Ложь Гинденбурга. Информационная война и Русский фронт Первой мировой
Олицетворение германского милитаризма генерал-фельдмаршал П. фон Гинденбург писал в автобиографическом труде, что 210 тысяч солдат возглавляемой им в августе 1914 г. в Восточной Пруссии 8-й армии вступили в сражение с 800 тысячами русских солдат [Hindenburg von. Out of my life. London, 1920. P. 87]. Русские войска якобы имели 1700 орудий, а германские – 600. Может ли быть, что обладающий всей полнотой информации заслуженный генерал превратился в писателя-фантаста? Разумеется нет. Так для чего же он лжет на страницах своего труда?
Пауль Гинденбург
Обложка труда фельдмаршала
Очевидно, что, прежде всего это осуществляется в расчете на германского обывателя – для того чтобы высветить свой персональный вклад в эту «стратегическую» победу, одновременно унизив своего противника. Но не только для германского обывателя – книга разошлась по всему миру.
Уважаемый фельдмаршал правда не учел, что при такой численности русской группировки его 8-ю армию не спасли бы ни его организаторские достоинства, ни оперативные «таланты» Э. фон Людендорфа.
Австрийский историк В. Раушер уже в наши дни писал: «1-я (Неманская) армия, насчитывавшая 246 тысяч человек и 800 орудий, отрежет немецкие войска от Кенигсберга, а 2-я (Наревская) армия, имевшая в своем составе 289 тысяч человек и 780 орудий, воспрепятствует отходу немецких войск на Вислу. Немецкие войска насчитывали всего 210 тысяч человек и 600 орудий и, понятно, были слабее наступавших» [Раушер В. Гинденбург. Фельдмаршал и рейхспрезидент. М., 2003. С. 41].
Фантастические и полуфантастические цифры кочуют из одних «трудов» в другие.
Какова же была численность противостоящих войск?
К началу Восточно-Прусской операции германская 8-я армия насчитывала 16 пехотных дивизий или 210 тыс. человек при 1044 орудиях (из них – 156 тяжелых). Позже подошли подкрепления: 11-й армейский корпус, Гвардейский резервный корпус, 8-я кавалерийская дивизия прибыли с Французского фронта в конце операции, а 1-я ландверная дивизия (Гольца) переброшена с датско-германской границы в момент смены командования 8-й армии, когда последняя отступала после Гумбиннена.
В состав русского Северо-Западного фронта к началу операции входили 17,5 пехотных и 8,5 кавалерийских дивизий при 1100 орудиях (включая 36 тяжелых) - всего 250 тыс. человек (из них 6,5 пехотных и 5,5 кавалерийских дивизий - до 100 тыс. человек при 402 орудиях в 1-й армии; 11 пехотных и 3 кавалерийские дивизии - 150 тыс. человек при 702 орудиях во 2-й армии).
Помимо того что часть назначенных к операции войск к ее началу прибыть не успела, так еще из состава имевшихся войск часть была оставлена для несения гарнизонной службы.
Второочередные пехотные дивизии и казачьи полки, а также тяжелая артбригада к началу операции в 1-ю армию прибыть не успели - и фактически она располагала 96 батальонами и 106 сотнями и эскадронами.
Состав 2-й армии - 158 батальонов, 72 эскадрона и 626 орудий. Во время операции он сократился - 2-й армейский корпус был отдан в 1-ю армию. Но в ходе операции прибыли 2 полка (8 батальонов) 3-й гвардейской пехотной дивизии и 3 полка (6 батальонов) 1-й стрелковой бригады. Т. о., в ходе сражения 2-я армия реально располагала 140 батальонами, 72 эскадронами и 506 орудиями.
Соотношение сил оказалось не в пользу Северо-Западного фронта.
Немецкая 8-я армия была сильнее каждой из русских 1-й и 2-й армий, взятых в отдельности. Учитывая это обстоятельство, немцы и построили свой маневр.
Еще более интересные инсинуации присутствуют при выявлении потерь окруженного ядра 2-й армии.
Командир 1-го армейского корпуса 8-й армии генерал пехоты Г. фон Франсуа писал, что части руководимого им соединения захватили 60 тыс. пленных и 231 орудие [Francois H. von. Tannenberg - Das Cannae des Weltkrieges in Bild und Wort. Berlin, 1926. S. 68]. Всего немцы заявляют о 92 тысячах пленных.
Герман фон Франсуа.
Обложка труда Г. Редерна
Но откуда взяться 110 тыс. пленных, когда к началу операции вся русская 10-я армия имела 120 тыс. штыков. А ведь в окружение попал лишь один корпус (всего в армии было 4,5 корпуса). Более того, после гибели в окружении 20-го корпуса собралось из его состава 12 тыс. человек. Участник событий генерал-лейтенант И. А. Хольмсен, документально проанализировав потери 10-й армии, установил ее урон [Хольмсен И. А. Мировая война. Наши операции на Восточно-Прусском фронте зимою 1915 г. Париж, 1935. С. 298] в 56 тыс. человек, в т. ч. 34 тыс. (в т. ч. 11 тыс. пленных - Иванов Н. Удары по сходящимся направлениям // Война и революция. 1935. Март – апрель. С. 15) человек пришлось на 20-й корпус.
Плененные во время зимней битвы в Мазурии русские воины. Где же бесчисленные толпы пленных?
Очевидно, что за цифрами Э. Людендорфа и его коллег о 110 тыс. пленных кроется локальный тактический успех, и цифры – дымовая завеса, скрывающая факты.
Тайну цифр открывает «Der Erste Weltkrieg».
В этом австрийском издании сформулированы особенности пропаганды, названной одной из форм боевых действий - психологической войны. Отмечено, что «психологическая атака» должна ослабить волю врага к сопротивлению. Это очень важно - ведь противостоящий с оружием в руках солдат может нанести своему врагу потери, в то время как психологическое воздействие деморализует противника при безопасности со стороны атакующего [Wagner A. Der Erste Weltkrieg. Wien, 1993. S. 228.].
Австро-германцы стали одними из создателей психологической войны и пропаганды как одного из ее видов.
Так, 1 января 1915 г. разведчиками 1-го Астраханского казачьего полка за р. Бзура у д. Камион были найдены германские прокламации агитационного характера [РГВИА. Ф. 5264. Оп. 1. Д. 3. Л. 188 об].
Об аналогичной деятельности австрийцев в Карпатах сообщал генерал-квартирмейстер Ставки Ю. Н. Данилов, отмечавший, что для того чтобы увеличить свои шансы на успех в боевых действиях, противник стал распространять среди русских войск и населения прифронтовых территорий различные прокламации и воззвания пропагандистского характера. Попытка разложить противника начала приобретать у австрийцев «все большие права гражданства» [Данилов Ю. Н. Россия в мировой войне 1914—1915 гг. Берлин, 1924. С. 309].
Шеф австрийской контрразведки М. Ронге также засвидетельствовал факты психологической войны: изготовление книжек о русских зверствах и 50000 экземпляров прокламаций специально к январю 1915 г. – в десятую годовщину «гапоновских событий». Эти материалы, по мнению М. Ронге «должны были поколебать волю к продолжению войны» у русских солдат. Показательно, что воззвания выпускались от лица «Русской народной организации», находящейся в Женеве. В окопы русских частей тиражи прокламаций доставлялись специальными агентами, а на тех участках, где русские и австрийские позиции находились близко, для транспортировки служили… детские воздушные шарики. Один из сотрудников М. Ронге, отвечавший за пропаганду, использовал для этих целей также баллоны с воздухом, бутылки и иную посуду (отправляя по течению «послания в бутылках») и … даже льдины (на них яркими красками писались лозунги) [Ронге М. Разведка и контрразведка. СПб., 2004. С. 137]. Причем М. Ронге отмечал, что пропаганда экономит боеприпасы, обеспечивает своим войскам отдых и облегчает оборудование боевых позиций [Там же. С. 263].
Поэтому вышеприведенные фантастические данные – яркий образчик информационной войны держав Германского блока, и многие цифры, перекочевавшие и на страницы некоторых отечественных исторических трудов, необходимо рассматривать лишь как «агитки» и элемент вражеской пропаганды.
Информационная война не закончилась с последними выстрелами Первой мировой. Она с незапамятных времен велась и ведется против России и сейчас, и является крайне эффективным оружием, сила которого в эпоху развития информационных технологий многократно возросла.
Автор: OAV09081974