Как сдержать удар объединенной Европы
Крымская война 1853–1856 годов, как известно, не только ликвидировала сложившуюся в Европе в результате наполеоновских войн и достаточно эффективно действовавшую систему региональной безопасности, известную как Венская система, но и стала одним из первых и наиболее характерных примеров формирования военной коалиции англосаксонских держав. Кроме того, именно в этом случае такая коалиция была впервые применена против России.Подготовка к беспрецедентной по тому времени военной кампании была достаточно подробно рассмотрена нами ранее (см. «Вымученная коалиция», НВО № 45 от 08.12.17), а в данном материале мы проанализируем ход боевых действий и рассмотрим, какой урок извлекла из этих событий сама Россия.
ГЛАВНЫЙ УДАР
Приняв решение на вторжение в Россию, Лондон и Париж сосредоточились главным образом на «болевой точке» Российской Империи – Крыме и его главной и единственной военно-морской базе на юге – Севастополе. При этом основным элементом данной кампании, не без ожесточенных дебатов в столицах двух основных участников антироссийской коалиции, была в конечном счете избрана десантная операция, которая, что интересно, опровергла существовавшие в те годы убеждения о невозможности осуществления подобного рода предприятий в таких размерах. Большинство военных специалистов того времени было уверено, что из-за малой вместимости военных судов, затруднений, встречаемых при перевозке морем лошадей, неизбежных в морском плавании случайностей просто физически невозможно перевезти морем за один раз более 30–40 тыс. человек с необходимыми запасами. С изобретением пароходов и винтовых судов большая часть этих проблем была, впрочем, снята, и Крымская десантная экспедиция послужила ясным тому доказательством. Всего для перевозки британо-французского экспедиционного корпуса в регион Балканы–Крым потребовалось огромное количество плавсредств – более 600 транспортных судов.
В этой связи следует подчеркнуть тот факт, что всего этого могло и не случиться, если бы русский император Николай I настоял на реализации под его же руководством разработанного первоначального, упреждающего союзников удара, предусматривавшего десант на берега Босфора в количестве 32–40 тыс. человек и возможную оккупацию Константинополя, а пошел на поводу у своего наставника с юношеских лет – «отца-командира» генерал-фельдмаршала Ивана Федоровича Паскевича, настоятельно рекомендовавшего ограничить зону действия русских войск Северными Балканами и Кавказом, что якобы в случае успеха должно было побудить союзников пойти на примирение с Санкт-Петербургом.
В результате эпицентром усилий русской армии стали Северные Балканы, где им, несмотря на успехи в самом начале (практически бескровная оккупация Дунайских княжеств) в целом не сопутствовала удача. Военные историки при этом особо подчеркивают тот факт, что, возможно, результаты целого ряда провальных последующих действий русских войск на Дунае стали одной из причин, которая и легла в основу решения союзников высадиться в Крыму.
Надо признать, русские войска на данном театре, несмотря на более высокую степень обученности и оснащенности, чем у противостоявших им турок, действовали неадекватно и весьма пассивно, на что особо обращал внимание комментировавший в те годы в СМИ ход войны будущий классик марксизма Фридрих Энгельс. Неблагоприятно складывавшуюся для русских войск ситуацию усугубляло и зачастую прохладное, а порой и открыто враждебное отношение придунайского населения, считавшего себя потомками римлян-колонистов, якобы не нуждавшихся в покровительстве со стороны России. В свою очередь, и надежды на то, что славянское население Балкан поднимется с оружием в руках для оказания помощи русским войскам, не оправдались по причине «незрелости» и в силу слабо проведенной среди него работы (что, впрочем, было учтено и увенчалось успехом через чуть более два десятилетия).
Во многом неудачи русских объяснялись позицией командующего армией князя Михаила Дмитриевича Горчакова – безынициативного генерала, подобострастно, не сообразуясь с резко менявшейся обстановкой, выполнявшего инструкции, исходившие из далекой Северной столицы. Но и в последующем назначение «отца-командира» Паскевича главкомом всеми русскими войсками на юге не привело к сколько-нибудь заметным успехам на поле боя. Турецкие войска, наоборот, мало того что почти в два раза превосходили русскую группировку и были ободрены возможным в любой момент вмешательством на их стороне европейских союзников, так к тому же и возглавлялись подававшим надежды сардарэкремом (маршалом) Омер-пашой, принявшим ислам славянином – хорватом, бывшим австрийским подданным. Таким образом, после целого ряда локальных успехов Османской империи на Дунайском театре европейские союзники начали всерьез воспринимать «возросшее мастерство» турок.Вместе с тем на Кавказе дела у коалиции складывались далеко не лучшим образом. Здесь так же, как и у турок на Дунае, но уже в пользу русских войск сыграл субъективный фактор – назначение в начале кампании во главе действующего русского корпуса неординарного генерала князя Василия Осиповича Бебутова. Под руководством этого военачальника и его соратников туркам был нанесен ряд серьезных поражений. Исправить в последующем ситуацию в пользу союзников на данном театре не смогли ни действия «пятой колонны» – воинственных протурецки настроенных горцев фактически в тылу российских войск, ни крейсирование кораблей объединенной британо-французской эскадры вдоль российского Черноморского побережья с обстрелом портов и населенных пунктов и неоднократными высадками, правда, небольших десантов, ни даже откомандирование сюда хорошо зарекомендовавшего себя на Дунае вышеупомянутого турецкого военачальника Омера-паши. Крупные неудачи турецкой армии на Кавказе во многом объяснялись нежеланием «старших» союзников воспринимать данный театр в качестве если не главного, то по крайней мере «невторостепенного» и, следовательно, якобы отсутствием необходимости направлять сюда какие-либо подкрепления из состава экспедиционных сил европейцев. Это, естественно, вызывало недовольство и порой открытую неприязнь со стороны турецкого командования в отношении «пассивных» европейских советников, в большом количестве наводнивших турецкие части и соединения.
И все же успехи русских на Кавказе «не образумили» ни турок, на что надеялись в Санкт-Петербурге, ни тем более Лондон и Париж, поставивших перед собой цель во чтобы то ни стало окончательно сломить Россию.
ДАЛЬНЕВОСТОЧНАЯ «ПИЛЮЛЯ»
Весьма примечательно, что еще в самом начале войны, изыскивая наиболее оптимальный путь быстрого сокрушения Российской Империи, союзники анализировали вариант действий на Балтике, подразумевая не только разрушение узловых пунктов возможного сопротивления русских (Кронштадт, Свеаборг и др.) с моря, но и высадку крупных десантов на побережье. Однако без содействия Швеции, понимали и в Лондоне, и в Париже, этого сделать было невозможно. Стокгольм, не купившись на обещания передать ему в случае победы ряд российских территорий, в конце концов отказал союзникам выступить против России. Тогда и было принято решение сосредоточиться на Крыме, но и на Балтийском театре союзники намеревались нанести серьезное поражение русским, что должно было значительно повысить их военный и политический авторитет в глазах всей Европы.
Однако этого не случилось. Крупные базы-крепости (типа Кронштадта) им оказались не по зубам, а обстрелы побережья и высадка небольших десантов и захват торговых судов не могли повлиять на ход войны в целом. Даже захват принадлежавших России Аландских островов не внес сколько-нибудь существенного вклада в расстановку сил. Более того, неудачи объединенной британо-французской эскадры, зачастую являвшиеся следствием рассогласованности действий командований обеих ее частей, не способствовали устранению взаимной неприязни двух главных союзников по коалиции. Единственное, чего добились британцы и французы, так это отвлечения качественно лучших сил русских (гвардия) для обороны западной границы и прибалтийских берегов, вместо того чтобы направить их в Крым.
На севере союзный отряд боевых кораблей, проникнув сначала в Кольский залив, а затем в Белое море, выполняя решения Лондона и Парижа о блокаде торговых портов России, фактически занимался натуральным пиратством на море. И это несмотря на обещание Лондона «не нарушать интересы частных лиц». Захватив или истребив десятки мирных судов, складов и жилищ мирных жителей на побережье, но не взяв ни одного существенного военного объекта русских, британцы и французы оказались под прицелом ожесточенной критики даже в «прикормленных» европейских средствах массовой информации.
Приблизительно аналогичная ситуация складывалась и на Дальнем Востоке, где Россия к середине ХIХ века еще не создала постоянную военно-морскую группировку. Напротив, британцы и французы располагали базами и определенной военно-морской мощью на Тихом океане, чем они и решили воспользоваться, сформировав объединенную эскадру под руководством двух контр-адмиралов – британского Дэвида Прайса и французского Феврье де Пуанта. Несмотря на уже ставшую традиционной для взаимоотношений союзников антипатию и бесконечные споры двух военачальников относительно оптимизации действий эскадры, в конце концов все свелось, как и на Балтике, к тривиальному пиратству, что также не прибавляло авторитета флотам ни одной, ни другой стран-союзниц. Попытка же для оправдания своей миссии в регионе захватить в конце августа 1854 года относительно крупную российскую базу Петропавловск закончилась полной неудачей. Не помогли союзникам и по сути шпионские действия американских лесорубов, работавших по контрактам в районе Петропавловска, и их информация относительно состояния русской обороны. Потеряв около 450 человек убитыми и ранеными, союзники были вынуждены ретироваться. В мировой прессе, что случалось довольно редко, симпатии на этот раз оказались на стороне русских. Одна из газет даже отмечала: «Британцы получили такую пилюлю, которая останется позорным пятном в истории просвещенных мореплавателей и которую никогда не смоют волны всех пяти океанов».
ВЫСАДКА
Впрочем, если на флангах ситуация для России складывалась более-менее благоприятно, то на главном театре – в Крыму – развитие обстановки не вызывало оптимизма. Несмотря на срывы графиков прибытия британо-французско-турецкого десанта, путаницу и просчеты при решении вопросов погрузки-выгрузки, в начале сентября 1854 года все же началась высадка союзников южнее Евпатории. Примечательно, что и в данном случае не обошлось без острых споров между союзниками относительно того, где производить десантирование, и плана последующих действий. Французский командующий маршал Лерой де Сент-Арно, уставший, по его признанию, от бесконечных препираний, был вынужден оставить выбор за своим британским коллегой лордом Фицроем Рагланом. Причем специалисты отмечали, что если бы не ошибки российского военного руководства относительно определения сроков десантирования и элементарных мер по противодействию, данную союзническую операцию можно было бы предотвратить еще в самом ее начале. Тем не менее выгрузка произошла в почти идеальных условиях.
Перевозка непосредственно в Крым французских войск со всеми находившимися при них запасами и обозами потребовала 172 морских суда разной величины, а перевозка британских – до полутораста паровых и парусных транспортов. Турецкая же дивизия была посажена на девять судов.
После завершения выгрузки обнаружилась неподготовленность британских и турецких формирований к этой непростой экспедиции. Французы, мягко говоря, были удивлены беспечностью своих коллег и приняли экстренные меры к устранению вскрывшихся крупных просчетов в снабжении войск коллег-союзников всем необходимым и даже взяли на себя полное обеспечение продовольствием турецкого соединения. Нерасторопность британских интендантов тут же дала о себе знать в виде распространившейся среди союзных войск холеры и других повальных болезней.
Тем не менее в первом же боестолкновении на реке Альма, имевшем место через неделю после высадки, при продвижении на юг полуострова союзники нанесли тяжелое поражение русским формированиям под руководством князя Александра Сергеевича Меншикова. В этом сражении и в последующих боях проявился более высокий уровень технического оснащения западноевропейских войск, нежели русских, в частности нарезное стрелковое оружие, позволявшее британцам и французам наносить существенный урон своим противникам, не входя с ним в непосредственный контакт и избегая штыкового боя, которым как раз и славились русские солдаты со времен Суворова.
МЕДВЕЖЬЯ УСЛУГА
В принципе было очевидно: союзникам нужно как можно быстрее захватить Севастополь, что якобы и должно было положить конец этой войне. Российское руководство хотя и осознавало ключевое значение этого города-базы как символа сопротивления агрессорам, но затягивало с совершенствованием его оборонительных сооружений.
Местные крымские татары, настроенные антироссийски, невольно оказали медвежью услугу своим новым покровителям-союзникам, дезориентировав их относительно якобы прочных северных укреплений города, которые в действительности только начали возводиться. Союзники обошли Севастополь с юга, но с ходу взять его не смогли. Началась героическая 349-дневная Севастопольская оборона.
Параллельно с массированными обстрелами города (всего за время осады было осуществлено шесть серий многодневных бомбардировок) имело место постепенное наращивание группировки войск союзников и доведение ее до 120 тыс. человек, главным образом британцев и французов. Впрочем, пользуясь отсутствием замкнутой линии осады города, русские также усилили гарнизон до около 40 тыс. человек, а общую группировку войск в Крыму – до 90 тыс. человек.
Основную роль при осаде играли французские войска, лучше подготовленные и выученные, нежели их британские коллеги. Именно захват французами Малахова кургана, вынуждены были позднее признать британцы, фактически и предрешил судьбу города. Турецким же и сардинским войскам под Севастополем отводилась явно второстепенная роль. В конце концов было даже решено перебросить турецкие формирования из Крыма на Кавказ, чтобы переломить там неблагоприятно складывавшуюся ситуацию.
СТРАТЕГИЧЕСКИЙ ТУПИК
Затянувшаяся осада и связанные с ней многочисленные жертвы вызывали озабоченность как в Лондоне, так и в Париже, поскольку явно не способствовали популярности руководства обеих стран. Кажущаяся безысходность тупикового положения в Крыму привела к росту пораженческих настроений среди союзников и даже поначалу к массовому переходу их к русским. И только ряд кардинальных мер, принятых в обеих западноевропейских столицах с целью резкого изменения в их пользу ситуации, в том числе и частичная смена руководства группировки союзных войск, способствовали активизации деятельности французских и британских войск, переход к ним инициативы и в конце концов вынуждение защитников Севастополя 28 августа (9 сентября) 1855 года оставить почти полностью разрушенный город. Но только через два дня союзники решились войти в него.
Севастопольская эпопея (помимо других баталий) стоила стольких жертв и расходов с обеих сторон, что встал вопрос: не пора ли кончать войну вообще? В конце 1855 года военные действия повсеместно прекратились. К этому времени потери были действительно грандиозны: Россия – свыше 522 тыс. человек, Османская империя – до 400 тыс., Франция – 95 тыс., Великобритания – 22 тыс. человек. Россия израсходовала на войну около 800 млн руб., союзные державы – 600 млн.
И тем не менее, несмотря на сдачу Севастополя и контурно обозначившееся поражение в войне в целом, ситуация для России складывалась отнюдь не столь катастрофично, как это предпочитают подчеркивать зарубежные и некоторые отечественные исследователи. Дело в том, что русские так и не задействовали весь свой военный потенциал, включая отборные гвардейские части и соединения, не раз в истории решавшие исход тех или иных кампаний в пользу России. Главное, что именно союзники осознали, что продолжать войну с гигантской Россией – дело абсолютно бессмысленное. Да и в Санкт-Петербурге решили воспользоваться благоприятной ситуацией на внешнеполитической арене, выразившейся в очередном обострении противоречий между главными союзниками по коалиции – Великобританией и Францией, – чтобы, с одной стороны, выторговать для себя наиболее приемлемые условия заключения мира, а с другой – всецело сконцентрироваться на внутренних, в том числе военной, реформах для устранения тех первопричин, которые и привели Россию в конце концов к формальному поражению.
В Вене начались мирные переговоры, завершившиеся подписанием так называемого Парижского договора 1856 года. Естественно, условия, на которые пришлось пойти Санкт-Петербургу, не могли быть легкими: все-таки против России выступала объединенная Европа. Россия согласилась с запретом иметь военный флот и базы в бассейне Черного моря, укреплять Аландские острова на Балтике и осуществлением ряда незначительных, но тем не менее территориальных уступок Турции в Бессарабии и на Кавказе. В то же время – и это выглядело принципиальным – Россия не должна была выплачивать никаких контрибуций. Тогда как, например, Франция потребовала от своей союзницы Великобритании непомерной материальной компенсации в случае, если она будет продолжать настаивать на продолжении военных действий. Такая позиция Парижа еще более обострила британо-французские отношения.
КОГДА ОДИН ВРАГ ЛУЧШЕ ДРУГОГО
Примечательно, что еще во время войны началось сближение Санкт-Петербурга и Парижа. Мало того что русские и французские военачальники, офицеры и солдаты испытывали друг к другу уважение за стойкость и благородство в бою, так и те и другие питали явную неприязнь к высокомерным, но «неважным воякам» – британцам, хотя последние формально сражались в одних рядах с французами. Но наиболее существенным был тот факт, что ни Россия, ни «прозревшая» Франция не желали усиления Великобритании ни в Европе, ни в прилегающих регионах.
Тем не менее англофобские настроения не привели французов в антибританский лагерь, в то время как отношения Великобритании и России оказались окончательно испорченными. Причем кардинального улучшения их не произошло, даже несмотря на участие в последующем обоих государств в одних и тех же военных коалициях в годы двух мировых войн. Да и «неблагодарная» Австрия окончательно перешла в лагерь недругов России. Взаимоотношения с Турцией не претерпели никаких существенных метаморфоз, оставаясь отношениями двух исторически сформировавшихся антагонистов. Что же касается так называемого восточного вопроса, из-за которого формально и началась война, то, по сути, все принципиальные претензии России были удовлетворены.
Таким образом, Крымская война, не разрешив серьезных противоречий основных игроков, стала лишь прелюдией к последующим крупным конфликтам в Европе, да и в мире в целом, в результате так называемого урегулирования которых до сих пор не установились вожделенные стабильность и спокойствие на региональной и международной арене.
Информация