорого краха Четверного союза. Тот не замедлил последовать, а в конце 1918 года Румыния вновь начала военные действия, что в конечном итоге обернулось для нее огромными территориальными приобретениями.
К этому стоит добавить, что присоединение США к Антанте уже до февраля 1917 года было решенным делом, о чем писал в своих мемуарах Владимир Коковцов, преемник Столыпина на посту председателя Совета министров России. Ожидавшаяся военная помощь американцев окончательно предопределила поражение Германии.
Таким образом, необходимость держаться за союзника — Россию — для Лондона и Парижа отпадала, а уступать империи обещанные Босфор и Дарданеллы не хотелось. 23 февраля 1917 года начинается Февральская революция, а уже 1 марта, то есть еще до отречения Николая II, Англия и Франция de facto признают Временный комитет Государственной думы.
------------------
1 Урланис Б.Ц. Войны и народонаселение Европы. Издательство социально-экономической литературы. М, 1960 г., стр. 146.
2 Там же, стр. 145. 3 Ширшов Г.М. Военно-исторический журнал, 2005 г. №10, «Красный командарм Д.С. Шуваев», с. 22. 4 Граф Г.К. Революция и флот. Балтийский флот в 1917–1918 гг., М., Вече, 2011 г., с. 185.
Комментарий
То, что поражение России в Первой мировой было следствием предательства, недавно сформулировал президент Путин. Собственно, разоблачению советских мифов об этой войне и доказательству этого предательства и посвящена статья Дмитрия Зыкина. Общий посыл — «царизм» на переправе не меняют — абсолютно верен. В первую очередь с точки зрения самого «царизма». Однако предъявлять его никому из тогдашних реально действовавших игроков не представляется возможным: ни немцам, смонтировавшим Ленина, ни самим большевикам, открыто призывавшим повернуть оружие против своих правителей, превратив войну империалистическую в войну гражданскую. Ни нашим «союзникам», подставившим Россию. Ни подзуживаемым ими представителям российской либеральной элиты, последовательно разрабатывавшим заговор против действующей власти, начиная еще с первой русской революции и с Русско-японской войны. По факту Россия оказалась в союзе и в зависимости от стран, имевших несовместимые или прямо враждебные по отношению к России геополитические интересы. И как бы наш автор успешно ни опровергал советские и постсоветкие исторические шаблоны, за этим всем стоит реальность — неспособность тогдашней российской власти не дать себя использовать против собственных интересов. Другое дело, что к этой, к такой войне не был готов никто. Кроме, возможно, Англии. И Соединенных Штатов. Последние вполне логично добились-таки мирового господства. В два тычка, использовав без остатка во второй фазе войны (а Черчиль, например, считал Первую и Вторую мировые двумя этапами одной и той же войны) ту же Британскую империю. И унаследовав ее идеологическую и геополитическую миссию. Как заметил товарищ Ленин (а в разной форме подтвердили все от Столыпина до Чаянова), главным вопросом русской революции был аграрный вопрос. И с ним не смогли справиться ни «царизм», ни конкретно великий Столыпин. Дело в том, что в рамках действующей тогда модели развития эта проблема не имела решения. И когда процесс брожения огромной массы вооруженного деморализованного четырехлетним гниением в окопах русского крестьянства перешел в стадию бурного газообразования, это обстоятельство стало очевидным. На самом деле в ситуации Первой мировой подонками и предателями оказались все перечисленные выше игроки. Кроме пресловутого «царизма». Этот просто оказался политическим импотентом. Вот, собственно, и вся индульгенция.
То, что поражение России в Первой мировой было следствием предательства, недавно сформулировал президент Путин. Собственно, разоблачению советских мифов об этой войне и доказательству этого предательства и посвящена статья Дмитрия Зыкина. Общий посыл — «царизм» на переправе не меняют — абсолютно верен. В первую очередь с точки зрения самого «царизма». Однако предъявлять его никому из тогдашних реально действовавших игроков не представляется возможным: ни немцам, смонтировавшим Ленина, ни самим большевикам, открыто призывавшим повернуть оружие против своих правителей, превратив войну империалистическую в войну гражданскую. Ни нашим «союзникам», подставившим Россию. Ни подзуживаемым ими представителям российской либеральной элиты, последовательно разрабатывавшим заговор против действующей власти, начиная еще с первой русской революции и с Русско-японской войны. По факту Россия оказалась в союзе и в зависимости от стран, имевших несовместимые или прямо враждебные по отношению к России геополитические интересы. И как бы наш автор успешно ни опровергал советские и постсоветкие исторические шаблоны, за этим всем стоит реальность — неспособность тогдашней российской власти не дать себя использовать против собственных интересов. Другое дело, что к этой, к такой войне не был готов никто. Кроме, возможно, Англии. И Соединенных Штатов. Последние вполне логично добились-таки мирового господства. В два тычка, использовав без остатка во второй фазе войны (а Черчиль, например, считал Первую и Вторую мировые двумя этапами одной и той же войны) ту же Британскую империю. И унаследовав ее идеологическую и геополитическую миссию. Как заметил товарищ Ленин (а в разной форме подтвердили все от Столыпина до Чаянова), главным вопросом русской революции был аграрный вопрос. И с ним не смогли справиться ни «царизм», ни конкретно великий Столыпин. Дело в том, что в рамках действующей тогда модели развития эта проблема не имела решения. И когда процесс брожения огромной массы вооруженного деморализованного четырехлетним гниением в окопах русского крестьянства перешел в стадию бурного газообразования, это обстоятельство стало очевидным. На самом деле в ситуации Первой мировой подонками и предателями оказались все перечисленные выше игроки. Кроме пресловутого «царизма». Этот просто оказался политическим импотентом. Вот, собственно, и вся индульгенция.
Михаил Леонтьев
Информация