Проломить стену, не разбив голову. Ч. 8
Специфика позиционных боевых действий на Русском фронте отличалась существенными особенностями. Главные из них следующие.
1) Прорыв позиционного фронта в кратчайшие сроки преобразовывал позиционную войну в войну маневренную - причем наблюдались значительные пространственные колебания.
2) Прорыв позиционного фронта почти никогда не перерастал в сражение на истощение. Обороняющийся не успевал своевременно подтянуть (в основном из-за слабости коммуникационных линий) достаточные силы, и ему удавалось остановиться лишь после большого отскока назад.
3) Прорыв позиционного фронта почти всегда был средством к осуществлению другого оперативного маневра (обхода, охвата) и никогда - самоцелью, как это было на Французском фронте.
4) Тактические неудачи русской армии в первых сражениях позиционного противостояния объясняются, прежде всего, наличием в ее боевых порядках недостаточного количества артиллерии. Максимальные артиллерийские плотности были достигнуты в ходе летней кампании 1917 г. Но объемы артиллерии возрастали на главных фронтах Первой мировой войны в несоразмерных пропорциях: на Французском фронте к удару привлекались тысячи орудий, на Русском фронте - сотни.
5) Если ширина фронта прорыва на Французском фронте все время возрастала, достигнув в 1918 г. 70-80 км, то на Русском фронте ширина фронта прорыва уменьшалась. В 1915 г. она составила 35-40 км, в 1916 г. 18-20 км, в 1917 г. 10-15 км. Сокращение фронта позволяло сосредоточить более значительные силы и средства на ударном участке.
6) Система оборонительных позиций постоянно совершенствовалась, но не достигла того состояния, которое имели оборонительные позиции во Франции в 1918., до конца войны сохранив линейный характер.
7) Русские войска научились в должной степени осуществлять инженерную подготовку местности. Инженерно-штурмовой плацдарм при подготовке Луцкого прорыва 1916 г. имел 1-2 параллельные траншеи полного профиля, вынесенные вперед на 3 км от основных позиций. А при подготовке 11-м армейским корпусом наступления в 1917 г. плацдарм представлял собой несколько выдвинутых вперед линий окопов глубиной до 3-х метров. От противника до ближайших траншей плацдарма оставались предусмотренные инструкциями 150-200 шагов. Характерно, что одновременно с подготовкой плацдармов производилось усиление оборонительных сооружений на тех боевых участках, на которых намечалось сковывание противника.
Отмечая специфику военного искусства в позиционной войне в целом и на Русском фронте в частности, необходимо отметить, что между численностью наступающей пехоты и количеством поддерживающих ее атаку огневых средств существует определенное соотношение, при нарушении которого в меньшую сторону пехота не достигнет успеха или купит его слишком дорогой ценой. Искусство командования и заключается в определении этого соотношения. Маневр крупных огневых масс (артиллерия) подготавливал успех мелких (пехота). В процессе борьбы по овладению неприятельской позицией «маневр огня» и «маневр движения» составляли единое целое.
Русская армия в 1916 г. располагала значительно меньшими возможностями в отношении использования артиллерии и боеприпасов при прорыве позиционной обороны противника, чем английская, французская или германская армии. В условиях позиционного периода войны большинство русских корпусов занимало фронт в 20 км и более, т.-е. фронт, на котором в случае начала наступательной операции должны были действовать 1-2 армии. Низкие плотности войск, также как и проблемы в сфере артиллерийского вооружения и снабжения боеприпасами, оказывали более чем существенное влияние на результативность оборонительных и наступательных операций в обстановке позиционной войны.
Поэтому в русской армии особое внимание обращалось на выбор наиболее эффективной формы прорыва. Именно русский генералитет, поставленный перед необходимостью экономить ресурсы, разработал самобытные и эффективные способы преодоления позиционного тупика (А. А. Брусилов, Р. Д. Радко-Дмитриев. Н. Н. Юденича в данном контексте не упоминаем, т. к. на Кавказском фронте единый позиционный фронт отсутствовал).
Позиционная война предъявляла совершенно особые требования к командованию. Бой в условиях позиционной войны был особенно труден для командования, прежде всего, с точки зрения возможности осуществления непрерывного управления войсковыми массами. Направление в бой крупных единиц пехоты имело следствием перемешивание частей, потерю направления движения, т.-е. ослабляло устойчивость командования, лишавшееся возможности не только управлять, но зачастую даже знать положение своих частей. Чем дальше продвигалась наступающая пехота, тем все более усложнялось управление боем. Кроме того, требовалось обеспечить ювелирное взаимодействие всех родов войск.
Согласование боевого взаимодействия пехоты, артиллерии и приданных специальных войск составляло обязанность начальника дивизии. В начале боя его непосредственное влияние на первую линию атакующей пехоты ограничивалось лишь наблюдением (сам бой вели полковые и батальонные командиры). На этом этапе начальник дивизии вмешивался в сферу деятельности подчиненных лишь тогда, когда такое вмешательство было оправдано исправлением замеченных ошибок. Если боевая линия остановилась до достижения намеченного рубежа, он обеспечивал дальнейшее продвижение – руководя действиями артиллерийских масс и вводя в дело свои резервы.
В условиях маневренной войны именно дивизия располагала всеми необходимыми средствами, достаточными для решения поставленных задач. В обстановке же позиционной войны, несмотря на средства усиления, мощности дивизии уже было недостаточно.
В условиях наступательного боя периода позиционной войны армейский корпус являлся той боевой единицей, в рамках которой объединялись все тактические средства для организации операции прорыва. Командир корпуса, помимо осуществления общего руководства, оперировал действиями своих резервов и корпусной артиллерии. Боевой мощи корпуса хватало лишь на 3-4 дня непрерывного боя в условиях позиционной войны.
Лишь армия являлась наименьшей оперативной единицей, достаточной для выполнения наступательной операции в позиционной войне.
Т. о., армия являлась объединением, реализующим операцию, корпус был соединением, в котором объединялись тактические средства для организации наступления, а дивизия являлась боевой единицей.
Характеризуется позиционная война и широким привлечением технических специалистов – например, при ведении химической войны. Для организации газовых атак строились специальные окопы, выносимые впереди передовой линии (между ней и искусственными препятствиями). Нормативы устанавливали расход не менее чем 150 кг отравляющего вещества на 1 гектар площади. Как правило, 1 газомет устанавливался на каждые 5 - 10 метров по фронту и 400-800 метров в глубину. Газометы устанавливались на уровне второй линии окопов.
Русское военное искусство в период позиционной войны постоянно совершенствовалось и в целом соответствовало уровню Французского фронта. Например, если при подготовке наступательной операции в Шампани на 32-км фронте французами было вынуто 200 тыс. куб. метров грунта, то при подготовке операции 2-го армейского корпуса русской 7-й армии в мае 1916 г. на 7-км фронте наступления было вынуто 169700 куб. метров грунта.
Формы прорыва позиционного фронта получили наиболее яркое развитие именно на Русском фронте. Если в начале позиционной войны русское командование исходило из концепции нанесения сильного удара на одном участке фронта, то уже в марте 1916 г. в рамках одной (Нарочской) операции оно нанесло два одновременных (но разделенных пассивными участками) удара - на Северном фронте из якобштадтского района на Поневеж (5-я армия) и на Западном фронте - из района Поставы - оз. Вишневское в направлении на Вилькомир (2-я армия). Летом 1916 г. также были осуществлены 2 фронтовых операции – Западного и Юго-Западного фронтов. Причем последняя, в свою очередь, состояла из ряда одновременных армейских ударов на широком фронте.
Роль возросшего материально-технического обеспечения русской армии в кампании 1916 г. во многом способствовала первоначальным успехам Юго-Западного фронта, и в то же время расход этих ресурсов привел к неудачам осенней кампании. А. А. Брусилов в этой связи писал, что относительная малоуспешность боевых действий армий Юго-Западного фронта в этот период, по сравнению с майским наступлением, заключается главным образом в том, что тогда были накоплены снаряды тяжелой артиллерии, и мы могли подавлять артиллерийский огонь противника, в то время как в настоящее время неприятель превосходит русские войска силой огня тяжелой артиллерии, тогда как последние испытывают недостаток снарядов для гаубичной и тяжелой артиллерии.
Начальник штаба Юго-Западного фронта также писал, что уже в июле действия на Юго-Западном фронте приняли «какой-то случайный характер»: одни части вели атаки, в то время как другие стояли; общего руководства не было; потери были довольно серьезные, снаряды расходовались в огромном количестве, а результаты были ничтожны – в т. ч. и потому, что атаки производились с нарушением основных принципов, выработанных боевым опытом.
Усиливая артиллерию прорыва батареями с пассивных боевых участков, Юго-Западному фронту удавалось доводить общее количество легких и тяжелых орудий до 45-50 на 1 км фронта главного удара (например, 11-й армейский корпус в мае 1916 г.). В некоторых случаях прорыв имел успех и при 30-40 орудиях на 1 км ударного участка - но обычно это было там, где внезапность удара или слабость неприятельской артиллерии исключали необходимость осуществления контрбатарейной борьбы (операции 2-го и 40-го армейских корпусов в мае 1916 г.). В операциях 1917 г., когда русская армия значительно усилилась в материально-техническом отношении, удавалось иметь на 1 км фронта (без траншейной артиллерии) от 56 до 66 легких и тяжелых орудий (процент легких батарей колебался от 50 до 70 от этого количества).
Т. о., опыт позиционных наступательных операций русской армии в 1916-1917 гг. позволяет выделить среднюю плотность орудий на 1 км фронта (без траншейной артиллерии) равной 50-ти артиллерийским стволам. Это в 2-3 раза меньше нормативов Французского фронта – но и в этой ситуации русская армия добивалась впечатляющих успехов. Она научилась воевать в позиционной войне.
Говоря об обороне в период позиционной войны, необходимо отметить, что именно в данный период зародилась концепция системы огня как одного из базовых элементов построения обороны. Система включала в себя участки сосредоточенного стрелкового и артиллерийского огня (на подступах к переднему краю, на стыках между частями, на флангах, а иногда и в глубине обороны), а также рубежи артиллерийского заградительного огня перед передним краем. Промежутки между опорными пунктами также перекрывались огнем. Важное внимание уделялось созданию «огневых мешков», расположенных в глубине обороны. Система организации огня войсками строилась в сочетании с естественными препятствиями и инженерными заграждениями. При использовании в обороне артиллерии с 1916 г. командование русской армии стало шире и активнее массировать артиллерийские мощности на важнейших направлениях. Это обстоятельство повлекло за собой централизацию управления артиллерийским огнем в масштабе войсковых соединений. Широкое применение при отражении атак противника нашел артиллерийский заградительный огонь.
Для срыва химического удара противника широко использовалась практика осуществления артиллерийской контрподготовки (т. н. «встречный артиллерийский удар»). Для усиления эффективности применения артиллерии в оборонительном бою из дивизионной и приданной артиллерии стали формировать огневые группы поддержки пехоты - по числу боевых участков.
Учитывая всю вышеуказанную специфику боевых действий на Русском фронте в период позиционной борьбы (с конца 1915 г.), можно констатировать, что на нем установилась не позиционная война в западном понимании этого термина, а, скорее, наблюдалась стабилизация сплошного фронта. Борьба на Восточноевропейском ТВД в 1916-17 гг. носила преимущественно позиционно-маневренный характер.
1) Прорыв позиционного фронта в кратчайшие сроки преобразовывал позиционную войну в войну маневренную - причем наблюдались значительные пространственные колебания.
2) Прорыв позиционного фронта почти никогда не перерастал в сражение на истощение. Обороняющийся не успевал своевременно подтянуть (в основном из-за слабости коммуникационных линий) достаточные силы, и ему удавалось остановиться лишь после большого отскока назад.
3) Прорыв позиционного фронта почти всегда был средством к осуществлению другого оперативного маневра (обхода, охвата) и никогда - самоцелью, как это было на Французском фронте.
4) Тактические неудачи русской армии в первых сражениях позиционного противостояния объясняются, прежде всего, наличием в ее боевых порядках недостаточного количества артиллерии. Максимальные артиллерийские плотности были достигнуты в ходе летней кампании 1917 г. Но объемы артиллерии возрастали на главных фронтах Первой мировой войны в несоразмерных пропорциях: на Французском фронте к удару привлекались тысячи орудий, на Русском фронте - сотни.
5) Если ширина фронта прорыва на Французском фронте все время возрастала, достигнув в 1918 г. 70-80 км, то на Русском фронте ширина фронта прорыва уменьшалась. В 1915 г. она составила 35-40 км, в 1916 г. 18-20 км, в 1917 г. 10-15 км. Сокращение фронта позволяло сосредоточить более значительные силы и средства на ударном участке.
6) Система оборонительных позиций постоянно совершенствовалась, но не достигла того состояния, которое имели оборонительные позиции во Франции в 1918., до конца войны сохранив линейный характер.
7) Русские войска научились в должной степени осуществлять инженерную подготовку местности. Инженерно-штурмовой плацдарм при подготовке Луцкого прорыва 1916 г. имел 1-2 параллельные траншеи полного профиля, вынесенные вперед на 3 км от основных позиций. А при подготовке 11-м армейским корпусом наступления в 1917 г. плацдарм представлял собой несколько выдвинутых вперед линий окопов глубиной до 3-х метров. От противника до ближайших траншей плацдарма оставались предусмотренные инструкциями 150-200 шагов. Характерно, что одновременно с подготовкой плацдармов производилось усиление оборонительных сооружений на тех боевых участках, на которых намечалось сковывание противника.
Отмечая специфику военного искусства в позиционной войне в целом и на Русском фронте в частности, необходимо отметить, что между численностью наступающей пехоты и количеством поддерживающих ее атаку огневых средств существует определенное соотношение, при нарушении которого в меньшую сторону пехота не достигнет успеха или купит его слишком дорогой ценой. Искусство командования и заключается в определении этого соотношения. Маневр крупных огневых масс (артиллерия) подготавливал успех мелких (пехота). В процессе борьбы по овладению неприятельской позицией «маневр огня» и «маневр движения» составляли единое целое.
Русская армия в 1916 г. располагала значительно меньшими возможностями в отношении использования артиллерии и боеприпасов при прорыве позиционной обороны противника, чем английская, французская или германская армии. В условиях позиционного периода войны большинство русских корпусов занимало фронт в 20 км и более, т.-е. фронт, на котором в случае начала наступательной операции должны были действовать 1-2 армии. Низкие плотности войск, также как и проблемы в сфере артиллерийского вооружения и снабжения боеприпасами, оказывали более чем существенное влияние на результативность оборонительных и наступательных операций в обстановке позиционной войны.
Поэтому в русской армии особое внимание обращалось на выбор наиболее эффективной формы прорыва. Именно русский генералитет, поставленный перед необходимостью экономить ресурсы, разработал самобытные и эффективные способы преодоления позиционного тупика (А. А. Брусилов, Р. Д. Радко-Дмитриев. Н. Н. Юденича в данном контексте не упоминаем, т. к. на Кавказском фронте единый позиционный фронт отсутствовал).
Позиционная война предъявляла совершенно особые требования к командованию. Бой в условиях позиционной войны был особенно труден для командования, прежде всего, с точки зрения возможности осуществления непрерывного управления войсковыми массами. Направление в бой крупных единиц пехоты имело следствием перемешивание частей, потерю направления движения, т.-е. ослабляло устойчивость командования, лишавшееся возможности не только управлять, но зачастую даже знать положение своих частей. Чем дальше продвигалась наступающая пехота, тем все более усложнялось управление боем. Кроме того, требовалось обеспечить ювелирное взаимодействие всех родов войск.
Согласование боевого взаимодействия пехоты, артиллерии и приданных специальных войск составляло обязанность начальника дивизии. В начале боя его непосредственное влияние на первую линию атакующей пехоты ограничивалось лишь наблюдением (сам бой вели полковые и батальонные командиры). На этом этапе начальник дивизии вмешивался в сферу деятельности подчиненных лишь тогда, когда такое вмешательство было оправдано исправлением замеченных ошибок. Если боевая линия остановилась до достижения намеченного рубежа, он обеспечивал дальнейшее продвижение – руководя действиями артиллерийских масс и вводя в дело свои резервы.
В условиях маневренной войны именно дивизия располагала всеми необходимыми средствами, достаточными для решения поставленных задач. В обстановке же позиционной войны, несмотря на средства усиления, мощности дивизии уже было недостаточно.
В условиях наступательного боя периода позиционной войны армейский корпус являлся той боевой единицей, в рамках которой объединялись все тактические средства для организации операции прорыва. Командир корпуса, помимо осуществления общего руководства, оперировал действиями своих резервов и корпусной артиллерии. Боевой мощи корпуса хватало лишь на 3-4 дня непрерывного боя в условиях позиционной войны.
Лишь армия являлась наименьшей оперативной единицей, достаточной для выполнения наступательной операции в позиционной войне.
Т. о., армия являлась объединением, реализующим операцию, корпус был соединением, в котором объединялись тактические средства для организации наступления, а дивизия являлась боевой единицей.
Характеризуется позиционная война и широким привлечением технических специалистов – например, при ведении химической войны. Для организации газовых атак строились специальные окопы, выносимые впереди передовой линии (между ней и искусственными препятствиями). Нормативы устанавливали расход не менее чем 150 кг отравляющего вещества на 1 гектар площади. Как правило, 1 газомет устанавливался на каждые 5 - 10 метров по фронту и 400-800 метров в глубину. Газометы устанавливались на уровне второй линии окопов.
Русское военное искусство в период позиционной войны постоянно совершенствовалось и в целом соответствовало уровню Французского фронта. Например, если при подготовке наступательной операции в Шампани на 32-км фронте французами было вынуто 200 тыс. куб. метров грунта, то при подготовке операции 2-го армейского корпуса русской 7-й армии в мае 1916 г. на 7-км фронте наступления было вынуто 169700 куб. метров грунта.
Формы прорыва позиционного фронта получили наиболее яркое развитие именно на Русском фронте. Если в начале позиционной войны русское командование исходило из концепции нанесения сильного удара на одном участке фронта, то уже в марте 1916 г. в рамках одной (Нарочской) операции оно нанесло два одновременных (но разделенных пассивными участками) удара - на Северном фронте из якобштадтского района на Поневеж (5-я армия) и на Западном фронте - из района Поставы - оз. Вишневское в направлении на Вилькомир (2-я армия). Летом 1916 г. также были осуществлены 2 фронтовых операции – Западного и Юго-Западного фронтов. Причем последняя, в свою очередь, состояла из ряда одновременных армейских ударов на широком фронте.
Роль возросшего материально-технического обеспечения русской армии в кампании 1916 г. во многом способствовала первоначальным успехам Юго-Западного фронта, и в то же время расход этих ресурсов привел к неудачам осенней кампании. А. А. Брусилов в этой связи писал, что относительная малоуспешность боевых действий армий Юго-Западного фронта в этот период, по сравнению с майским наступлением, заключается главным образом в том, что тогда были накоплены снаряды тяжелой артиллерии, и мы могли подавлять артиллерийский огонь противника, в то время как в настоящее время неприятель превосходит русские войска силой огня тяжелой артиллерии, тогда как последние испытывают недостаток снарядов для гаубичной и тяжелой артиллерии.
Начальник штаба Юго-Западного фронта также писал, что уже в июле действия на Юго-Западном фронте приняли «какой-то случайный характер»: одни части вели атаки, в то время как другие стояли; общего руководства не было; потери были довольно серьезные, снаряды расходовались в огромном количестве, а результаты были ничтожны – в т. ч. и потому, что атаки производились с нарушением основных принципов, выработанных боевым опытом.
Усиливая артиллерию прорыва батареями с пассивных боевых участков, Юго-Западному фронту удавалось доводить общее количество легких и тяжелых орудий до 45-50 на 1 км фронта главного удара (например, 11-й армейский корпус в мае 1916 г.). В некоторых случаях прорыв имел успех и при 30-40 орудиях на 1 км ударного участка - но обычно это было там, где внезапность удара или слабость неприятельской артиллерии исключали необходимость осуществления контрбатарейной борьбы (операции 2-го и 40-го армейских корпусов в мае 1916 г.). В операциях 1917 г., когда русская армия значительно усилилась в материально-техническом отношении, удавалось иметь на 1 км фронта (без траншейной артиллерии) от 56 до 66 легких и тяжелых орудий (процент легких батарей колебался от 50 до 70 от этого количества).
Т. о., опыт позиционных наступательных операций русской армии в 1916-1917 гг. позволяет выделить среднюю плотность орудий на 1 км фронта (без траншейной артиллерии) равной 50-ти артиллерийским стволам. Это в 2-3 раза меньше нормативов Французского фронта – но и в этой ситуации русская армия добивалась впечатляющих успехов. Она научилась воевать в позиционной войне.
Говоря об обороне в период позиционной войны, необходимо отметить, что именно в данный период зародилась концепция системы огня как одного из базовых элементов построения обороны. Система включала в себя участки сосредоточенного стрелкового и артиллерийского огня (на подступах к переднему краю, на стыках между частями, на флангах, а иногда и в глубине обороны), а также рубежи артиллерийского заградительного огня перед передним краем. Промежутки между опорными пунктами также перекрывались огнем. Важное внимание уделялось созданию «огневых мешков», расположенных в глубине обороны. Система организации огня войсками строилась в сочетании с естественными препятствиями и инженерными заграждениями. При использовании в обороне артиллерии с 1916 г. командование русской армии стало шире и активнее массировать артиллерийские мощности на важнейших направлениях. Это обстоятельство повлекло за собой централизацию управления артиллерийским огнем в масштабе войсковых соединений. Широкое применение при отражении атак противника нашел артиллерийский заградительный огонь.
Для срыва химического удара противника широко использовалась практика осуществления артиллерийской контрподготовки (т. н. «встречный артиллерийский удар»). Для усиления эффективности применения артиллерии в оборонительном бою из дивизионной и приданной артиллерии стали формировать огневые группы поддержки пехоты - по числу боевых участков.
Учитывая всю вышеуказанную специфику боевых действий на Русском фронте в период позиционной борьбы (с конца 1915 г.), можно констатировать, что на нем установилась не позиционная война в западном понимании этого термина, а, скорее, наблюдалась стабилизация сплошного фронта. Борьба на Восточноевропейском ТВД в 1916-17 гг. носила преимущественно позиционно-маневренный характер.
Автор: OAV09081974