Александр Первый: истоки легенды


Александр I


Немного о прозаическом, или По пути из Таганрога в Петербург


Уходящий год отмечен юбилеем в российской истории – двухсотлетием со дня смерти Александра I. П.А. Вяземский и Наполеон назвали его сфинксом, не разгаданным до гроба. Верно отчасти, поскольку любой человек – сфинкс и для окружающих, включая близких, и для самого себя.

При этом на уровне массового сознания образ императора со странным, учитывая обстоятельства его восхождения на трон, прозвищем Благословенный из всех российских монархов видится самым таинственным во многом из-за легенды, согласно которой царь не умер 19 ноября в Таганроге, а, обуреваемый чувством вины, пусть и косвенной, в убийстве отца, выбрал путь кающегося странника.

Думаю, истоки легенды имеют вполне прозаическое объяснение: траурная процессия из Таганрога выехала только 29 декабря 1825-го. Вдобавок ко всему бальзамирование провели плохо, и по прибытии, спустя два месяца, в Петербург тело потемнело.

Встретив останки брата в Царском Селе, Николай I благоразумно распорядился никому их не показывать. Соответственно, поползли слухи: и не болел царь особо, и пятидесяти ему не исполнилось. Такое разносилось по кабакам шепотом и в салонах — погромче.

А на Руси, как заметил историк А. Н. Боханов, верят в то, чего нет и быть не может. Добавлю сюда народную любовь к странникам, каликам перехожим, чудесам, разного рода пророчествам и мечтам о Китеж-граде.

Почему в случае с Александром I верно бохановское «не может»? Прежде чем дать ответ и поразмышлять над легендой, замечу, что безапелляционно не утверждаю: император и старец не одно лицо, но не верю в уход первого, хотя очевидно, что личность Федора Кузьмича таит в себе загадки, по меньшей мере в плане происхождения — явно из податного сословия.


Праведный Федор Томский

Но при этом, повторю, я не стал бы отождествлять ее с почившим в Таганроге императором. Приведу аргумент, буквально в одной цитате, но вполне, на мой взгляд, убедительной.

В 1826-м в Петербурге был опубликован подробный отчет о движении траурного кортежа. В одном из современных исследований, выполненных на базе отчета, говорится следующее:

Постоянные осмотры тела при особом комитете производились ежедневно в полночь. Для постоянного мониторинга в гробу было сделано отверстие в виде клапана, через которое всегда можно было удостовериться о целостности тела. Когда же мороз понижался до 2-х или 3-х градусов по Реомюру, тогда под гробом постоянно держали ящики со льдом, нашатырём и поваренной солью для поддержания холода.


Траурный кортеж с телом Александра I

И тем не менее, внезапная для общества смерть царя породила мифы. Поговорим о них.

Александр I верил, что отца пощадят?


В смерти несчастного Павла I Александр I, конечно, виноват, поскольку состоял в числе заговорщиков, намеревавшихся свергнуть его отца с трона. И вопреки расхожему мнению, по словам историка Н. В. Коршуновой:

Примерно с середины 1799 до конца 1800 г. к заговору был привлечен великий князь Александр Павлович, который также стал одним из его руководителей.

Руководителей. Это определение делает пушкинские известные строки исторически неверными: вовсе не нечаянно слава пригрела любимого внука Екатерины II.


Павел I с семьей, слева на картине братья Александр и Константин

А если речь идет о славе Александра I-политика, то и здесь говорить о ее нечаянном характере не приходится, как и видеть в нем властителя слабого – в непростых переговорах с Наполеоном, дискуссиях с К. Меттернихом государь проявлял дипломатическое мастерство и волю, хотя ряд его шагов на международной арене представляется спорным – создание Царства Польского с сохранением армии, бывшей – корпус маршала Ю. Понятовского – еще недавно опорой Бонапарта, и офицерами, не расставшимися с мечтами о возрождении Речи Посполитой, с момента гибели которой всего-то прошло двадцать лет.

Да и поведение Александра I в критической для него ситуации после падения Москвы, отраженное в переписке с сестрой Екатериной Павловной, не дает оснований бросать императору упрек в безволии.

Властитель лукавый? На этот же упрек – на мой взгляд, его вообще странно бросать политику – ответил Людовик XI:

Кто не умеет притворяться, тот не умеет царствовать.

Александр I притворяться умел, не в последнюю очередь поэтому Россия при нем удержалась на вершине своего геополитического максимума, куда ее возвела Екатерина Великая. В 1826 г. начался спад, завершившийся крушением 1917-го.

Впрочем, в данной статье говорим о мифе. О политике Александра I см.: «Эхо Священного союза. Спасет ли Россия Европу».

Итак, заговор и его трагическая развязка. Александр I, видимо, верил в готовность отца внять аргументам нетрезвых, вооруженных и склонных к насилию заговорщиков и отречься от трона в пользу сына. Даже, может быть, не столько верил, сколько убеждал себя в этом, ибо кто-то верно заметил: наш разум всегда приходит в ту точку, где мы назначаем ему встречу.

В противном случае Александр I должен был бы предвидеть летящую в отцовский висок табакерку и офицерский шарф на шее умирающего самодержца, точнее — человека, пытавшегося им быть, ибо со смертью Петра I никакого самодержавия, по факту, в России не было. Правило столичное дворянство.


Возведенный по приказу Павла I Михайловский замок, в котором в ночь с 11 на 12 марта 1801 г. разыгралась трагедия.
А его часть считала необходимым физическое устранение несчастного царя. XVIII столетие с трагическими судьбами Алексея Петровича, Петра III, Ивана Антоновича давало повод именно такой сценарий считать наиболее вероятным.

Да, обстоятельства смерти у всех троих были разными, но фундаментальная причина их убийства одна – устранение перспективы занятия ими трона, в случае с отцом Павла I – повторного, либо им, либо его возможным наследником в будущем.

Ведь если представить, что свергнутому голштинцу удалось бы добраться до родины и жениться, то рожденный четой мальчик формально имел права на российский престол, ибо доказать, что отречение не носило добровольный характер, не составило бы труда.

Разумеется, речь идет о правовой стороне проблемы, а не о гипотетическом ожидании русским дворянством с распростертыми объятиями нового голштинского принца.

Соответственно, заговорщикам было проще убить Павла I, чем создавать в будущем прецедент с престолонаследием: мало ли, оставленный в живых бывший монарх бежал бы за границу, а там бы объявил, что его отречение недействительно.

Мистика власти и проза политического расчета


Но это частности. Нам интереснее конфликт мировоззрений – учитывал ли его Александр I? Дело в следующем. Мистически настроенный Павел I видел в царском служении сакральный характер, мыслил себя священником. Остановлюсь на этом подробнее.

Выдающийся филолог и историк Б.А. Успенский пишет об отождествлении в части элиты императора с Христом, то есть:

Так, в оде «Торжественное венчание и миропомазание на царство Его Императорского Величества Павла Перваго 1797 года апреля 5 дня» В.П. Петров говорит о Павле: «Не прикасайтесь; Господень Он, Христос!»

Соответственно, не удивительно, что подобного рода представления о царском служении приводили монарха к следующей мысли: на фоне отсутствия института патриаршества он – глава Церкви.

Павлу I подобное ви́дение сущности царской власти было свойственно как никакому другому российскому монарху:

Впервые начинает именовать себя главою церкви Екатерина II, пока еще только в частной переписке с иностранцами. Затем, пишет Б.А. Успенский, в 1797 г. Павел формально узаконивает этот титул в Акте о престолонаследии, где говорится, что «государи российские суть главою Церкви».

Раз царь — глава Церкви, то он может выполнять священническое служение:

Убеждение в харизматической основе функций монарха, — отмечает Б. А. Успенский, — как главы церкви может проявиться в том, что монарх воспринимается как священнослужитель. По словам Жозефа де Местра (французского мыслителя и политика — И. Х.), у русских «именно император является патриархом, и нет ничего удивительного в том, что Павлу I пришла фантазия служить обедню».

Или вот:

Точно так же Федор Головкин констатирует желание Павла сразу же после коронации «в качестве главы Церкви» служить литургию; равным образом, Павел хотел стать духовником своей семьи и министров, однако Синод отговорил его, возразив, что «канон православной церкви запрещает совершать таинства священнику, который женился во второй раз». Сходное указание находим у Гривеля (речь о французском писателе Г. Гривеле – И.Х.), который сообщает, что Павел выразил желание служить обедню на Пасху, сославшись на то, что он глава русской церкви и, следовательно, правомочен делать то, что делают подчиненные ему священнослужители; Гривель считает, что именно в этом случае Синод указал Павлу на то, что второбрачный священник не может совершать богослужения. Таким образом, Синод – по крайней мере, на словах – признает императора священником.

И всё это на фоне секуляризации сознания значительной части элиты, не рассматривавшей царское служение с сакральных позиций. Вольные нравы при дворе Екатерины II — да и ее предшественники, начиная с Петра I, аскетами не были — этому способствовали.


Эпизод из коронации Павла I, Александр стоит справа

В целом эпоха дворцовых переворотов привела к десакрализации представлений о монаршей власти в глазах дворянства, ставшего с 1762 г. привилегированным сословием и из служилого быстрыми темпами превращавшегося в паразитическое – по историческим меркам путь из Гриневых в Ноздревы оказался не столь уж длинным.

Сама Российская империя вступила в XIX в. только номинально абсолютной монархией, по существу, повторю, превратившись в дворянскую, чего мысливший в категориях Средневековья Павел I не заметил, за что заплатил жизнью.

По поводу Средневековья: на Западе теологи и философы ломали перья в дискуссиях о характере монаршей власти: король – мирянин или опоясанный мечом клирик? Об этом шла речь в статье «Карл X: забытый обряд или конец долгого Средневековья».

Для Павла I, полагаю, подобный вопрос не стоял: его монаршее служение сродни теургии. Для нас же важно: приведенные Б.А. Успенским примеры были, думаю, известны и Александру I. И – здесь все-таки я поставлю знак вопроса, воздержавшись от утверждений – он должен был понимать, что отец не станет отрекаться по требованию подданных?

Да и представить деятельного Павла I, 26 лет – половина из них проведена в гатчинском политическом заточении – мечтавшего о троне, полного планов, только вошедшего во вкус власти, которую он, как ему казалось, использует во благо России, – отрекающимся сложно.


Убийство Павла I
Здесь стоит вспомнить о другой стороне личности Павла I – ви́дение себя рыцарем:

Увы, восемнадцатый век, – писал военный историк А. А. Керсновский, – не был двенадцатым, и Российская империя не была Иерусалимским королевством.

И как должен рыцарь поступать в минуту опасности? Бежать? Особенно когда взбунтовались подданные? Неужели Александр I не понимал, что отец не побежит? Да, испугается, но от ниспосланной Творцом короны не отречется, даже если предстоит принять мученический венец, что и произошло.

Александр I гнал от себя мысль о возможном убийстве? Поверил П.А. Палену, что отца пощадят? Кстати, переживший Александра I Пален муками совести вроде никогда и не мучился.

Древние корни легенды


А вот Александр I, судя по всему, переживал в последующие годы, дав повод к рождению легенды. Ее тень легла и на супругу императора – Елизавету Алексеевну, будто бы тайно ушедшую в затвор.


Императрица Елизавета Алексеевна

И как ее муж, согласно слухам, спустя 11 лет после якобы инсценированной в Таганроге смерти явил себя миру старцем Федором Кузьмичом, так и его жена – подвижницей в Тихвине, когда минуло 8 лет после зафиксированной кончины. В истории она осталась затворницей Сыркова Девичьего монастыря Верой Молчальницей.

Психологически, повторю, такие мифы присущи русскому народу, во всяком случае были до недавнего урбанизированного времени. Последний из известных: отождествление А. Н. Косыгина с цесаревичем Алексеем, хотя он меньше ангажирован, чем истории с Лже-Анастасиями.

Рискну предположить спорное: легенда о Федоре Кузьмиче отчасти уходит корнями в индоевропейскую мифологию, повествующую о спящем под горой короле, а также в более поздние представления о кающемся монархе.

Отсюда — легенда о короле Артуре или о вовсе не утонувшем, но только заснувшем императоре Фридрихе Барбароссе. Из той же серии, хотя и менее известная, — легенда о конунге Олафе Трюггвасоне, которая гласит, будто он не погиб в морском сражении у Свольдера в сентябре 1000-го, а пополнил ряды спящих героев.

Правда, я где-то давно читал — не вспомню сейчас, где, — о том, будто конунг стал игуменом одного из монастырей на Святой Земле. В любом случае легенда достаточно поздняя, ибо Олаф погиб почти за сто лет до Первого Крестового похода, впрочем, паломничества совершались и до него, чему сарацины не препятствовали.

Такие паломничества на Святую Землю, после отвоевания ее у мусульман, среди знатных особ не были редкостью. Скажем, по преданию, его совершила жена Владимира Мономаха и мать последнего князя единой домонгольской Руси Мстислава Великого Гита Уэссекская – дочь павшего в битве при Гастингсе Гарольда II. Кстати, за три недели до своей гибели он сделал вдовой дочку Ярослава Мудрого Елизавету – супругу Харальда III Хардрады, убитого в битве при Стамфорд-Бридже. Принято считать, что это сражение завершило эпоху викингов.

Кто-то из читателей заметит: «Повествование ушло слишком в сторону от Александра». Нет.

Можно ли, в плане схожести мотиваций, связать уход Александра I с легендой о паломничестве Олафа, сопоставить с паломничеством Гиты или, например, Роберта Дьявола – отца Вильгельма Бастарда, на покорённой им английской земле превратившегося в Завоевателя? Паломничества знатных особ не всегда связывались с отречением от власти, но от прежнего образа жизни – история с Робертом. Мотивация, схожая с александровской, согласитесь.


Кающийся герцог Роберт Нормандский

Далее: что объединяет персонажей легенд о спящем короле и суровых властителей, отправлявшихся каяться за содеянное в Палестину? Принадлежность к военной корпорации – путь меча, трансформировавшийся в подвиг молитвы.

Военная слава в каком-то смысле также стала питательной средой для рождения легенды, отождествившей томского старца и почившего в Таганроге императора. Сам видел в московском храме Сошествия Святого Духа на Лазаревском кладбище большую икону, где в центре изображен праведный Федор Томский, а на клеймах по бокам – въезжающий в Париж Александр I.


Икона праведного Федора Томского, обратите внимание на клейма с изображением Александра I

С ним ассоциируется победа над Наполеоном, парижский триумф 1814-го и Священный союз, рожденный под эгидой России.

Предвижу возражение: «Парижский триумф — заслуга полководцев Александра I, а не его».

Разумеется, императора не поставить в один ряд с генерал-фельдмаршалом М.Б. Барклаем де Толли, незаслуженно находящимся в тени другого генерал-фельдмаршала – М.И. Кутузова: Михаил Богданович, полагаю, не уступал Михаилу Илларионовичу в военных дарованиях. Вот только он не имел, как, между прочим, и генералиссимус А.В. Суворов, таланта царедворца.

Кстати, в одном из писем великая княгиня Екатерина Павловна писала брату:

Я считаю вас таким же способным, как и ваши генералы, но вы должны играть не только роль полководца, но еще и роль правителя.

Можно ли Александра I назвать военным по внутреннему устроению? Полагаю, да, хотя, вероятно, и с натяжкой. Об этом свидетельствует его личное участие в сражении при Фер-Шампенуазе 25 марта 1814 года.

Но Александр I проявил себя на военном поприще не только храбростью, но и, осторожно допускаю, способностью стратега: во время русско-шведской войны 1808–1809 гг. идея перехода по льду Ботнического залива с целью перенесения боевых действий на территорию противника принадлежала именно ему.

Объективности ради, по поводу способностей Александра I как стратега — подобная моей оценка разделяется не всеми исследователями:

Теперь от него (речь об отъезде Александра I из армии после вторжения в Россию армии Наполеона — И.Х.) не требовалось, — пишет историк В.С. Парсамов, — специальных военных талантов, необходимых полководцу. И если раньше их отсутствие вызывало у царя ощущение собственной неполноценности и вселяло неуверенность в себе, то теперь он с высоты своего нового предназначения мог смело об этом говорить. В разговоре с мадам де Сталь, состоявшемся по возвращении царя из Москвы в Петербург, Александр выразил сожаление, что он не обладает талантом полководца.

Подытожу: легенда об Александре I и праведном Федоре Кузьмиче соответствует рожденным в Средневековье представлениям о монархе, либо отрекающемся от власти, либо совершающем паломничество на Святую Землю – а для наших предков века с XVI Россия таковой и являлась – в целях покаяния. Отчасти, пусть с натяжкой, легенда также содержит в себе отголосок мифа о спящем короле-воине.

Использованная литература
Бараньска А. Федор Кузьмич – Сибирская жизнь после смерти императора Александра I. история легенды
Коршунова Н.В. Цареубийство 11 марта 1801 г.: свои или чужие?
Монастыри и приходские церкви г. Торжка и их достопримечательности / [сост. Самбикин Д.И.]. Тверь, 1903. С. 32 – 33.
Парсамов В.С. Александр I: поиск роли
Томиловы. Памятная книга. Подготовка к публикации и комментарии д.и.н. Н.В. Середы. // Купеческие дневники и мемуары конца XVIII – первой половины XIX в. М., 2007. С. 341–342
Успенский Б.А. Избранные труды, том 1. Семиотика истории. Семиотика культуры. - М.: Издательство «Гнозис», 1994
Автор: Игорь Ходаков