Казачество в канун революции
В нач. XX столетия Российская империя, как витязь на распутье, встала в преддверии выбора пути в историческое будущее. Мир стремительно, но неуловимо менялся. Казалось бы, всё шло блестяще: налицо рост технического прогресса (в том числе и в России! Империя выходила на первые места в мире по добыче нефти, выплавке стали, даже по машиностроению); пышный расцвет культуры и искусства. Всюду на кинохронике того времени роскошь и блеск. То же самое и в фильмах художественных. Кино вообще становится ведущей силой, меняющей моды и приносящей новые веяния: именно оттуда заимствуют феминистки Санкт-Петербурга и Берлина короткую стрижку актрисы Эве Лавальер. Всюду театральные премьеры, балы, выставки… За чей же счёт была эта роскошь? Об этом в те годы думали немногие.
Даже в мирное время казачья служба, как считают историки, «стоила» 25% потерь личного состава: болезни, стычки на границах, несчастные случаи… Двенадцать лет в строю — не шутка. Казаки относились к необходимости такой службы спокойно и считали, что нужно её нести с честью. Отец, провожая сына «в армеюшку», строго наказывал «служить отчизне и царю», не посрамить своих предков. И если сын погибал, то прежде всего спрашивал, честно ли исполнил он свой долг… Верность казачества Отечеству и престолу была вне сомнений. (Существует своего рода дореволюционный статистический «рейтинг» воинской верности народов России: казаки занимают в нём первое место. За ними идут… украинцы. Как видим, всё меняется, однако и в те времена подчас казаков приходилось сопоставлять с другими народами, а не с сословиями.)
Да, служба оставалась почётной для казаков, но и тяжёлой. Благосостояние казачьих семей зависело напрямую от результатов их труда на земельном наделе; а для того, чтоб были результаты, нужно, чтоб было кому на этой земле трудиться… Наделы «нарезались» только мужчинам, потому что служить должны были лишь они. Поэтому семьи старались обзавестись большим числом детей. И на фотографиях тех лет видишь седого отца, стоящего рядом с женой, а за ним — целый ряд казачат, как в воинском строю. 10, 12, 15 детей — это считалось в порядке вещей. Конечно, были среди них и девочки. И всех требовалось кормить и подымать «до возраста»…
На службу казак шёл в снаряжении, которое приобретала на свои средства его семья (от государства затем выдавалась одна винтовка). Без сомнения, самой дорогой частью «казачьей справы» был строевой конь: чтобы его купить, бедные семьи одалживались у родственников, продавали хозяйственную скотину. На этом коне никогда не пахали, не запрягали в арбу или бричку — у него имелась другая работа. Нужно было, чтоб конь не просто прошёл официальную «приёмку» воинской комиссией: конь становился боевым товарищем, неизменным другом, порой единственным шансом спасения в бою или в трудном походе. Он, как и хозяин, тоже проходил боевую выучку и, можно сказать, тоже служил. «Вся родня не дороже коня», — говорили казаки.
Земля казачьего войска (Донского, Кубанского, Терского) представляла собой единую административную территорию в составе Российской империи. Войска управлялись назначенными войсковыми атаманами; делились на округа, округа — на станицы, а станицы — на хутора. Атамана войска назначал государь; станичные и хуторские атаманы выбирались казаками местных обществ. Вообще же статус казака имел только тот, кто был «приписан» к какой-либо станице. Это касалось как нижних чинов, так и генералов, и атаманов. Поэтому, знакомясь друг с другом, казаки прежде всего спрашивали: «Какой станицы?». В станице и находилась своя земля казака, которую он не мог продать или подарить. У офицеров этой земли было больше — по чину. Станичные атаманы осуществляли на подотчётной им территории административную, полицейскую и низшую судебную власть. Неказаки не могли приобрести земли в войске; таким образом, население делилось на казаков и «иногородних». Войска, правда, имели и «свои» города. Столицей Донского являлся город Новочеркасск, а вот торговый город Ростов(-на-Дону), хоть и расположен в самом сердце казачьих земель, до 1887 года считался уездом Екатеринославской губернии.
Иногороднее население войска Донского составляли главным образом украинцы, которые занимались сельским хозяйством и, не имея своей земли, должны были идти «внаймы» (увы, такое положение «аукнулось» во время Гражданской войны, когда конные армии красных состояли в основном из таких «хохлов»; при империи они служили больше в драгунах — были кавалеристами). На землях войска Донского число «иногородних» составляло 57% населения. На землях Терского — 80%, и это были в основном горцы…
Надо сказать два слова и о «казакоманстве» — так в то время назывались казачий патриотизм и национальная гордость. Это явление было обычным в казачьей среде. Но проявлялось такое начало прежде всего в некоей эстетической и поведенческой модели лихости, воинственной красоты, храбрости и смётки — в том, что у казаков ёмко называлось «задачностью». Только редкие индивидуумы всерьёз оказывались озабочены мыслями о вольном казачьем прошлом и перспективах возможного самостоятельного будущего. Казачье общество смотрело на их метания с сочувствием, однако всерьёз их мало кто принимал…
В политической жизни России казачество приняло участие, как и всё остальное население империи, с созданием Государственной думы. И толком во всём этом не разобралось. Просто не успело: слишком короток был срок — с 1905 года; слишком часты перерывы в работе Думы; слишком противоречивы и непоследовательны позиции думских политиков. Да и механизмы представительства депутатов оказались не отработаны… Все эти политические игры в далёком Петербурге доходили до казаков слабо. И интересовали казачество в основном местные хозяйственные вопросы да условия службы.
Так всё выглядело перед Великой войной и разрушительной революцией. Вроде бы крепко, традиционно, с твёрдой верой и обычным для казаков бесстрашием в бою и практичностью в быту… А время испытания стояло уже на пороге.
P.S. Автор этой статьи хорошо осознаёт, что она носит только ознакомительный характер и в определённой мере является «ликбезом» по теме. Искренне рекомендую заинтересованному читателю прекрасную книгу историка казачества Владимира Трута «Дорогой славы и утрат».
Даже в мирное время казачья служба, как считают историки, «стоила» 25% потерь личного состава: болезни, стычки на границах, несчастные случаи… Двенадцать лет в строю — не шутка. Казаки относились к необходимости такой службы спокойно и считали, что нужно её нести с честью. Отец, провожая сына «в армеюшку», строго наказывал «служить отчизне и царю», не посрамить своих предков. И если сын погибал, то прежде всего спрашивал, честно ли исполнил он свой долг… Верность казачества Отечеству и престолу была вне сомнений. (Существует своего рода дореволюционный статистический «рейтинг» воинской верности народов России: казаки занимают в нём первое место. За ними идут… украинцы. Как видим, всё меняется, однако и в те времена подчас казаков приходилось сопоставлять с другими народами, а не с сословиями.)
Да, служба оставалась почётной для казаков, но и тяжёлой. Благосостояние казачьих семей зависело напрямую от результатов их труда на земельном наделе; а для того, чтоб были результаты, нужно, чтоб было кому на этой земле трудиться… Наделы «нарезались» только мужчинам, потому что служить должны были лишь они. Поэтому семьи старались обзавестись большим числом детей. И на фотографиях тех лет видишь седого отца, стоящего рядом с женой, а за ним — целый ряд казачат, как в воинском строю. 10, 12, 15 детей — это считалось в порядке вещей. Конечно, были среди них и девочки. И всех требовалось кормить и подымать «до возраста»…
На службу казак шёл в снаряжении, которое приобретала на свои средства его семья (от государства затем выдавалась одна винтовка). Без сомнения, самой дорогой частью «казачьей справы» был строевой конь: чтобы его купить, бедные семьи одалживались у родственников, продавали хозяйственную скотину. На этом коне никогда не пахали, не запрягали в арбу или бричку — у него имелась другая работа. Нужно было, чтоб конь не просто прошёл официальную «приёмку» воинской комиссией: конь становился боевым товарищем, неизменным другом, порой единственным шансом спасения в бою или в трудном походе. Он, как и хозяин, тоже проходил боевую выучку и, можно сказать, тоже служил. «Вся родня не дороже коня», — говорили казаки.
Земля казачьего войска (Донского, Кубанского, Терского) представляла собой единую административную территорию в составе Российской империи. Войска управлялись назначенными войсковыми атаманами; делились на округа, округа — на станицы, а станицы — на хутора. Атамана войска назначал государь; станичные и хуторские атаманы выбирались казаками местных обществ. Вообще же статус казака имел только тот, кто был «приписан» к какой-либо станице. Это касалось как нижних чинов, так и генералов, и атаманов. Поэтому, знакомясь друг с другом, казаки прежде всего спрашивали: «Какой станицы?». В станице и находилась своя земля казака, которую он не мог продать или подарить. У офицеров этой земли было больше — по чину. Станичные атаманы осуществляли на подотчётной им территории административную, полицейскую и низшую судебную власть. Неказаки не могли приобрести земли в войске; таким образом, население делилось на казаков и «иногородних». Войска, правда, имели и «свои» города. Столицей Донского являлся город Новочеркасск, а вот торговый город Ростов(-на-Дону), хоть и расположен в самом сердце казачьих земель, до 1887 года считался уездом Екатеринославской губернии.
Иногороднее население войска Донского составляли главным образом украинцы, которые занимались сельским хозяйством и, не имея своей земли, должны были идти «внаймы» (увы, такое положение «аукнулось» во время Гражданской войны, когда конные армии красных состояли в основном из таких «хохлов»; при империи они служили больше в драгунах — были кавалеристами). На землях войска Донского число «иногородних» составляло 57% населения. На землях Терского — 80%, и это были в основном горцы…
Надо сказать два слова и о «казакоманстве» — так в то время назывались казачий патриотизм и национальная гордость. Это явление было обычным в казачьей среде. Но проявлялось такое начало прежде всего в некоей эстетической и поведенческой модели лихости, воинственной красоты, храбрости и смётки — в том, что у казаков ёмко называлось «задачностью». Только редкие индивидуумы всерьёз оказывались озабочены мыслями о вольном казачьем прошлом и перспективах возможного самостоятельного будущего. Казачье общество смотрело на их метания с сочувствием, однако всерьёз их мало кто принимал…
В политической жизни России казачество приняло участие, как и всё остальное население империи, с созданием Государственной думы. И толком во всём этом не разобралось. Просто не успело: слишком короток был срок — с 1905 года; слишком часты перерывы в работе Думы; слишком противоречивы и непоследовательны позиции думских политиков. Да и механизмы представительства депутатов оказались не отработаны… Все эти политические игры в далёком Петербурге доходили до казаков слабо. И интересовали казачество в основном местные хозяйственные вопросы да условия службы.
Так всё выглядело перед Великой войной и разрушительной революцией. Вроде бы крепко, традиционно, с твёрдой верой и обычным для казаков бесстрашием в бою и практичностью в быту… А время испытания стояло уже на пороге.
P.S. Автор этой статьи хорошо осознаёт, что она носит только ознакомительный характер и в определённой мере является «ликбезом» по теме. Искренне рекомендую заинтересованному читателю прекрасную книгу историка казачества Владимира Трута «Дорогой славы и утрат».
Автор: Лев