Дорога нам слава вечная! Часть первая
Однако быстро осуществить задуманное не удалось, в 1636 году казаки основательно завязли в войне с ногайцами, по приказу царской администрации «замиряя» мятежные улусы. К зиме война закончилась, и захват Азова перестал быть просто мечтой. В наступившем 1637 году обстановка на Дону благоприятствовала казакам. Наиболее боеспособные части турецкой армии вели осаду Багдада, крымцы рассорились с ногаями и аккерманскими татарами и вступили в междоусобную свару. В это время Москва начала наращивать группировку своих войск на границах Дикого поля, 25 марта 1637 года стрелецкий полк стольника Бутурлина прибыл из России на южную засечную черту. Русские войска, соорудив временный лагерь под Осколом, спешно стали возводить укрепления на Изюмском и Кальмиусском шляхах, что на время отвлекло внимание турок и татар от казачьей суеты под Азовом.
Однако для ведения войны с серьёзным противником, коими являлся турецкий гарнизон Азовской крепости, Войску Донскому всё равно не хватало оружия, пороха и другого снаряжения. Как писали казацкие старшины в очередной «слезнице» царю и боярской Думе, что «жалования не получаем, мы помираем голодною смертью, наги, босы и голодны, а взять, кроме твоей государской милости, негде, а у нас и свинцу, и ядер, и зелья нет». Для согласования вопроса о жаловании и выделении снабжения, 21 ноября 1636 года в Москву отправилась походная станица атамана Ивана Каторжного, числом в 37 человек.
Прямого разговора об Азове казаки с царским правительством не вели, но боярская Дума видимо получила какую-то информацию о готовящемся нападении. В Стамбул был срочно отправлен толмач Буколов с грамотами, в коих царь заранее пожаловался на «своевольство предерзких азовцев». Заодно московское правительство напрочь открестилось от прошлогоднего морского набега донских казаков на Крымское побережье, свалив всю вину за него на «разбойных черкасов запорожца Сулимы». Естественно, что получив такое довольно странное послание, да к тому же привезённое дипломатом самого низкого ранга, турки насторожились. Великий визирь Мухаммед-паша незамедлительно отправил к московскому двору своего лучшего агента, грека Фому Кантакузина. Однако, основной целью его поездки была задача разведать обстановку и настроения донского казачества.
По тогдашнему московскому дипломатическому протоколу прибывающих чужеземных послов должен был встречать правительственный чиновник-пристав и сопровождать их к царскому двору. Чтобы подолгу не сидеть на границе, посланники заранее отправляли верительные грамоты в ведомство, занимавшееся связями с иностранными державами. Прекрасно зная, что раньше мая из Москвы ответа не будет, турецкий посланник прибыл на Дон в феврале 1637 года. Дипломат не стал зимовать в Азове, а явился в Монастырский городок и поселился среди казаков. Кантакузин взятками и посулами пытался склонить казачью верхушку к сотрудничеству с Турцией. Летопись гласит, что «приехавши на Дон, Фома послал сказать казакам, будто султан прислал к ним жалованье, 4 кафтана; казаки отвечали: «Прежде к великому государю посланы были от султана послы и посланники часто, но ничего к нам, казакам, от султана не привозили; ясно, что он, Фома, затевает это сам собою и кафтаны дает нам от себя». Попытка подкупа войсковой старшины ловким греком была затеяна в правильно выбранное время: царь Михаил капитулировал перед поляками, страшно боится татар, из-за чего экстренно сооружает на юге укреплённую линию, победоносные турецкие войска разгромили персов и вот-вот возьмут Багдад. Предлагаемое сотрудничество казачества со Стамбулом сулило обеим сторонам заманчивые перспективы. Но у Войска Донского были другие планы.
В том же феврале 1637 года казаки разослали по всем станицам и городкам призыв прибыть на совет, впрочем, на этот раз явка была необязательной, так как в грамотах прямо говорилось, что «нетчикам» суда и расправы не будет. 9 апреля 1637 года в Монастырском погосте собрался казачий круг. На нём единогласно было принято решение на море сей год не ходить, всем миром идти добывать Азов. При общей списочной численности Войска Донского примерно в 14 тысяч человек, выступить на захват крепости могло всего около 4 тысяч бойцов, для успешного штурма мощных укреплений Азова сил явно не хватало. Помощь появилась неожиданно: с Украины на Дон пришла тысячная станица запорожцев, направлявшихся на службу в Персию. Донцы приняли их с распростёртыми объятиями и уговорили принять участие в планируемой акции. В донских городках началась спешная подготовка к выступлению. Как ни пытались казаки скрыть истинную цель похода, до Фомы Кантакузина дошла информация, что готовится не обычный набег с целью «пошарпать» турецкие берега, а нечто большее. Чтобы сообщить в Азов о готовящемся налёте, Кантакузин придумал оригинальный способ. Лес – дефицитный продукт в степной зоне Придонья, и турецкий агент приказал своим слугам вырезать послания коменданту крепости Калаш-паше с предупреждением об угрозе городу на брёвнах и затем бросить их в Дон, зная наверняка, что рачительные азовцы не упустят приплывший к ним по реке подарок. Послание дошло до адресата, однако турецкий военачальник серьёзных мер для организации обороны не предпринял.
Тем временем, раздав жалованье и припасы, пристав Чириков потребовал у казацкого главнокомандующего незамедлительно доставить Фому Кантакузина к себе, однако Татаринов отвечал, что «Фомка не посол, а лазутчик» и находится под стражей. Возможно, осторожный и дальновидный атаман решил поторговаться с Москвой, придержав турецкого дипломата в качестве разменной фигуры в будущих непростых переговорах по поводу Азовского инцидента, но в дальнейшее развитие событий вмешался случай. Переводчик из окружения турецкого посланника, некий Асанка, присутствовавший на похоронах погибших казаков возле часовни Монастырского городка, зло пошутил, сказав, что «сейчас убитых казаки возят каюками (небольшая лодка), а скоро будут возить бударами (большими баржами)». Для начала стихийного бунта обозлённых тяжёлыми потерями донцов язвительной реплики, брошенной неосторожным турком, было достаточно. В результате погрома злополучный Асанка, Фома Кантакузин и вся его свита, включая греческих монахов, были убиты.
Случайно спасся лишь сопровождавший посла царский толмач Буколов, который во время устроенной казаками бойни находился в церкви. Впоследствии от него-то центральное правительство и узнало всю правду о событиях на Дону, поставивших московское государство на грань большой войны с Турцией и Крымом.
Тем временем осада Азова шла своим чередом. Казаки, получившие большой запас пороха от Чирикова, решили устроить подкоп и подвести под стену мину. Сапёрными работами руководил некий «немчин Юган Арданов», оказавшийся очень грамотным инженером. Ранним утром 18 июня взрыв четырёх бочек с порохом, заложенных Ардановым в подкоп, полностью разрушил 20 метров крепостной стены. Казаки, в первых рядах которых шли храбрые запорожцы во главе с атаманом Татариновым, бросились в пролом. При обрушении стены погиб турецкий главнокомандующий со всем штабом. Но, несмотря на гибель руководства, обезглавленный гарнизон Азова оказал серьёзное сопротивление. Началась ожесточённая рукопашная схватка. Люди рубили друг друга саблями, в упор палили из ружей и пистолетов, в тесноте улиц в ход пошли ножи. Неизвестно кем подожжённый город запылал. Из-за порохового дыма и копоти пожара противники едва видели друг друга. «И в том дыму бысть сеча великая, хватали друг друга за руки и ножами резались, и стрельба шла до вечера». В течение целого дня лишённые централизованного командования янычары и местное ополчение стояли насмерть, особенно тяжело казакам давался штурм каменных башен, обороняемых сильными отрядами в 40 – 50 человек. Осознав, что город не удержать, дождавшись темноты, остатки гарнизона пошли на прорыв. Собрав все силы в кулак, турки смели вставшие у них на пути отряды казаков, вырвались из горящего города и ушли в степь. Но там измученных деморализованных людей уже поджидала казачья конница…
Попав перед лицом своего официального союзника в неприятное положение, царь и Дума измыслили блестящую дипломатическую увёртку, решив выказать своё полное непричастие и непонимание сути проблемы, о чём и указали в ответном послании. Интересно, что в документе помимо шаблонной иеремиады на своеволие крымского хана, имелась и жалоба непосредственно на самих казаков, дескать «донские казаки издавна воры, беглые холопы и царского приказания ни в чем не слушают, а рати послать на них нельзя, потому что живут в дальних местах. И что казаки посланника вашего убили и Азов взяли: это они сделали без нашего повеления, самовольством, и мы за таких воров никак не стоим, и ссоры за них никакой не хотим, хотя их, воров, всех в один час велите побить». Словом, весь смысл этого велемудрого эпистоле можно было передать двумя предложениями: Москва не при делах. Разбирайтесь со своей проблемой сами, а мы умываем руки.
3 сентября 1637 года в Москву отправился атаман Потап Петров с подробным отчётом о событиях на Дону и взятии Азова. Государь Михаил Фёдорович оказался в неловком положении: принять Азов под руку московского государя, чего настойчиво требовали казаки, означало нарушение мирного договора с формально союзной Турцией и в перспективе получить большую войну, но и просто отказаться от такого подарка было нельзя. В Азов срочно был направлен боярин Трофим Михнев не только с гневным официальным письмом государя, но и с тайным заданием разузнать обстановку и осмотреть завоёванный город и крепость. Своевольным донцам грозила серьёзная царская немилость, но на их счастье в середине сентября крымские татары Бадыр-Гирея неожиданно атаковали засечную черту и город Оскол. Разумеется, после понесённых потерь при штурме крепости и ухода запорожцев на Украину, где разгоралось очередное восстание, казаки уже не имели сил помешать татарскому вторжению. Однако они отправили грамоту царю, в которой уведомили, что, несмотря на царскую опалу, всей армией двинулись походом на татар. На самом деле в степь было выслано лишь несколько усиленных конных разъездов, а все Войско Донское осталось в Азове, где спешно ремонтировали разрушенные стены и укрепляли валы. Обман, разумеется, был раскрыт Михневым, о чём он сообщил в Москву. Однако его доклад остался без внимания, так как крымцы, прослышав о какой-то непонятной казачьей активности в своём тылу, да ещё и потерпев поражение от московского войска в сражении под Яблоновым острогом, быстро откатились от засечной черты обратно в степь. Осенью и зимой с южных границ России в столицу пошли добрые вести: воеводы в один голос сообщали царю, что с захватом донцами Азова давление степняков на засечную линию резко ослабло. Московская администрация уразумев, что татарам из-за Азова сейчас не до походов на Русь, махнула рукой на «казачье озорство» и выслала на Дон двести пудов пороха, сто пятьдесят пудов свинца, жалованье и завуалированное прощение, приказав Войску Донскому, ежели крымцы снова нападут на русские земли, идти походом на враждебные улусы.
Продолжение следует...
Автор: Поморянин