«Историю пишут победители»: о проблеме объективности оценки исторических процессов
Насколько объективно историческое познание? Этим вопросом исследователи задавались неоднократно, и дискуссии на этот счет не прекращаются, ибо единой точки зрения на этот счет нет. Как отмечают исследователи:
«Любой исторический вопрос задается человеком, находящимся в обществе. Даже если он хочет повернуться к этому обществу спиной и видит функцию истории в чистом, беспристрастном познании, он все равно не может не принадлежать своему времени. Любой вопрос задается с каких-то позиций. Сознание историчности точки зрения историка, обусловленной этой историчностью необходимости периодически переписывать историю, стало одной из характерных черт процесса конституирования современной исторической мысли» [1].
В контексте объективности оценки исторических процессов мы достаточно часто слышим фразу – историю пишут победители, в этом же контексте часто звучит тезис о переписывании истории. Последний используется в основном в политическом контексте. О том, насколько объективно историческое познание, и порассуждаем в данном материале.
Историю пишут победители – актуальность афоризма
Начнем мы, пожалуй, с истории возникновения фразы «историю пишут победители», а также ее упоминания в различных источниках. Это один из наиболее популярных афоризмов, связанных с нашими представлениями о прошлом. В книге К. Душенко «История знаменитых цитат» отмечается, что этот тезис появился во Франции в середине XIX века. Так, Алексис де Сен-Прист писал в «Истории монархической власти…» (1842): «История, возможно, беспристрастна, но не следует забывать, что писалась она победителями» [4].
О том же неоднократно напоминал историк-социалист Луи Блан. О Робеспьере он говорил: «Побежденный, чья история была написана победителями» («История десяти лет», 1845). О якобинцах в пятом томе «Истории Французской революции» он заметил: «История побежденных, написанная победителями». Впоследствии эта формула чаще всего применялась к военной истории. В 1916 году в разгар Первой мировой войны известный американский историк Уильям Элиот Гриффис писал: «Общепринятая история почти всех войн написана победителями» [4].
Эту фразу, в том или ином виде, несколько раз повторял известный британский писатель Джордж Оруэлл. О том, что история пишется победителями, он записал в своем эссе «As I Please» в 1944 году, а также в своем популярном романе «1984». Там она звучала куда более радикально, но смысл был приблизительно такой же: «Тот, кто управляет прошлым, управляет будущим. Тот, кто управляет настоящим, управляет прошлым».
Следует отметить, что во всех указанных выше случаях имелась в виду не просто история, но в первую очередь официальная историческая политика. Политика действительно серьезным образом влияет на оценку исторических процессов, поскольку прошлое – это средство для легитимизации настоящего. В случае если, скажем, в некой стране произошла революция или государственный переворот, то достаточно часто взгляды на историческое прошлое начинают трансформироваться, и в некоторых случаях довольно радикально. Приведем конкретный пример.
В одном из материалов международной научно-практической конференции в Рязани, касающейся проблем изучения всеобщей истории, в статье «Роялисты в годы гражданской войны в Англии» указывается следующее:
«Говорят: историю пишут победители. Это полностью относится к истории Английской революции XVII века. Основное внимание, как в отечественной, так и в британской историографии уделялось революционному лагерю, тогда как кавалеры как партия находились на периферии исследований. В зарубежной историографии это связано с господством либерально-вигской школы С. Гардинера, сложившейся еще в конце XIX века. Черты роялизма затрагивались, как правило, через призму личности короля Карла I, оценивавшегося практически всегда сугубо негативно. В советской марксистской историографии доминировало «прославление» революции как локомотива истории, что вело к односторонним и весьма поверхностным оценкам» [5].
В свою очередь другой историк Юрий Арзамаскин отмечает, что история России, как в советский период, так и в дореволюционный, во многом мифологизирована, поскольку историю пишут победители.
«Московские князья в борьбе за объединение русских земель в ХIV–ХV вв. сумели победить тверских, галицких и других князей. Иван Грозный свернул страну с пути, по которому ее повели реформаторы Избранной рады в середине XVI в. В Гражданской войне 1918–1920 гг. взяли верх большевики. В борьбе за единоличную власть И. В. Сталин устранил со своего пути Л. Д. Троцкого и других соратников В. И. Ленина, а Н. С. Хрущев в 50-е гг. ХХ в. – Л. П. Берию и Г. М. Маленкова. Этот перечень событий можно продолжить вплоть до альтернатив августа 1991 г. или октября 1993 г. Победители традиционно пишут о том, что все, что делали они, – было правильно, что это было чуть ли не единственным возможным вариантом решения проблем, а их оппоненты заведомо ошибались или были врагами народа» [6].
То есть, если понимать под фразой «историю пишут победители» то, что победившая в конфликте сторона интерпретирует политические и социальные процессы прошлого с точки зрения определенной идеологии, определенной системы воззрения, то она и впрямь в какой-то степени отражает действительность и актуальна и на сегодняшний день.
Применимо данное высказывание и в отношении архивных документов – если кто-то полагает, что они являются этаким кладезем истины, то он ошибается. Например, американский историк Уильям Розенберг считает, что уже сам отбор документов для хранения, их классификация и каталогизация участвуют в создании исторического нарратива. Архивы, таким образом, нельзя считать простыми хранилищами остатков прошлого, они не являются идеологически и политически нейтральными, и к ним в полной мере можно отнести известное высказывание: «историю пишут победители» [7].
Но в таком случае возникает вопрос – а насколько история, написанная победителями, адекватно отображает события прошлого?
О переписывании истории и факторах, влияющих на объективность историка
Для начала следует отметить, что правящие элиты государств переписывают далеко не всю историю, а только ту ее часть, которую они считают нужным переписывать. Ту часть, которая может быть использована в контексте проводимой ими политики. Дискурс, скажем, о средневековом рыцарстве будет с высокой вероятностью идти куда более неангажированно, чем о Гражданской войне в России или о Второй мировой войне, не говоря уже о еще более приближенных исторических событиях вроде военной операции на Украине.
Одним из примеров политизации истории, о котором стоит упомянуть, является дискурс относительно норманизма и антинорманизма. В Советском Союзе антинорманизм поддерживался на государственном уровне, и было принято вообще отрицать за норманнской теорией научное значение и всячески опровергать ее.
В отношении приближенных событий в историческом сообществе, скажем так, «официальных историков» уже сложились определенные концепции (поддерживаемые на государственном уровне), пересмотреть которые достаточно проблематично по причине того, что историки разделяют одну и ту же парадигму и будут всячески препятствовать тем, кто подвергнет сомнению их взгляды. Однако государственные машины интересуют далеко не все исследования, поэтому мнение о том, что абсолютно вся история переписана, также неверно.
Кроме политизации истории следует упомянуть еще один немаловажный факт, который серьезным образом влияет на исторические исследования. Это политические взгляды и убеждения самого историка, его личное отношение к предмету исследования и вовлеченность в проблематику. Историк не живет в вакууме, он оценивает мир через призму своих органов чувств, поэтому не может не иметь собственных воззрений на предмет.
Например, у левых и правых разное отношение к истории. Как отмечает историк философии Д. Моисеев, любая сущностно «левая» теория исходит из понимания исторического как бесконечного прогресса («от тьмы прошлого к свету будущего») и эволюции, как постепенного разворота к справедливости. Существенная же часть «правых» исходит их взгляда на историю либо как на постепенную деградацию политических, социальных и духовных форм, либо из циклического подхода («история движется по кругу»). И с одной, и с другой позиции история в любом случае движется или по нисходящей, или по спирали, и «завтра» оказывается дурнее, чем «вчера» [10].
Как отмечает в своей книге историк Антуан Про, объективность не может проистекать из позиции, на которой стоит историк, ибо его точка зрения является необходимо обусловленной, необходимо субъективной. Не бывает точки зрения Сириуса в истории. Скорее, следует говорить не об объективности, а о беспристрастности и правде. Но ведь они могут появиться только благодаря стараниям самого историка [1].
«История основывается на фактах, и любой историк обязан приводить их в поддержку своих утверждений. Солидность исторического текста, его научная приемлемость зависят от того, насколько аккуратно и корректно автор воссоздал факты. Следовательно, обучение ремеслу историка включает в себя одновременно критический анализ, знание источников и умение формулировать проблему» [1],
– пишет Антуан Про.
Еще один немаловажный фактор, который влияет на объективность историка – он должен понимать контекст эпохи, которая сильно отличалась от нашей. В немецкой философии XVIII–XIX веков есть такое понятие zeitgeist, означающее «дух времени» или «дух эпохи». Сторонники историзма считают, что каждая эпоха представляет собой уникальное проявление человеческого духа с присущими ей культурой и ценностями. Если современник хочет понять другую эпоху, он должен осознать, что за прошедшее время условия жизни и менталитет людей – а может, и сама человеческая природа – существенно изменились. Историк не страж вечных ценностей, он должен стремиться понять каждую эпоху в ее собственных категориях [3].
Таким образом, невозможно объективно оценивать исторический процесс с точки зрения лишь современности, не понимая духа эпохи. Немецкий историософ Освальд Шпенглер, например, критиковавший господствующий подход к анализу истории и убежденный в том, что история не является непрерывным, линейным и необозримым процессом развития человечества, писал:
«Совершенно недопустимо, истолковывая всемирную историю, давать волю своим политическим, религиозным и социальным убеждениям. В результате целые тысячелетия измеряются абсолютными масштабами такими понятиями, как умственная зрелость, гуманность, счастье большинства, экономическая эволюция, просвещение, свобода народов, господство над природой, научное миросозерцание и т. п.; и когда действительные стремления чуждых нам эпох не совпадают с нашими, то исследователи доказывают, что народы пребывали в заблуждении или не умели достигнуть истины. «В жизни важна сама жизнь, а не ее результат» – эти слова Гете следовало бы противопоставлять всякого рода глупым попыткам разгадать тайну исторической формы посредством программы» [2].
Историк, безусловно, должен стремиться к беспристрастности, и к тому, чтобы не давать волю своим убеждениям, однако насколько это реализуемо на практике? По мнению некоторых историков, это практически неосуществимо. В частности, историк Валерий Тишков отмечал, что историк должен «... стремиться к тому, чтобы достичь адекватности написанного им текста реальному ходу истории, но мысль о том, что этого можно достичь – заблуждение» [8].
А историк А. Гуревич и вовсе считал, что «всякая историческая реконструкция есть не что иное, как определенная конструкция видения мира, относительно которой историки достигли определенного консенсуса. Сама постановка вопроса об объективности исторических знаний некорректна» [8].
Наука о прошлом или нарратив о прошлом?
Доктор философских наук Евгений Дегтярев в одной из научных статей в достаточно категоричной форме утверждает, что история представляет собой не науку о прошлом, а нарратив (рассказ, повествование) об определенным образом взаимосвязанных событиях прошлого.
«Для того, чтобы историки признали в своем большинстве подобный нарратив «научным», необходимо, чтобы он носил общепринятый характер. Другие нарративы о прошлом историками признаются «не научными», ошибочными и т. д. Кроме того, в силу того факта, что «историю пишут победители», нарративы, как правило, «идеологически окрашены». Прежде всего, именно поэтому (хотя и не только по данной причине) одни историки могут придерживаться одного нарратива, другие – другого, третьи – третьего… История не наука, но от этого она не менее важна для жизни общества» [9],
– делает вывод он.
Это дискуссионное утверждение, с которым не согласились бы многие историки, например В. П. Смирнов, который отмечал, что «если объективного знания о прошлом не существует, историю нельзя считать наукой, тогда невозможно отличить научное исследование от писаний графоманов». Не согласен с ним и историк Николай Власов, который считает, что история зависит от объективности конкретных лиц в той же степени, что и любая другая наука.
Тем не менее то, что на исторические исследования серьезным образом влияют политика и идеология, это факт, который признают многие историки. Историю действительно пишут победители, и именно они дают соответствующую окраску и интерпретацию всем произошедшим событиям (а порой и занимаются откровенным подлогом). Но это не значит, что абсолютно все исторические исследования ангажированы, ибо далеко не все пласты истории интересуют политиков.
Признавая, что любая объективность относительна, историк Николай Власов, например, давал советы по поводу того, как читателю оценить объективность исторической работы: в первую очередь речь шла о книге, но это применимо и к научным статьям. Так как советы эти по большей части дельные, некоторые из них кратко обрисуем (с уточнениями).
Во-первых, следует смотреть на стиль написания материала. Если автор постоянно обращается к эмоциям читателя, использует манипулятивную риторику, то говорить об объективности материала не приходится.
Например, если уже во вступительной части книги о Первой мировой войне мы видим фразы в духе «агрессивные германские империалисты развязали кровавую войну», а в книге о Гражданской войне фразы типа «большевики спасли Россию от засилья буржуев» (или наоборот – что «была прекрасная процветающая Россия, но тут вдруг появились проклятые большевики»), то, в принципе, ни о какой беспристрастности речи уже идти не может.
Во-вторых, следует смотреть, насколько широкий круг источников использует автор исследования (хотя во многих научно-популярных изданиях и научно-популярных статьях они порой вообще не указываются). Если, например, исследователь, пишущий о норманской теории ссылается только на антинорманистов, то подобное исследование объективным быть не может. Однако читатель, не разбирающийся в теме, едва ли поймет это.
В-третьих, пропагандист в основном делает произвольную выборку фактов, эмоционально окрашивая их, историк же, претендующий на объективность даже стараясь доказать изначально заданную точку зрения, избегает откровенной лжи и вынужден приводить в т. ч. факты, которые плохо укладываются в его концепцию. Кроме того, должны быть приведены аргументы оппонентов, других исследователей, с которыми автор согласен или не согласен.
Личность автора исторического материала в целом может что-то нам сказать, например, если с одной стороны профессор Кембриджского университета, а с другой – историк-любитель инженер-механик по профессии, то по логике профессор будет более объективным, поскольку он профессионал, однако на деле это достаточно часто не работает, поскольку некоторые «профессионалы» порой пишут сильно ангажированные работы.
Учитывая то, что на полках книжных магазинов огромное количество сомнительного качества исторической литературы, найти действительно объективное исследование достаточно проблематично. К тому же читатель может подбирать книги, также исходя из своих убеждений, и игнорировать исследования, которые в его систему взглядов не укладываются. Поэтому советы, которые даны выше, обладают большой погрешностью.
В заключение следует отметить, что историю пишут люди, а они зачастую оценивают события сквозь призму собственных убеждений. Точно так же и читатель чаще всего оценивает материал, исходя из своих воззрений, а информацию, которая им противоречит, старается игнорировать. Американские социальные психологи Эллиот Аронсон и К. Теврис в своей работе «Ошибки, которые были допущены (но не мной)» справедливо пишут, что:
«историю пишут победители, и когда мы пишем наши собственные истории, мы делаем это подобно завоевателям, чтобы оправдать наши действия, чтобы хорошо выглядеть в собственных глазах и позитивно оценивать то, что мы сделали или не сделали. Если были допущены ошибки, память помогает нам помнить, будто их сделал кто-то другой, а если и мы там были – то только в роли невинных наблюдателей» [11].
Использованная литература:
[1]. Про Антуан. Двенадцать уроков по истории. – М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 2000.
[2]. Шпенглер О. Закат Европы, Т. 1. / Пер. с нем. под ред. А. А. Франковского. – СПб.: Academia, 1923.
[3]. Олег Пленков. Катастрофа 1933 года. Немецкая история и приход нацистов к власти. – М.: Вече, 2021.
[4]. Душенко К. В. История знаменитых цитат. – М.: Азбука, 2018.
[5]. Актуальные проблемы изучения и преподавания всеобщей истории в школе и вузе: материалы Международной научно-практической Конференции, г. Рязань, 20–21 апреля 2016 г. / отв. ред. М. В. Жолудов ; Ряз. гос. ун-т имени С. А. Есенина. – Рязань, 2017.
[6]. Арзамаскин Ю. Н. Периодизация истории России: прозрачная ясность или труднейшая головоломка? // Вестн. Самарск. юрид. ин-та. – 2013. – № 2 (10). – С. 81–84.
[7]. Пименова Л. А. Судьбы архивов в эпохи перемен. Рецензия на книгу: Identity and Loss of Historical Memory. The Destruction of Archives. Acts of the conference «Revolution and Archives» (Moscow, 19–20 April, 2006) / Ed. Igor Filippov and Flocel Sabate. Bern: Peter Lang, 2017.
[8]. Актуальные теоретические проблемы современной исторической науки // Вопросы истории. 1992. № 8–9. С. 159–166.
[9]. Дегтярев, Е. В. Некоторые аспекты логико-философского осмысления истории на предмет научности / Е. В. Дегтярев // Интеллект. Инновации. Инвестиции = Intelect. Innovations. Investments. – Оренбург, 2021. – № 6. – С. 106–114.
[10]. См. Моисеев Д. С. Политическая доктрина Юлиуса Эволы в контексте «консервативной революции» в Германии. – Екатеринбург: Кабинетный ученый, 2021, С. 15.
[11]. Эллиот Аронсон, Кэрол Теврис. Ошибки, которые были допущены (но не мной): почему мы оправдываем глупые убеждения, плохие решения и пагубные действия / Пер. с англ. А. В. Лисовского. – М.: Инфотропик Медиа, 2012.
Информация