Завершение Крестьянской войны Степана Разина и судьба атаманов
С. Кириллов. «У Симбирской черты»
В предыдущей статье («Разинщина. Начало Крестьянской войны») было рассказано о событиях неспокойного 1670 года: новом походе Степана Разина на Волгу, первых успехах восставших, их поражении у Симбирска. Было упомянуто и о том, что несколько отрядов были отправлены Разиным под Пензу, Саранск, Козьмодемьянск и некоторые другие города.
«Полевые командиры» Крестьянской войны
Обо всех «атаманах» того времени в одной статье рассказать, конечно же, невозможно. Попробуем коротко упомянуть хотя бы некоторых из них. О Василие Усе и Фёдоре Шелудяке мы уже говорили, и в ближайшее время продолжим этот рассказ. Пока же немного о других лидерах повстанческих отрядов этой Крестьянской войны.
Кошелева Е. «Армия Разина»
Пришедший с Разиным с Дона Михаил Харитонов взял под контроль огромную территорию между Сурой и Волгой, захватив вначале Юшанск, Таган, Урень, Корсунь, Сурск, а затем Атемар, Инсар, Саранск, Пензу, Наровчат, Верхний и Нижний Ломовы. В районе Пензы он соединился с отрядами других атаманов – Федорова, Чирка и Шилова (о Шилове ходили слухи, что это сам переодетый Степан Разин). В Саранске Харитонов сумел организовать оружейные мастерские. Вот какие «прелесные грамоты» рассылал он по округе:
«Послали мы к вам Козаков лысогорских Сидара Леденева да Гаврилу Болдырева для собранья и совету великого войска. А мы ныне в Танбове ноября в 9 день в скопе, у нас войскова силы с 42 000, а пушак у нас 20, а зелья у нас полпятаста и больши пуд. И вам бы пожаловать атаманы и молотцы, ехоть к нам на помочь с пушками и з зельем днем и ночью наспех. А писал к нам из Орзамасу донской атаман, что наши козаки князь Юрья Долгаруково побили со всем его войским, а у него была пушак 120, а зелья 1500. Да пожаловать бы вам, породеть за дом пресвятые богородицы и за великого государя, и за батюшку за Степана Тимофеевича, и за всю провославную християнскою веру... А будет вы к нам не пойдетя собраньем на совет, и вам быть от великого войска в казни, и женам вашим и детем быть порубленым и домы ваши будут розарены, и животы ваши и статки взяты будут на войска».
Харитонов и Фёдоров дошли до Шацка (город в современной Рязанской области), но 17 октября были отброшены отрядами смоленских и рославльских шляхтичей, которые ещё 15 лет назад были подданными Речи Посполитой. Воевода Хитрово так писал об этом тяжёлом и упорном сражении:
«Полковник Денис Швыйковский с своею смоленскою, бельскою и рославскою шляхтою приступали к деревне жестокими приступами, не щадя голов своих, приезжали к воровскому обозу, на воровских людей, секли и обоз ломали; много шляхты переранено тяжелыми ранами, пробиты насквозь пиками и рогатинами, иные из пищалей и луков прострелены».
В ноябре 1670 года Харитонов потерпел поражение от войск князя Ю. Барятинского, отступил к Пензе, попал в плен и был казнён в декабре этого года.
Василий Фёдоров, о котором упоминалось выше, был не то саратовским стрельцом, не то солдатом Белгородского полка, бежавшим на Дон, где он «жил в казаках». Восставшими Фёдоров был выбран «городовым атаманом» Саратова. Он также был взят в плен и казнён в декабре 1670 года.
Максим Осипов, посланный Разиным во главе 30 казаков «с прелесными письмами ездить и збирать в казаки вольницу», в короткий срок собрал целую армию из 1500 человек, на вооружении которой оказались даже пушки. С этим отрядом Осипов в конце весны 1671 года пошёл на помощь Фёдору Шелудяку, войска которого атаковали Симбирск, но опоздал. Однако появление Осипова вызвало большой испуг в Симбирске, где его отряд приняли за новую армию восставших. С 300-ми оставшимися у него воинами, он, в конце концов, пробился к Царицыну, но этот город к тому времени уже не контролировался разинцами и отряд Осипова был окончательно разбит. Случилось это в конце июля – начале августа 1671 года.
Атаман Акай Боляев, известный также, как Мурзакайко, действовал в восточной Мордовии, численность его отряда доходила до 15 тысяч человек. Князь Барятинский описывает бой с повстанцами Боляева у при Усть-Уренской слободе, как большое и тяжелое сражение:
«А они, воры, стояли за Кандараткою речкою под слободою, убрався с полками конные и пешие и поставя обоз, да с ними 12 пушек… у речки пехота приведена была, и бой был великой, и стрельба пушешная и мушкетная безпрестанная, а я со всеми полками конными на их конные полки наступил».
Восставшие потерпели поражение, Боляев был ранен, но уже через месяц он снова сражался у деревень Баево и Тургенево (7 и 8 декабря 1670 г.), был разбит и попытался укрыться в родном селе Костяшево (примерно в 17 км от Саранска). Здесь он был выдан земляками царским карателям и в декабре 1670 года четвертован в Красной Слободе.
На территории Чувашии действовал отряд Изылбая Кабаева, в котором «было русских, и татар, и чуваш с 3000 человек». В конце декабря 1670 г. он совместно с «атаманами русскими» Васильевым и Беспалым атаковал обоз воеводы князя Барятинского, но потерпел поражение у деревни Досаево, попал в плен и был казнён.
Илья Пономарев, который также упоминается под фамилиями Иванов, Попов и Долгополов, был уроженцем города Кадом и марийцем по национальности. Сохранилось описание его внешности: «Ростом средней человек, волосом светлорус, в лице продолговат, нос прям, продолговат, борода невелика, з брувьми небольшими почернее волос».
С «прелесным письмом» Степана Разина его схватили в Козьмодемьянской уезде и посадили в тюрьму. Но уже 3 октября 1670 г. жители Козьмодемьянска открыли ворота перед небольшим отрядом разинцев (30 человек), Пономарев был освобождён и избран атаманом. После неудачи у Цивильска, он увёл свой отряд в Ветлужскую волость, где был взят город Унжа. Испуганный соликамский воевода И. Монастырев сообщал в Москву, что ему «оборонитца некем… жить опасно и страшно».
Пономарёв также был схвачен и повешен в Тотьме в страшном для восставших декабре 1670 года.
Алёна Арзамасская (Темниковская)
Н. М. Обухов. «Алёна Арзамасская-Темниковская». Железобетон. 1971. Краеведческий музей. Темников
Среди командиров восставших оказалась и одна женщина – некая Алёна, уроженка Выездной слободы (близ Арзамаса). Овдовев, она ушла в монастырь, где скоро стала известна как травница. Узнав о восстании Разина, сумела своими речами привлечь на свою сторону около 200 окрестных крестьян, которых она повела на Оку – первоначально к Касимову, но потом свернула к Темникову. К этому городу с ней пришли уже 600 человек.
Здесь её отряд соединился с другими повстанческими частями. Главным атаманом стал Фёдор Сидоров, который в сентябре 1670 г. был освобожден разницами из саранской тюрьмы.
Анонимный иностранный автор в «Сообщении касательно подробностей мятежа, произведенного в Московии Стенькой Разиным», сообщает, что под командой Алёны и Сидорова собралось семитысячное войско.
Боярский сын М. Веденяпин в донесении от 28 ноября 1670 г. и вовсе писал:
«А в Темникове-де, государь, воровских людей стоит 4000, устроясь с пушки. Да в темниковском, государь, лесу на засеках на арзамасской дороге... стоит воровских людей от Темникова ж в 10-ти верстах 8000 с огненным боем. Да к ним же... пришли из Троецкого острогу... с пушки и с мелким ружьем с 300 человек».
Но современные исследователи считают, что общая численность восставших вряд ли превышала 5 тысяч человек. Их объединённые войска нанесли поражение отряду воеводы Арзамаса Леонтия Шансукова.
В декабре 1670 года темниковские повстанцы потерпели поражение, Сидорову удалось скрыться в окрестных лесах, а оставшиеся в городе, в том числе и Алёна, были выданы воеводе Ю. А. Долгорукому. Палачей Алёна потрясла тем, что безмолвно вынесла все пытки, на основании чего был сделан вывод, что она ведьма, не чувствующая боли. Уже упоминавшийся нами автор «Сообщения касательно подробностей мятежа…» написал:
«Она не дрогнула и ничем не выказала страха, когда услыхала приговор: быть сожженной заживо. Прежде чем ей умереть, она пожелала, чтобы сыскалось поболее людей, которые поступали бы, как им пристало и бились так же храбро, как она, тогда, наверное поворотил бы князь Юрий вспять. Перед смертью она перекрестилась... спокойно взошла на костер и была сожжена в пепел».
Это «Сообщение…» в 1671 г. было опубликовано в Голландии и Германии, а в 1672 – в Англии и Франции, поэтому в Европе об этой мужественной женщине узнали раньше, чем в России.
Об Алёне писал и некий Иоганн Фриш:
«Через несколько дней после его (Разина) казни была сожжена монахиня, которая, находясь с ним (заодно), подобно амазонке, превосходила мужчин своей необычной отвагой»
(1677 год).
К. Смирнов. «Бой Алёны Арзамасской»
Продолжение Крестьянской войны
Эмиссары Разина взбунтовали также крестьян под Ефремовом, Новосильском, Тулой, а Боровск, Кашира, Юрьев-Польский восстали без их участия. С октября по декабрь 1670 года пятитысячный отряд окрестных крестьян во главе с атаманом Мещеряковым, осаждал и дважды штурмовал Тамбов. Но оставшиеся без вождя повстанцы были разгромлены в Поволжье, на Тамбовщине и в Слобожанщине (Слободская Украина).
Возвращение на Дон, вероятно, было роковой ошибкой Степана Разина: делать там ему было нечего, почти все сочувствовавшие ему казаки уже находились в его войске, а старшины и «домовитые» были не в восторге от возвращения мятежного атамана, опасаясь карательной экспедиции московских войск. В Астрахани же Разину ничего не угрожало, и одно его имя привлекало бы туда тысячи готовых сражаться под его началом людей.
Портрет Степана Разина. Гравюра неизвестного автора, XVII век
Но Разин сдаваться не собирался. Когда Василий Ус запросил его, что делать с хранящейся у него казной, атаман ответил, что весной сам придёт в Астрахань, и приказал строить струги «больше прежнего». В Царицын в это время прибывали отряды из Астрахани, Красного Яра, Чёрного Яра, Саратова, Самары и других городов – всего собралось около 8 тысяч человек на 370 стругах. С астраханцами туда пришел Фёдор Шелудяк, выбранный в Царицыне атаманом.
Предательство
Трудно сказать, как развивались бы события дальше, если бы домовитые казаки во главе с войсковым атаманом Корнеем Яковлевым (крестный отец Степана Разина) не взяли штурмом Кагальник, где расположился атаман. В конце апреля 1671 года вождь восставших был захвачен в плен и выдан царским властям.
«Разин пойман и на него накладывают железа». С гравюры Давида по рисунку Монне, Государственный Исторический музей
До 1979 года на стене Воскресенского собора в станице Старочеркасской можно было увидеть цепи, которыми, как утверждало предание, Корнила Яковлев сковал захваченного в плен крестного сына – Степана Разина. Они были украдены во время реконструкции и теперь заменены дубликатами:
В этом же соборе имеется могила Корнилы Яковлева.
Воскресенский войсковой собор, станица Старочеркасская
Предателям выплатили их тридцать сребреников – «особенное жалованье» в размере трёх тысяч серебряных рублей, четырёх тысяч четвертей хлеба, 200 ведер вина, 150 пудов пороха и свинца.
Степана Разина и его брата Фрола в Москву доставили 2 июня 1671 года. По свидетельству оставшегося неизвестным англичанина, примерно в миле от города мятежников встретила подготовленная телега с виселицей, на которую и поставили атамана:
«С мятежника сорвали бывший на нем до того шелковый кафтан, обрядили в лохмотья и поставили под виселицу, приковав железной цепью за шею к верхней перекладине. Обе руки его были прикованы к столбам виселицы, ноги разведены. Брат его Фролка привязан был железной цепью к телеге и шел сбоку ее. Эту картину наблюдало «великое множество народа высокого и низкого звания».
Следствие было недолгим: непрерывные пытки продолжались 4 дня, но Степан Разин молчал, и уже 6 июня 1671 года ему и его брату был вынесен приговор: «Казнить злою смертью – четвертовать».
Поскольку атаман уже был отлучен от церкви и предан анафеме патриархом Иосафом, в исповеди перед казнью ему было отказано.
Томас Хебдон – представитель британской Русской компании, ставший очевидцем казни, отправил сообщение о ней в гамбургскую газету «Северный Меркурий»:
«Разина поставили на специально сколоченную по такому случаю повозку семи футов вышиной: там он стоял так, что все люди – а их собралось более 100 000 – могли его видеть. На повозке была сооружена виселица, под которой он стоял, пока его везли к месту казни. Он был крепко прикован цепями: одна очень большая шла вокруг бедер и спускалась к ногам, другой он был прикован за шею. В середине виселицы была прибита доска, которая поддерживала его голову; его руки были растянуты в сторону и прибиты к краям повозки, и из них текла кровь. Брат его тоже был в оковах на руках и ногах, и его руки были прикованы к повозке, за которой он должен был идти. Он казался очень оробевшим, так что главарь мятежников часто его подбадривал, сказав ему однажды так:
"Ты ведь знаешь, что мы затеяли такое, что и при еще больших успехах мы не могли ожидать лучшего конца"».
"Ты ведь знаешь, что мы затеяли такое, что и при еще больших успехах мы не могли ожидать лучшего конца"».
Прервём цитату, чтобы посмотреть рисунок Хебдона:
А ниже представлен кадр из советского фильма «Степан Разин», снятого в 1939 году:
Продолжение цитаты:
«Этот Разин все время сохранял свой гневный вид тирана и, как было видно, совсем не боялся смерти. Его царское величество нам, немцам и другим иностранцам, а также персидскому послу, оказал милость, и нас под охраной многих солдат провели поближе, чтобы мы разглядели эту казнь лучше, чем другие, и рассказали бы об этом у себя соотечественникам. Некоторые из нас даже были забрызганы кровью».
«Казнь Степана Разина». Гравюра Р. Бонга по рисунку Медведева
Степан Разин был четвертован на Лобном месте, а его брат Фрол продлил свои мучения на несколько лет, выкрикнув у эшафота «слово и дело Государево».
Разин же, по свидетельству Марция,
«был так непреклонен духом, что уже без рук и без ног, сохранил свой обычный голос и выражение лица, когда, поглядев на остававшегося в живых брата, которого вели в цепях, окрикнул его: "Молчи, собака!"».
Портрет Степана Разина. С гравюры Беккера
Утёс Степана Разина (Дурман-гора), Саратовская область, высота 186 метров. В 1870 году А. Навроцкий посвятил ему стихотворение, которое через 26 лет было положено на музыку («Есть на Волге утёс»). Окрестные крестьяне (в том числе и немецкие колонисты) утверждали, что часто видели здесь призрак казнённого Степана Разина
Степан Разин был отлучен от церкви, а потому, по некоторым данным, его останки были позже захоронены на мусульманском (Татарском) кладбище (за Калужскими воротами).
Фрол Разин обещал выдать властям «воровские клады» и «воровские письма», спрятанные в засмоленный кувшин, но ни загадочный кувшин, ни клады так и не были найдены. О его казни, которая состоялась на Болотной площади 26 мая 1676 года, секретарь Нидерландского посольства Бальтазар Койэт сообщал:
«Он уже почти шесть лет пробыл в заточении, где его всячески пытали, надеясь, что он ещё что-нибудь выскажет. Его повезли через Покровские ворота на земский двор, а отсюда, в сопровождении судьи и сотни пеших стрельцов, к месту казни, где казнили и брата его. Здесь прочитали приговор, назначавший ему обезглавленье и постановлявший, что голова его будет посажена на шест. Когда голову его отрубили, как здесь принято, и посадили на кол, все разошлись по домам».
В один день со Степаном Разиным (6 июня 1671 года) на Лобном месте был казнён и «молодой человек, которого атаман выдавал за старшего царевича (Алексея Алексеевича)» – о его появлении в стане восставших было рассказано в предыдущей статье. Настоящее его имя так и осталось неизвестным: он не назвал его даже под самыми жестокими пытками.
Высказывались предположения, что под этим именем могли скрываться атаман Максим Осипов (о котором говорилось в начале статьи) либо попавший к разинцам в плен кабардинский князь Андрей Черкасский. Однако, доподлинно известно, что Осипов был схвачен лишь в июле 1671 года – через месяц после казни Лже-Алексея. Что касается Андрея Черкасского, то он остался жив и после подавления восстания продолжал служить Алексею Михайловичу.
Любопытно, что в конце царствования Алексея Михайловича появился и Лже-Симеон (выдававший себя за другого сына этого правителя от Марии Милославской, который был младше царевича Алексея на 12 лет). Он «объявился» у запорожцев, полагают, что этим самозванцем был некий варшавский мещанин Матюшка.
Поход Фёдора Шелудяка
Перед казнью Степан Разин гордо заявил при всём народе (а собрано властями было около ста тысяч человек):
«Вы думаете, что убили Разина, но настоящего вы не поймали; и есть еще много Разиных, которые отомстят за мою смерть».
Эти слова были услышаны и разнеслись по всей России.
Уже после подавления восстания в городе Пронск один из мастеровых, услышав от солдата Лариона Панина, что «вора и изменника Степана Разина с его воровским сбродом разбили и его де, Стеньку, изранили», сказал: «Где вам Стеньку Разина разбить!»
Панин донёс на него воеводе, и эти крамольные слова так напугали местные власти, что дело разбиралось в Москве, где был вынесен приговор:
«Великий государь указал, и бояре приговорили крестьянину Еропкина Симошке Бессонову за такие слова учинить наказание: бить кнутом нещадно, да у него ж урезать языка, чтоб впредь иным таких слов не повадно было говорить».
А соратники мятежного атамана действительно продолжили борьбу и после его ареста и гибели. Они ещё контролировали Нижнее Поволжье, и весной 1671 года Фёдор Шелудяк снова повёл повстанцев на Симбирск. 9 июня (через три дня казни Разина) этот город был осаждён, но взять его не удалось. Понеся большие потери во время двух штурмов, на которые их повели атаман Федор Свешников и житель Царицына Иван Былинин, восставшие отошли. К тому же, пришли известия о тяжелой болезни, а затем – и о смерти, оставшегося в Астрахани Василия Уса. Этот атаман был похоронен с всевозможными почестями, во всех астраханских церквях отслужили по нему панихиду. Для восставших это была очень тяжёлая потеря, так как в их среде Василий Ус был вторым человеком после Разина, и о его смерти сообщали даже европейские газеты (например, «Голландские вестовые письма» – «Куранты»). За несколько дней до его смерти в Астрахани были казнены митрополит Иосиф и взятый в плен еще в 1670 году под Чёрным Яром воевода С. Львов, обвинённые в сношениях с московскими властями и донскими старшинами, что выдали властям Степана Разина. До того времени и тот, и другой, по свидетельству Фабрициуса, особым притеснениям не подвергались и даже получали свою долю при разделе «дувана» – наряду со всеми жителями города: «Даже митрополит, генерал и воевода должны были принимать свою долю добычи».
Что касается Симбирска, то в 1672 году за «двукратную храбрую оборону» от войск Разина и Шелудяка этому городу был пожалован герб с изображением льва, стоящего на трёх лапах с высунутым языком, мечом в левой лапе, трёхлепестковой короне над головой.
Первый герб Симбирска
Осада Астрахани царскими войсками
Фёдор Шелудяк привёл от Симбирска в Царицын всего две тысячи человек, но в этом городе не хватало продовольствия, началась цинга, и потому атаман принял решение уйти в Астрахань. Именно он и возглавил сопротивление скоро подошедшим царским войскам (30 тысяч человек), которые возглавлял симбирский воевода И. Б. Милославский (он оборонял этот город во время его осады армией Разина). Численность защитников Астрахани не превышала 6 тысяч человек. Несмотря на явное превосходство в силах и полученное подкрепление (отряды князя К. М. Черкасского), осада этого города продолжалась три месяца.
А на Дону в это время многие «молотчие люди» отказывались «целовать крест» на верность царю.
Казацкая Рада
Лишь через три дня волнений на казачьем Круге в Черкасске Корниле Яковлеву удалось убедить Войско Донское дать присягу. Но от похода к мятежной Астрахани донцы уклонились, заявив, что ожидают набега крымских татар.
Наконец возглавлявший осаждавшие Астрахань войска князь И. Милославский дал торжественное обещание, что, в случае сдачи, «с головы горожан не упадет ни один волос».
27 ноября 1671 г. Астрахань была сдана, и, что самое поразительное, Милославский сдержал своё слово. Но радость астраханцев была преждевременной: в июле 1672 г. городовым воеводой вместо Милославского был назначен князь Я. Н. Одоевский, бывший глава Сыскного приказа, который никаких клятв не давал. Астрахань к этому времени была полностью замирена, не было никаких волнений и никакого повода для массовых казней, но они последовали – и немедленно. Одним из первых был схвачен Фёдор Шелудяк, который был повешен после долгих и жестоких пыток.
Голландский офицер на русской службе Людвиг Фабрициус, которого ни в коем случае нельзя «обвинить» в симпатии к восставшим, писал об Одоевском:
«Это был безжалостный человек. Он был сильно ожесточен против бунтовщиков... Свирепствовал он до ужаса: многих повелел, кого заживо четвертовать, кого заживо сжечь, кому вырезать из глотки язык, кого заживо зарыть в землю... Если выискивался кто-либо, кто из сострадания представлял этому злодею, что все же грешно так поступать с христианами, то он отвечал, что это еще слишком мягко для таких собак, а того, кто в другой раз станет заступаться, он тотчас велит повесить. Такова была судьба виновных и невиновных. Он настолько привык к людским мукам, что по утрам ничего не мог съесть, не побывав в застенке. Там он приказывал, не жалея сил, бить кнутом, поджаривать, вздымать на дыбу. Зато потом он мог есть и пить за троих».
По словам Фабрициуса, в результате такого служебного рвения Одоевского в городе «остались только старухи и маленькие дети».
Если поверить голландцу (а не верить ему в данном случае нет никаких оснований), следует признать, что Астрахань была полностью разорена не внешним врагом и не восставшими, а государственным чиновником, и не в процессе подавления восстания, а через несколько месяцев после его завершения. И этот воевода был далеко не единственным садистом и кровавым маньяком, что превзошли в своей жестокости даже не отличавшихся особой щепетильностью атаманов Степана Разина. В других местах уровень жестокости новых начальников также «зашкаливал».
Месть властей была поистине страшной: за три месяца царские каратели казнили более 11 тысяч человек. Других били кнутами, тысячам людей вырезали язык или отрубили руки.
Иоганн Юстус Марций, защитивший в 1674 году в Виттенберге диссертацию о восстании Степана Разина писал:
«И действительно, резня была ужасающей, а тех, что попали живыми в руки победителей, ожидали в наказание за государственную измену жесточайшие муки: одни пригвождены были к кресту, другие посажены на кол, многих подцеплял за ребра багор».
Леонтьев О. «Расправа с бунтовщиками Степана Разина»
Назначение Одоевского и подобных ему людей воеводами покорённых областей, с одной стороны, свидетельствует о страхе Алексея Михайловича перед новым взрывом народного гнева, с другой – подтверждает известный тезис об отсутствии у него таланта государственного деятеля: царь легко поддавался внешним влияниям и не мог просчитывать долговременные последствия принимаемых решений. Пожар разинского мятежа был буквально залит кровью, но память о зверствах царёвых бояр и помещиков, мстящих за пережитый страх и унижения, навсегда осталась в народе. И когда через 100 лет Емельян Пугачёв «повелел» своим «именным указом» дворян «ловить, казнить и вешать, и поступать равным образом так, как они, не имея в себе христианства, чинили с вами, крестьянами», новая гражданская война, по словам Пушкина, «поколебала Россию от Сибири до Москвы и от Кубани до Муромских лесов»:
«Весь черный народ был за Пугачева. Духовенство ему доброжелательствовало, не только попы и монахи, но и архимандриты и архиереи. Одно дворянство было открытым образом на стороне правительства… Класс приказных и чиновников был еще малочислен и решительно принадлежал простому народу. То же можно сказать и о выслужившихся из солдат офицерах. Множество из сих последних были в шайках Пугачева».
(А. С. Пушкин, «Замечания о бунте».)
Но вернёмся в Астрахань: обманутые горожане пытались тогда бежать из города. Одни пробирались на Слобожанщину, другие – на Урал или даже в Сибирь. Некоторые из них отправились на север – в староверческий Спасо-Преображенский Соловецкий монастырь: его настоятель Никанор принимал всех.
«Вид Соловецкого монастыря, отпечатанный с древних досок, хранящихся в тамошней ризнице», Ровинский Д.А. СПб., 1884 год
Здесь они и погибли 22 января 1676 года, после того как чернец Феоктист указал тайный ход царским войскам, осаждавшим обитель. Расправа над защитниками монастыря и его монахами потрясла даже отнюдь не сентиментальных иностранных наемников, иные из которых оставили воспоминания об этой удивительной, продолжавшейся с 1668 по 1676 гг. войне целого государства против одного монастыря.
Расправа с участниками Соловецкого восстания
Смерть царя Алексея Михайловича
А царь Алексей Михайлович в это время умирал – мучительно и страшно: «Расслаблен бысть прежде смерти, и прежде суда того осужден, и прежде бесконечных мук мучим».
Ельваль. «Смерть царя Алексея Михайловича 29 января 1676 года». Гравюра, начало 1840-х гг.
Царю, устроившему жестокие масштабные гонения на оставшихся верным прежним обрядам соотечественников, казалось, что соловецкие монахи трут его тело пилами и он страшно, на весь дворец кричал, умоляя их:
«Господие мои, отцы Соловецкие, старцы! Отродите ми, да покаюся воровства своего, яко беззаконно содеял, отвергся христианские веры, играя, Христа распинал... и вашу Соловецкую обитель под меч поклонил».
Он даже отправил приказ прекратить осаду Соловецкого монастыря, но гонец опоздал на неделю.
Алексей Михайлович Романов умер 29 января (8 февраля) 1676 года, но волнения крестьян не утихали и после его смерти, вспыхивая в разных концах государства. Последние их очаги ликвидировать удалось лишь в 1680-х годах.
Информация