Заход в атаку со стороны солнца
Легендарный летчик М. Громов, в тонкостях разбирающийся в летном деле, утверждал, что «только через три-пять лет постоянной практики можно считать себя настоящим летчиком». В подтверждение своих слов он дает впечатляющую картину работы летчика-истребителя во время воздушного боя: «Комплекс объектов, подлежащих его вниманию, чрезвычайно высок: он должен следить за противником, не выпуская его из виду ни на одну секунду, за обстановкой, держать связь со своими самолетами и взаимодействовать с ними, слушать команды, следить за топливом, за показаниями приборов и т.п. И все это — при сознании угрожающей ему опасности, требующей постоянной внутренней мобилизационной готовности. …Летчик должен быть готов к любой неожиданности. Ничто не должно застать его врасплох». Комментарии здесь излишни.
А.В. Ворожейкин, рассказывая о боях на Халхин-Голе, вспомнил слова одного сбитого японского летчика: «Знаю, что у вас из военных школ выпускают слабых летчиков. Чтобы стать полноценным истребителем, нужно прослужить в строевой части не менее двух-трех лет, а здесь у вас больше половины второго года службы». О военных школах пленный сказал правду. В ту пору курсанты со стрельбами и воздушными боями только знакомились, да и летали в школах на старых самолетах, поэтому летчику после школы требовалось освоить новый самолет, изучить его возможности в учебном бою». Итак, имеем усредненный временной ориентир становления полноценного истребителя — минимум три года интенсивной подготовки в строевой части.
Народный комиссар авиационной промышленности А.И. Шахурин, рассуждая о подготовке летчиков в строевых частях и проблемах освоения новой авиационной техники перед войной, пишет: «К началу 1941 г., когда авиационные части стали пополняться новыми самолетами, появилась забота об их освоении. Настроение у летчиков самое различное. Одни радовались... Другие находили эти самолеты более сложными, не такими маневренными, как старые, считали их слишком строгими в управлении. Все это было верно. Новые боевые машины давались не сразу. К тому же в предвоенные годы, стремясь добиться безаварийности в частях, в боевой подготовке все меньше и меньше применяли фигуры высшего пилотажа. Мало тренировались в сложных условиях и ночью. Если к этому добавить, что летный состав в отдельных частях более чем наполовину состоял из молодежи, то станет ясно, почему освоение новой техники кое-где шло со «скрипом» и кое-кто высказывал недоверие к ней. На старых самолетах летать было привычнее».
Народный комиссар знал, о чем говорит.
Ситуацию усугублял и тот факт, что перед войной были снижены нормы годового налета. Г.Н. Захаров пишет: «И так летать приходилось не особенно много, а тут последовало распоряжение урезать нормы до минимума. Как только урезали эти нормы, во всех частях подскочил процент аварийности».
Масло в огонь подлил пресловутый приказ наркома обороны о переводе личного состава ВВС на казарменное положение. Б.Н. Еремин вспоминает: «Все, кто прослужил менее 4-х лет, приравнивались к срочнослужащим. Летчики и техники тяжело переживали этот приказ. Настроение было нерабочим, подавленным. Летная работа была сокращена, перестройка заняла почти все оставшиеся месяцы мирной жизни…»
Грянула Великая Отечественная война. Что мы имели? А.И. Покрышкин в своих мемуарах пишет, что перед войной летные школы готовили пилотов по устаревшим программам. «Целые годы, зимой и летом, при любой погоде, нас учили выходить на «Т» с убранным газом и сажать машину точно у знака, в пределах нескольких метров. Подтягивание на моторе считалось грубым нарушением наставления. Даже высший пилотаж и стрельба — самое главное для истребителя — отступали на задний план перед этим элементом полета. ...Новое пополнение прибывало в авиацию из школ, которые готовили молодых летчиков по старой, давно составленной программе, для таких машин, как «чайка», И-16. Прибыв на фронт, летчик сразу попадал в почти новый для него мир; тактические навыки, приобретенные в школе, явно были недостаточными по сравнению с тем, что требовала война».
С ним солидарен А.В. Ворожейкин: «В школах по взлету и посадке в основном и судили о выучке инструкторов и курсантов: ведь на взлетах и посадках происходило наибольшее количество происшествий. Поэтому к другим элементам пилотирования в школах подходили снисходительно. Сложилась даже поговорка: «Хорошо взлетает, посмотрим, как сядет» ...В школах не отрабатывались такие элементы пилотирования, как стремительные перевороты, пилотаж на низкой высоте и другие приемы, требовавшие от летчика воли, точного расчета всех своих движений, сопровождавшимися большими перегрузками. …Например, на И-16 в учебных целях больше двух витков (штопора) не делали, и мало кто знал, что с третьего витка характер вращения машины резко менялся: самолет круче, почти вертикально опускал нос к земле, вертелся значительно быстрее, от крыльев, рассекающих воздух, возникали неприятно шипящие звуки. …Словом, наше молодое пополнение надо было доучивать. А главное — прививать чувство самостоятельности в полете, как этого требует воздушный бой».
Вопросы по поводу уровня подготовки летчиков есть? Есть? Тогда идем дальше и посмотрим, что пишет по этому поводу Б.Н. Еремин: «Для многих молодых летчиков, которые начали воевать под Сталинградом, первый боевой вылет часто становился последним. Гитлеровские асы не прощали даже малейшей оплошности и не оставляли времени для приобретения боевой формы». Впечатляющий итог боев под Сталинградом подводит С.В. Грибанов: «За декабрь 1942 г. в 434-м ИАП осталось два летчика — зам. ком. полка и комиссар…»
Мало что изменилось в вопросе обучения боевому мастерству летчиков и в последующие годы войны. По этому поводу веско высказался А.В. Ворожейкин: «Во время войны наши курсы занимались подготовкой мастеров воздушного боя, но фронт показал, что готовили не так, как надо. Главная слабость курсов была в том, что мало внимания уделялось воздушной стрельбе. ... Обучали по старинке, как в двадцатые годы, когда максимальная скорость истребителя не превышала 200-280 км/ч. По полотняному конусу, который летчики называли «колбасой», стреляли только заградительным огнем, целясь не в саму мишень, а в упрежденную точку, надеясь, что «колбаса» сама наскочит на пушечную очередь. ...С ростом скоростей истребителей, появлением крупнокалиберных пулеметов и пушек вынос точки прицеливания был настолько большим, что конус стал выходить из поля зрения летчика. К тому же светящаяся трасса перед носом врага предупреждала противника об опасности, он принимал контрманевр, атака срывалась». В.И. Воронов поддерживает эту мысль: «Чтобы сбивать в воздушном бою, надо уметь стрелять. Вся беда в том, что мы слабо тренированы в стрельбе по воздушным целям. Поэтому и складывается впечатление о неуязвимости «мессеров»…
Почему же, летая на хороших машинах, мы не всегда могли в бою использовать их высокие ЛТД? Напрашивался вывод: кроме хороших машин и подготовленных летчиков, надо уметь тактически грамотно применять технику и оружие в бою с учетом техники и тактики врага. В наших действиях явно просматривались элементы недооценки и упрощенного подхода к выбору тактических приемов, шаблоны при построении боевых порядков, недоставало хитрости…»
О тактике пишут многие мастера воздушного боя. В этом плане для нас интересна их оценка первой половины войны. Именно начальный этап войны дает возможность в чистом виде увидеть тактический багаж противоборствующих сторон. В ходе боевых действий идет встречная диффузия тактических идей, поэтому различия в подходах к воздушному бою быстро размываются и нивелируются.
А.В. Ворожейкин, рассказывая о боях на Халхин-Голе, вспомнил слова одного сбитого японского летчика: «Знаю, что у вас из военных школ выпускают слабых летчиков. Чтобы стать полноценным истребителем, нужно прослужить в строевой части не менее двух-трех лет, а здесь у вас больше половины второго года службы». О военных школах пленный сказал правду. В ту пору курсанты со стрельбами и воздушными боями только знакомились, да и летали в школах на старых самолетах, поэтому летчику после школы требовалось освоить новый самолет, изучить его возможности в учебном бою». Итак, имеем усредненный временной ориентир становления полноценного истребителя — минимум три года интенсивной подготовки в строевой части.
Народный комиссар авиационной промышленности А.И. Шахурин, рассуждая о подготовке летчиков в строевых частях и проблемах освоения новой авиационной техники перед войной, пишет: «К началу 1941 г., когда авиационные части стали пополняться новыми самолетами, появилась забота об их освоении. Настроение у летчиков самое различное. Одни радовались... Другие находили эти самолеты более сложными, не такими маневренными, как старые, считали их слишком строгими в управлении. Все это было верно. Новые боевые машины давались не сразу. К тому же в предвоенные годы, стремясь добиться безаварийности в частях, в боевой подготовке все меньше и меньше применяли фигуры высшего пилотажа. Мало тренировались в сложных условиях и ночью. Если к этому добавить, что летный состав в отдельных частях более чем наполовину состоял из молодежи, то станет ясно, почему освоение новой техники кое-где шло со «скрипом» и кое-кто высказывал недоверие к ней. На старых самолетах летать было привычнее».
Народный комиссар знал, о чем говорит.
Ситуацию усугублял и тот факт, что перед войной были снижены нормы годового налета. Г.Н. Захаров пишет: «И так летать приходилось не особенно много, а тут последовало распоряжение урезать нормы до минимума. Как только урезали эти нормы, во всех частях подскочил процент аварийности».
Масло в огонь подлил пресловутый приказ наркома обороны о переводе личного состава ВВС на казарменное положение. Б.Н. Еремин вспоминает: «Все, кто прослужил менее 4-х лет, приравнивались к срочнослужащим. Летчики и техники тяжело переживали этот приказ. Настроение было нерабочим, подавленным. Летная работа была сокращена, перестройка заняла почти все оставшиеся месяцы мирной жизни…»
Грянула Великая Отечественная война. Что мы имели? А.И. Покрышкин в своих мемуарах пишет, что перед войной летные школы готовили пилотов по устаревшим программам. «Целые годы, зимой и летом, при любой погоде, нас учили выходить на «Т» с убранным газом и сажать машину точно у знака, в пределах нескольких метров. Подтягивание на моторе считалось грубым нарушением наставления. Даже высший пилотаж и стрельба — самое главное для истребителя — отступали на задний план перед этим элементом полета. ...Новое пополнение прибывало в авиацию из школ, которые готовили молодых летчиков по старой, давно составленной программе, для таких машин, как «чайка», И-16. Прибыв на фронт, летчик сразу попадал в почти новый для него мир; тактические навыки, приобретенные в школе, явно были недостаточными по сравнению с тем, что требовала война».
С ним солидарен А.В. Ворожейкин: «В школах по взлету и посадке в основном и судили о выучке инструкторов и курсантов: ведь на взлетах и посадках происходило наибольшее количество происшествий. Поэтому к другим элементам пилотирования в школах подходили снисходительно. Сложилась даже поговорка: «Хорошо взлетает, посмотрим, как сядет» ...В школах не отрабатывались такие элементы пилотирования, как стремительные перевороты, пилотаж на низкой высоте и другие приемы, требовавшие от летчика воли, точного расчета всех своих движений, сопровождавшимися большими перегрузками. …Например, на И-16 в учебных целях больше двух витков (штопора) не делали, и мало кто знал, что с третьего витка характер вращения машины резко менялся: самолет круче, почти вертикально опускал нос к земле, вертелся значительно быстрее, от крыльев, рассекающих воздух, возникали неприятно шипящие звуки. …Словом, наше молодое пополнение надо было доучивать. А главное — прививать чувство самостоятельности в полете, как этого требует воздушный бой».
Як-1
Вопросы по поводу уровня подготовки летчиков есть? Есть? Тогда идем дальше и посмотрим, что пишет по этому поводу Б.Н. Еремин: «Для многих молодых летчиков, которые начали воевать под Сталинградом, первый боевой вылет часто становился последним. Гитлеровские асы не прощали даже малейшей оплошности и не оставляли времени для приобретения боевой формы». Впечатляющий итог боев под Сталинградом подводит С.В. Грибанов: «За декабрь 1942 г. в 434-м ИАП осталось два летчика — зам. ком. полка и комиссар…»
Мало что изменилось в вопросе обучения боевому мастерству летчиков и в последующие годы войны. По этому поводу веско высказался А.В. Ворожейкин: «Во время войны наши курсы занимались подготовкой мастеров воздушного боя, но фронт показал, что готовили не так, как надо. Главная слабость курсов была в том, что мало внимания уделялось воздушной стрельбе. ... Обучали по старинке, как в двадцатые годы, когда максимальная скорость истребителя не превышала 200-280 км/ч. По полотняному конусу, который летчики называли «колбасой», стреляли только заградительным огнем, целясь не в саму мишень, а в упрежденную точку, надеясь, что «колбаса» сама наскочит на пушечную очередь. ...С ростом скоростей истребителей, появлением крупнокалиберных пулеметов и пушек вынос точки прицеливания был настолько большим, что конус стал выходить из поля зрения летчика. К тому же светящаяся трасса перед носом врага предупреждала противника об опасности, он принимал контрманевр, атака срывалась». В.И. Воронов поддерживает эту мысль: «Чтобы сбивать в воздушном бою, надо уметь стрелять. Вся беда в том, что мы слабо тренированы в стрельбе по воздушным целям. Поэтому и складывается впечатление о неуязвимости «мессеров»…
МиГ-3
Почему же, летая на хороших машинах, мы не всегда могли в бою использовать их высокие ЛТД? Напрашивался вывод: кроме хороших машин и подготовленных летчиков, надо уметь тактически грамотно применять технику и оружие в бою с учетом техники и тактики врага. В наших действиях явно просматривались элементы недооценки и упрощенного подхода к выбору тактических приемов, шаблоны при построении боевых порядков, недоставало хитрости…»
О тактике пишут многие мастера воздушного боя. В этом плане для нас интересна их оценка первой половины войны. Именно начальный этап войны дает возможность в чистом виде увидеть тактический багаж противоборствующих сторон. В ходе боевых действий идет встречная диффузия тактических идей, поэтому различия в подходах к воздушному бою быстро размываются и нивелируются.
Автор: Oldman