Ещё раз о М.Н. Ефимове

Ранним августовским утром вместе со знакомым инженером Михаил Никифорович Ефимов вышел из дома и направился в город. У бульвара их неожиданно остановил белогвардейский патруль и потребовал документы. Морской офицер, пролистав паспорта, бросил инженеру: «Вы свободны. А вы, господин Ефимов, пойдемте со мной».

Его повели вниз, по лестнице, в порт. Там на рассвете пришвартовался ворвавшийся в Одессу деникинский эсминец под командованием капитана 2-го ранга Кисловского. «Что с ним делать?» — спросил сопровождавший Ефимова офицер у Кисловского. «Расстрелять!» — был ответ капитана.

Ефимова посадили в баркас и вывезли в центр бухты. «Даю шанс на спасение, — предложил офицер, командовавший шлюпкой. — Если доплывешь до берега, стрелять не стану». «Попробую, — согласился Ефимов и, прикинув приличное расстояние до берега, добавил. — Хотя шансов мало. Но я верю вашему обещанию». Ему развязали руки, и он бросился в море. Какие-то мгновения был под водой, но едва вынырнул, раздался выстрел. Тогда ему не было еще и 38-ми лет.

Так, со слов очевидца, рассказал о последних минутах жизни первого авиатора России В.Г. Соколов, которому после гибели летчика передали его документы.

Ефимова любили миллионы зрителей, им восхищались в России, Франции, Италии, Венгрии, его боготворили те, кто наблюдал смелые полеты в голубом небе. Его называли королем авиации, летным богом. «Имя М.Н. Ефимова вписано в историю воздухоплавания крупными буквами, — восторженно писал журнал «Воздухоплавание». — Не только по времени он является первым русским авиатором, он первый и в том смысле, что наиболее популярный в России, и в том, что наиболее известный за границей, и в том, что наиболее опытный из всех уже довольно многочисленных русских летунов. Он владеет искусством летания в такой степени, в какой оно доступно природному таланту. И этот авиаторский талант он, безусловно, имеет. Потому и выдвинулся сразу, поэтому и летает с неизменным успехом. Своими поразительными по красоте, смелости и продолжительности полетами за границей и ныне в России приобрел имя первого в России и третьего в мире авиатора».

Родился Ефимов на Смоленщине 1 ноября 1881 года. Семья жила очень скромно. В поисках лучшей жизни переехали в Одессу, где проживал приемный сын Ефимова-старшего Полиевкт. Отец, отставной унтер-офицер, пошел слесарничать в портовые мастерские, Михаил стал учиться в железнодорожно-техническом училище.

В это время одесская молодежь страстно увлекалась мототехникой. Не обошло это увлечение и юного Ефимова. Вместе с другими земляками он участвует в соревнованиях, завоевывает призы, награды. В 1908 и 1909 годах Михаил становится чемпионом России по мотоспорту.

И все-таки его тянет к зарождающейся авиации. Вначале он поднимается на планере, который сконструировал одессит инженер А. Цацкин. Все свободное от работы время, а Михаил в это время трудился электриком на телеграфе Одесского отделения Юго-Западной железной дороги, он проводит то в ангаре, где стоит планер, то на поле, готовя аппарат к полету. Но ему ни терпится освоить аэроплан, поучиться летному искусству. Тут подвернулся удобный случай.

Одесский банкир барон И.Ф. Ксидиас решил купить аэроплан, чтобы устраивать в городах России коммерческие полеты. Но для этого требовался пилот. Предложил уже известному авиатору Сергею Уточкину. Однако условия были настолько кабальными, что Сергей Исаевич отказался. Тогда Ксидиас обратился к Ефимову. Тот ничего не знал об отказе от контракта своего друга-земляка и согласился.

Контракт был жесткий. Ксидиас оплачивает учебу Ефимова в летной школе Анри Фармана во Франции в 30000 франков, а Михаил обязан был в течение трех лет показывать за плату полеты в различных российских городах. Ефимов контракт подписал и выехал во Францию.

Нелегко было русскому парню у Фармана. "В школе только летать учили, а до остального приходилось доходить самому. А как тут быть, когда я ни слова по-французски не знаю? С самолетом еще как-то разобрался — все же планер я уже собирал, а вот мотор, сердце аэроплана, дался мне нелегко. Мотор «Гном» ротативный, сложный. В школе никто ничего не показывает, спросить я ничего не умею, — прямо хоть плачь», — писал Михаил.

И тем не менее успехи русского парня поразительны. Анри Фарман и его брат Морис не нарадуются смышленым и настойчивым учеником. Михаил совершает полеты с Анри, заслуживает его похвалу. «Хорошо, — все чаще оценивает Фарман успехи любимого ученика, — хорошо!»



8 марта 1910 года в Одессе был настоящий праздник. Первый русский авиатор демонстрировал свое мастерство перед многотысячной публикой. Он взлетал, делал виражи, подъемы и спуски, садился, вновь взлетал. Публика ликовала. В награду отважному земляку поднесли лавровый венок с надписью: «Первому русскому авиатору».

Когда праздник закончился, нужно было решать судьбу контракта. За его досрочное расторжение Ксидиас потребовал неустойку в 15000 рублей! Члены совета аэроклуба попросили Ксидиаса отказаться от неустойки. Тот упирался. Последние его слова: «Согласен на 10 тысяч рублей».

И тут, к изумлению присутствующих, этот позорный торг неожиданно прервал Ефимов. Он вынул 26 тысяч франков и бросил Ксидиасу. Ошеломленные таким поворотом дела, все замерли. «Где же ты добыл такие деньги?» — спросил один из друзей. «У Фармана занял, — горько вздохнул Михаил. — Значит, ценит, коль одолжил такую сумму».

Но долг надо возвращать, и Ефимов снова едет во Францию. Перед отъездом он направил великому князю Александру Михайловичу, курирующему воздухоплавание в России, телеграмму. «Выдвинутый судьбой в ряды первоклассных авиаторов, — писал он, — жду с нетерпением того момента, когда, освобожденный от разного рода контрактов и нравственных обязательств по отношению к фирме и некоторым лицам, давшим мне возможность занять нынешнее положение среди авиаторов, я предложу свои услуги моей дорогой Родины. Мне больно слышать, что Фарман вызван в Петербург для сдачи аппаратов и обучению пилотажу офицеров. Между тем как я, сын России, делал то же во Франции безвозмездно».

Ответа пришлось ждать более двух месяцев. В мае 1910 года Ефимов получил письмо от генерала Александра Матвеевича Кованько, возглавлявшего Воздухоплавательный комитет России. «Военный министр, — писал генерал, — предложил мне запросить Вас, на каких условиях Вы могли бы поступить на службу в военное ведомство, главным образом с целью обучения офицеров русской армии».

Стало быть, там, в столице, все-таки заинтересовались его предложением. Ефимова вызвали в Петербург, к великому князю. Разговор был не столь продолжительным, но итог его обрадовал: он получит должность шеф-пилота открывающейся в Севастополе авиационной школы. Ему поручено готовить летчиков-офицеров для русской армии.

Но это будет позже, а пока Ефимов вынужден «отрабатывать» контракт с Анри Фарманом за границей. Он летает во Франции, Италии, Венгрии. В Ницце Ефимов завоевывает все четыре приза — за общую сумму дистанций, за скорость, за наименьший разбег при взлете с пассажиром и без пассажира. Он опережает всех в конкурсе на дальность дистанции и продолжительность полета на авиационной неделе в Будапеште.

В Италии, в Вероне, он опять в призерах. И неслучайно газеты восклицают: «Этот человек вылит из стали. Ни сильный ветер, ни дождь его не останавливают. Россия должна гордиться авиатором Ефимовым».

В сентябре 1910 года в Петербурге состоялся Всероссийский праздник воздухоплавания. Естественно, наряду с другими авиаторами, в них участвует и Ефимов. Он «в кожаной куртке и серой кепке, вида самого простого. И недаром вчера околоточный не желал пропустить его к ангару, требовал документ и даже записал на бумагу его имя и звание. Он удивительно подвижен. Сделает поворот — и вдруг осанкой и позой, плечами и даже игрою лица, напомнит Шаляпина…» — свидетельствовала петербургская газета.

Погода в первый день праздника стояла хмурая и дождливая. Авиаторы вроде бы не решаются начать полеты. И первым поднимается в чуть прояснившееся небо Ефимов на «Фармане». Его полет — на точность приземления. Результат — точно в круг. Вскоре он вновь в небе. Виражи, спуски, подъемы. Затем полет на гоночном «Блерио»…

На этом празднике Ефимов завоевал два первых приза за полеты при ветре 10 метров в секунду, все призы военного ведомства за подъем наибольшего груза, первый приз морского ведомства за точность посадки на условную палубу корабля.

После этого праздника журнал «Нива» напишет: «Знаменитый Ефимов показал действительно чудеса летания на громоздком «Фармане»… Он выделывал необычайные замысловатые кунштюки: то падал камнем вниз, выпрямляясь и задерживая спуск лишь у самой земли, то описывал восьмерки и петли. Нырял, почти сразу взлетал с поверхности земли и садился на землю с небывалой до сих пор точностью. Огромный аэроплан производил в его руках впечатление послушного, легкого и грациозного животного».

Более того, Ефимов летал ночью, о чем свидетельствует журнал «Воздухоплавание»: «Были очень интересные полеты Ефимова и Мациевича при полной темноте, а первого даже в сильный туман, причем Ефимов летал с двумя пассажирами».

Первый русский летчик, как никто другой, понимает и осознает роль молодой авиации в современной войне. «Тут и разведка — сверху все видно — дороги, леса, реки, озера, здания, группы людей, войска, и нацеливание артиллерии на противника, и бомбометание, чему надо учиться. Пожалуй, можно не бояться обстрела, держась на высоте, недосягаемой для пуль и снарядов. Легко можно уклониться от пуль, маневрируя аппаратом». И вывод: «У кого будут лучше аэропланы и более опытные летчики, тому и победа достанется легче».

Он очень обрадовался, когда его учеников и самого пригласили к участию в военных маневрах Петербургского военного округа. Здесь было все: и разведка, уничтожение аэростатов противника, бомбометание и даже ведение воздушного боя. Маневры понравились Ефимову. «Все задания выполнялись просто, точно и легко, — признавался он столичному корреспонденту. — Сверху видно все, замечаешь, возвращаешься и доносишь. Как-то, рассматривая неприятельские силы, очутился над их головами. Вижу направленные на аэроплан ружейные дула. Пришлось ручку взять на себя и уходить в облака… В другой раз не рассчитал количества бензина, пришлось сесть между своими и «неприятельскими» лагерями. Ко мне подскакала конница и объявила, что я в плену. Вообще же маневры удались чрезвычайно, летали во всякое время, днем и ночью, в безветрие и при ветре, аварий не было».



Еще перед отправкой на фронт Ефимов телеграфирует великому князю: английская фирма заинтересовалась его самолетом. Согласна построить у себя. Что делать? Великий князь рассудил: зачем кому-то передавать документацию, велел выслать чертежи. Обрадованный тем, что мечта может осуществиться, Ефимов отправляет чертежи по назначению. И больше Ефимов их никогда не увидел. Как в воду канули. Впоследствии иследователи, обнаружив в фондах военно-исторического архива (РГВИА) лишь пояснительную записку без чертежей, сделали вывод, что проект был передан или продан союзной Англии.

Русский истребитель конструкции Ефимова так и не появился. Как не появились оригинальные самолеты и десятков других талантливых отечественных конструкторов-самородков. И здесь уместно напомнить одно очень примечательное в определенном смысле выступление великого князя, куратора русской авиации на открытии Отдела воздушного флота. Это выступление, проливает свет на тогдашнее отношение царских властей к отечественным создателям самолетов.

«Пуще всего комитету не следует увлекаться мыслью создания воздушного флота в России по планам наших изобретателей и непременно из русских материалов», — предостерегает великий князь. Интересно, а почему не строить свои, отечественные аэропланы и из своих же материалов? Но нет. Родственник царя предлагает закупать только уже готовые аэропланы у Фармана, Блерио, Вуазена. «Комитету лишь остается воспользоваться этими результатами», -резюмирует князь. Ни больше, ни меньше.

С началом Первой мировой войны Ефимов идет добровольцем на фронт. Воюет в составе 32-го авиационного отряда на Западном фронте. Ведет разведку, производит бомбометание по вражеским позициям. Он отчаян, смел, мужествен, получает Георгиевский крест. Но с заносчивым аристократическим начальством никак не уживается, окончательно разругался. И пишет рапорт с просьбой перевести его в другой отряд, к своему ученику, капитану Берченко.

Наиболее полно проявил свои способности первого авиатора России на фронте Ефимов чуть позже. Немцы все активнее стали использовать в бою аэропланы. Количество их на фронте постоянно росло. С ними нужно было вести борьбу, поэтому требовались летчики-истребители.

Вызвали на фронт и Михаила. Причем в приказе подчеркивалось: «ввиду выдающихся способностей гражданина Ефимова управлять быстроходными самолетами, направить его в 4-й отряд истребителей». Здесь он ежедневно участвует в воздушных боях, сбивает неприятельские аэропланы. Ему всегда сопутствовала удача в полетах. Десятки и сотни взлетов, посадок, крутых виражей, длительных перелетов, спусков, воздушных боев — и все благополучно.

Только однажды ему выпало нелегкое испытание. Это было во время авиационной недели в Будапеште. Как-то раз он взлетел, сделал круг над аэродромом, второй. Поднялся выше. Почувствовал что-то неладное с мотором. Попробовал спланировать — аэроплан не послушался, стал быстро падать…Очнулся Михаил в больнице. К счастью, от ушиба головы и почек оправился сравнительно быстро. Даже успел на заключительные соревнования здесь же, в Будапеште.



Источники:
Анисимов В. Русские летят // Авиация и космонавтика. 2010. №06. С. 4.
Демин А. Авиаконструктор или… дезертир? // Крылья Родины. 2002. №02. С. 6-8.
Королева Е.В. Первые среди первых / Грибанов С.В., Королева Е.В. //Пилоты Его Величества. сб. статей. М.: ЗАО Центрполиграф, 2007. С. 4-7, 48, 72-102.
Крикуненко А. Расстрел в Одесской бухте // Крылья Родины. 1999. №12. С. 28-30.
Нахапетов В.Н., Тищенко В.Ю. Полёт сквозь столетие. Очерки истории завода «Одесавиаремсервис». Харьков: Майдан, 2005. С. 14-18.