Как русские моряки не допустили посрамления чести своего государства и флага

Этой истории ровно век. И, хотя она, по известным идеологически соображениям, не вошла в хрестоматию боевой летописи отечественного флота, видимо, настало время, чтобы о ней вспомнить, хотя в некоторых изданиях эта история получила название «Фиумский инцидент».

Прошло пять лет после кровавой и трагической Цусимы, когда флот России еще только-только стал возрождаться и выходить из «постцусимского синдрома», а Россия, соответственно, из потрясений революции 1905-го и последующих восстаний на флоте в Севастополе, Владивостоке, Сеаборге… Но флот жил, флот снова вышел в море, выполняя не только, как говорят сегодня, учебно-боевые задачи, но и демонстрируя гордый Андреевский флаг вкупе с дипломатическими функциями.

Летом 1910 года эскадра Балтийского флота в составе броненосца «Цесаревич» и крейсеров «Адмирал Макаров», «Рюрик» и «Богатырь» под командованием контр-адмирала Николая Степановича Маньковского совершала поход в Средиземное море. На борту «Цесаревича» находился великий князь Николай Николаевич со свитой, на мачте броненосца развевался великокняжеский флаг. 19 августа эскадра зашла в черногорский Антивари (ныне город Бар Черногории) для участия в праздновании 50-летия царствования черногорского короля Николая I. Торжества проходили в столице страны Цетинье, куда и отправились русские тезки короля, Николай Николаевич и Николай Степанович. Королю был вручен российский фельдмаршальский жезл – таким образом, черногорец стал последним русским фельдмаршалом. После окончания торжеств эскадра отправилась назад в Россию. Великий князь Николай Николаевич по причине неотложных дел не был готов идти в обратный путь вокруг Европы на «Цесаревиче» и решил убыть домой на поезде. Чтобы высадить князя, корабли должны были зайти в принадлежавший Австро-Венгрии порт Фиуме (ныне Риека в Хорватии). Фиуме был одной из главных баз ВМС Австро-Венгрии с мощной крепостью. Русские корабли пришли туда 1 сентября. Обязательным ритуалом при заходе боевых кораблей в иностранный порт или при встрече двух эскадр, принадлежащих флотам разных стран, был обмен так называемым салютом наций, состоящим из 21 залпа (для его осуществления на кораблях имелись специальные салютные пушки). Русский отряд был в Фиуме гостем, поэтому первым дал салют он. Крепость не ответила.


Корабли Австро-Венгерского флота в главной базе - Фиуме.

Вернувшись на «Цесаревич», Маньковский поинтересовался у минного офицера, в ведение которого входила и радиоаппаратура, есть ли связь с Петербургом или, хотя бы, с Севастополем. Офицер, разумеется, ответил отрицательно, слишком слабыми были в то время средства радиосвязи. Адмирал, впрочем, не огорчился, а скорее, даже обрадовался. Теперь он уж точно был сам себе хозяин.

— Вот и хорошо, голубчик! – ответил адмирал. – Ни я, стало быть, ни у кого «добро» на действия не испрашиваю, ни мне никто никакой команды не отдаст. Полная автономность! Все беру на себя. Я решил, я за все и в ответе! Ну, с Богом! А дальше будем делать вот что… Не прошло и четверти часа, как к правому трапу «Цесаревича» подошел австрийский адмиральский катер с самим князем Монтекуккули на борту. Встретил его лейтенант барон Ланге, младший флаг-офицер командующего российским отрядом. Лейтенант на чистейшем немецком со всею учтивостью доложил, что командир русского отряда принять его светлость не может, ибо в это время обычно пьет чай. Австрийскому адмиралу ответную пощечину пришлось проглотить. Под прощальный салют княжеский катер убыл к своим кораблям.

Вслед за ним от «Цесаревича» отвалил катер с флаг-офицером Маньковского, который подойдя к австрийскому флагману сухо, но весьма твердо передал категорическое пожелание российского контр-адмирала, чтобы завтра, с подъемом флага, крепость и эскадра произвели традиционный салют. — Крепость произведет, — заверил австриец. — А эскадра не сможет. Завтра в четыре утра мы должны срочно уйти в море. — Мне приказано сообщить вам, что ни на какие уступки командир русского отряда не пойдет и эскадру Австро-Венгрии, не получив салюта с подъемом флага, с рейда не выпустит. — Но мы не можем задерживаться! — пыхтел австриец. Российский офицер еще раз повторил условия своего адмирала и, холодно отказавшись от предложенного кофе, спустился в свой катер. Была и еще одна причина такой реакции, ведь с политической точки зрения этот визит, помимо знака уважения и внимания к черногорскому монарху, должен был продемонстрировать европейским государствам и прежде всего соседней Австро-Венгрии возросшую мощь русского флота, готовность России при необходимости прийти на помощь славянским народам, да и себя защитить. Оставлять без ответа такое оскорбление на государственном уровне было нельзя…


Экипаж броненосца " Цесаревич"

По возвращении в Россию, 1 ноября на подходе к Кронштадту контр-адмирала Маньковского встретил командующий Балтийским флотом Николая Оттович Эссен и, спросив о том, оправданным ли был риск в Фиуме, получил короткий ответ: «Честь Андреевского флага стоит риска!»

В советской военно-морской историографии «Фиумскому инциденту» не нашлось места, и если бы не опубликованные в 1960-м в Париже воспоминания его участника Руденского Дмитрия Петровича «Что имело место в действительности», мы бы никогда не узнали правды о тех, кто отстаивал честь Андреевского флага.

А вот судьба главного героя Фиумы Николая Степановича Маньковского оказалась трагической. С началом «красного террора» он был расстрелян 10 января 1919-го в свое шестидесятилетие, как заложник и участник «Белого Движения» лишь за то, что каждое утро во дворе своего имения в древнем русском городе Ельце, поднимал Андреевский флаг, ведь для него девизом жизни было – «Честь Андреевского флага стоит риска!»