Цесаревич Николай Александрович – насколько оправданы были связываемые с ним надежды?
Портрет цесаревича Николая кисти Сергея Константиновича Зарянко
Преамбула, или что общего между Курбским и Александром III
На днях прочитал про перспективы – на мой взгляд, туманные – возврата российской собственности за рубежом, где в числе прочего фигурировала и Ницца. Неудивительно.
Ибо в этом городе можно прогуляться по проспекту (авеню) Николая II, скоротать вечер в уютном кафе на бульваре Цесаревича и посетить самый большой православный западноевропейский храм – в честь святителя Николая.
Название выдержанного в византийском стиле собора связано не столько с личностью жившего в Мирах Ликийских (ныне турецкий Демре) чудотворца, сколько со старшим сыном Александра II – цесаревичем Николаем, 12 апреля (по Юлианскому календарю) 1865 г. на вилле Бермон завершившим недолгий земной путь.
На момент смерти ему, сведённому в могилу поздно диагностированным цереброспинальным менингитом, минул 21 год.
По отзывам близко соприкасавшихся с наследником людей, он подавал надежды, и кто знает, как сложился бы исторический путь России, взойди на престол не Александр – второй сын прозванного освободителем государя, а именно Николай.
Можно ли было предотвратить в таком случае крушение империи? Ведь подобно Николаю I Александр III способствовал экономическому развитию страны, но при этом считал незыблемым монархический принцип правления.
Здесь уместно вспомнить данную В. О. Ключевским характеристику внутренней политики Николая I, которой следовал и его внук:
«Николай поставил себе задачей ничего не переменять, не вводить ничего нового в основаниях, а только поддерживать существующий порядок, восполнять пробелы, чинить обнаружившиеся ветхости помощью практического законодательства и все это делать без всякого участия общества, даже с подавлением общественной самостоятельности.»
Но отражённый в формуле: молящиеся, воюющие и работающие, подобный принцип эффективен в сословном феодальном средневековом обществе.
Собор святителя Николая в Ницце
Реалии же вступившей одной ногой в эпоху индустриализации России выглядели иначе.
Предлагаю вспомнить чеховский «Вишнёвый сад»: разорившаяся дворянская семья, чьи, возможно, служившие в гвардии предки по историческим меркам ещё недавно меняли монархов на троне. И покупающий их имение внук вчерашнего крепостного.
Особенно рельефно эта дихотомия прослеживается на уровне Гаева и Лопахина: феодально-помещичьего прошлого империи и её буржуазного будущего; тишины средь вековых лип умиравшего патриархального быта провинциальных усадеб, сменяемой грохотом, так раздражавшим К. Н. Леонтьева, поездов и делающими унылыми окрестный пейзаж мрачными трубами заводов – описанная М. Горьким в «Матери» слобода.
Рост же экономического могущества Лопахиных делал конституционную реформу неизбежной.
Вот только Гаевы этого не понимали. Хотя имения многих из них на момент отмены крепостного права оказались заложены, перезаложены.
Переписка Курбского и Грозного в данной связи вспомнилась. Да, эпоха другая, но в строках посланий бывших друзей, как на лакированном паркете продаваемой за долги усадьбы Раневской, встретились две России.
Курбский мыслил категориями Средневековья, князей домонгольской эпохи с их видением принципов собственных свобод и власти, от Киева независимой.
Грозный же шагнул из Средневековья в Новое времени и смотрел на самодержавие тем же взглядом, что и Пётр I.
Но Курбский не понимал, при всей образованности, новых общественно-политических реалий, трансформировавших психологию элит, в рамках которой правитель уже не мыслился просто первым среди равных.
А Гаев? Он пытается не замечать Лопахина, для него тот не успешный бизнесмен, который, пройдёт немного времени, и на порог разорившегося дворянина (если кто читал «Лето Господне» И. С. Шмелёва, помнит такой тип разорившихся помещиков в образе Энтальцева) своего дома не пустит, а холоп.
Да и в более раннем произведении – тургеневском «Отцы и дети» показана утрата, по сути, дворянством привилегированного положения. Павел Кирсанов – прошлое. Базаров, пусть и неряшливое, но будущее.
И не замечать Базаровых, а позже и Лопахиных, да и горьковских Власовых, с беспутной слободской заводской молодёжью, стало невозможно, особенно учитывая стремление буржуазии и интеллигенции участвовать в политической жизни, что нашло выражение в формировании А. И. Гучковым и П. Н. Милюковым, соответственно, Октябристской и Кадетской партий.
В конце концов, это стало, пусть и неуклюжим, но шагом к складыванию внесословного гражданского общества, к трансформации монархии военно-феодальной в буржуазную.
Вот только ни Александр III, ни Николай II Базаровых с Лопахиными замечать не хотели, точнее сказать: не желали принимать во внимание их растущих политических амбиций.
Первого, равно как и его учителя К. П. Победоносцева – человека, кстати, весьма незаурядного – уместно сравнить с Курбским, поскольку с точки зрения принципов государственного устройства они были обращены скорее в прошлое, нежели в будущее.
Отсюда их желание подморозить Россию, видевшуюся обер-прокурору Синода ледяной пустыней, по которой бродил лихой человек. От себя добавляю – в лице, положим, Рахметова.
Соответственно, быть может, после несколько затянутого вступления, вопрос: могли вовремя проведённые реформы не то что предотвратить – предотвратить-то вряд ли могли, – но хотя бы сгладить последствия деятельности людей, подобных упомянутому персонажу романа Н. Г. Чернышевского?
Решился бы Николай пойти на издание манифеста, вышедшего из-под пера его племянника в октябре 1905 г.? Нашёл бы для этого толковых, разделяющих его взгляды, единомышленников?
Ницца
Уберёг бы он Россию от первой революции и втягивания в Первую мировую (в русско-японскую, мне думается, не втянул бы, но политическая и даже в большей степени экономическая подоплёка конфликта с империей Восходящего солнца, вся эта кутерьма с безобразовщиной, заслуживают отдельного разговора).
Разумеется, рассуждая о возможных шагах старшего сына Александра II, взойди он на престол, мы входим в сферу предположений, но всё же попытаемся составить пусть и неполный, нравственно-интеллектуальный портрет этого человека, опираясь на воспоминания его наставников.
Да, важная ремарка: говорить о самодержавии после смерти Петра I ненаучно. Страна представляла собой одну большую дворянскую вотчину. И все «самодержцы», за исключением несчастного Павла I, это прекрасно понимали.
Даже Александр III, безосновательно названный миротворцем – отсутствие войн в тринадцатилетнее правление предпоследнего царя отнюдь не является его заслугой – верно осознавал положение вещей.
Соответствовал лучшим студентам
Итак, русскую словесность наследнику преподавал заменивший на этом поприще писателя И. А. Гончарова выдающийся лингвист и фольклорист профессор Московского университета Ф. И. Буслаев.
Впечатлённый его лекциями, Николай читал их своим приближённым и даже собирался преподавать русский язык и словесность невесте – датской принцессе Марии Дагмар.
Именно благодаря оставившему интересные мемуары профессору, молодой человек полюбил и стал знатоком творчества народа, коим готовился управлять.
И однажды во время путешествия поразил старика – сказителя былин, когда стал ему подпевать.
Да и сам Фёдор Иванович высоко отзывался о талантах наследника:
«В шестнадцатилетнем возрасте цесаревич по годам и развитию соответствовал поступившим тогда в студенты… он был бы одним из самых лучших.»
Помимо собственно лекций наследник приглашал своего учителя на вечерние чаепития:
«Сидели мы за большим обеденным столом у самовара; Цесаревич сам заваривал чай и разливал в чашки. Чтобы постоянно удовлетворять восприимчивой любознательности моего августейшего собеседника, наши разговоры сами собою настроились на серьезный лад.»
Лекции по русской истории XVIII–XIX вв. читали молодому человеку К. Д. Кавелин и С. М. Соловьёв. Последний так отзывался о цесаревиче:
«Если бы из Московского университета раз в десять лет выходил один студент с познаниями русской истории, каковые имел цесаревич, то он считал бы свое предназначение исполненным.»
Схожим образом оценивал наследника преподававший ему право Б. Н. Чичерин:
«Самые отвлеченные мысли, категорический императив Канта, философское учение Гегеля, легко усваивались даровитым юношей.»
А вот что писал возглавивший при Александре III министерство финансов Н. Х. Бунге о Николае:
«Положительный и быстрый ум великого князя требовал не популярного, но строго научного изложения предмета.»
Здесь важная деталь: мне не приходилось сталкиваться с подобного рода оценками способностей будущих царей, Александра III и Николая II, равно как и отца и деда героя данной статьи.
Напротив, вот характеристика, данная цесаревичу Александру К. П. Победоносцевым:
«Сегодня я пробовал спрашивать великого князя о пройденном, хотя он и не приготовился, чтобы посмотреть, что у него в голове осталось. Не осталось ничего – и бедность сведений, или лучше сказать, – бедность идей удивительная.»
Николай и Александр – будущий III-й
Или вот строки об Александре III, приведённые в работе историка Е. П. Толмачева:
«Какой бы талантливый преподаватель ни был, все же знания обучаемого по предмету зависят во многом от последнего, от его эрудиции, самостоятельной работы, от его настроенности, терпения и настойчивости. Видимо, не всегда это удавалось юному князю Александру Александровичу, поскольку попечитель Б. А. Перовский в 1863 г. пишет царю о некоторых затруднениях царевича на занятиях с И. Е. Андреевским (преподавал цесаревичу право – И. Х.). «Когда дело доходит до ответов и Ал. Ал. надо говорить, — отмечает воспитатель, — в особенности же когда дело касается понятий несколько отвлечённых, в таком случае он впадает в крайнее затруднение, мешается и не находит или не решается находить выражений для объяснения самой простой мысли. Все это происходит от непривычки вести и поддерживать серьезный разговор. Но эти лекции для Ал. Ал. полезны в высшей степени… Я вхожу в большие подробности об учении, успехах и вообще об образовании Ал. Ал., потому что это наше больное место. Как часто размышляя о нём, видя его старание и замечая даже его успехи, я, несмотря на это, прихожу в сомнение о том, как решится для него трудная задача окончательного его образования…»
И в подтверждение сказанного: сам Александр как-то подле одной, непонятой ему фразы Победоносцева написал «Глупость».
Приведу также отрывок из работы историка К. А. Соловьева:
«Великий князь Александр Александрович стал цесаревичем. Воспитатель А. И. Чивилев был в ужасе: «Как жаль, что государь (Александр II – И. Х.) не убедил его отказаться от своих прав: я не могу примириться с мыслью, что он будет править Россией». Схожие мысли высказывал выдающийся правовед Б. Н. Чичерин. Беседы с наследником престола приводили его в отчаяние… По словам (генерала от кавалерии и управляющего делами Главной императорской квартиры – И. Х.) О. Б. Рихтера, руководившего обучением цесаревича, к моменту кончины великого князя Николая Александровича уровень подготовки его младшего брата был удручающим.»
Что касается последнего царя, обратимся к мемуарам С. Ю. Витте:
«В его характере немало черт последнего и даже Александра I (мистицизм, хитрость и даже коварство), но, конечно, нет образования Александра I. Александр I по своему времени был одним из образованнейших русских людей, а Император Николай II по нашему времени обладает средним образованием гвардейского полковника хорошего семейства.»
Разумеется, приведённые оценки, в особенности Витте, носят субъективный характер. В конце концов, профессора привыкли читать лекции перед заинтересованной и погружённой в тему аудиторией и, возможно, подходили к наследникам с завышенными ожиданиями и слишком высокими требованиями.
Последнее вполне вероятно. Но тем ценнее их похвала в адрес Николая.
Соответственно, не содержится ли в приведённых цитатах доказательство обоснованности ожидавшегося Россией подлинно просвещённого монарха, философа на троне, о котором мечтал ещё Платон и коим мог оказаться старший сын Александра II?
Не будем спешить с выводами, а обратимся к словам историка Ф. И. Мелентьева (большинство цитат в данной статье взято из работ именно этого исследователя):
«Вел. кн. Николай Александрович и Александр Александрович жили в особом мире, отделенном от России плотными рамами дворцовых окон.»
К приведённым строкам добавим цитату из труда Е. П. Толмачева:
«По словам Чивилева, наследник был умен, способен к труду мысли и сочувствовал всем ее интересам, но слишком был мягок сердцем.»
Мягкое сердце в циничном мире политики неуместно, да и опасно – что для страны, что для личности самого правителя, его семьи и окружения. А если это сердце, мягкое, ещё и спрятано от суровых реалий за створками дворцовых окон, то ситуация в государстве может только усугубиться.
Императрица Мария Фёдоровна, портрет кисти Владимира Маковского. Датская принцесса Мария Дагмар была невестой Николая, но после его смерти вышла замуж за Александра, приняв Православие. Фёдоровна – традиционное отчество для российских императриц. По восшествии на престол ее сына Николая II носила официальный титул «Вдовствующая императрица»
При этом, отмечает Ф. И. Мелентьев:
«…если сыновья Николая I смотрели на мир глазами отца, то уже великие князья Николай Александрович и Александр Александрович воспринимали происходящие в стране события в основном через призму газет и писем конфидентов. А поскольку великим князьям не хватало близкого знакомства с положением дел, это делало их «заложниками» газет и общественного мнения, которое формировалось теми же газетами.»
Сам же цесаревич, видимо, понимал ограниченность своих познаний, выражал искреннее желание подробнее познакомиться с жизненным укладом подданных, для чего отправился в путешествие по России, некоторые эпизоды которого довольно подробно описаны Рихтером и Буслаевым.
Впечатление он оставил по себе самое благоприятное.
Однако знание народного творчества и представления о быте различных слоёв населения, добрый нрав и открытость – это одно; а понимание непростой специфики, скажем, общинной жизни – другое. Не говоря уже о болезненном и нерешённом, в сущности, земельном вопросе, и сопряжённых с экономическим ростом проблем.
Кроме того, сама представленная наследнику стараниями местных властей картина народного быта не могла не быть лакированной и даже отчасти лубочной.
Не стоит забывать и об аксиоме: императора делает свита. То есть будущее страны зависело не столько от личности монарха, сколько от его умения подбирать кадры.
Против мягкости Константина и за жёсткость Муравьёва
Однако определённые представления о возможном характере внутренней политики – и даже отчасти внешней – Николая мы составить можем.
Упомянутое путешествие состоялось в 1863 году, когда западную часть империи охватило польское восстание, поддержанное на дипломатическом уровне Англией, Австрией и Францией, причём со стороны последних двух это выглядело крайне близоруко, в условиях нарастающих противоречий с набиравшей силу Пруссией.
Пройдёт немного времени, и Франц Иосиф получат Кёниггрец, а Наполеон III – Мец и Седан. В Петербурге же палец о палец не ударят, дабы вмешаться. Напротив, в 1871 г. откажутся выполнять статьи Парижского мирного договора.
Как цесаревич оценивал происходившие на берегах Вислы события?
«В марте 1863 г. в частной переписке с послом в Бельгии кн. Н. А. Орловым – пишет Ф. И. Мелентьев – наследник выдвигал «программу» обрусения западных окраин Российской империи, в которой на первом месте стояли действия в Северо-Западном крае.»
Обрусение, согласитесь, шаг довольно жёсткий. Николай не поддерживал примиренческую политику в Царстве Польском, проводимую наместником – его дядей великим князем Константином Николаевичем, а сочувствовал жёстким мерам виленского генерал-губернатора М. Н. Муравьёва, прозванного «вешателем».
При этом Михаил Николаевич – фигура неоднозначная: герой Отечественной войны, проводивший, помимо политики устрашения, реформы во вверенном ему крае.
В целях усмирения поляков Николай Александрович готов был пойти на обострение с номинально поддерживавшими их названными державами. Правда, после разгрома пруссаками французов последние обеими руками цеплялись за Россию.
Но важно другое: как показала оценка цесаревичем польских событий, ради своего понимания блага империи он был способен проявить твёрдость и выступить инициатором жёстких, хотя и вряд ли оправданных, мер.
И кто знает: вдруг бы, взойдя на трон, Николай, подобно брату и племяннику, в амбициях Лопахиных увидел угрозу России и подморозил её, воспользовавшись упомянутым советом Победоносцева, и невольно расчищая дорогу радикалам?
Или всё-таки отмеченные всеми педагогами способности позволили бы ему провести корабль империи эволюционным путём, избежав революционных потрясений?
Вместо эпилога
Представим, что Александр I ушёл в мир иной в году, этак, 1806-м. И? Кто бы сомневался в проведении им конституционных реформ и даже пророчил отмену крепостного права.
Нет, а как иначе: ученик республиканца Лагарпа, сформировавший из либералов Негласный комитет, один из членов которого – граф П. А. Строганов, принял участие в Великой Французской революции, штурме Бастилии и был записан в Якобинский клуб. То есть даже не либерал – революционер, но вошедший в доверенный круг друзей (другой вопрос: могут ли у правителя быть друзья?) молодого императора.
А приближённый ко двору англофил и вовсе не аристократ М. М. Сперанский? Сторонник принципа разделения властей.
«Если бы Александр I не сошел так рано в могилу – поди, писали бы нынче в школьных учебниках – Россия ступила бы на путь конституционных преобразований и формирования гражданского общества в начале XIX в.»
Реальность оказалась, как мы знаем, несколько иной. Так могло случиться и с Николаем, взойди он на престол.
С другой стороны, и отвечая на поставленный выше вопрос: вовремя проведённые конституционные реформы и невмешательство России в назревавший конфликт мировых держав, даже путём расторжения союза с Францией (что, разумеется, ударило бы по репутации Петербурга на международной арене, хотя подобные прецеденты были; скажем, в лице Италии 1915 г.), мог позволить ей и далее следовать эволюционным путём развития, трансформировавшись со временем в конституционную монархию.
Использованная литература:
Мелентьев Ф.И. Старшие сыновья Александра II и М.Н. Муравьев
Мелентьев Ф.И. Российские университеты эпохи великих реформ в восприятии цесаревича Николая Александровича
Подделкова П.Е. Военное воспитание детей в семьях великих князей в пореформенный период
Романовы в дороге. Путешествия и поездки членов царской семьи по России и за границу: Сб. статей / Отв. ред. М.В. Лескинен, О.В. Хаванова. — М. ; СПб. : Нестор-История, 2016.
Соловьев К.А. Император Всероссийский Александра III. М.: Комсомольская правда. 2015.
Толмачев Е. Александр III и его время. М.: Терра, 2007.
Информация