Практика управления общественным мнением через российскую губернскую прессу начала ХХ века

Новый век начался с различных научных открытий. Электрический телеграф мог передать любую новость в самый дальний уголок страны, но практика царского правительства по информированию народных масс оставалась на уровне середины прошлого века. Зато в стране разгулялись революционные страсти и наша пресса, когда пыталась их унять, а когда сама подливала в пламя керосин. Так, в газете «Пензенские губернские вести» от 5 ноября 1905 г. в статье «Русская печать» было напечатано: «колоссальное перерождение народного уклада, какое произошло на наших глазах, не может совершиться без болезненных потрясений, а потому следует умерить свои стремления… Сознательно отнестись к слову «свобода», потому что после «манифеста» слово «свобода печати» понимают в смысле возможности ругаться безотносительно к существу дела. Нужно более сдержанности, более толковости, и к этому обязывает серьезность происходящего момента».



Все так, но почему тогда «Манифест 17 октября» в этой же газете, так же, как и Манифест 1861 года, напечатали с большим опозданием? Только 2 ноября 1905 г., а ведь телеграф-то уже был! При этом, например, о событиях, связанных с публикацией манифеста 17 октября можно было узнать в самарской газете, а вот пензенские газеты о том, к каким последствиям привело это в Пензе – молчали. Материал назывался «Манифест 17 октября в Пензе».

«19-го около 11 часов утра учащиеся мужской и женской гимназий, реального, землемерного и рисовального училищ, прекратив занятия, в стройном порядке устроили торжественное шествие по главной пензенской улице – Московской, по пути предлагая закрывать магазины и присоединяться к шествию. Магазины запирались, торговцы и масса посторонней публики увеличивала собою процессию, так что, когда дошли до железной дороги, в толпе было уже несколько тысяч человек. Манифестанты имели намерение присоединить к своей процессии железнодорожных рабочих, помещения которых были оцеплены солдатами. Вдруг…

Вдруг, неизвестно по чьему распоряжению, солдаты ринулись на толпу, и началась работа прикладами и штыками. Манифестанты, в среде которых преобладали юноши и подростки, в паническом ужасе кинулась бежать куда попало. Беспощадно избиваемые солдатами, многие падали, и через упавших бежала толпа с искажёнными лицами, многие с разбитыми в кровь головами, с дикими криками ужаса… К солдатам, которые, как говорят, были пьяны, присоединились представители чёрной сотни – базарные торгаши и всякого рода хулиганы и, вооружившись дрекольем, преследовали бегущих…
По слухам, более или менее тяжкие побои и увечья получили до 200 человек и убито около двадцати. Так в Пензе отпраздновали обнародование акта 17 октября».


Пенза. Соборная площадь.

Интересно, что в «Пензенских губернских ведомостях» устраивались и разборы столичной печати. Главная идея, внедрявшаяся при этом в сознание пензенцев, заключалась в том, что только лишь дружная и совместная работа правительства, Государственной думы и всего народа России принесут свои плоды! Но… почему же тогда газета без восторга писала о таком важном детище правительства, как столыпинская аграрная реформа?

О ней «ПГВ» написали в очень сдержанном тоне, и не было напечатано ни одного (!) письма из деревни, где выражалось бы позитивное мнение крестьян по этому вопросу! Что, крестьян таких не нашли, или писать в русле требований политики правительства не умели?
В газете не было и откликов с мест на работу землеустроительных комиссий, ни писем с одобрением отмены выкупных платежей, ни благодарности царю-батюшке за указ о выдаче крестьянам ссуд через Поземельный банк. То есть ничего такого, что показало бы обществу, как крестьяне все это одобряют, поддерживают курс реформ, начатый с отмены крепостного права в 1861 г.!



Но как уже отмечалось выше, и все это никак не комментировалось, а места в газете занимало меньше, чем описание ограбления винной лавки и аптеки, опубликованных в том же номере и на той странице. Причем сообщалось, что вооруженные автоматическими пистолетами системы браунинг люди, ограбившие аптеку, требовали деньги «для революционных целей».



Сам этот материал об ограблении аптеки и винной лавки «в интересах революции» был дан очень нейтрально. Ну, ограбили и ладно, вернее – плохо это. А вот подвиг городового, который пытался задержать грабителей и поплатился за это жизнью (преступники убили его выстрелами в упор!) не был освещен никак. Человек до конца исполнил свой долг, погиб на боевом посту, но… «так оно и надо». А ведь газета могла бы организовать сбор пожертвований среди горожан в пользу вдовы покойного, оставшейся без кормильца, и это, безусловно, вызвало бы общественный резонанс, но… газете хватило обращения к Городской думе: мол, надо порядок на улицах навести!

Зато о Государственной Думе, что была далеко, писали все пензенские газеты. Кроме «Пензенских губернских вестей» о ней писал «Черноземный край», где материалы о Думе шли один за другим: «Приготовление к выборам», «Накануне второй Думы», «Выборы и деревня», «Слова и дела г. Столыпина», «Реформа» – вот только часть опубликованных в нем статей, так или иначе связанных с реформаторской деятельностью российского парламента.

Очень интересной, в плане осмысления роли культуры в реформировании общества, была статья, которая так и называлась «Культура и реформа», напечатанная в еженедельной газете «Сура», целью которой, как заявляла об этом сама редакция, было «сообщать о работе Думы и высказывать к ее решениям свое отношение, а также задачи культурно-просветительского характера и освещение местной жизни».

В статье, в частности, было написано, что «реформы требуют совместной работы всего общества, а также ликвидации пропасти между интеллигенцией и народом. Культурная жизнь – один из важных моментов. Без культуры не прочны никакие реформы, фундамент, на котором они строятся – это не только «обновленный» строй, но также и культура всего народа.


Пенза. Соборная площадь. Сейчас здесь достраивается столь величественный кафедральный собор, что прежний, вот этот, взорванный большевиками, ему в подметки не годится! Сразу видно, что богатство и могущество страны возросли!

Зато деятельность оппозиционных царскому режиму журналистов, несмотря на все произошедшие изменения в обществе, была крайне затруднена. Так, 3 января 1908 г. газета «Сура» напечатала статью «Скорбная летопись 10-месячного ведения левой газеты», в которой подробно рассказала о судьбе газеты «Черноземный край», поменявшего за десять месяцев четыре разных названия и уже четырех редакторов. Судьба ее издателей также была печальна: к трем месяцам тюремного заключения суд приговорил графа П. М. Толстого, на полтора года заключения в крепости с лишением редакторских прав на пять лет осудили Е. В. Титова, много неприятностей хлебнул издатель В. А. Бессонов. Судя по жалобам от сельских подписчиков, газета часто не доходила дальше почтовых отделений и волостных правлений, где ее конфисковывали и уничтожали.

Зато нехватку информации заменяли слухи, так что в газете «Сура» появился даже особый раздел: «Вести и слухи». Видимо, уже тогда журналисты чисто интуитивно поняли, что «убить слух» можно опубликовав его в печати. А вот об одной интересной проблеме нашего общества 1910 года мы знаем именно из «ПГВ». В рецензии на каталог детских книг М. О. Вольфа в N° 6 «Пензенских губернских ведомостей» за 1910 г. утверждалось, что в нем преобладает литература из жизни «западноевропейских народов, американцев, азиатов, романы Ж. Верна, Купера, Мариета и Майн Рида практически нет ничего о русском народе. Есть книги о жизни Франции, но нет о Ломоносове. В книгах Чарской - “когда горцы борются за свободу - это можно, а когда Русь борется с татарщиной ... это вредно”» В результате делался вывод в газете, ребенок становится иностранцем душою и нет ничего удивительного, что «наши дети растут врагами своей родины». Любопытно, не правда ли?

То есть было проще и спокойнее публиковать отчеты о заседаниях Государственной думы, и о том, что происходит за рубежом, чем регулярно писать статьи на злободневные темы и заботиться о… безопасности собственного государства. Большинство проблем при такой подаче информации все равно не решались, болезни общества лишь еще больше загонялись вглубь. В этих условиях любые подпольные печатные материалы люди воспринимали с доверием, как «голос свободы». «Раз гонят, значит, правда!» - считали в народе, а царское правительство не сделало ничего, чтобы сломать этот стереотип, и средствами журналистики управлять общественным мнением в собственных интересах. Не умели? Вот за свою безграмотность и поплатились!