Кому щи пусты, а кому жемчуг мелок
Порожденный Первой мировой войной кризис затронул все слои русского общества и вызвал к жизни новые модели женского поведения. Неурядицы тылового быта остро проявлялись в двух полярных феноменах: роскошной жизни высшего общества, походившей на пир во время чумы, и «бабьих бунтах», вызванных дефицитом и дороговизной товаров. Желая помочь Отчизне в нелегкий час, женщины надевали форму сестер милосердия, а самым ярким явлением того времени стало участие женщин в боевых действиях с оружием в руках. В то же время поведение женщин в тылу и их появление на фронте повлекло за собой появление проблем морально-этического порядка.
От продовольственных беспорядков до роскошных обедов
Снижение уровня жизни, отсутствие в продаже товаров народного потребления, стремительный рост цен в годы Первой мировой войны вызывали недовольство населения. Женщины были активными участницами, а нередко и инициаторами стихийных волнений.
Очередь за хлебом. Самара, октябрь 1917 г.
Осенью 1915 года в Богородске Нижегородской губернии вспыхнули беспорядки. 1 октября работницы Морозовских текстильных фабрик, придя на рынок, обнаружили, что весь сахар распродан. Они пришли в ярость и обвинили торговцев в спекуляции. После того, как полиция вывела их из лавки, женщины не утихли, и вскоре недовольная толпа увеличилась до нескольких тысяч человек. Люди шли по улицам города, кидая камни в окна лавок, выбивая двери, вынося из магазинов товары и растаскивая их по домам. Преимущественно участниками были молодежь и женщины — крестьянки и работницы фабрик. В следующие дни волнения не утихали. 4 октября прибывшие в город казаки открыли огонь по толпе и убили двух человек. «Бунты» продолжались до конца октября. В них приняло участие около 80 тысяч человек, 12 тысяч работниц бастовали в течение нескольких недель.
Эти беспорядки были вызваны тяжелым материальным положением женщин, ставших основными кормильцами семей. В Петрограде они «вынуждены были стоять часами в очередях при минусовой температуре, чтобы купить немного сахара и крупы». В конце 1915 года «безнадежные поиски продовольствия, топлива и рост цен стали нестерпимыми чертами каждодневной жизни».
Очередь у продовольственного магазина. Петроград, 1917 год.
Женщины неоднократно порывались «восстановить справедливость» собственными силами. В июле 1915 года на Таганском рынке в Москве женщины возмущались высокими ценами на картофель. Собравшаяся толпа вынудила торговцев снизить цену до того уровня, который люди сочли приемлемым. В городе Канавине женщины — около тысячи человек — врывались в лавки с требованием выдать им сахар. В течение дня толпа увеличилась до 10 тысяч человек. Женщины кидали в полицейских камни, громили лавки и выносили оттуда мешки с сахаром.
Бастующие женщины. Петроград, февраль 1917 года
Такие эпизоды повторялись на протяжении всей войны. Зачинщицами волнений обычно были солдатки, не находившие утешения в том, что их мужья проливают кровь на войне за царя. Они считали, что достаточно быть женой человека, который сражается на фронте, чтобы рассчитывать на «справедливость».
С другой стороны, именно женщины оставались основным потребителями предметов роскоши, и трудности военного времени не останавливали их перед покупкой изящного платья. Роскошь должна была компенсировать женщине тяготы войны и отвлечь ее от суровой жизни.
Обложка прейскуранта торгового дома «Платье». 1915 год.
Женские журналы того времени называли модными скромную одежду и перемещения по городу на трамвае, а не в автомобиле. Однако уже на соседних страницах дамы «утопали в цветах» и обедали телячьей ножкой, украшенной тюльпанами. Известная балерина Матильда Кшесинская выезжала с концертами на фронт, поддерживая бодрость духа в солдатах, а возвращаясь в Петроград, устраивала изысканные званые обеды.
Радикально настроенные женщины развернули кампанию по борьбе с роскошью. Активистка В. Смирнова предлагала прекратить производство дорогих тканей и аксессуаров, запретить их ввоз из-за рубежа и закрыть на время войны все модные журналы. «Всероссийское общество противодействия роскоши и расточительности», организованное княгиней Тархановой, увлеклось «модоборчеством». Члены общества призывали отказаться от нарядных туалетов, дорогих блюд, вин и сигар и покупать товары только отечественного производства. Но это увлечение продлилось недолго.
«Усовестить баб»: моральность женского поведения
Участие в спорах «за» или «против» золотых застежек на платье могли себе позволить представительницы высших слоев городского населения. В сельской местности стояли более острые вопросы — необходимо было сохранить хозяйство и обеспечить себя продуктами питания. Здесь весомую помощь оказывали военнопленные, чей труд активно использовался в сельском хозяйстве. И случалось, что отношения между иностранной военнопленным и русской крестьянкой переходили из трудовой плоскости в личную.
Бурлачки на реке Суре. 1915 год.
Известны случаи подачи рапортов русскому военному командованию от военнопленных (прежде всего сербов) с просьбой о женитьбе на русской женщине. Вдовые солдатки тоже не возражали против создания новой семьи, но военные власти такие браки не одобряли.
С другой стороны, для поддержания отношений не обязательно было жениться. Как вспоминал современник:
«Нередко хозяйка и работник — оба здоровые, молодые, сильные, при обоюдной симпатии, совместной работе, при совместной жизни в одной и той же избе и т. д. — не в состоянии бороться (да иногда и не особенно борются) с все возрастающим половым влечением друг к другу».
Если такого работника переводили в другое хозяйство, то он мог и сбежать обратно:
«понятно, что для австрийцев плен с романами самый легкий и приятный».
Русская крестьянка. 1914–1916 годы.
Подобные слухи регулярно доходили до фронта и бередили душу мужьям. Солдаты возмущались царившим дома «развратом» и в письмах требовали от местного духовенства «выступить со своей проповедью и усовестить баб». В июне 1916 года в одном из распоряжений штаба Верховного главнокомандующего упоминался такой случай:
«…возмущенные крестьяне убили пленного австрийца, имевшего связь с женой солдата, находящегося на театре военных действий, и ее ранили. Муж раненой, узнав об этом, выразил сожаление, что и ее не убили. А крестьянам было послано коллективное письмо с угрозой покончить со всеми, кто будет иметь дело с австрийцами».
Пленные офицеры, особенно проживавшие в городах, также имели возможность общаться с женщинами. Не избегали они и представительниц древнейшей профессии. Свидания с такими дамами иногда ухитрялись организовывать даже в лагерях для военнопленных. Все сложности зачастую сводились к финансовой стороне вопроса.
Крестьянки за работой. 1910-е годы.
Недовольство местного населения такими отношениями находило отражение на страницах местных газет. Например, в 1915 году в казанской прессе поднялась волна протеста против фривольного поведения офицеров, взятых в плен под Перемышлем. В итоге 200 «победителей девиц» с денщиками были высланы из Казани в село Тетюши. Репортеры подвергали женщин, вступавших в интимную связь с пленными, публичному осуждению.
Не все русские женщины оставались во время войны в тылу и продолжали мирную жизнь. Некоторые оказывались на фронте, и в этом случае отношение русских солдат к ним оказывалось далеко не однозначным.
«Белые ангелы» или развратницы?
Чаще всего женщины непосредственно соприкасались с войной, выступая в роли сестер милосердия. В 1916 году на фронте находилось 17 436 женщин, работавших в учреждениях Красного Креста: госпиталях, этапных и подвижных лазаретах, санитарных поездах, летучих хирургических отрядах, плавучих госпиталях на Черном море и др. Они же посещали лагеря для русских военнопленных на территории вражеских государств.
Примером служила императрица Александра Федоровна, по чьей инициативе формировались санитарные поезда, открывались лазареты и склады с одеждой и медикаментами. Великие княжны Ольга и Татьяна Романовы по окончании курсов стали профессиональными сестрами милосердия. В Петрограде в Николаевском морском госпитале работала дочь морского министра России. Сестрой милосердия отправилась на фронт и дочь Льва Толстого Александра.
Наградами были отмечены мужество и самоотверженность многих женщин, спасавших раненых воинов на полях сражений. Образ спасительницы и утешительницы занял прочное место в государственной пропаганде. Газета
«Северо-Западный голос» писала: «Война создала самоотверженнейший прекраснейший тип сестры милосердия. Русская жизнь, поистине, может гордиться этим светлым образом».
Прием раненых в лазарет. Петроград, 1915 год.
Но не все было так гладко. Случались и неприятные ситуации. Под влиянием прессы, активно воспевавшей героический образ «белого ангела», идеализированный портрет сестры милосердия вызывал стремление подражать ей. Вошла в моду форма сотрудницы Красного Креста. На страницах «Вестника Российского общества Красного Креста» однажды появилось такое предупреждение:
«В расчете на людскую доверчивость, многие легкомысленные создания начали наряжаться в форму сестер милосердия и в таком виде, профанируя святое дело помощи страждущим, ищут по улицам приключений. (…) На днях местной полицией были выслежены и арестованы две такие особы, выдающие себя за сестер милосердия. Обе они оказались известными магазинными воровками».
После этого сестры милосердия должны были при выходе на улицу надевать белую нарукавную повязку с эмблемой Красного Креста и личным номером, а позже им и вовсе было запрещено выходить в форме в город, посещать общественные заведения и увеселительные места.
Сестры милосердия в Зимнем дворце.
Попадая на фронт, где их окружение составляли главным образом мужчины, женщины сталкивались с домогательствами и, порой, с презрительным обращением. Мужская энергия требовала выхода и часто находила его в беспорядочных половых связях с проститутками, беженками, местными жительницами и сестрами Красного Креста. Один из участников военных действий отмечал в дневнике:
«Венерические болезни свирепствуют не только между военными, но также, как это ни прискорбно, между сестрами милосердия, и не их награждают болезнями, а они. Недавно со ст. Молодечно было отправлено на излечение сто сестер; по словам одного врача, в Варшаве лежало в госпитале до 300 сестер и несколько священников».
Есть свидетельства, согласно которым сифилис на фронте называли «сестритом», а символику Красного Креста приравнивали к «красному фонарю».
Образ сестры милосердия был неоднозначным. С одной стороны, солдаты и офицеры испытывали к ним благодарность и нуждались в утешении и исцелении. На другом полюсе находилось снисходительное и потребительское их восприятие, покровительство «слабому полу», навязчивое стремление к общению с «незнакомками». Отношение к женщинам на фронте как к «средству для удовлетворения половой потребности мужчин» приводило к тому, что солдаты осуждали «развратных» сестер не столько за доступность, сколько за то, что они были доступны лишь для избранных — офицеров и врачей.
«Поступающие доброволицы должны быть безупречной нравственности»
Еще более недоверчиво относились к женщинам-доброволицам, вступавшим в ряды армии, чтобы сражаться наравне с мужчинами. Эта социальная роль вызывала замешательство в мужских сообществах, провоцировала конфликты и недопонимание, но она же отметила новую веху на пути женской эмансипации.
Мария Бочкарёва
Самым известным примером является Мария Бочкарёва и ее «женский батальон смерти», созданный в 1917 году. Однако женщины стремились на передовую с самого начала войны. При этом официально до 1917 года женщины в армию не принимались (исключение составила, пожалуй, лишь сама Бочкарёва), и им приходилось скрывать свой пол при помощи одежды и мужской модели поведения.
«Женский батальон смерти» в Царском Селе.
Мотивами для принятия женщиной такого решения были как патриотические настроения, так и эмоциональные порывы. Молодые романтические девушки видели себя амазонками, «орлеанскими девами» или «кавалерист-девицами». Реальность оказывалась суровой: не обладая должной физической и военной подготовкой, они гибли или бывали ранены в первых же боях. Тогда же и раскрывалась тайна их пола. Исключений было немного. Спортсменка Кудашева, прибывшая на передовую, была зачислена в конную разведку. Туда же без возражений приняли казачку Елену Чобу, которая была опытной всадницей и умела отлично обращаться с холодным оружием.
Обучение стрельбе.
На фронте встречались и авантюристки, прикрывавшиеся патриотической риторикой. Неудивительно, что большинство солдат видело во всех женщинах, попадавших на передовую, искательниц приключений. Как вспоминала Мария Бочкарёва, ее поначалу тоже сочли девицей свободного поведения, которая «пробралась в солдатский строй, чтобы заниматься своим запретным ремеслом».
Для некоторых дам фронтовая жизнь, безусловно, стимулировала остроту ощущений. Однако пусть не все, но большинство доброволиц считали сексуальные контакты при исполнении воинского долга недопустимыми. Та же Бочкарёва строго следила за нравственностью в своем батальоне и объявила интимные отношения во время войны вне закона. Женщины понимали, что должны вести себя целомудренно, иначе им не избежать подпорченной репутации и обвинений в занятии проституцией.
Девушки из батальона смерти
В мае 1917 года в Петрограде был создан женский батальон, призванный воодушевить солдат-мужчин на фронте и предотвратить их дезертирство. В первый же день в него записались полторы тысячи женщин, на следующий — еще 500. Только триста прошли отбор. Подобные воинские подразделения стали стихийно возникать и в других городах Российской империи — в Киеве, Одессе, Минске, Иркутске, Оренбурге и т. д. Официально были созданы 1-й Петроградский женский батальон, 2-й Московский женский батальон смерти, 3-й Кубанский женский ударный батальон и 9 связных команд.
«Женский батальон смерти» присягает на верность Отечеству.
В июле 1917 года было объявлено о создании специального женского флотского формирования — Первой Морской женской команды в составе 150 человек. По завершении подготовки команду планировали отправить на Кольский полуостров для обслуживания тыловых частей флота «женским трудом»: женщины должны были стирать, готовить, убирать, выполнять обязанности писарей и машинисток. Однако первый опыт специального женского флотского формирования оказался смазанным: моряки не хотели видеть женщин на флоте. До Кольского полуострова добрались лишь 30 доброволиц в статусе вольнонаемных, где они заняли должности хлебопекарей.
Первая Морская женская команда за обедом.
Мало кому довелось оказаться на фронте и послужить Отечеству. 23 августа 1917 года Временное правительство, разочарованное тем, что пример женщин-солдат так и не смог остановить развала армии, издало постановление об использовании женских подразделений лишь для охраны вокзалов и железных дорог. В октябре 1-й Петроградский женский батальон был направлен на охрану Зимнего дворца и защиту Временного правительства. По приказу своих командиров доброволицы вскоре сложили оружие, после чего были арестованы. А уже 30 ноября Реввоенсовет распорядился расформировать все женские воинские части.
Первая Морская женская команда на обложке журнала «Искры», 1917 год.
Женские военные формирования не выполнили своего предназначения: им не удалось поднять боевой дух русской армии и вдохновить солдат на борьбу. Однако женщины смогли продемонстрировать свою самостоятельность, инициативность и способность сражаться за Родину, хотя задачу бороться за идеи женского равноправия они, собственно, перед собой и не ставили.
От продовольственных беспорядков до роскошных обедов
Снижение уровня жизни, отсутствие в продаже товаров народного потребления, стремительный рост цен в годы Первой мировой войны вызывали недовольство населения. Женщины были активными участницами, а нередко и инициаторами стихийных волнений.
Очередь за хлебом. Самара, октябрь 1917 г.
Осенью 1915 года в Богородске Нижегородской губернии вспыхнули беспорядки. 1 октября работницы Морозовских текстильных фабрик, придя на рынок, обнаружили, что весь сахар распродан. Они пришли в ярость и обвинили торговцев в спекуляции. После того, как полиция вывела их из лавки, женщины не утихли, и вскоре недовольная толпа увеличилась до нескольких тысяч человек. Люди шли по улицам города, кидая камни в окна лавок, выбивая двери, вынося из магазинов товары и растаскивая их по домам. Преимущественно участниками были молодежь и женщины — крестьянки и работницы фабрик. В следующие дни волнения не утихали. 4 октября прибывшие в город казаки открыли огонь по толпе и убили двух человек. «Бунты» продолжались до конца октября. В них приняло участие около 80 тысяч человек, 12 тысяч работниц бастовали в течение нескольких недель.
Эти беспорядки были вызваны тяжелым материальным положением женщин, ставших основными кормильцами семей. В Петрограде они «вынуждены были стоять часами в очередях при минусовой температуре, чтобы купить немного сахара и крупы». В конце 1915 года «безнадежные поиски продовольствия, топлива и рост цен стали нестерпимыми чертами каждодневной жизни».
Очередь у продовольственного магазина. Петроград, 1917 год.
Женщины неоднократно порывались «восстановить справедливость» собственными силами. В июле 1915 года на Таганском рынке в Москве женщины возмущались высокими ценами на картофель. Собравшаяся толпа вынудила торговцев снизить цену до того уровня, который люди сочли приемлемым. В городе Канавине женщины — около тысячи человек — врывались в лавки с требованием выдать им сахар. В течение дня толпа увеличилась до 10 тысяч человек. Женщины кидали в полицейских камни, громили лавки и выносили оттуда мешки с сахаром.
Бастующие женщины. Петроград, февраль 1917 года
Такие эпизоды повторялись на протяжении всей войны. Зачинщицами волнений обычно были солдатки, не находившие утешения в том, что их мужья проливают кровь на войне за царя. Они считали, что достаточно быть женой человека, который сражается на фронте, чтобы рассчитывать на «справедливость».
С другой стороны, именно женщины оставались основным потребителями предметов роскоши, и трудности военного времени не останавливали их перед покупкой изящного платья. Роскошь должна была компенсировать женщине тяготы войны и отвлечь ее от суровой жизни.
Обложка прейскуранта торгового дома «Платье». 1915 год.
Женские журналы того времени называли модными скромную одежду и перемещения по городу на трамвае, а не в автомобиле. Однако уже на соседних страницах дамы «утопали в цветах» и обедали телячьей ножкой, украшенной тюльпанами. Известная балерина Матильда Кшесинская выезжала с концертами на фронт, поддерживая бодрость духа в солдатах, а возвращаясь в Петроград, устраивала изысканные званые обеды.
Радикально настроенные женщины развернули кампанию по борьбе с роскошью. Активистка В. Смирнова предлагала прекратить производство дорогих тканей и аксессуаров, запретить их ввоз из-за рубежа и закрыть на время войны все модные журналы. «Всероссийское общество противодействия роскоши и расточительности», организованное княгиней Тархановой, увлеклось «модоборчеством». Члены общества призывали отказаться от нарядных туалетов, дорогих блюд, вин и сигар и покупать товары только отечественного производства. Но это увлечение продлилось недолго.
«Усовестить баб»: моральность женского поведения
Участие в спорах «за» или «против» золотых застежек на платье могли себе позволить представительницы высших слоев городского населения. В сельской местности стояли более острые вопросы — необходимо было сохранить хозяйство и обеспечить себя продуктами питания. Здесь весомую помощь оказывали военнопленные, чей труд активно использовался в сельском хозяйстве. И случалось, что отношения между иностранной военнопленным и русской крестьянкой переходили из трудовой плоскости в личную.
Бурлачки на реке Суре. 1915 год.
Известны случаи подачи рапортов русскому военному командованию от военнопленных (прежде всего сербов) с просьбой о женитьбе на русской женщине. Вдовые солдатки тоже не возражали против создания новой семьи, но военные власти такие браки не одобряли.
С другой стороны, для поддержания отношений не обязательно было жениться. Как вспоминал современник:
«Нередко хозяйка и работник — оба здоровые, молодые, сильные, при обоюдной симпатии, совместной работе, при совместной жизни в одной и той же избе и т. д. — не в состоянии бороться (да иногда и не особенно борются) с все возрастающим половым влечением друг к другу».
Если такого работника переводили в другое хозяйство, то он мог и сбежать обратно:
«понятно, что для австрийцев плен с романами самый легкий и приятный».
Русская крестьянка. 1914–1916 годы.
Подобные слухи регулярно доходили до фронта и бередили душу мужьям. Солдаты возмущались царившим дома «развратом» и в письмах требовали от местного духовенства «выступить со своей проповедью и усовестить баб». В июне 1916 года в одном из распоряжений штаба Верховного главнокомандующего упоминался такой случай:
«…возмущенные крестьяне убили пленного австрийца, имевшего связь с женой солдата, находящегося на театре военных действий, и ее ранили. Муж раненой, узнав об этом, выразил сожаление, что и ее не убили. А крестьянам было послано коллективное письмо с угрозой покончить со всеми, кто будет иметь дело с австрийцами».
Пленные офицеры, особенно проживавшие в городах, также имели возможность общаться с женщинами. Не избегали они и представительниц древнейшей профессии. Свидания с такими дамами иногда ухитрялись организовывать даже в лагерях для военнопленных. Все сложности зачастую сводились к финансовой стороне вопроса.
Крестьянки за работой. 1910-е годы.
Недовольство местного населения такими отношениями находило отражение на страницах местных газет. Например, в 1915 году в казанской прессе поднялась волна протеста против фривольного поведения офицеров, взятых в плен под Перемышлем. В итоге 200 «победителей девиц» с денщиками были высланы из Казани в село Тетюши. Репортеры подвергали женщин, вступавших в интимную связь с пленными, публичному осуждению.
Не все русские женщины оставались во время войны в тылу и продолжали мирную жизнь. Некоторые оказывались на фронте, и в этом случае отношение русских солдат к ним оказывалось далеко не однозначным.
«Белые ангелы» или развратницы?
Чаще всего женщины непосредственно соприкасались с войной, выступая в роли сестер милосердия. В 1916 году на фронте находилось 17 436 женщин, работавших в учреждениях Красного Креста: госпиталях, этапных и подвижных лазаретах, санитарных поездах, летучих хирургических отрядах, плавучих госпиталях на Черном море и др. Они же посещали лагеря для русских военнопленных на территории вражеских государств.
Великие княжны Ольга и Татьяна — сестры милосердия.
Примером служила императрица Александра Федоровна, по чьей инициативе формировались санитарные поезда, открывались лазареты и склады с одеждой и медикаментами. Великие княжны Ольга и Татьяна Романовы по окончании курсов стали профессиональными сестрами милосердия. В Петрограде в Николаевском морском госпитале работала дочь морского министра России. Сестрой милосердия отправилась на фронт и дочь Льва Толстого Александра.
Наградами были отмечены мужество и самоотверженность многих женщин, спасавших раненых воинов на полях сражений. Образ спасительницы и утешительницы занял прочное место в государственной пропаганде. Газета
«Северо-Западный голос» писала: «Война создала самоотверженнейший прекраснейший тип сестры милосердия. Русская жизнь, поистине, может гордиться этим светлым образом».
Прием раненых в лазарет. Петроград, 1915 год.
Но не все было так гладко. Случались и неприятные ситуации. Под влиянием прессы, активно воспевавшей героический образ «белого ангела», идеализированный портрет сестры милосердия вызывал стремление подражать ей. Вошла в моду форма сотрудницы Красного Креста. На страницах «Вестника Российского общества Красного Креста» однажды появилось такое предупреждение:
«В расчете на людскую доверчивость, многие легкомысленные создания начали наряжаться в форму сестер милосердия и в таком виде, профанируя святое дело помощи страждущим, ищут по улицам приключений. (…) На днях местной полицией были выслежены и арестованы две такие особы, выдающие себя за сестер милосердия. Обе они оказались известными магазинными воровками».
После этого сестры милосердия должны были при выходе на улицу надевать белую нарукавную повязку с эмблемой Красного Креста и личным номером, а позже им и вовсе было запрещено выходить в форме в город, посещать общественные заведения и увеселительные места.
Сестры милосердия в Зимнем дворце.
Попадая на фронт, где их окружение составляли главным образом мужчины, женщины сталкивались с домогательствами и, порой, с презрительным обращением. Мужская энергия требовала выхода и часто находила его в беспорядочных половых связях с проститутками, беженками, местными жительницами и сестрами Красного Креста. Один из участников военных действий отмечал в дневнике:
«Венерические болезни свирепствуют не только между военными, но также, как это ни прискорбно, между сестрами милосердия, и не их награждают болезнями, а они. Недавно со ст. Молодечно было отправлено на излечение сто сестер; по словам одного врача, в Варшаве лежало в госпитале до 300 сестер и несколько священников».
Есть свидетельства, согласно которым сифилис на фронте называли «сестритом», а символику Красного Креста приравнивали к «красному фонарю».
Сестра милосердия. Москва, 1917 год.
Образ сестры милосердия был неоднозначным. С одной стороны, солдаты и офицеры испытывали к ним благодарность и нуждались в утешении и исцелении. На другом полюсе находилось снисходительное и потребительское их восприятие, покровительство «слабому полу», навязчивое стремление к общению с «незнакомками». Отношение к женщинам на фронте как к «средству для удовлетворения половой потребности мужчин» приводило к тому, что солдаты осуждали «развратных» сестер не столько за доступность, сколько за то, что они были доступны лишь для избранных — офицеров и врачей.
«Поступающие доброволицы должны быть безупречной нравственности»
Еще более недоверчиво относились к женщинам-доброволицам, вступавшим в ряды армии, чтобы сражаться наравне с мужчинами. Эта социальная роль вызывала замешательство в мужских сообществах, провоцировала конфликты и недопонимание, но она же отметила новую веху на пути женской эмансипации.
Мария Бочкарёва
Самым известным примером является Мария Бочкарёва и ее «женский батальон смерти», созданный в 1917 году. Однако женщины стремились на передовую с самого начала войны. При этом официально до 1917 года женщины в армию не принимались (исключение составила, пожалуй, лишь сама Бочкарёва), и им приходилось скрывать свой пол при помощи одежды и мужской модели поведения.
«Женский батальон смерти» в Царском Селе.
Мотивами для принятия женщиной такого решения были как патриотические настроения, так и эмоциональные порывы. Молодые романтические девушки видели себя амазонками, «орлеанскими девами» или «кавалерист-девицами». Реальность оказывалась суровой: не обладая должной физической и военной подготовкой, они гибли или бывали ранены в первых же боях. Тогда же и раскрывалась тайна их пола. Исключений было немного. Спортсменка Кудашева, прибывшая на передовую, была зачислена в конную разведку. Туда же без возражений приняли казачку Елену Чобу, которая была опытной всадницей и умела отлично обращаться с холодным оружием.
Обучение стрельбе.
На фронте встречались и авантюристки, прикрывавшиеся патриотической риторикой. Неудивительно, что большинство солдат видело во всех женщинах, попадавших на передовую, искательниц приключений. Как вспоминала Мария Бочкарёва, ее поначалу тоже сочли девицей свободного поведения, которая «пробралась в солдатский строй, чтобы заниматься своим запретным ремеслом».
Для некоторых дам фронтовая жизнь, безусловно, стимулировала остроту ощущений. Однако пусть не все, но большинство доброволиц считали сексуальные контакты при исполнении воинского долга недопустимыми. Та же Бочкарёва строго следила за нравственностью в своем батальоне и объявила интимные отношения во время войны вне закона. Женщины понимали, что должны вести себя целомудренно, иначе им не избежать подпорченной репутации и обвинений в занятии проституцией.
Девушки из батальона смерти
В мае 1917 года в Петрограде был создан женский батальон, призванный воодушевить солдат-мужчин на фронте и предотвратить их дезертирство. В первый же день в него записались полторы тысячи женщин, на следующий — еще 500. Только триста прошли отбор. Подобные воинские подразделения стали стихийно возникать и в других городах Российской империи — в Киеве, Одессе, Минске, Иркутске, Оренбурге и т. д. Официально были созданы 1-й Петроградский женский батальон, 2-й Московский женский батальон смерти, 3-й Кубанский женский ударный батальон и 9 связных команд.
«Женский батальон смерти» присягает на верность Отечеству.
В июле 1917 года было объявлено о создании специального женского флотского формирования — Первой Морской женской команды в составе 150 человек. По завершении подготовки команду планировали отправить на Кольский полуостров для обслуживания тыловых частей флота «женским трудом»: женщины должны были стирать, готовить, убирать, выполнять обязанности писарей и машинисток. Однако первый опыт специального женского флотского формирования оказался смазанным: моряки не хотели видеть женщин на флоте. До Кольского полуострова добрались лишь 30 доброволиц в статусе вольнонаемных, где они заняли должности хлебопекарей.
Первая Морская женская команда за обедом.
Мало кому довелось оказаться на фронте и послужить Отечеству. 23 августа 1917 года Временное правительство, разочарованное тем, что пример женщин-солдат так и не смог остановить развала армии, издало постановление об использовании женских подразделений лишь для охраны вокзалов и железных дорог. В октябре 1-й Петроградский женский батальон был направлен на охрану Зимнего дворца и защиту Временного правительства. По приказу своих командиров доброволицы вскоре сложили оружие, после чего были арестованы. А уже 30 ноября Реввоенсовет распорядился расформировать все женские воинские части.
Первая Морская женская команда на обложке журнала «Искры», 1917 год.
Женские военные формирования не выполнили своего предназначения: им не удалось поднять боевой дух русской армии и вдохновить солдат на борьбу. Однако женщины смогли продемонстрировать свою самостоятельность, инициативность и способность сражаться за Родину, хотя задачу бороться за идеи женского равноправия они, собственно, перед собой и не ставили.
Информация