США, Иран и военные силы, которые действуют в Ираке. Обзор ситуации, тенденций и возможностей
В ночь на 14 февраля на магистральном газопроводе Ирана (юго-запад Ирана, пров. Чехармехаль и Бахтиария) в районе г. Боружен произошло сразу несколько взрывов. Это ветка, по которой природный газ подается с месторождения Южный Парс на север и в район Тегерана. По характеру повреждений было понятно, что это не «техническая авария», а очередная диверсия на иранском инфраструктурном объекте, о чем на следующий день и заявили в профильном ведомстве Ирана, управляющем газотранспортной сетью.
Такие диверсии от «доброжелателей» для Ирана не редкость, но и со стороны сил, так или иначе близких Ирану, столь же регулярно демонстрируются взаимные «жесты дружбы». Атаки в Красном море и по американским базам в Ираке и Сирии не прекращаются. По американским базам за три месяца ударов ракетами и дронами было нанесено уже более ста.
США запустили в Ираке пробный шар с сообщениями о том, что в Вашингтоне подумывают о выводе остатков американского военного контингента. Сообщения были призваны поддержать нынешнюю администрацию в Багдаде, на которую оказывается серьезное общественное давление, и прозондировать почву в регионе в целом.
Например, именно американские СМИ стали сразу размышлять на тему того, что, дескать, без баз в Ираке снабжать контингенты в Сирии будет весьма затруднительно. На самом деле они снабжаются из Турции и Иордании. Но сигналы были посланы, ответы и реакции собраны и обработаны.
При взгляде со стороны возникает стойкое впечатление, что Ирак «проиранский», и у США там буквально земля горит под ногами. Отчасти это правда, военные США там чувствуют себя не очень комфортно. Но это еще не кризис, и довольно долгое время Вашингтону удается как-то играть на противоречиях в регионе.
В этой связи будет нелишним посмотреть на то, кто же все эти «добрые люди», которые сегодня представляют собой т. н. «военизированные формирования» Ирака. Кто стоит за кого, на что опираются региональные игроки, как эти силы могут работать в зависимости от разных условий и что из этого полезного можно внести для нас самих.
Это важно еще и тем, что рано или поздно, но Россия будет вынуждена по объективным причинам плотно сотрудничать с Ираком. Это связано и с развитием связей с Ираном, и с нацеленностью иракских элит развивать свой нефтяной сектор через диверсификацию партнеров (нам буквально на днях было предложено войти в разработку одного из крупных нефтяных кластеров). Большие перспективы имеют и проекты по развитию портовой инфраструктуры, и логистика от Ирана к Средиземному морю.
Вооруженные формирования в Ираке представлены четырьмя силами.
Во-первых, это государственные контингенты центрального подчинения: армия и полиция, во-вторых, это так называемые «народные милиции» или отряды народного ополчения, небезызвестные «Хашд Шааби» (собственно, как раз дословно – народное ополчение), в-третьих, племенные и местные ополчения, в-четвертых, силы, официально связанные с курдской государственной автономией – «Пешмерга».
Армейские подразделения центрального подчинения насчитывают 180 тыс. человек. Они уступают по общей численности остальным формированиям, но имеют одно из главных преимуществ официальной армии – тяжелую технику, полноценное снабжение и арсеналы.
С народным ополчением все куда как интереснее и запутаннее.
Официальное название «Хашд Шааби» – «Народные мобилизационные силы Ирака» или PMF. В PMF входят официально также племенные и местные формирования, но по сути эти силы работают отдельно друг от друга, стыкуясь по конкретным интересам.
Общая численность отрядов собственно «Хашд» колеблется в пределах 165 тыс. человек. Они административно сведены в 56 бригад, численность которых может варьироваться от 300 тыс. до 2,5 млн человек. Все они распределены по центральным и южным провинциям страны, но основное сосредоточение – район Багдада и пров. Найнава. Три бригады суннитские, остальные шиитские, в том числе и шиитских курдов.
Еще три бригады, формально относящиеся к «Хашд», сформированы на основе крупных суннитских арабских племен («Джибури», «Джабер», «Шаммар»). Четыре другие бригады, которые имеют очень крупные контингенты общим числом до 30 тыс. человек, сформированы из иракских туркоманов, которые во множестве представлены в таком важнейшем с точки зрения поставок нефти регионе, как г. Киркук и область вокруг него.
Одна бригада и два полка численностью до 3 тыс. человек сформированы из представителей езидов и контролируют свой этнический регион с комплексами езидских святынь (Езидхан – Синджар).
PMF не являются, как можно подумать, читая многочисленные выкладки в СМИ, неофициальными и неформальными объединениями. У них есть официальный статус и каналы официального финансирования, за которые по понятным причинам идет политическая борьба.
Они давно не являются преимущественными с точки зрения именно денег, но дают статус. Именно поэтому так важно, что нападения на американские базы, которые были и раньше, сегодня идут под флагами конкретных бригад. Раньше это все подавалось как «наследие темного времени» и безобразия маргиналов, а может, и вообще ячеек «Аль-Каиды» (запрещено в РФ). А сегодня эти атаки уже почти часть того, что даже по формальным признакам можно отнести к государству.
PMF были сформированы на волне противостояния продвижению ИГИЛ (запрещено в РФ), которое рвалось даже не столько к Багдаду, сколько в районы Киркука, Туз-Хурмату (нефть) и Синджара (логистика на север Сирии и в Турцию). Багдад тут больше выступал как политический символ и область, где сосредоточены крупные арсеналы. Впрочем, значительную часть из них ИГИЛ сумело забрать на крупных базах вокруг Мосула и в пров. Анбар.
В PMF, собственно, вступали все, кто так или иначе был против ИГИЛ в Ираке, а таких групп было очень много. Это не только шииты или езиды, последние вообще попали со стороны ИГИЛ под жесточайший каток, но и крупные арабские суннитские племенные конфедерации, которые не собирались с ИГИЛ делиться ни доходами, ни политическим влиянием.
Арабские племенные конфедерации вообще разбросаны своего рода «пятнами» по всему Ближнему Востоку. Инкорпорация арабов в сирийском Заевфратье проводилась ИГИЛ зачастую откровенно варварским способом, и далеко не все их родственники в Ираке хотели почувствовать от ИГИЛ «братские узы».
Сложилась весьма пестрая система, которую надо было как-то администрировать, а чтобы это делать, надо было ее как-то содержать.
И наибольшими возможностями тут обладали группы, ориентированные на правительство и правительственные средства премьеров Н. аль-Малики, Х. аль-Абади, племенные конфедерации, туркоманов и курдов Иракского Курдистана. Н. аль-Малики играл совместно с Ираном и в условиях, когда полстраны де-факто не функционировало.
Иранские возможности по торговле во многом обеспечивали поддержание хоть какого-то жизненного уровня населения. Курдская Сулеймания также торговала с Ираном, Эрбиль с Турцией. Официальную армию Ирака во многом были вынуждены поддерживать США и ЕС. Но именно торговля и позволяла Тегерану выстраивать каналы по перекачке долларовой массы в иранскую экономику, и все эти каналы работают эффективно и сегодня.
В итоге у того, что можно было бы назвать «проамериканским Багдадом» (хотя какой он при аль-Малики проамериканский), оставалась армия, а иранцы кратно нарастили влияние в бригадах народного ополчения, и чем больше официальный Багдад старался уменьшить финансирование, тем это влияние возрастало.
С 2015 года по настоящее время Иран практически открыто набирал добровольцев из Ирака для действий на территории Сирии. Часть из них в Сирии же и осела на постоянное проживание, но часть вернулась и сформировала уже отдельные отряды, прямо и косвенно связанные с ливанской «Хезболлой» и КСИР. Это и иракская «Хезболла» и т. н. бригады Саид аш-Шухада.
Это наиболее воюющие отряды из Ирака, которые постоянно находятся на сирийско-иракской границе и, если надо, то берут на себя ответственность за проведение силовых акций. Они отметились и в Йемене во время боевых действий хуситов против коалиции. При необходимости они берут часть ударов США «на себя».
Кто здесь проиграл?
Во-первых, курды-езиды, до которых традиционно никому не было дела, во-вторых, одиозный политический деятель М. ас-Садр. Возможно, кто-то из читателей помнит, что во время полноценной оккупации США в Ираке, там действала т. н. «Армия Махди». Это было относительно небольшое по численности (до 3 тыс. чел.), но очень боевое подразделение ас-Садра, которое доставляло США много хлопот. На первом месте стояла у США «Аль-Каида» А. аз-Завахири и возглавляемая позднее А. аз-Заркави, на втором месте стояли сторонники как раз М. ас-Садра.
ИГИЛ по сути дела перемешало всю региональную силовую карту. Те, кто как-то симпатизировал «Аль-Каиде» или был частью ее «клиентеллы», выступал против ИГИЛ. ИГИЛ и «Аль-Каида» – это ни с точки зрения теоретического богословия, ни с точки зрения политической программы проекты несовместимые.
Проще говоря, это враги. В итоге появление ИГИЛ, ситуация в экономике, позиция официального Багдада и отчасти самих же США втолкнули в PMF всю, образно говоря, «пассионарность», на которой долгое время жили и «махдисты» М. ас-Садра и ячейки «Аль-Каиды».
Как показывают документы «Викиликс», во время сирийского кризиса «Аль-Каиде» вообще поступило много предложений от ЦРУ и клана Клинтон «поработать в Сирии», что и было сделано – сирийское направление обещало в то время джихадистам больше профита.
Чем же занимался ас-Садр? Он шел в политику, вполне, казалось бы, логично полагая, что, получив контроль в центре, он через армию и бюджет сможет контролировать и ситуацию на земле.
В итоге получилась довольно занятная конструкция, где представитель одной из ведущих политических сил, имеющий поддержку со стороны иракского шиитского богословского корпуса, Великого аятоллы Ирака А. Систани, народную поддержку в плане лозунгов антиамериканизма, национального возрождения и т. д., на той самой земле имел три, максимум четыре, бригады в рамках тех же PMF.
При этом официальные вооруженные силы ему по понятным причинам не подчинялись, будучи полностью зависимы от центра, который долгое время был все-таки больше проиранским в основе и одновременно опирался на американское финансирование.
Естественным образом разрозненные бригады PMF координировались и объединялись в своего рода блоки, мелкие – вокруг более крупных («Бадр», затем политический альянс «Фатх»), крупные – поблизости к центральному правительству («Наср»), свой блок пытался делать и М. ас-Садр («Ас-Саирун»), но возможности были не равны. А ведь изначально многие лидеры PMF, как представители Бадр-Фатх, изначально были на позициях, близких к ас-Садру или прямо сотрудничали с ним.
К. Сулеймани несколько раз предлагал ас-Садру как-то пересмотреть свои подходы, вполне резонно указывая на то, что при всей его популярности, с точки зрения экономики и сил у него (Сулеймани) влияния уже больше, чем у садристов. Но М. ас-Садр всегда был крайне тверд в своих идеях и только во время последнего политического кризиса в Ираке, видя подобное положение, решил отойти на время от прямой политической активности. Понять это можно – ас-Садру надо было все переосмыслить и выработать новую стратегию.
Здесь очень хорошо видно, что расклады публичной политики в конкретный момент времени далеко не всегда прямо зависят от расклада в экономике и соотношения сил на земле. Политика может обгонять ситуацию, может запаздывать, что иногда создает иллюзии для внешнего наблюдателя. Впрочем, рано или поздно тенденции там и там сходятся.
Отдельная роль в этой политике принадлежит туркоманам, группам, которые в этническом плане близки к туркам и составляют существенную часть иракского социума (до 2 млн человек), значительное число которых сконцентрировано вокруг киркукского нефтеносного бассейна.
А именно он является пока еще основным с точки зрения объемов добычи иракской нефти. Анкара имеет существенное влияние на эти группы и их элиты. Они в свою очередь влияют на вопросы распределения доходов нефти и на экономику курдской Сулеймании.
Также по своей программе много лет живет и Иракский Курдистан, который вполне официально существует де-факто в конфедеративном статусе. Их численность – до 70 тыс. человек, с возможностью увеличения через ополчение в два раза, также они инкорпорировали в себя и силы сирийских курдов (около 10 тыс. человек), которые принадлежали к политическим партиям, оппозиционным одновременно и Б. Асаду и анархическому проамериканскому режиму на севере Сирии, связанному с Рабочей партией Курдистана.
У Пешмерга отдельное подчинение правительству в Эрбиле, отдельное снабжение и обучение, которое ведут американцы, и даже израильтяне.
Сложившееся положение выглядит для США по-своему иронично. Саддама, получается, они победили, ИГИЛ победили (по крайней мере, в Ираке), «Аль-Каиду» победили (в Ираке почти), даже «Армию Махди» формально победили, даже ас-Садр в итоге отошел (на время) в тень. Но все потенциальные силы, которые могли бы работать на эти течения, теперь либо работают сами на себя, либо на интересы Ирана. Официальные же силы зависят от правительства.
Вот и получается, что наиболее логичным и адекватным для США вариантом было бы нахождение в Багдаде некой политической силы, которая уравновешивала бы Иран «сверху», опираясь на финансовый базис и проекты США в регионе.
Военные базы здесь оказываются излишними, а вот экономические программы и проекты – как раз жизненно необходимыми. Будь у США другой «главный специалист по региону», а не одиозный и бессменный, хоть и в разных ипостасях, Б. Макгерк, возможно, что они и начали бы перемещение баз частично в Иракский Курдистан, но и это решение вторично перед необходимостью формирования программ экономической лояльности для центрального правительства.
И полумерами тут Вашингтон отделаться не может – нужны отдельные программы для крупных племен (это разработка нефти на их территориях), программы для туркоманов и программы для центра. Только так математически США могут уравновесить иранское влияние, которое сами же в реальности и финансировали.
Делалось ли что-то Вашингтоном в этом плане? Да, делалось. С одной стороны, они взялись за контроль долларовой наличности в Ливане и Ираке, с другой – целый год, несмотря на не самые популярные в США политические персоналии в Багдаде, заводили Ирак в программы, связанные с концептом индо-авраамического блока. В основном это были проекты по логистике.
События 7 октября поставили все это на паузу. Поставило для США, но не для Тегерана, который тянет к Ираку логистику и собирается ее строить дальше на запад.
Сами по себе американские базы в Ираке имеют вес скорее политический, а еще это своего рода центры по обслуживанию американской же техники, которая широко представлена в Ираке. Но обслуживать технику можно и иначе, и не будь атаки ХАМАС 7 октября, США вполне могли бы, завязав финансовые нити на руках правительств в Багдаде и Бейруте, красиво уйти с военных баз Ирака под выборы нового президента.
Но США представляют собой тот уникальный случай, когда сильнейшая интеллектуальная машина рисует планы «бог – уровень 180», более того, даже реализует их, но при этом ни одного подобного проекта по политическому, военному и экономическому «терраформированию» регионов довести до финала оказывалась не способной. Запустить проекты получалось, администрировать и управлять ими – нет. Опыт, конечно, там наработан колоссальный, но значим итоговый результат.
Так и здесь, казалось бы, концепция «авраамовых соглашений» и позже довольно интересного и перспективного проекта «индо-авраамического блока» позволяла США и безболезненно уйти из Ирака, и сохранить влияние, и привязать регион, поставив неплохой заслон иранскому влиянию.
После 7 октября выход из Ирака уже сопряжен с серьезными политическими проблемами. Из Афганистана ведь тоже хотели выйти под новую каденцию демократов в Белом доме, но получилось «как-то не очень». Но в Афганистане США сохранили сильные финансовые рычаги, а в случае с Ираком эти рычаги половинчаты – там есть и своя торговля, и отдельные доходы и интеграция в регион в целом.
Взять эту финансовую систему под контроль – задача крайне нетривиальная, требующая консолидации лояльных игроков, а где уж тут лояльность, если Израиль собрался бомбить Рафах, а Дж. Байден занимается спиритическими сеансами на публике.
В этом плане надо очень внимательно отнестись к тому, что Багдад официально пригласил именно государственный «Газпром» участвовать в разработке месторождений в Насирии, а также к проектам по модернизации порта Фао. Но это только крупные проекты на слуху, помимо разработок в иракской пров. Васит и активов «Лукойла». Российские компании еще до 2022 года плотно работали и в Иракском Курдистане, и те проблемы, которые там возникали, больше были завязаны на отношения с Багдадом.
Тут много чего можно добиться, пока США ходят с идеями вложений больших денег в индо-авраамический блок, связывая Индию и Ближний Восток, но при этом увязнув в секторе Газа. Блок этот без Ирака США не построят, но пока они заняты на других направлениях, этот кирпич можно забрать для своей стройки, а не для американской.
Информация