Попытка «теневого правительства» Адашева — Сильвестра вестернизировать Русское государство
470 лет назад, 21 июня 1547 года, в Москве вспыхнул грандиозный пожар, в котором погибло около 2 тыс. человек. Этой трагедией воспользовались противники рода Глинских, царской родни, которая в это время приобрела большое влияние. По Москве поползли слухи, будто город спалили колдовством, а виной всему — Глинские. В итоге это привело к Московскому восстанию и падению рода Глинских. Возникло «теневое правительство» Сильвестра — Адашева.
В 1546 году Иван Васильевич впервые высказал митрополиту Макарию намерение жениться, а перед этим Макарий предложил Ивану Грозному венчаться на царство. Идея о венчании стала полной неожиданностью для боярства, которое весьма распустилось в годы малолетства государя. 16 января 1547 года в Успенском соборе Московского Кремля состоялась торжественная церемония венчания, чин которой был составлен митрополитом. Митрополит возложил на Ивана знаки царского достоинства: крест Животворящего Древа, бармы и шапку Мономаха. Иван Васильевич был помазан миром, а затем митрополит благословил царя.
А 13 февраля состоялось ещё одно торжество, свадьба царя. Невесту выбирали из знатных девушек всей державы, и ею стала Анастасия Романовна из рода Захарьиных-Юрьевых. Этот род был одним из самых знатных, предки Захарьиных-Юрьевых с XIV века служили великим князьям и были связаны родственными узами с другими семьями. Таким образом, этот брак укреплял опору царя в старомосковском боярстве. Кроме того, Захарьины-Юрьевы никогда не участвовали ни в каких заговорах, не принадлежали к оппозиции, были преданы престолу.
Казалось, что Русь ждут коренные перемены. Молодой, царь укреплял свои позиции, вникал в различные стороны государственной жизни. Сильная власть должна была восстановить порядок и дисциплину в государстве, прижать воров и разгулявшихся вельмож. Однако не всех это устраивало. Многие имевшие власть и достаток люди привыкли «ловить рыбку в мутной воде», не желали сильной царской власти и порядка. В результате стали происходить чрезвычайные происшествия, вроде и случайные, стихийные, но странно повторяющиеся.
Согласно историку Н. М. Карамзину, первые возгорания в Москве были зафиксированы 12 апреля, огонь уничтожил торговые лавки в Китай-городе, гостиные казённые дворы, Богоявленскую обитель и множество жилых домов от Ильинских ворот до Кремля и Москвы-реки. Огонь достал пороховой склад в одной из башен Кремля — летом планировали поход на Казань, готовили запасы пороха, который взорвался вместе с частью городской стены. Обломки строений упали в реку и заполонили её камнями. 20 апреля произошёл новый пожар, в результате которого полностью выгорела Яузная улица, являвшаяся в то время местом гончаров и кожевенников. А в конце июня, через полгода после коронации, Москву охватил новый, куда более сильный «великий» пожар. Он одновременно «начался» в разных местах и ветер помог его распространению. Огнём в течение двух дней полыхали Арбат и Кремль, невыгоревшие части Китай-города, Тверская, Дмитровка, Мясницкая. Погибло более 2 тыс. человек.
Карамзин в «Истории государства российского» так описывал это событие: «Вся Москва представила зрелище огромного пылающего костра под тучами густого дыма. Деревянные здания исчезли, каменные распались, железо рдело как в горнице, медь текла. Рёв бури, треск огня, и вопль людей от времени до времени был, заглушаем взрывами пороха, хранившегося в Кремле и других частях города. Спасали единственно жизнь: богатство праведное и неправедное гибло. Царские палаты, казна, сокровища, иконы, древние хартии, клинки, даже мощи святых истлели. Митрополит молился в храме Успения, уже задыхаясь от дыма: силою выведи его от туда, и хотели спустить на верёвке с тайника к Москве-реке: он упал, расшибся и едва живой был отвезен в Новоспасский монастырь… К вечеру буря затихла, и в три часа ночи, угасло пламя; но развалины курились несколько дней, от Арбата и Неглинной до Яузы и до конца Великой улицы, Варварской, Покровской, Мясницкой, Дмитровской, Тверской… Люди с опаленными волосами, черными лицами, бродили как тени среди ужасов обширного пепелища: искали детей, родителей, остатков имений; не находили и выли как дикие звери».
Царь находился в своей летней резиденции, подмосковном селе Воробьеве. 25 июня Иван Васильевич и бояре собрались в Новоспасском монастыре у митрополита, чтобы обсудить сложившееся положение, ликвидировать последствия трагедии. Неожиданно князья Скопин-Шуйский. Темкин-Ростовский, бояре Фёдоров-Челяднин, Нагой, дядя царицы Григорий Захарьин заявили, что пожар вызван «злодейством» — поджигательством и колдовством. Царь удивился, но приказал провести расследование.
26 июня в Кремле была собрана огромная толпа погорельцев, отчаявшихся и растерянных людей, потерявших своих близких, дома и добро. В толпе раздались крики, что Москву подожгли родственники царя Глинские. Это был род литовского происхождения. Михаил Глинский, при вступлении на престол короля Сигизмунда поднял мятеж и, потерпев поражение, бежал в Москву. После брака племянницы Михаила Глинского, Елены, с великим князем Василием Ивановичем (1526 г.) значение рода чрезвычайно возросло, а после смерти Василия в 1533 года они стали фактическими правителями Русского государства. Елена Васильевна Глинская была матерью Ивана Васильевича и регентшей во время его малолетства. Против Глинских при дворе составилась боярская партия во главе с Шуйскими. Елена умерла 4 апреля 1538 года. По слухам, была отравлена Шуйскими. Данные исследования её останков указывают на предположительную причину смерти — отравление ядом (ртуть). Однако Глинские, как ближайшие родственники царя, сохранили ведущие позиции.
В Москве пустили слух, будто город спалили колдовством, а виной всему — Глинские. Была озвучена совершенно дикая версия о том, что бабка царя Анна разрывала могилы, вынимала сердца мертвых, сушила их, толкла в порошок и клала в воду, кропила этой водой город, а затем обернулась сорокой и разносила огонь. В итоге взбудораженная толпа взорвалась. Анны и Михаила Глинских вообще не было в Москве, они на лето уехали в свои ржевские вотчины. Разбушевавшаяся толпа растерзала Юрия Глинского, который был тут же на площади. Он был испуган услышанным и пытался спрятаться в Успенском соборе, но его выволокли и забили камнями, оставив тело на поругание. Затем москвичи ринулись к дворам и загородным усадьбам Глинских, разграбили их и сожгли, слуг «бесчисленно побиша». Перебили и детей боярских из Северской земли, которые прибыли на службу. Их тоже посчитали виновными. Из ссылки вызвали Шуйских.
Именно в то время появился священник Сильвестр. Он явился то ли в день катастрофы, на фоне страшного пожара, то ли сразу после него. Сильвестр явился с видом пророка и заявил, что пожары — гнев Божий, обрушившийся на царя за его неправедные поступки. Позже Курбский писал, что Сильвестр сослался на видение, бывшее ему от бога. Но Курбский оговорился, что сам, мол, он не знает, были ли у священника видения или он наврал. А Иван Васильевич вспоминал, что Сильвестр напугал его «детскими страшилами». Но в тот момент, под впечатлением великого пожара, «страшила» сильно подействовала на впечатлительного юного царя. Царь признавался: «Вошёл страх в душу мою и трепет в кости мои, смирился дух мой, умилился я и познал свои согрешения».
Сильвестр начинал духовную карьеру в Новгороде. Он сам и его родственники были связаны с крупной торговлей с заграницей. В Москву он перебрался незадолго до пожара и стал священником Благовещенского собора в Московском Кремле. Это была семейная церковь великих князей и получить такой пост без протекции было невозможно. Одним из покровителей Сильвестра считается митрополит Макарий. Однако их идейные взгляды сильно отличались. Макарий принадлежал к т. н. иосифлянам (они считали, что церковь должна иметь хорошую материальную базу), а позиция Сильвестра была близка нестяжателям. Священника свёл с Иваном Грозным Алексей Адашев. Он уже занимал при царе видное место. На свадьбе царя Ивана он был в должности ложничего и мовника, то есть он стелил брачную постель государя и сопровождал новобрачного в баню. А после великого пожара Адашев и Сильвестр тесно сошлись друг с другом, вошли в ближний круг царя, в т. н. «избранную раду». Видимо, именно Адашев помог Сильвестру попасть в ближний круг царя.
29 июня стали распускать новые слухи, что Глинские призвали крымского хана, а сами спрятались в Воробьеве. Тогда бунтовщики явились в село Воробьёво, где находился Иван Васильевич, и потребовали выдачи остальных Глинских. Толпа была вооружена и настроена агрессивно. Людям внушили, что царь знал о планах Глинских и прячет их. Позднее Иван Васильевич признавался: «Бояре научили были народ и нас убити». Военной силы за царем в это время не было, он был деморализован Сильвестром, поэтому «удивися и ужасеся». С толпой вступили в переговоры, обещали разобраться. С большим трудом удалось уговорить толпу разойтись, убеждая её, что Глинских в Воробьёве нет. Судя по всему, заговорщики надеялись, что разъярённая «чернь» убьет беззащитного царя. Однако народ не был настроен против Ивана Васильевича. Москвичи любили юного царя, и хотели только покарать «изменников», поддавшись умелым провокаторам. Убедившись, что Глинских нет в Воробьеве, горожане стали расходиться.
«Восстание в Москве в 1547 году». Миниатюра из Лицевого летописного свода
Таким образом, убить царя во время восстания не удалось. Однако прошёл другой вариант. В царское ближайшее окружение внедрили Сильвестра, возвысился Адашев. Царского духовника Бармина оклеветали, что он подстрекал людей к бунту, сняли с поста протоиерея Благовещенского собора и отправили в монастырь. Его место занял Сильвестр. Иван Васильевич, испуганный пожаром и восстанием, временно попал под сильное влияние Сильвестра. А он оказался не «пророком», а ловким интриганом и политиком. Устрашая царя божьими карами, которые якобы за его грехи обрушатся на Русь, призывал к покаянию и «исправлению». Священник внушал ему идею ответственности перед богом и на этом основании начал регулировать царя не только в духовных, но и светских делах, вмешивался в семейную жизнь.
При дворе произошли некоторые перестановки. Михаил Глинский и близкий к нему Турунтай-Пронский, опасаясь расправы, хотели сбежать в Литву. Однако их поймали и отдали под суд. Царь и бояре учли, что они бежали из-за страха смерти, а не ради измены, поэтому серьёзных наказаний не было. Глинского лишили чина конюшего и отправили с Пронским в ссылку, конфисковав большую часть имений.
С подачи либеральных (прозападных) авторов XIX столетия был внедрён миф о том, что будто юный царь вел праздный, разгульный образ жизни, что даже женитьба не отвадила его от различных «потех». И только под влиянием Сильвестра Иван Васильевич стал меняться в лучшую сторону. Что новые советники царя установили на Руси справедливые порядки, начали проводить положительные государственные реформы. И «избранная рада» характеризуется только с положительной стороны. Мол, благодаря «избранной раде» Россия пошла по пути реформ.
В реальности ситуация была иная. Сильвестр и Адашев, имеющие сильную поддержку в княжеско-боярской верхушке, судя по некоторым признакам, хотели начать вестернизацию Русского царства, с уменьшением роли самодержца, выдвижением на первую роль «шляхетства» (знати). Реформировать православную церковь. То есть определенные силы на Руси (имевшие связи на Западе) хотели начать масштабную вестернизацию русской цивилизации ещё до Романовых. Однако, после некоторой слабости, возмужав, Иван Васильевич раскусил измену, и начал править как самодержец. И Русь смогли вестернизировать только организовав Смуту и возведя на престол династию Романовых.
Сильвестр убедил царя, что различные бедствия в государстве, его персональная вина. Также Ивана Васильевича убедили, что действия Ивана III и Василия III по централизации государства, по установлению единовластия и обуздания князей и бояр были неверными. Что ранее казненные и отправленные в ссылки заговорщики и мятежники пострадали невинно. И великий «грех предков» ложится тяжким грузом и на самого Ивана Васильевича. Поэтому он посмертно амнистировал всех, кто был наказан, стал давать вклады на их упокоение и хотел отмолить «вину» отца и деда.
Считается, что «правительство» Адашева-Сильвестра начало проводить реформы во благо Русского государства. Однако первые реформы Иван Васильевич стал проводить в 1545 году, за два года до встречи с Сильвестром. В частности, издал указ об умножении соляных промыслов. А в 1547-1548 гг., когда к власти пробились Сильвестр и Адашев, ничего значимого не было. При этом они проводили определённую политику. Вместо самодержавия Ивану внушили необходимость «согласия», уговорили поделиться властью с Боярской думой, с братьями Юрием и Владимиром Старицким. Указы стали издаваться от всех вместе, формула гласила: «Мы с братьями и боярами уложили…». Хотя Владимир был ещё мальчишкой, и его делами полностью занималась мать, вдова мятежника Ефросинья Старицкая. А Юрий глухонемой от рождения, не мог нормально развиваться (методик по развитию глухонемых тогда не было). При нём возвысился видный заговорщик князь Палецкий, Юрия женили на его дочери.
Усилиями Адашева и Сильвестра при царе стала формировать «рада» (совет). В неё вошли Курлятев, Курбский — друзья Адашева, Шереметевы, Воротынский, Одоевский, Серебряный Горбатый, Лобанов-Ростовский. Многие были связаны родственными узами с заговорщиками-оппозиционерами прошлых времен. В результате возникло настоящее теневое правительство, получившее большие полномочия. «Избранная рада» стала высшей судебной инстанцией, назначала воевод, наместников, распределяла награды, имения, жаловала в боярство, изгоняла со службы. Не зря Пискаревский летописец прямо отмечал, что Сильвестр «правил Русскою землю … заодин с Адашевым». В 1547 году были резко повышены налоги. Вышел указ «дань имати с сохи по 12 рублев». Деньги были нужны государству на восстановление Москвы и военные нужды. Но сумма была чрезмерно высокой, летописец отмечал, что «крестьяном была тягота великая». При этом кормления стали получать не ставленники Глинских, а лица, близкие «раде». И вскоре выяснилось, что грабят и воруют они не меньше предшественников.
Одновременно реформаторы замышляли коренные преобразования, модернизацию Руси на западный лад. В 1547 году царю представили саксонца Шлитте. Его назначили посланником к германскому императору и поставили задачу набрать на русскую службу 120 иностранных специалистов, включая юристов, теологов, врачей, архитекторов, парикмахеров, музыкантов и т. д. Членов «избранной рады» явно интересовали европейские порядки и развлечения. Очевидно, замышлялись реформы русского законодательства и церкви по западным образцам. Во-многом всё это напоминает политику во времена Петра I и его предшественников (в частности, раскол церкви, когда её стали «совершенствовать» по западным образцам).
Шлитте провел переговоры с Карлом V. Москве предлагали союз против Турции, но неравноправный. Русь должна была помогать императору людьми и деньгами, дать знатных заложников в обеспечение своей верности. Также планировалось учредить совместный русско-германский рыцарский орден. При этом Шлитте посетил не только Германию, но и Рим. Его принял римский папа Юлий III и передал в Москву проект подчинения православной церкви Ватикану. А Ивану Васильевичу пообещали титул короля. Правда, случилась накладка. Шлиттте по пути в Россию повязали и бросили в тюрьму и он попал в Москву только через 10 лет, когда ситуация на Руси уже резко поменялась и прозападные реформы были невозможны. Ливонский орден и Ганза блокировали связи Руси с Западной Европой, не пропуская ни товары, ни мастеров. А римский папа и германский император были им не указ, они ударились в Реформацию и воевали с католиками.
Таким образом, при Иване Васильевиче, который довольно быстро разобрался в ситуации и взял державу под свой контроль, повернуть Русь на западный путь развития не удалось. Однако «избранная рада», Сильвестр и Адашев стали героями либералов и западников, которые сочинили миф о «кровавом, распутном царе» и идеалистах-реформаторах.
Иван IV и протопоп Сильвестр во время большого московского пожара. Павел Плешанов
В 1546 году Иван Васильевич впервые высказал митрополиту Макарию намерение жениться, а перед этим Макарий предложил Ивану Грозному венчаться на царство. Идея о венчании стала полной неожиданностью для боярства, которое весьма распустилось в годы малолетства государя. 16 января 1547 года в Успенском соборе Московского Кремля состоялась торжественная церемония венчания, чин которой был составлен митрополитом. Митрополит возложил на Ивана знаки царского достоинства: крест Животворящего Древа, бармы и шапку Мономаха. Иван Васильевич был помазан миром, а затем митрополит благословил царя.
А 13 февраля состоялось ещё одно торжество, свадьба царя. Невесту выбирали из знатных девушек всей державы, и ею стала Анастасия Романовна из рода Захарьиных-Юрьевых. Этот род был одним из самых знатных, предки Захарьиных-Юрьевых с XIV века служили великим князьям и были связаны родственными узами с другими семьями. Таким образом, этот брак укреплял опору царя в старомосковском боярстве. Кроме того, Захарьины-Юрьевы никогда не участвовали ни в каких заговорах, не принадлежали к оппозиции, были преданы престолу.
Казалось, что Русь ждут коренные перемены. Молодой, царь укреплял свои позиции, вникал в различные стороны государственной жизни. Сильная власть должна была восстановить порядок и дисциплину в государстве, прижать воров и разгулявшихся вельмож. Однако не всех это устраивало. Многие имевшие власть и достаток люди привыкли «ловить рыбку в мутной воде», не желали сильной царской власти и порядка. В результате стали происходить чрезвычайные происшествия, вроде и случайные, стихийные, но странно повторяющиеся.
Согласно историку Н. М. Карамзину, первые возгорания в Москве были зафиксированы 12 апреля, огонь уничтожил торговые лавки в Китай-городе, гостиные казённые дворы, Богоявленскую обитель и множество жилых домов от Ильинских ворот до Кремля и Москвы-реки. Огонь достал пороховой склад в одной из башен Кремля — летом планировали поход на Казань, готовили запасы пороха, который взорвался вместе с частью городской стены. Обломки строений упали в реку и заполонили её камнями. 20 апреля произошёл новый пожар, в результате которого полностью выгорела Яузная улица, являвшаяся в то время местом гончаров и кожевенников. А в конце июня, через полгода после коронации, Москву охватил новый, куда более сильный «великий» пожар. Он одновременно «начался» в разных местах и ветер помог его распространению. Огнём в течение двух дней полыхали Арбат и Кремль, невыгоревшие части Китай-города, Тверская, Дмитровка, Мясницкая. Погибло более 2 тыс. человек.
Карамзин в «Истории государства российского» так описывал это событие: «Вся Москва представила зрелище огромного пылающего костра под тучами густого дыма. Деревянные здания исчезли, каменные распались, железо рдело как в горнице, медь текла. Рёв бури, треск огня, и вопль людей от времени до времени был, заглушаем взрывами пороха, хранившегося в Кремле и других частях города. Спасали единственно жизнь: богатство праведное и неправедное гибло. Царские палаты, казна, сокровища, иконы, древние хартии, клинки, даже мощи святых истлели. Митрополит молился в храме Успения, уже задыхаясь от дыма: силою выведи его от туда, и хотели спустить на верёвке с тайника к Москве-реке: он упал, расшибся и едва живой был отвезен в Новоспасский монастырь… К вечеру буря затихла, и в три часа ночи, угасло пламя; но развалины курились несколько дней, от Арбата и Неглинной до Яузы и до конца Великой улицы, Варварской, Покровской, Мясницкой, Дмитровской, Тверской… Люди с опаленными волосами, черными лицами, бродили как тени среди ужасов обширного пепелища: искали детей, родителей, остатков имений; не находили и выли как дикие звери».
Царь находился в своей летней резиденции, подмосковном селе Воробьеве. 25 июня Иван Васильевич и бояре собрались в Новоспасском монастыре у митрополита, чтобы обсудить сложившееся положение, ликвидировать последствия трагедии. Неожиданно князья Скопин-Шуйский. Темкин-Ростовский, бояре Фёдоров-Челяднин, Нагой, дядя царицы Григорий Захарьин заявили, что пожар вызван «злодейством» — поджигательством и колдовством. Царь удивился, но приказал провести расследование.
26 июня в Кремле была собрана огромная толпа погорельцев, отчаявшихся и растерянных людей, потерявших своих близких, дома и добро. В толпе раздались крики, что Москву подожгли родственники царя Глинские. Это был род литовского происхождения. Михаил Глинский, при вступлении на престол короля Сигизмунда поднял мятеж и, потерпев поражение, бежал в Москву. После брака племянницы Михаила Глинского, Елены, с великим князем Василием Ивановичем (1526 г.) значение рода чрезвычайно возросло, а после смерти Василия в 1533 года они стали фактическими правителями Русского государства. Елена Васильевна Глинская была матерью Ивана Васильевича и регентшей во время его малолетства. Против Глинских при дворе составилась боярская партия во главе с Шуйскими. Елена умерла 4 апреля 1538 года. По слухам, была отравлена Шуйскими. Данные исследования её останков указывают на предположительную причину смерти — отравление ядом (ртуть). Однако Глинские, как ближайшие родственники царя, сохранили ведущие позиции.
В Москве пустили слух, будто город спалили колдовством, а виной всему — Глинские. Была озвучена совершенно дикая версия о том, что бабка царя Анна разрывала могилы, вынимала сердца мертвых, сушила их, толкла в порошок и клала в воду, кропила этой водой город, а затем обернулась сорокой и разносила огонь. В итоге взбудораженная толпа взорвалась. Анны и Михаила Глинских вообще не было в Москве, они на лето уехали в свои ржевские вотчины. Разбушевавшаяся толпа растерзала Юрия Глинского, который был тут же на площади. Он был испуган услышанным и пытался спрятаться в Успенском соборе, но его выволокли и забили камнями, оставив тело на поругание. Затем москвичи ринулись к дворам и загородным усадьбам Глинских, разграбили их и сожгли, слуг «бесчисленно побиша». Перебили и детей боярских из Северской земли, которые прибыли на службу. Их тоже посчитали виновными. Из ссылки вызвали Шуйских.
Именно в то время появился священник Сильвестр. Он явился то ли в день катастрофы, на фоне страшного пожара, то ли сразу после него. Сильвестр явился с видом пророка и заявил, что пожары — гнев Божий, обрушившийся на царя за его неправедные поступки. Позже Курбский писал, что Сильвестр сослался на видение, бывшее ему от бога. Но Курбский оговорился, что сам, мол, он не знает, были ли у священника видения или он наврал. А Иван Васильевич вспоминал, что Сильвестр напугал его «детскими страшилами». Но в тот момент, под впечатлением великого пожара, «страшила» сильно подействовала на впечатлительного юного царя. Царь признавался: «Вошёл страх в душу мою и трепет в кости мои, смирился дух мой, умилился я и познал свои согрешения».
Сильвестр начинал духовную карьеру в Новгороде. Он сам и его родственники были связаны с крупной торговлей с заграницей. В Москву он перебрался незадолго до пожара и стал священником Благовещенского собора в Московском Кремле. Это была семейная церковь великих князей и получить такой пост без протекции было невозможно. Одним из покровителей Сильвестра считается митрополит Макарий. Однако их идейные взгляды сильно отличались. Макарий принадлежал к т. н. иосифлянам (они считали, что церковь должна иметь хорошую материальную базу), а позиция Сильвестра была близка нестяжателям. Священника свёл с Иваном Грозным Алексей Адашев. Он уже занимал при царе видное место. На свадьбе царя Ивана он был в должности ложничего и мовника, то есть он стелил брачную постель государя и сопровождал новобрачного в баню. А после великого пожара Адашев и Сильвестр тесно сошлись друг с другом, вошли в ближний круг царя, в т. н. «избранную раду». Видимо, именно Адашев помог Сильвестру попасть в ближний круг царя.
29 июня стали распускать новые слухи, что Глинские призвали крымского хана, а сами спрятались в Воробьеве. Тогда бунтовщики явились в село Воробьёво, где находился Иван Васильевич, и потребовали выдачи остальных Глинских. Толпа была вооружена и настроена агрессивно. Людям внушили, что царь знал о планах Глинских и прячет их. Позднее Иван Васильевич признавался: «Бояре научили были народ и нас убити». Военной силы за царем в это время не было, он был деморализован Сильвестром, поэтому «удивися и ужасеся». С толпой вступили в переговоры, обещали разобраться. С большим трудом удалось уговорить толпу разойтись, убеждая её, что Глинских в Воробьёве нет. Судя по всему, заговорщики надеялись, что разъярённая «чернь» убьет беззащитного царя. Однако народ не был настроен против Ивана Васильевича. Москвичи любили юного царя, и хотели только покарать «изменников», поддавшись умелым провокаторам. Убедившись, что Глинских нет в Воробьеве, горожане стали расходиться.
«Восстание в Москве в 1547 году». Миниатюра из Лицевого летописного свода
Таким образом, убить царя во время восстания не удалось. Однако прошёл другой вариант. В царское ближайшее окружение внедрили Сильвестра, возвысился Адашев. Царского духовника Бармина оклеветали, что он подстрекал людей к бунту, сняли с поста протоиерея Благовещенского собора и отправили в монастырь. Его место занял Сильвестр. Иван Васильевич, испуганный пожаром и восстанием, временно попал под сильное влияние Сильвестра. А он оказался не «пророком», а ловким интриганом и политиком. Устрашая царя божьими карами, которые якобы за его грехи обрушатся на Русь, призывал к покаянию и «исправлению». Священник внушал ему идею ответственности перед богом и на этом основании начал регулировать царя не только в духовных, но и светских делах, вмешивался в семейную жизнь.
При дворе произошли некоторые перестановки. Михаил Глинский и близкий к нему Турунтай-Пронский, опасаясь расправы, хотели сбежать в Литву. Однако их поймали и отдали под суд. Царь и бояре учли, что они бежали из-за страха смерти, а не ради измены, поэтому серьёзных наказаний не было. Глинского лишили чина конюшего и отправили с Пронским в ссылку, конфисковав большую часть имений.
С подачи либеральных (прозападных) авторов XIX столетия был внедрён миф о том, что будто юный царь вел праздный, разгульный образ жизни, что даже женитьба не отвадила его от различных «потех». И только под влиянием Сильвестра Иван Васильевич стал меняться в лучшую сторону. Что новые советники царя установили на Руси справедливые порядки, начали проводить положительные государственные реформы. И «избранная рада» характеризуется только с положительной стороны. Мол, благодаря «избранной раде» Россия пошла по пути реформ.
В реальности ситуация была иная. Сильвестр и Адашев, имеющие сильную поддержку в княжеско-боярской верхушке, судя по некоторым признакам, хотели начать вестернизацию Русского царства, с уменьшением роли самодержца, выдвижением на первую роль «шляхетства» (знати). Реформировать православную церковь. То есть определенные силы на Руси (имевшие связи на Западе) хотели начать масштабную вестернизацию русской цивилизации ещё до Романовых. Однако, после некоторой слабости, возмужав, Иван Васильевич раскусил измену, и начал править как самодержец. И Русь смогли вестернизировать только организовав Смуту и возведя на престол династию Романовых.
Сильвестр убедил царя, что различные бедствия в государстве, его персональная вина. Также Ивана Васильевича убедили, что действия Ивана III и Василия III по централизации государства, по установлению единовластия и обуздания князей и бояр были неверными. Что ранее казненные и отправленные в ссылки заговорщики и мятежники пострадали невинно. И великий «грех предков» ложится тяжким грузом и на самого Ивана Васильевича. Поэтому он посмертно амнистировал всех, кто был наказан, стал давать вклады на их упокоение и хотел отмолить «вину» отца и деда.
Считается, что «правительство» Адашева-Сильвестра начало проводить реформы во благо Русского государства. Однако первые реформы Иван Васильевич стал проводить в 1545 году, за два года до встречи с Сильвестром. В частности, издал указ об умножении соляных промыслов. А в 1547-1548 гг., когда к власти пробились Сильвестр и Адашев, ничего значимого не было. При этом они проводили определённую политику. Вместо самодержавия Ивану внушили необходимость «согласия», уговорили поделиться властью с Боярской думой, с братьями Юрием и Владимиром Старицким. Указы стали издаваться от всех вместе, формула гласила: «Мы с братьями и боярами уложили…». Хотя Владимир был ещё мальчишкой, и его делами полностью занималась мать, вдова мятежника Ефросинья Старицкая. А Юрий глухонемой от рождения, не мог нормально развиваться (методик по развитию глухонемых тогда не было). При нём возвысился видный заговорщик князь Палецкий, Юрия женили на его дочери.
Усилиями Адашева и Сильвестра при царе стала формировать «рада» (совет). В неё вошли Курлятев, Курбский — друзья Адашева, Шереметевы, Воротынский, Одоевский, Серебряный Горбатый, Лобанов-Ростовский. Многие были связаны родственными узами с заговорщиками-оппозиционерами прошлых времен. В результате возникло настоящее теневое правительство, получившее большие полномочия. «Избранная рада» стала высшей судебной инстанцией, назначала воевод, наместников, распределяла награды, имения, жаловала в боярство, изгоняла со службы. Не зря Пискаревский летописец прямо отмечал, что Сильвестр «правил Русскою землю … заодин с Адашевым». В 1547 году были резко повышены налоги. Вышел указ «дань имати с сохи по 12 рублев». Деньги были нужны государству на восстановление Москвы и военные нужды. Но сумма была чрезмерно высокой, летописец отмечал, что «крестьяном была тягота великая». При этом кормления стали получать не ставленники Глинских, а лица, близкие «раде». И вскоре выяснилось, что грабят и воруют они не меньше предшественников.
Одновременно реформаторы замышляли коренные преобразования, модернизацию Руси на западный лад. В 1547 году царю представили саксонца Шлитте. Его назначили посланником к германскому императору и поставили задачу набрать на русскую службу 120 иностранных специалистов, включая юристов, теологов, врачей, архитекторов, парикмахеров, музыкантов и т. д. Членов «избранной рады» явно интересовали европейские порядки и развлечения. Очевидно, замышлялись реформы русского законодательства и церкви по западным образцам. Во-многом всё это напоминает политику во времена Петра I и его предшественников (в частности, раскол церкви, когда её стали «совершенствовать» по западным образцам).
Шлитте провел переговоры с Карлом V. Москве предлагали союз против Турции, но неравноправный. Русь должна была помогать императору людьми и деньгами, дать знатных заложников в обеспечение своей верности. Также планировалось учредить совместный русско-германский рыцарский орден. При этом Шлитте посетил не только Германию, но и Рим. Его принял римский папа Юлий III и передал в Москву проект подчинения православной церкви Ватикану. А Ивану Васильевичу пообещали титул короля. Правда, случилась накладка. Шлиттте по пути в Россию повязали и бросили в тюрьму и он попал в Москву только через 10 лет, когда ситуация на Руси уже резко поменялась и прозападные реформы были невозможны. Ливонский орден и Ганза блокировали связи Руси с Западной Европой, не пропуская ни товары, ни мастеров. А римский папа и германский император были им не указ, они ударились в Реформацию и воевали с католиками.
Таким образом, при Иване Васильевиче, который довольно быстро разобрался в ситуации и взял державу под свой контроль, повернуть Русь на западный путь развития не удалось. Однако «избранная рада», Сильвестр и Адашев стали героями либералов и западников, которые сочинили миф о «кровавом, распутном царе» и идеалистах-реформаторах.
Иван IV и протопоп Сильвестр во время большого московского пожара. Павел Плешанов
Информация