Медали Елизаветинской эпохи

Не берёмся утверждать, что именно медали являются показателем славы царствования, но посудите сами: за шестнадцать лет после кончины Петра I и до восшествия на престол его дочери Елизаветы в России не было изготовлено ни одной новой наградной «манеты».

Портрет Елизаветы Петровны. Худ. Иван Вишняков. 1743 год

И ведь нельзя сказать, чтобы награждать было так-таки и не за что. Как раз наоборот. В правление Анны Иоанновны русская армия не однажды доказала, что ей нет равных, по крайней мере в Восточной Европе. Особенно убедительным был разгром турок под Ставучанами в ходе русско-турецкой войны 1735–1739 годов, завершившийся падением крепости Хотин, чьи циклопические стены известны большинству из нас по советским приключенческим фильмам о рыцарях и мушкетёрах.

Слухи о русской победе быстро разлетелись, и «восторг внезапный» пленил ум некоего русского студиозуса, находившегося в ту пору в немецком Фрейберге.

Помимо выдающихся способностей к наукам обладал студиозус ещё и немалым поэтическим даром. По меткому замечанию Владислава Ходасевича, «первый звук Хотинской оды нам первым криком жизни стал». «Нам», то есть России, неотделимой от своей литературы, от русской поэзии, вставшей во многом благодаря этой ломоносовской оде на прямой и прочный силлабо-тонический путь.

Шумит с ручьями бор и дол:
Победа, росская победа!
Но враг, что от меча ушел,
Боится собственного следа.
Тогда увидев бег своих,
Луна стыдилась сраму их
И в мрак лице, зардевшись, скрыла.
Летает слава в тьме ночной,
Звучит во всех землях трубой,
Коль росская ужасна сила.

Кроме «росской ужасной силы» заслуга во взятии Хотина принадлежит генерал-фельдмаршалу и ольденбургскому уроженцу Бурхарду (на русский манер — Христофору Антоновичу) Миниху, ныне почти забытому. Приглашённый в петровскую Россию царским послом в Варшаве Григорием Долгоруковым, Миних представил собственный план укреплений Кронштадта, за что удостоился косвенной похвалы Петра: «Спасибо Долгорукову, он доставил мне искусного инженера и генерала». Христофор Антонович строил Ладожский канал и вообще проявил себя как талантливый инженер-гидротехник. В конце концов ведь это именно его профессиональной прозорливости мы обязаны неиссякаемыми фонтанами Петергофа.

Поднявшийся до высших должностей при преемниках Петра, Миних провёл широкие преобразования в русской армии. Он организовал два новых лейб-гвардейских полка, Измайловский и Конный, учредил новый род войск — сапёров, создал гусарские полки, при его участии в 1731 году был открыт первый в России кадетский корпус. Борясь с засильем иностранцев в армии, немец Миних ограничил их приём на русскую службу и уравнял всех офицеров в правах: отныне русские и иноземцы получали по справедливости одинаковое жалованье. Крупный военачальник, он громил крымских татар на их собственной территории, восстанавливал престиж России на юге, впервые после неудачного Прутского похода успешно воюя против турок и тем пролагая дорогу Петру Румянцеву, Александру Суворову, Ивану Дибичу, Ивану Паскевичу, Михаилу Скобелеву. И всё же именно им были переняты у соотечественников-немцев наказания фухтелями, а в кавалерии — саблями плашмя. Ратуя за обучение солдат ремёслам, Миних в то же время низводил их до роли безвольных винтиков в армейском механизме и первым ввёл букли и косы, столь ненавистные русскому воину.

При таком взгляде на дисциплину ни о каком поощрении солдат наградами, да просто об уважении к ним не могло быть и речи. Стоит ли удивляться, что первой взбунтовалась гвардия, которая, воспользовавшись неразберихой после смерти Анны Иоанновны, буквально на своих плечах вознесла на престол младшую дочь Петра, моментально сместившую Миниха и отправившую его на двадцать лет в сибирскую ссылку.

О Елизавете Петровне у потомков сложилось противоречивое мнение. Говоря о ней, часто поминают страсть самодержицы к маскарадам, пресловутым «метаморфозам», где она любила появляться в мужском платье, выгодно подчеркивавшем её соблазнительно-пышные формы. А чрезмерная страсть императрицы к противоположному полу, проявлявшаяся в далеко не материнской опеке над юношами, одного из которых, певучего малороссийского казака Алексея Разумовского, она приблизила, ещё будучи полуопальной принцессой, а позднее, получив власть, осыпала деньгами и орденами, сделала графом и генерал-фельдмаршалом… А пятнадцать тыс. платьев и пустая казна, оставшиеся после её смерти…

Наградная медаль «За победу при Кунерсдорфе. 1 августа 1759 г.»

Поначалу всё складывалось для Пруссии более чем удачно: её король Фридрих II, одарённый стратег и теоретик военного искусства, чей полководческий гений был, однако, чрезмерно преувеличен как современниками, так и потомками, немецкими историками вроде Ганса Дельбрюка, одержал несколько ярких побед. Но в 1757 году на европейском театре появилась русская армия, и с этого момента хвалёные пруссаки начали терпеть одну неудачу за другой.

При Гросс-Егерсдорфе в Восточной Пруссии Фридрих впервые почувствовал на себе силу русского оружия. При Цорнорфе в следующем году немцы ещё пытались сражаться на равных, и только неудачное командование Виллима Фермора лишило Россию победы и привело к гигантскому бессмысленному кровопусканию с обеих сторон. Зато 12 августа н.с. у силезского Кунерсдорфа, что в четырёх вёрстах от Франкфурта-на-Одере, армия Фридриха была разгромлена в пух и прах. Из 48 тыс. пруссаков в строю осталось около трёх тысяч, остальные пали или разбежались. Сам король чуть не погиб в бою и, спасаясь от преследования, потерял свою шляпу, взятую как трофей и хранящуюся поныне в Петербурге, в Государственном мемориальном музее А.В. Суворова.

Медаль «За победу при Кунерсдорфе» была учреждена 11 августа следующего, 1760 года. Именной указ гласил: «Как прошлого лета, а именно в 1 день Августа (дата по старому стилю. — М.Л.) одержана оружием Ее Императорского Величества над Королем Прусским под Франкфуртом такая славная и знаменитая победа, каковым в новейшие времена почти примеров нет, то Ее Императорское Величество, на память сего великого дня, в отличность имевшим в нем участие и в знак Монаршего Своего к ним благоволения, повелела сделать приличную сему происшествию медаль и раздать бывшим на той баталии солдатам.

Теперь штемпель оный уже готов и в Правительствующий Сенат для того при сем посылается, чтоб по оному 31000 медалей немедленно натиснено и в Конференцию прислано было, к чему, в случае недостатка серебра, рублевики употреблены быть могут. При сем единое приметить надлежит, что у 30000 числа, имеют приделаны быть ушки для ношения на ленте, а 1000 медалей без ушков». Солдатам вручили серебряные медали, действительно перечеканенные из рублёвиков, офицерам были «натиснены» золотые, одинакового для всех дизайна.

На аверсе — портрет и титул императрицы Елизаветы Петровны. На реверсе — древнеримский легионер с русским знаменем в одной руке и копьём в другой. Он перешагивает через поверженный сосуд с вытекающей из него рекой Одер, как явствует из помещённой тут же надписи. На заднем плане вид Франкфурта, перед ним — поле битвы, трупы, брошенное оружие и штандарты с монограммой Фридриха. Надпись цезариански лаконична: «ПОБЕДИТЕЛЮ». Внизу, под обрезом: «НАД ПРУССАКАМИ». И дата по старому стилю.

Итак, Пруссия оказалась на пороге катастрофы. Но дальше вмешались обстоятельства высшего порядка. Случилось то, что в немецкой историографии принято именовать «чудом Бранденбургского дома», а именно австрийцы и русские не сумели из-за взаимных противоречий быстро воспользоваться кунерсдорфской победой. Пока они медлили и препирались, умерла императрица Елизавета. Её племянник, перекрещённый в Петра Фёдоровича голштинский герцог Карл Петер Ульрих, предал Россию и заключил сепаратный мир с боготворимым им Фридрихом в обмен на всякие безделушки вроде прусского ордена Чёрного орла. Он же, кстати, вернул из Сибири Миниха. Однако главное — Пётр III отказался от всех добытых ценой русской крови земель, в том числе от присягнувшего на верность России Кёнигсберга, где в то время проживал Иммануил Кант, которого на этом основании некоторые именуют не только немецким, но и русским философом. Впрочем, это уже совсем другая история.