Резчик без правой руки
Недавно для «Военного обозрения» я написала материал о том, как пряничницы, работавшие на фабрике «Старая Тула» (в ту пору она называлась Артелью «Труд инвалида»), помогали фронту. Но, рассказывая о том, что мне известно, я упустила из виду историю резчика Павла Игнатьевича Вересова. Этот человек — мой земляк, уроженец села Новоуглянка Усманского района Липецкой области. А история его — один из многих примеров мужества, о котором надо знать.
Можно сказать, печатный пряник начинается с берёзы. Потому как именно из этого дерева вырезают формы. Берёза подходит не каждая, а только «в возрасте» около тридцати лет. Причём годится лишь нижняя часть ствола. Сначала её нужно разрезать на доски толщиной около пяти сантиметров. А потом сушить их при естественной температуре от пяти до двадцати лет! И только после этого резчик наносит на будущую форму рисунок.
В старину хорошим резчикам, как и хорошим кондитерам, оказывали особое уважение. Известен случай, когда царице Евдокии Лукьяновне, бабушке Петра Великого, крестьянка-пряничница принесла доски в виде разных рыб. В тот день государыня была больна, однако велела впустить мастерицу. И пожаловала ей за подарок аж три коровы!
Сегодня доски для пряников, как и в старину, вырезают вручную, при помощи ножа и шила. Поэтому за всю историю существования тульской кондитерской фабрики (а это примерно полтора века) досок было создано только около тысячи. Автор примерно семидесяти из них – Павел Игнатьевич Вересов. В тульском музее хранятся несколько пряников, «отпечатанных» в шестидесятых годах прошлого века в его формах.
Когда началась Великая отечественная война, Павлу Игнатьевичу было около тридцати лет, он уже слыл отличным мастером-резчиком. На фронт его провожала почти вся Артель. Солдата Вересова определили в пехоту, он попал на Волховский фронт, а после его ликвидации участвовал во всех боях Карельского фронта. Павел Игнатьевич бился за Кириши и Мгу, прорывал блокаду Ленинграда, освобождал Новгород. К началу 1945 года на его груди сияло несколько медалей «За отвагу» и Орден Отечественной войны второй степени. А 30 апреля 1945 года случилась с ним беда: подорвался на мине. Врачи в госпитале без преуменьшения сражались за правую руку Вересова. Но сражение проиграли: руку пришлось отнять.
Резчик, который без памяти любил своё дело, остался без самого главного инструмента... Там, в госпитале, увидев жалкую культю, Павел Игнатьевич не хотел жить. Но на его счастье, в той же палате лежал уже пожилой солдат, имени которого я, к сожалению, не знаю. Этот солдат лишился обеих рук, а до войны работал портным. И он, увидев состояние Вересова, сказал примерно такие слова:
- Наше с тобой горе — не самое лютое. Пока человек жив, стало быть, всё, что выпало до той поры ему на долю, он перенести может. Я хоть и пожилой, а со своим ремеслом расставаться не собираюсь. Попрошу знакомых мастеров — сделают мне иглы большого размера. Уж как-нибудь приспособлюсь держать их оставшимися локтями. А у тебя вообще одна рука целая. Не позорься, парень! Не малодушничай! Представь, если бы это твоя жена или мать хотела себя жизни лишить из-за такой потери. Понял бы ты её, простил бы?..
Всю ночь проплакал Павел Игнатьевич. А утром взял себя в руки и начал жить по-новому.
Больше года он привыкал быть левшой, заново учился писать, рисовать и вырезать. Придумал и сделал специальный крепёж к столу, чтобы доска прочно на нём держалась. Он боролся с бедой за себя, и боролся так же, как ещё не так давно — с фашистами: отчаянно, до последнего. И победил.
Больше тридцати лет жизни отдал мастер любимому делу. Последнюю доску он вырезал, будучи уже на пенсии. В это время у Павла Игнатьевича развилась дальнозоркость. Он чётко видел далёкие предметы, но не мог ни читать, писать. Даже лица стоящих близко людей виделись ему бесформенными блинами. Очки ему толком не помогли, их так и не смогли подобрать, чтобы подходили сразу на оба глаза, один непременно начинал болеть и слезиться.
Резчик придумал такой приём: отходил в дальний угол комнаты, разглядывал свою работу, запоминал все изъяны и намечал будущие линии. А потом вырезал практически на ощупь.
Уже много лет Павла Игнатьевича нет в живых. А в тульском музее на улице Октябрьской хранится несколько пряников, «отпечатанных» с форм мастера.
Можно сказать, печатный пряник начинается с берёзы. Потому как именно из этого дерева вырезают формы. Берёза подходит не каждая, а только «в возрасте» около тридцати лет. Причём годится лишь нижняя часть ствола. Сначала её нужно разрезать на доски толщиной около пяти сантиметров. А потом сушить их при естественной температуре от пяти до двадцати лет! И только после этого резчик наносит на будущую форму рисунок.
В старину хорошим резчикам, как и хорошим кондитерам, оказывали особое уважение. Известен случай, когда царице Евдокии Лукьяновне, бабушке Петра Великого, крестьянка-пряничница принесла доски в виде разных рыб. В тот день государыня была больна, однако велела впустить мастерицу. И пожаловала ей за подарок аж три коровы!
Сегодня доски для пряников, как и в старину, вырезают вручную, при помощи ножа и шила. Поэтому за всю историю существования тульской кондитерской фабрики (а это примерно полтора века) досок было создано только около тысячи. Автор примерно семидесяти из них – Павел Игнатьевич Вересов. В тульском музее хранятся несколько пряников, «отпечатанных» в шестидесятых годах прошлого века в его формах.
Когда началась Великая отечественная война, Павлу Игнатьевичу было около тридцати лет, он уже слыл отличным мастером-резчиком. На фронт его провожала почти вся Артель. Солдата Вересова определили в пехоту, он попал на Волховский фронт, а после его ликвидации участвовал во всех боях Карельского фронта. Павел Игнатьевич бился за Кириши и Мгу, прорывал блокаду Ленинграда, освобождал Новгород. К началу 1945 года на его груди сияло несколько медалей «За отвагу» и Орден Отечественной войны второй степени. А 30 апреля 1945 года случилась с ним беда: подорвался на мине. Врачи в госпитале без преуменьшения сражались за правую руку Вересова. Но сражение проиграли: руку пришлось отнять.
Резчик, который без памяти любил своё дело, остался без самого главного инструмента... Там, в госпитале, увидев жалкую культю, Павел Игнатьевич не хотел жить. Но на его счастье, в той же палате лежал уже пожилой солдат, имени которого я, к сожалению, не знаю. Этот солдат лишился обеих рук, а до войны работал портным. И он, увидев состояние Вересова, сказал примерно такие слова:
- Наше с тобой горе — не самое лютое. Пока человек жив, стало быть, всё, что выпало до той поры ему на долю, он перенести может. Я хоть и пожилой, а со своим ремеслом расставаться не собираюсь. Попрошу знакомых мастеров — сделают мне иглы большого размера. Уж как-нибудь приспособлюсь держать их оставшимися локтями. А у тебя вообще одна рука целая. Не позорься, парень! Не малодушничай! Представь, если бы это твоя жена или мать хотела себя жизни лишить из-за такой потери. Понял бы ты её, простил бы?..
Всю ночь проплакал Павел Игнатьевич. А утром взял себя в руки и начал жить по-новому.
Больше года он привыкал быть левшой, заново учился писать, рисовать и вырезать. Придумал и сделал специальный крепёж к столу, чтобы доска прочно на нём держалась. Он боролся с бедой за себя, и боролся так же, как ещё не так давно — с фашистами: отчаянно, до последнего. И победил.
Больше тридцати лет жизни отдал мастер любимому делу. Последнюю доску он вырезал, будучи уже на пенсии. В это время у Павла Игнатьевича развилась дальнозоркость. Он чётко видел далёкие предметы, но не мог ни читать, писать. Даже лица стоящих близко людей виделись ему бесформенными блинами. Очки ему толком не помогли, их так и не смогли подобрать, чтобы подходили сразу на оба глаза, один непременно начинал болеть и слезиться.
Резчик придумал такой приём: отходил в дальний угол комнаты, разглядывал свою работу, запоминал все изъяны и намечал будущие линии. А потом вырезал практически на ощупь.
Уже много лет Павла Игнатьевича нет в живых. А в тульском музее на улице Октябрьской хранится несколько пряников, «отпечатанных» с форм мастера.
Информация