Потсдамский дневник командира дирижабля
Мне хотелось бы предложить уважаемым коллегам еще одну интересную историю, которую рассказал нам в своих воспоминаниях известный немецкий командир дирижабля времен первой мировой войны Хорст фон Буттлар.
Как-то командир нашего дивизиона морских дирижаблей Штрассер, будучи в министерстве военно-морского флота в Берлине, вызвал туда и меня. Пользуясь этим благоприятным случаем, теплым и тихим вечером мы сидели в кафе «Аустермейер» на Курфюрстердамм. Берлин был прекрасен в эту пору года, впрочем, он был великолепен всегда. Негромкая музыка навевала лирическое настроение, образы романтических приключений будоражили мою молодую душу, наполняли ее трепетным ожиданием чего-то светлого и необыкновенного. И мне нужно завтра уезжать? Покинуть этот покой, этот уютный мирный уголок? Если бы Штрассер мог читать мои мысли?
Неожиданно он спросил меня:
– Скажите Буттлар, согласились бы Вы пожить несколько недель в Берлине, в Потсдаме?
– Согласился бы я!?… Вы меня спрашиваете!?… Позволительно ли Вам, господин капитан, будить во мне столь несбыточные надежды? Господи, если ты есть, ты должен исполнить эту мечту… Господи, ты хорошо меня слышишь? Мы выпьем за это много раз! Официант!!!…
Между тем, Штрассер сообщил мне, что хочет на несколько ближайших месяцев приостановить боевые вылеты дирижаблей. Дело в том, что в Фридрихсхафене полным ходом идет строительство новых кораблей 40-го типа, и до завершения их постройки осталось немного времени. Кроме того, он сказал, что мой экипаж с самого начала войны непрерывно участвует в боевых действиях и нам просто необходим отдых. Он пообещал, что как только боевые вылеты над Северным морем возобновятся, он назначит мой экипаж в дело одним из первых. Я с радостью согласился.
Далее Штрассер рассказал, что армейское командование решило отказаться от применения собственных дирижаблей, в связи с чем было принято решение предать их флоту, и что моя команда будет их принимать. Оценка их состояния и официальная передача армейских дирижаблей будет происходить в Потсдаме. О чем еще можно мечтать молодому офицеру? Таким образом, в начале января 1917 года мы сдали свой безотказный L 30 другой команде, а сами из Альтхорна, через Ольденбург, приехали в Потсдам. На следующий день прибыл и армейский дирижабль, который получил морское обозначение L 25. Все наши морские дирижабли, которые нам поставила фирма «Цеплелин» получали обозначение «L». Мы должны были работать в тесном сотрудничестве с техническими специалистами исследовательского отдела флота, поэтому корабль должен был находиться рядом с Берлином. На дирижабль необходимо было установить оборудование для полетов над морем, а также опробовать различные новшества и изобретения, которыми собственно и занимались специалисты морского ведомства.
Когда мы приступили к делу, оказалось, что вблизи эллинга, в котором находился воздушный корабль, не было казармы для размещения команды. С офицерами и унтер-офицерами дело обстояло проще – мы были размещены в Потсдаме на квартирах, хозяев которых выбирали, прежде всего, с выгодой для себя. Дело в том, что тогда было время продовольственного дефицита, поэтому один из нас жил у булочника, другой у мясника, третий ухаживал за дочерью владельца кондитерского магазина, потом мы менялись местами, подселялись друг к другу, и, таким образом, жили просто великолепно. Как и следовало ожидать, эти обстоятельства не способствовали укреплению дисциплины, но люди, после однообразной службы на побережье Северного моря, нуждались хотя бы в кратковременном отдыхе. Сейчас, по прошествии нескольких лет, я могу с уверенностью и гордостью сказать, что все люди, которые служили под моим началом, вели себя честно и безупречно, как на войне, так и во время революции, что было совсем не просто.
Гораздо больше проблем вызвало размещение рядовых членов экипажа и наземной вспомогательной команды. Наш экипаж состоял из 24 человек, и примерно столько же моряков было во вспомогательной команде. Это были прикомандированные к кораблю матросы и техники, которые выполняли различные наземные работы – заправку газом, ремонт, ввод и вывод корабля из эллинга и т.д. Тех из них, кто показал себя с хорошей стороны, обучали, и они со временем вводились в состав экипажа дирижабля. Таким образом, я всегда имел возможность при необходимости увеличить свой экипаж из числа моряков вспомогательной команды.
С просьбой о постройке казармы для команды я неоднократно обращался к «компетентному» адмиралу из министерства ВМФ и так надоел ему, что однажды он в довольно резкой форме сказал: «Ради Бога, делайте что хотите, только оставьте меня в покое!». Нам не нужно было повторять дважды. Мой старший офицер, лейтенант фон Шиллер буквально понял выражение – «делайте, что хотите» – и уже после обеда был на Потсдамской ярмарке древесины. Через несколько дней стройматериалы прибыли к месту строительства, в район зоопарка. Мы собирались построить приличную казарму с жилыми комнатами, спальнями и кают-компанией. Клуб-бар для унтер-офицеров и моряков, само собой, подразумевался. Мы выбрали место для постройки как можно глубже в лесу, чтобы казарма находилась в тени деревьев. Каркас здания был уже практически готов, когда к нам прибыл «компетентный» адмирал из министерства, осмотрел казарму и приказал переместить ее в другое место, так как, согласно инструкции, казарма должна располагаться «не менее чем в пятидесяти метрах от эллинга». Этого мы, «к сожалению», не знали до сего дня и, наверное, мы чего-то не понимали в воздухоплавании. Хорошо, казарма будет в пятидесяти метрах от эллинга, взяли мы под козырек.
Следующий раз адмирал появился у нас, когда осталось только поставить окна и двери. Высокопоставленная персона осмотрела здание, и, к нашему удивлению, снова осталась недовольна. Казарма не может располагаться на этом месте, – заявил адмирал – она будет мешать выводу дирижабля из эллинга. Интересно, это означало следующее: мы ничего не понимаем в воздухоплавании. Я не думаю, что этот деятель хоть раз в жизни выводил из эллинга дирижабль. Кроме нас никто не был так заинтересован в том, чтобы наш дирижабль благополучно входил и выходил из эллинга, но по сравнению с мнением такого «специалиста», наши робкие возражения были просто дилетантскими. Таким образом, закончить строительство казармы нам было не суждено и во второй раз. Я думаю, что разборка-сборка здания стоили больше, чем вся казарма. В конце концов, казарма была построена и еще долго стояла на том месте. Позже, после решения о закрытии воздухоплавательной станции в Потсдаме, она была перевезена в Тондерн (Шлезвиг-Гольштейн).
Все было бы не так печально, если бы не …изобретатели. Изобретатели, которых мы получили на свою голову по воле министерских чиновников, были просто ужасны. К нашему недоумению и огромному сожалению, все изобретения, которые мы были вынуждены обсуждать или испытывать, были абсолютно оторваны от реальности и абсурдны. Я вспоминаю об одном таком типичном изобретателе. В один из дней мне позвонили из министерства и пригласили на беседу с одним, как мне уточнили, известным деятелем науки и техники. Взяв с собой моего помощника лейтенанта Шиллера, который был силен во всяких там технических штучках, я отправился в штаб. Профессор Эрфиндер, с которым мы познакомились, был очень образованным человеком. По его утверждению, он много лет интересовался проблемами военно-морского воздухоплавания. Глубоко разобравшись в этом непростом вопросе, профессор решил предложить для практической реализации оригинальную идею, которая позволит без особого труда и риска уничтожить весь военно-морской флот Великобритании. Мы с Шиллером изумленно переглянулись и с неподдельным интересом приготовились слушать. Проект профессора был тщательно и подробно разработан. Суть его состояла в следующем.
Как-то командир нашего дивизиона морских дирижаблей Штрассер, будучи в министерстве военно-морского флота в Берлине, вызвал туда и меня. Пользуясь этим благоприятным случаем, теплым и тихим вечером мы сидели в кафе «Аустермейер» на Курфюрстердамм. Берлин был прекрасен в эту пору года, впрочем, он был великолепен всегда. Негромкая музыка навевала лирическое настроение, образы романтических приключений будоражили мою молодую душу, наполняли ее трепетным ожиданием чего-то светлого и необыкновенного. И мне нужно завтра уезжать? Покинуть этот покой, этот уютный мирный уголок? Если бы Штрассер мог читать мои мысли?
Неожиданно он спросил меня:
– Скажите Буттлар, согласились бы Вы пожить несколько недель в Берлине, в Потсдаме?
– Согласился бы я!?… Вы меня спрашиваете!?… Позволительно ли Вам, господин капитан, будить во мне столь несбыточные надежды? Господи, если ты есть, ты должен исполнить эту мечту… Господи, ты хорошо меня слышишь? Мы выпьем за это много раз! Официант!!!…
Между тем, Штрассер сообщил мне, что хочет на несколько ближайших месяцев приостановить боевые вылеты дирижаблей. Дело в том, что в Фридрихсхафене полным ходом идет строительство новых кораблей 40-го типа, и до завершения их постройки осталось немного времени. Кроме того, он сказал, что мой экипаж с самого начала войны непрерывно участвует в боевых действиях и нам просто необходим отдых. Он пообещал, что как только боевые вылеты над Северным морем возобновятся, он назначит мой экипаж в дело одним из первых. Я с радостью согласился.
Далее Штрассер рассказал, что армейское командование решило отказаться от применения собственных дирижаблей, в связи с чем было принято решение предать их флоту, и что моя команда будет их принимать. Оценка их состояния и официальная передача армейских дирижаблей будет происходить в Потсдаме. О чем еще можно мечтать молодому офицеру? Таким образом, в начале января 1917 года мы сдали свой безотказный L 30 другой команде, а сами из Альтхорна, через Ольденбург, приехали в Потсдам. На следующий день прибыл и армейский дирижабль, который получил морское обозначение L 25. Все наши морские дирижабли, которые нам поставила фирма «Цеплелин» получали обозначение «L». Мы должны были работать в тесном сотрудничестве с техническими специалистами исследовательского отдела флота, поэтому корабль должен был находиться рядом с Берлином. На дирижабль необходимо было установить оборудование для полетов над морем, а также опробовать различные новшества и изобретения, которыми собственно и занимались специалисты морского ведомства.
Когда мы приступили к делу, оказалось, что вблизи эллинга, в котором находился воздушный корабль, не было казармы для размещения команды. С офицерами и унтер-офицерами дело обстояло проще – мы были размещены в Потсдаме на квартирах, хозяев которых выбирали, прежде всего, с выгодой для себя. Дело в том, что тогда было время продовольственного дефицита, поэтому один из нас жил у булочника, другой у мясника, третий ухаживал за дочерью владельца кондитерского магазина, потом мы менялись местами, подселялись друг к другу, и, таким образом, жили просто великолепно. Как и следовало ожидать, эти обстоятельства не способствовали укреплению дисциплины, но люди, после однообразной службы на побережье Северного моря, нуждались хотя бы в кратковременном отдыхе. Сейчас, по прошествии нескольких лет, я могу с уверенностью и гордостью сказать, что все люди, которые служили под моим началом, вели себя честно и безупречно, как на войне, так и во время революции, что было совсем не просто.
Гораздо больше проблем вызвало размещение рядовых членов экипажа и наземной вспомогательной команды. Наш экипаж состоял из 24 человек, и примерно столько же моряков было во вспомогательной команде. Это были прикомандированные к кораблю матросы и техники, которые выполняли различные наземные работы – заправку газом, ремонт, ввод и вывод корабля из эллинга и т.д. Тех из них, кто показал себя с хорошей стороны, обучали, и они со временем вводились в состав экипажа дирижабля. Таким образом, я всегда имел возможность при необходимости увеличить свой экипаж из числа моряков вспомогательной команды.
С просьбой о постройке казармы для команды я неоднократно обращался к «компетентному» адмиралу из министерства ВМФ и так надоел ему, что однажды он в довольно резкой форме сказал: «Ради Бога, делайте что хотите, только оставьте меня в покое!». Нам не нужно было повторять дважды. Мой старший офицер, лейтенант фон Шиллер буквально понял выражение – «делайте, что хотите» – и уже после обеда был на Потсдамской ярмарке древесины. Через несколько дней стройматериалы прибыли к месту строительства, в район зоопарка. Мы собирались построить приличную казарму с жилыми комнатами, спальнями и кают-компанией. Клуб-бар для унтер-офицеров и моряков, само собой, подразумевался. Мы выбрали место для постройки как можно глубже в лесу, чтобы казарма находилась в тени деревьев. Каркас здания был уже практически готов, когда к нам прибыл «компетентный» адмирал из министерства, осмотрел казарму и приказал переместить ее в другое место, так как, согласно инструкции, казарма должна располагаться «не менее чем в пятидесяти метрах от эллинга». Этого мы, «к сожалению», не знали до сего дня и, наверное, мы чего-то не понимали в воздухоплавании. Хорошо, казарма будет в пятидесяти метрах от эллинга, взяли мы под козырек.
Следующий раз адмирал появился у нас, когда осталось только поставить окна и двери. Высокопоставленная персона осмотрела здание, и, к нашему удивлению, снова осталась недовольна. Казарма не может располагаться на этом месте, – заявил адмирал – она будет мешать выводу дирижабля из эллинга. Интересно, это означало следующее: мы ничего не понимаем в воздухоплавании. Я не думаю, что этот деятель хоть раз в жизни выводил из эллинга дирижабль. Кроме нас никто не был так заинтересован в том, чтобы наш дирижабль благополучно входил и выходил из эллинга, но по сравнению с мнением такого «специалиста», наши робкие возражения были просто дилетантскими. Таким образом, закончить строительство казармы нам было не суждено и во второй раз. Я думаю, что разборка-сборка здания стоили больше, чем вся казарма. В конце концов, казарма была построена и еще долго стояла на том месте. Позже, после решения о закрытии воздухоплавательной станции в Потсдаме, она была перевезена в Тондерн (Шлезвиг-Гольштейн).
Все было бы не так печально, если бы не …изобретатели. Изобретатели, которых мы получили на свою голову по воле министерских чиновников, были просто ужасны. К нашему недоумению и огромному сожалению, все изобретения, которые мы были вынуждены обсуждать или испытывать, были абсолютно оторваны от реальности и абсурдны. Я вспоминаю об одном таком типичном изобретателе. В один из дней мне позвонили из министерства и пригласили на беседу с одним, как мне уточнили, известным деятелем науки и техники. Взяв с собой моего помощника лейтенанта Шиллера, который был силен во всяких там технических штучках, я отправился в штаб. Профессор Эрфиндер, с которым мы познакомились, был очень образованным человеком. По его утверждению, он много лет интересовался проблемами военно-морского воздухоплавания. Глубоко разобравшись в этом непростом вопросе, профессор решил предложить для практической реализации оригинальную идею, которая позволит без особого труда и риска уничтожить весь военно-морской флот Великобритании. Мы с Шиллером изумленно переглянулись и с неподдельным интересом приготовились слушать. Проект профессора был тщательно и подробно разработан. Суть его состояла в следующем.
Автор: Oldman