А если после нас – хоть потоп
О проблемах, связанных с катастрофическими наводнениями на территории России, беседуют президент «Воинского Братства», председатель «Партии За Справедливость» Владимир Сидорович Пономаренко и доктор географических наук, действительный член Академии водохозяйственных наук РФ профессор Алексей Алексеевич Беляков.
В. С. Пономаренко: Как я понимаю, общий ущерб от нынешних водных катаклизмов будет огромен, он может исчисляться десятками, если не сотнями миллиардов рублей. Думаю, что после соответствующего разбирательства виновные будут наказаны, но остается вопрос, как в принципе такое могло произойти.
А. А. Беляков: Да ясно, что при строительстве и эксплуатации защитных дамб на Урале были всяческие «нарушения». Возможно, и «виновных» найдут. И как всегда – «стрелочников».
Между тем виновата сама система проектных норм, по которой такие сооружения проектируются для вероятности превышения расхода протекающей в реке воды в 1 %. Грубо, не по-математически говоря, это соответствует повторяемости 1 раз в 100 лет.
А вот плотины, в зависимости от степени их ответственности, мы должны проектировать для обеспеченности 0,5 %, 0,1 %, да еще и проверять, например, на пропуск паводка в 0,01 % обеспеченности. 1 раз в 10 тысяч лет. Почему такая разница – не знаю. Да, «защитные» дамбы получаются дешевы для казны, но какие убытки потом несет «защищенное» ими население, и кто должен эти убытки возмещать?
В. С. Пономаренко: Но, наверное, при постройке дамб исходили из имеющихся на тот момент средств и возможностей?
А. А. Беляков: Выскажу парадоксальную на первый взгляд мысль. Лучше не строить никаких дамб, чем строить их так, как строят у нас. Это наглядно показало наводнение на Кубани 2022 года, когда прорванная дамба стала как бы «плотиной» с обратной, тыловой стороны, образовав чашу водоема с уровнем на 4–5 метров выше Краснодарского водохранилища.
Вот и затопило населенные пункты, сельхозугодья, дороги. Вода стояла больше месяца – пока в дамбе не прокопали проран, по которому вода и стекла в Краснодарское водохранилище. Да и вообще всегда, когда из-за прорыва дамбы или из-за перелива через её гребень вода поступает в «защищенное» ею задамбовое пространство, эту воду после спада паводка приходится откачивать насосами.
В. С. Пономаренко: Получается, безвыходная ситуация? Но мы же не можем оставить людей наедине с разгулявшейся стихией.
А. А. Беляков: Никто так вопрос и не ставит. Просто бороться надо не с последствиями наводнений, а устранять их причину. Она очевидна – отсутствие в нашей стране регулирования стока рек. А оно осуществляется водохранилищами, которых в стране – острый дефицит, и для его преодоления надо на реках строить плотины…
В. С. Пономаренко: Но ведь на Урале есть два значительных водохранилища…
А. А. Беляков: Да, в самых верховьях, Магнитогорское и Ириклинское. Они заведомо не могли аккумулировать половодный сток, он сформировался ниже. А ведь такая ситуация не только с Уралом, огромное количество территорий в бассейнах других российских рек находится в зонах паводковых затоплений. Нынешнее наводнение и колоссальные убытки от него – лишь эпизод в целой серии ежегодных подобных случаев.
При этом надо понимать, что управление стоком рек – это одновременно и решение задач, связанных с судоходством, орошением земель, водообеспечением населения и хозяйства.
В реке Урал годовой сток в малоснежные годы в десятки раз меньше того, что мы видим сейчас. Вообще, здесь, в южном Приуралье, половодье у рек составляет 85, 9 и даже 95 процентов от годового стока, и пробегает оно за 2–3 недели. Остальное время воды здесь в реках почти что и нет, и качество ее – никуда не годное. Регион-то – вододефицитный.
Представляете, как могло бы всё измениться, если бы здесь на реках были каскады водохранилищ?!
В. С. Пономаренко: А какова зарубежная практика в этой области? Как выглядит Россия на этом фоне?
А. А. Беляков: Стыдно выглядит. Мы – обладатели огромных протекающих в реках объемов пресной воды, но отношение к этому достоянию – и небрежное, и глупое, а в результате вместо пользы мы получаем бедствия от разгулявшейся водной стихии.
Речной сток регулируют водохранилища. Водохранилища чаще всего образованы плотинами.
Все плотины мира учесть невозможно, да это и не нужно. Специальной международной комиссией строго учитываются «большие» плотины – обычно это плотины высотою более 15 метров. В Китае таких плотин – более 25 тысяч штук. В США примерно 9,5 тысячи. В малюсенькой Японии – 3,5 тысячи. В Индии – около 5 тысяч. В Российской Федерации – 69 штук. Не тысяч, и не сотен, а штук.
В. С. Пономаренко: Да, впечатляет. И удручает. Но, возможно, все дело в нехватке средств?
А. А. Беляков: Нет. Просто в последние десятилетия страна живёт в режиме временщиков – «после нас хоть потоп». К тому же в стране с конца 1950-х годов установлено жёсткое табу на постройку плотин и водохранилищ. Оно неодолимо, но и удобно: проще и кому-то выгоднее за счёт государства и населения навалить «защитных» дамб, обогатив себя и свою родню, и отчитаться перед начальством о произведённой заботе о населении.
А заглянуть на 5–10–50 лет вперед – видимо, не по уму. А водохозяйственная политика государства должна и того дальше смотреть. Помня, между прочим, что маловодные и многоводные годы группируются. И после паводка повторяемостью один раз в 100 лет следующего такого же, возможно, долго ждать и не придется. Придёт.
Что касается финансовых вопросов, то здесь важно подчеркнуть, что плотины и водохранилища – это основа для использования водной энергии. Точнее сказать, плотины и должны возводиться в связке с гидроэлектростанциями.
И если строительство плотин и водохранилищ – это затраты, то гидростанции при них могут приносить доходы: выпускаемая из водохранилища вода может (и должна!) вырабатывать конвертируемые в денежные средства киловатт-часы. И энергия эта – даровая, ведь топлива для её получения покупать не надо.
Теперь себестоимость электроэнергии – покрывающая ограбление государства и населения «коммерческая тайна». Но в середине 1980-х гг. себестоимость производства электроэнергии на ГЭС была на порядок ниже, чем на ТЭС.
В. С. Пономаренко: Но все-таки: где взять на это деньги? Наши отечественные капиталисты не дадут, им подавай прибыль сию минуту, а здесь, как я понимаю, ее нужно будет ждать годами, если не десятилетиями.
А. А. Беляков: А на них и не надо рассчитывать. Начинать надо с того, чтобы изменить сам подход, саму государственную политику в этой области.
Нужна государственная программа комплексной реконструкции рек. Реки должны стать каскадами, образуя систему глубоководных путей, обеспечивая население и хозяйственную деятельность высококачественной водой в нужное время и в нужном количестве, отправив наводнения в область преданий.
А при каждой плотине – ГЭС. Их работа реально сберегала бы топливо от сжигания. И населению для бытовых (не коммерческих!) надобностей электроэнергию этих ГЭС можно было бы отпускать и вовсе бесплатно.
И это обеспечило бы прорыв в социально-экономическом развитии страны, в котором она сейчас так нуждается.
В. С. Пономаренко: По сути, речь идет о национальном проекте…
А. А. Беляков: Да, и он, на мой взгляд, много более важен, чем какая-нибудь там «цифровая экономика» или какие-нибудь «автомобильные дроги». Должна быть принята в качестве государственного закона генеральная программа регулирования, использования и охраны вод Российской Федерации, определяющая конечную цель государства в этой области и последовательность ее достижения.
А главной составляющей программы должна стать поэтапная реконструкция рек РФ в каскады водохранилищ комплексного назначения. Проще пареной репы!
Информация