Штурм Грозного. Август 1958 года...
Когда мы говорим сегодня о межнациональных конфликтах, а также преступлениях, которые являются «условно межэтническими», то есть возникают на бытовой, а не политической почве, то довольно часто слышим слова: «А вот при советской власти…» И далее следуют благостные рассказы о «ленинской национальной политике», о «равноправии наций и народностей» и вообще о том, что в СССР в принципе ничего подобного нынешним взаимоотношениям граждан из разных регионов не существовало. Но на самом деле в СССР в разные времена было довольно много конфликтов между различными национальными группами, которые заканчивались трагически и приводили не только к волнениям, но и к массовым беспорядкам в мирных советских городах.Одним из малоисследованных случаев такого рода являются события в Грозном, происходившие в конце августа 1958 года. О них есть сюжет в написанной 15 лет назад книге Владимира Козлова «Массовые беспорядки в СССР при Хрущёве и Брежневе», вышедшей совсем небольшим тиражом, да пара газетных публикаций.
Казалось бы, общая ситуация в стране в те времена была достаточно мирной, но только не в восстановленной в январе 1958 года Чечено-Ингушской АССР. Конечно, почва для конфликтов в этой республике «готовилась» годами, если не десятилетиями. Выселение чеченцев и ингушей в феврале 1944 года стало своего рода «миной замедленного действия», которая сработала уже в первые годы после начала их возвращения на родину. В июне 1957 года Президиум ЦК КПСС рассматривал вопрос «О самовольных переездах семей чечено-ингушей (так в тексте документа. – Авт.) в район города Грозного». МВД СССР немедленно озадачило республиканские министерства (Казахской, Киргизской, Узбекской, Туркменской ССР и РСФСР) созданием специальных контрольно-пропускных пунктов на возможных путях следования «возвращенцев», узловых железнодорожных станциях и дорогах. Им, правда, ставилась задача действовать методом убеждения и не допускать силовых действий. Но значительная часть выселенных граждан к лету 1958 года уже вернулась в родные места.
Конфликт интересов
Рассуждая о причинах конфликтов конца пятидесятых годов в регионе, мы не должны сбрасывать со счетов то, что восстановление Чечено-Ингушской АССР (напомним, что в 1944–1957 годах существовала Грозненская область) сопровождалось перекройкой административных границ. В принципе, почти все довоенные границы были восстановлены (лишь Пригородный район был оставлен в составе Северной Осетии, что в конце восьмидесятых привело к межнациональному конфликту). Но не будем забывать, что на территориях, которые были переданы соседним республикам, а также в самой Чечено-Ингушетии за двенадцать лет уже появились и новые люди, и новые, как сейчас принято говорить, «экономические реалии». А возвращавшееся коренное население активно искало свою нишу, которая оказалась ему явно мала. И темпы возвращения, как мы уже отмечали, были довольно высокими. Если по плану в 1957 году в регион должны были вернуться 17 тысяч семей, то на деле их оказалось вдвое больше. Уже в феврале 1957 года МВД СССР представило справку, в которой отмечалось, что возвращавшиеся чеченцы и ингуши настойчиво требовали, чтобы их размещали «в тех селениях и даже домах, в которых они проживали до выселения». А дома эти были заняты переселенцами из соседних регионов, а также из разрушенных во время войны городов и сёл центральной России, которых в 1944–1953 годах в плановом порядке отправляли в Грозненскую область.
Первые конфликты на почве возвращения собственности и попыток восстановления экономической самостоятельности коренным населением были отмечены уже в 1955 году. Несмотря на то что ограничения по спецпоселению тогда были сняты только с членов КПСС, сотни чеченских и ингушских семей через все кордоны пробирались на родину и пытались вернуться в свои дома. Местное население и партийно-советское руководство к этому были не готовы. Отсутствие жилья, работы и стремление восстановить статус-кво выливались в конфликты, в которых были и убитые, и раненые. Но всё это происходило, по большей части, в сельской местности. Столица республики город Грозный до лета 1957 года стояла как бы особняком.
Особый статус этого города обусловливался тем, что он был основан не чеченцами, а имперской Россией как военная крепость и потом стал интернациональным городом, причём с довольно развитой промышленностью. Основной отраслью, конечно, была нефтяная, и число чеченцев, которые работали на нефтепромыслах в довоенные годы, исчислялось единицами. Во второй половине пятидесятых казалось, что уж Грозный-то останется вне межнациональных конфликтов. Вопросов возвращения жилья и другой собственности там практически не возникало, а отношение властей к довольно высокой бытовой преступности было «ленинским». При составлении справок и отчётов национальная составляющая часто убиралась и выделялись либо чисто бытовые мотивы, либо «антисоветская направленность». А о том, что произошло в Грозном в период с 23 по 27 августа 1958 года, каковы были причины событий, о которых рассказывается в материале, мы предоставляем судить нашим уважаемым читателям…
Убийство на танцах
В Российском государственном архиве социально-политической истории хранится не так давно рассекреченная справка МВД РСФСР о массовых беспорядках в Грозном 26–27 августа 1958 года, подписанная заместителем министра комиссаром милиции 2-го ранга Абрамовым. Была она отправлена не куда-нибудь, а в отдел административных и торгово-финансовых органов ЦК КПСС по РСФСР и, как стало понятно из более поздних событий, дошла до высшего руководства ЦК (в республику выезжал секретарь ЦК Игнатов, а сам вопрос был предметом обсуждения участников сентябрьского пленума ЦК КПСС).
Начинается документ довольно тревожными словами: «Беспорядки в гор. Грозном, имевшие место 26–27 августа с.г., спровоцированы антисоветским и уголовным преступным элементом, использовавшим националистические и шовинистические настроения отдельных людей, вовлёкшим в это неустойчивую часть женщин и молодёжи, и по своему характеру являлись антисоветским выступлением».
И затем в справке (её орфографию мы сохраняем здесь и далее) со всей милицейской прямотой говорится о том, что 23 августа 1958 года в поселке Черноречье (пригород Грозного) было совершено преступление. «На почве пьянства и хулиганства» чеченцами 20–27 летнего возраста МАЛЬСАГОВЫМ, РАМЗАЕВЫМ, ВЕЗИЕВЫМ и РАССАЕВЫМ был убит рабочий химзавода СТЕПАШИН и ранен слесарь того же завода КОРОТЧЕВ». Ни о реальных причинах убийства, ни о событиях, которые ему сопутствовали, в справке – ни слова. Просто убили четверо чеченцев одного русского и одного ранили – и всё. А в реальности же дело обстояло немного иначе.
23 августа была суббота. Владимир Коротчев, тот самый раненный впоследствии 19-летний слесарь химзавода, выпивал с четырьмя чеченцами (один был неработающим гражданином, другой –грузчиком, третий – трактористом, четвёртый – слесарем треста «Сельстрой». В какой-то момент выпивки «не хватило», и «неработающий» Лулу Мальсагов потребовал от Коротчева «поставить ещё бутылку». В ходе завязавшейся между ними ссоры Мальсагов вытащил нож и ударил Коротчева в живот. Ранение, правда, оказалось лёгким, и пострадавший убежал в общежитие. Как отмечается в основанной на архивных материалах книге «Массовые беспорядки в СССР при Хрущёве и Брежневе», дальнейшие события развивались следующим образом. Участник пьянки Везиев, тракторист плодоовощного совхоза, решил сходить в общежитие проведать раненого. За ним отправились и остальные. Как только Мальсагов увидел своего раненого «противника», он достал нож и попытался добить его. Помешал ему Везиев, которому Мальсагов порезал ножом руку. Чеченские «гости» ретировались, но не успокоились. Отправились они на танцы в ближайший дом культуры, где встретились с 22-летним рабочим химзавода Евгением Степашиным и его товарищем, военным моряком Рябовым, который приехал из Севастополя на побывку к родителям. Между чеченцами (их к тому времени была уже большая группа) и двумя русскими возникла ссора из-за девушки. Рябову удалось убежать, а Степашин поскользнулся и упал. Его сначала жестоко избили, а потом нанесли ему пять ножевых ранений. Он умер на месте преступления, а с опозданием приехавшая милиция «по горячим следам» задержала двоих из участников убийства, поместив их в камеру предварительного заключения.
Напомним, что в качестве причин убийства в справке замминистра внутренних дел РСФСР называется «хулиганство и пьянство». Правда, при перечислении участников событий чиновник их всё-таки делит на русских и чеченцев, но внимания на этом не акцентирует.
Казалось бы, в многонациональном Грозном убийства (а за первую половину 1958 года, если верить справке МВД, их было 10) не были редкостью. Но гибель молодого рабочего возле дома культуры совершенно неожиданно для властей стала, как принято говорить сегодня, «резонансным преступлением». И оно имело такие последствия, которые не мог спрогнозировать никто…
Накануне бунта
Когда я познакомился с материалами, касающимися грозненских событий 1958 года, то сделал для себя вывод о том, что у властей было несколько возможностей для того, чтобы не допустить стихийных выступлений, а тем более массовых беспорядков. Но советская система в то время была настолько малоподвижной и не способной к осмысленным действиям, что не могла даже предвидеть кризиса, а тем более препятствовать ему. Впрочем, употреблённое мной слово «препятствовать» всё-таки имело место, но в ином контексте.
Резонансное убийство рабочего крупного завода, естественно, не осталось без внимания заводской администрации. Была даже создана комиссия по организации похорон. Но когда родственники, друзья и сослуживцы обратились с просьбой установить гроб с телом Евгения Степашина в заводском клубе, им было отказано – «горком не рекомендовал». Власти активно препятствовали тому, чтобы прощание с убитым было публичным. Никакие обращения в горком, облисполком и обком партии результата не достигали. В результате друзьям и родственникам пришлось решать организационные вопросы самостоятельно.
Мне, как историку, понятна мотивация партийных боссов: прощание в заводском клубе могло вызвать обострение тлеющего межнационального конфликта, тем более что убийство, хотя и было бытовым, могло, да и стало уже приобретать политическую окраску. Но в арсенале властей, несомненно, было много способов оставить ситуацию под контролем. Публично пообещать тщательное расследование и наказание убийц, организовать похороны с привлечением для охраны порядка серьёзных сил милиции, КГБ и даже воинских подразделений. Продумать вопрос с транспортом для всех участников, чтобы исключить передвижение колонны пешим порядком, провести похороны за государственный счёт, объявив об этом, и пр. Но власти предпочитали просто молчать.
В родном доме убитого прощание организовать было невозможно: узкий коридор не позволял; в клубе выставлять гроб запретили. Поэтому друзьями и родными было принято решение накануне похорон (дело было 25 августа в 15–16 часов) поставить гроб с телом убитого Евгения Степашина в саду напротив дома его невесты.
В справке МВД РСФСР это описывается так: «В организации похорон СТЕПАШИНА принимали участие руководство химзавода, комсомольцы, рабочие. Похороны были назначены на 26 августа. В день похорон гроб с телом был установлен с утра (мы с вами уже знаем, что его привезли накануне днём. – Авт.) в саду перед домом знакомой девушки убитого, что привлекло внимание большого числа граждан. Неизвестными лицами в посёлке Черноречье и на химзаводе перед похоронами распространялись анонимные листовки провокационного содержания».
В материалах дела нет, к сожалению, самих листовок (они, скорее всего, были изъяты КГБ и хранятся в архиве этой организации), но имеющиеся документы дают представление о том, как «неконтролируемое» прощание с убитым рабочим переросло в массовые беспорядки. Уже вечером к месту прощания стали приходить жители Черноречья. Сначала их были десятки, а потом и сотни. А инициативу проведения митинга и обращения к руководству страны взяли на себя не «хулиганы», а вполне ответственные, авторитетные и заслуженные люди. Вместе с уцелевшим в драке Рябовым к дому приехал ветеран-нефтяник, награждённый орденом Ленина, инвалид труда Леонид Мякинин. У гроба убитого, которого он хорошо знал, Мякинин сказал: «Чеченцы убивают русских – то одних, то других, не дают нам спокойно жить. Надо написать коллективное письмо от имени русского народа, собрать подписи, выделить человека, который отвезёт письмо в Москву с просьбой направления к нам в г. Грозный комиссии, а если комиссии не будет, пусть приедет сам тов. Хрущёв, чтобы разобраться на месте».
Это выступление ветерана (в то время ему было 73 года), лишившегося на производстве обеих ног, было поддержано собравшимися. Ночью друзья убитого договорились о том, что если траурный митинг в Черноречье запретят (а власти снимали все объявления о митинге, которые писались от руки и развешивались в людных местах), то тогда гроб на руках понесут к обкому партии, чтобы провести митинг там.
По непонятным нам причинам в справке, подписанной замминистра внутренних дел РСФСР, не упоминается тот факт, что примерно к 13 часам в Черноречье всё-таки прибыло партийное начальство – секретарь Чечено-Ингушского обкома КПСС и четыре сотрудника аппарата обкома. С ними было полтора десятка сотрудников силовых структур, причём большинство из них в штатском. Участие секретаря обкома выразилось в том, что он запретил всякие выступления перед выносом тела и дал указание отвезти гроб на кладбище на машине, чтобы избежать траурного шествия.
Но настроение у собравшихся, а их собралось более тысячи человек, было уже иным. В 15.30, несмотря на «указания секретаря обкома», они подняли гроб на руки и двинулись в сторону центра города, чтобы дойти до обкома, а потом ещё пять километров нести гроб до городского кладбища. Во время шествия толпа увеличивалась, а «враждебные элементы» обращались к гражданам «с националистическими и шовинистическими высказываниями». В этот момент до партийных руководителей дошло, что дело идёт к массовым беспорядкам, и они стали «принимать меры». В отправленной в ЦК КПСС справке отмечается: «По указанию секретаря Обкома КПСС тов. ЧЕРКЕВИЧА, МВД Чечено-Ингушской АССР пыталось изменить маршрут похоронной процессии на кладбище, для чего были перекрыты работниками милиции и автомашинами улицы, ведущие к Обкому КПСС».
Этим своим действием партийные руководители республики только подтолкнули участников процессии к активным действиям. Открытое противостояние народа и власти стало неизбежным.
Первый штурм Обкома
Даже сухие строчки милицейских рапортов дают представление о том, насколько велик был накал страстей в Грозном к вечеру 26 августа 1958 года. Как сообщал замминистра внутренних дел РСФСР, толпа прорвала малочисленное оцепление, перевернула преграждавшие дорогу машины и вышла на площадь Ленина к обкому. Там гроб был установлен сначала на землю, а потом на стол, принесённый с работавшего поблизости книжного базара. К семи часам вечера стало ясно, что укрывшееся в здании обкома партийное и советское руководство республики и города публично общаться с гражданами не желает. И это ещё более взволновало собравшихся, причём по большей части уже не жителей Черноречья и работников химзавода, а тех, кто примкнул к колонне и стихийному митингу. Друзья и родственники покойного (около 200 человек) поддались на уговоры заводской администрации и на машинах отправились на кладбище. А семитысячная толпа (напомним читателям, что всё население Грозного в 1958 году составляло 240 тысяч человек) осталась на площади и требовала выступления «ответственных работников». «Ответственные» появляться не решались, и в 19.30 милицейское оцепление (всего 70 человек) было прорвано и «группа граждан» ворвалась в здание обкома партии. Граждане попытались вытащить на площадь председателя Совета министров республики Гайербекова и других руководителей, но подоспевшим сотрудникам КГБ и милиции удалось отбить их и вытеснить «захватчиков» из здания.
Когда к обкому подъехало подкрепление (около 120 военнослужащих внутренних войск), секретари обкома Черкевич и Сайко, а также секретарь горкома партии Шепелев под охраной вышли к собравшимся и вместо того, чтобы успокоить толпу, потребовали прекратить беспорядки. Через несколько минут им пришлось срочно ретироваться… А во втором часу ночи и усиленное оцепление было прорвано, а молодёжь (её возглавляли учащиеся ремесленного училища) ворвалась в практически пустое здание обкома. Отметим, что во время первого штурма обкома целью «захватчиков» было отыскать и вывести к народу руководителей республики. Особых разрушений и следов вандализма в помещениях не было. Лишь к трём часам ночи силами милиции и КГБ здание было очищено, остатки митингующих рассеяны, а двадцать человек (в основном, пьяных) задержали. Одиннадцать оказались в КПЗ, но после выяснения личности к утру и их отпустили.
Казалось бы, всё успокоилось, порядок в городе восстановлен. У обкома был оставлен усиленный наряд милиции из 15 человек, а милицейские начальники отправились спать. Если бы они только представляли, что их ждёт на следующий день…
Захват Обкома, МВД и КГБ
Первые граждане Грозного появились на зачищенной накануне площади Ленина уже в семь часов утра. Поводом для их появления стали распространённые накануне слухи о том, что в 9 часов утра у здания обкома партии состоится митинг с участием руководителей КПСС и правительства СССР, которые якобы должны были ночью прибыть из Москвы. В толпе циркулировали листовки. Содержание их было следующим: «Листовка. 26 августа наши товарищи проносили гроб с трупом убитого чеченцами рабочего мимо Обкома партии. Органы милиции вместо принятия мер к наказанию убийц задержали 50 человек наших рабочих. Так давайте же в 11 часов утра бросим работу и пойдём к Обкому требовать их освобождения». Эти листовки распространялись и на химзаводе, причём «распространители» говорили, что у гаража стоят машины, которые подготовлены для отправки рабочих на митинг. И действительно, машины были! Часть работников химзавода прекратила работу и отправилась на площадь Ленина.
А там ещё к десяти утра собравшиеся поняли, что никакой «московской комиссии» не будет. Наиболее активная часть участников митинга, оттеснив милиционеров, через главный подъезд ворвалась в здание. В справке, направленной МВД РСФСР в ЦК КПСС, об этом рассказывается так: «К 10 часам утра у Обкома собралась толпа до 5 тысяч человек, среди которых большинство было любопытствующих граждан. В это время в помещениях Обкома и на площади находилось 65 сотрудников МВД и 120 военнослужащих войск МВД, возглавляемые министром тов. ДРОЗДОВЫМ и его заместителем тов. ШАДРИНЫМ.
Не обращая внимания на просьбы и требования руководителей Обкома и МВД разойтись, хулиганствующие элементы прорвали оцепление и ворвались в здание Обкома, где бесчинствовали, учинив насилие над секретарём горкома партии тов. ШЕПЕЛЕВЫМ, председателем горисполкома тов. БРЫКСИНЫМ, зам. председателя Совета Министров тов. ДОРОХОВЫМ, зам. министра внутренних дел тов. ШАДРИНЫМ и другими».
Секретаря горкома Шепелева вытащили на улицу, чтобы заставить выступать, но в итоге говорить ему не дали, а просто сильно избили. Через некоторое время участников митинга вытеснили из здания обкома, но само мероприятие продолжалось. На грузовой машине был установлен микрофон, у которого выступали «рассерженные», я бы даже сказал «сильно рассерженные» горожане. Требования были разные: от выселения чеченцев и ингушей до остановки работы на заводах и фабриках, до освобождения задержанных накануне (на самом деле, их уже освободили под утро).
А в час дня начался разгром здания обкома. Толпа снова ворвалась в него, заполнив все помещения. Была сломана мебель, разбита посуда, стёкла в окнах, разорваны и частично сожжены документы, в том числе и секретные, разлиты чернила. В столовой были открыты водопроводные краны и краны газовых горелок. Искали и оружие, которое, однако, удалось вывезти. Отметим, кстати, что работники обкома просили вооружить их для самообороны, но разрешения первого секретаря (а только он мог дать такое указание) не последовало. Скорее всего, именно поэтому партийные функционеры остались живы, хотя некоторых из них сильно избили.
Министра внутренних дел республики и первых руководителей захватить не удалось, а вот заместитель министра Шадрин сильно пострадал. Около 17 часов его вытащили на площадь и, избивая, повели к зданию МВД. Толпа, сломив слабое сопротивление охраны, ворвалась в здание. Открывали двери служебных кабинетов, искали задержанных. Самое удивительное, что во время захвата камер предварительного заключения в них сидели и убийцы Евгения Степашина. Но толпа почему-то не тронула их – искала тех, кто был задержан накануне во время митинга. В справке МВД РСФСР об этом эпизоде сказано довольно сухо: «Находившееся у здания МВД оцепление было смято, толпа ворвалась в здания МВД, КГБ и помещение КПЗ, где совершала дерзкие хулиганские действия на протяжении двух часов. После этого толпа возвратилась к Обкому, где продолжала бесчинствовать».
Около 20 часов в захваченный обком пришёл 44-летний Георгий Шваюк, старший инженер-гидротехник Гудермесского совхоза. Он принёс написанный им собственноручно проект резолюции митинга:
«Учитывая проявление со стороны чечено-ингушского населения зверского отношения к народам других национальностей, выражающегося в резне, убийстве, изнасиловании и издевательствах, трудящиеся города Грозного от имени большинства республики предлагают:
1. С 27 августа переименовать ЧИ АССР в Грозненскую область или же многонациональную советскую социалистическую республику.
2. Чечено-ингушскому населению разрешить проживать в Грозненской области не более 10% от общего количества населения…
3. Лишить всех преимуществ чечено-ингушское население по сравнению с другими национальностями…»
Этот ставший архивным документ (а его отпечатали и на захваченных обкомовских бланках) цитируется по книге «Массовые беспорядки в СССР при Хрущёве и Брежневе». Кстати, на суде в сентябре 1958 года Георгий Шваюк виновным себя не признал, сказав, что свои действия не отрицает, но не считает их преступными, и добавил, что его проект «не направлен на разжигание национальной вражды».
Первые жертвы появились уже днём. Толпа захватила двух опрометчиво оказавшихся рядом с площадью чеченцев Матаева и Темирова, которых сильно избили. Первый из них вскоре скончался. Затем стали останавливать все автомобили «с целью выявления лиц чеченской национальности», однако других убийств не последовало.
Нельзя сказать, что группа секретарей местных парторганизаций не пыталась остановить или хотя бы притормозить развитие событий. Было уже поздно. Их не желали слушать и избивали. А толпа под захваченным в обкоме красным знаменем направилась на радиотрансляционную станцию, которую охраняли всего три солдата, забаррикадировавших вход. По какой-то причине (скорее всего, получив информацию о том, что передатчик отключён) участники митинга не стали захватывать здание и оправились на междугороднюю телефонную станцию. Охрана встретила их автоматным огнём. Один из рабочих по фамилии Андрианов был убит, а его раненой жене пришлось ампутировать руку. Стрелявшие солдаты укрылись в здании, а толпа проникла на телефонную станцию. «Поговорить с Москвой» им, однако, не удалось – телефонная линия была выведена из строя.
Следующим пунктом, в который устремились бунтовщики, стал почтамт, откуда наконец удалось дозвониться до приёмной Хрущёва. Уже упоминавшийся нами Георгий Шваюк спросил: «Знаете ли вы о том, что творится в Грозном, что народ ждёт представителей из Москвы, что нужно положить конец зверским убийствам? Дело дошло до того, что некоторые требовали возвращения Грозненской области и возвращения чеченцев…»
В Москве, конечно, обо всём знали. Уже днём было принято решение к вечеру ввести в город войска. Но до этого был захвачен вокзал и на два с лишним часа задержано отправление поезда Ростов-на-Дону – Баку.
Прибытие нескольких тысяч хорошо вооружённых военных быстро купировало ситуацию. Поначалу их пытались забрасывать камнями, но армейские части, действуя прикладами (отмечено только несколько случаев стрельбы в воздух), быстро разогнали собравшихся. В половине первого ночи было разблокировано железнодорожное сообщение, а к двум часам взяты под контроль все захваченные ранее здания. В городе был введён комендантский час с 22 часов до 6 утра, который действовал несколько дней. Все государственные учреждения, пункты связи и транспортные узлы до 30 августа были взяты под охрану вооружённых сил. На этот раз порядок в городе был действительно восстановлен…
Скорый суд
Уж в чём-чём, а в неоперативности судопроизводства советскую систему обвинять нельзя. Следствие и суд были, по нынешним меркам, стремительными. Двух участников убийства Евгения Степашина уже 16 сентября (то есть чуть более чем через три недели после ареста) осудили, одного к высшей мере наказания – расстрелу, другого – к 10 годам лишения свободы с пятью дополнительными годами «поражения в правах».
С ночи 27 августа проходили аресты участников событий. Точное количество арестованных (а задержанием занимались и МВД, и КГБ) неизвестно. Любопытная деталь: милицейская справка о событиях в Грозном датирована 4 сентября, но в ней есть следующие слова: «В ходе выполнения этих и других мероприятий с 28 августа по 7 сентября (выделено мной. – Авт.) задержано за участие в беспорядках 80 человек, из них арестовано 45. Передано вместе с материалами по подследственности в КГБ 9. Среди арестованных 21 человек без определённых занятий (один морфинист, три анашиста, алкоголик, спекулянт, карманный вор), 11 ранее судимых. КГБ за это же время арестовано 14 активных участников беспорядков».
К 15 сентября на оперативный учёт были взяты 273 участника массовых беспорядков и хулиганов, а 76 из них арестовано. Органы МВД возбудили 58 уголовных дел. Кроме того, к 15 сентября было принято решение о выселении из Грозного 365 человек (167 ранее судимых, 172 неработавших, 22 проституток, 32 нищих и пр.) А участники беспорядков получили свои сроки от 1 года условно до 10 лет лишения свободы. У 91 осуждённого в приговоре фигурировала статья УК РСФСР 59-2 (массовые беспорядки).
«Разбор полётов» власти проводили столь же стремительно. Уже в начале сентября МВД РСФСР отчиталось о выявленных в своей системе недостатках. Оказывается, из 202 человек оперативно-начальствующего состава милиции 117 не имели специальной подготовки, а 83 – даже среднего образования. Агентурная сеть существовала только на бумаге, а многие сотрудники милиции, в том числе и начальствующий состав, переоделись в гражданскую одежду «из-за боязни возможного избиения их хулиганами». Отмечалась не только неудовлетворительная подготовка, но и нерешительность, потеря управления министром внутренних дел республики, его беспечность и недооценка угрожающей ситуации.
А упоминавшийся нами секретарь ЦК КПСС Игнатов, выезжавший в Грозный в начале сентября, констатировал факт: 26 и 27 августа обком, горком и Совет министров республики не только были парализованы, но даже не попытались перехватить инициативу и апеллировать к «партийному активу и рабочим».
Тем не менее реальной политической оценки событиям дано не было. Двое суток город практически находился во власти толпы (на улицы выходило одновременно до 10 тысяч человек), были захвачены основные партийные и советские учреждения, узлы транспорта и предприятия связи. А на сентябрьском Пленуме ЦК вопрос практически вывели из повестки дня, ограничившись краткой информацией на совещании секретарей обкомов и крайкомов партии. Естественно, все центральные средства массовой информации молчали о случившемся. Коммунисты не очень любили публично признавать свои ошибки и тем более слабость своих структур.
В начале материала я уже писал, что делать выводы о том, по чьей вине произошли события в Грозном в августе 1958 года и могли ли они принять иной оборот, я предоставляю нашим читателям. Сейчас каждый из нас имеет возможность думать, сравнивать, оценивать случившееся 54 года назад. А сравнивать, к сожалению, есть с чем…
Редакция благодарит сотрудников Российского государственного архива социально-политической истории и отдельно Елену Ефимовну Кириллову за помощь в работе над материалом.
Информация