Об одном историческом мифе, или Как дивизия джигитов могла уберечь Россию от революции
По поводу участия Кавказской Туземной конной дивизии (более известной как Дикая дивизия) и Текинского конного полка в выступлении Корнилова в российском историческом сознании господствует миф, выраженный С. Эйзенштейном в фильме «Октябрь». Дикой дивизии там посвящён эпизод, в котором делегация большевиков (матросы с Балтийского флота, очевидно, недавно с кораблей, партийные деятели в штатском, и среди них ни одного кавказца) распропагандировала горцев и туркмен (в фильме те и другие вместе), раздавая им листовки на родном языке. Эпизод оканчивается совместным танцем горцев и делегатов. Профессиональных же исторических исследований (ни советского периода, ни постсоветской РФ) в настоящее время не опубликовано, хотя по этой теме и пишут любители, в т. ч. родственники служивших в Дикой дивизии, и есть статьи в эмигрантских журналах и эмигрантские воспоминания, т. к. служившие в дивизии офицеры эмигрировали в ходе Гражданской войны.
Очевидно, что эпизод в фильме Эйзенштейна неправдоподобен. Во-первых, вряд ли возможно, чтобы представители делегации (бывшие рабочие и крестьяне из Санкт-Петербурга или из средней полосы России) настолько знали кавказские языки и самих кавказцев, чтобы хотя бы вручить листовку на ингушском языке ингушам, а не абхазцам; во-вторых, горцы, в большинстве своём, были не настолько грамотными, чтобы эти листовки прочитать, а тем более понять, не говоря уже о том, что у матросов и солдат, которых они презирали в связи с их нежеланием воевать, тем более у непонятных штатских они, скорее всего, и не взяли бы листовки (Дикая дивизия и Текинский полк сохраняли боеспособность, несмотря на развал армии, и не желавшие воевать солдаты вызывали у них презрение, известны случаи, когда горцы гнали запившую и замитинговавшую пехоту в бой). Более того, реакция горцев на попытку подобного рода людей вести среди них пропаганду была бы резко негативной и ничем хорошим для агитаторов бы не кончилась. Правда, среди большевиков были выходцы из закавказских народов, но северокавказцев среди них практически не было. Более того, на Северном Кавказе большевики не пользовались популярностью. Отдельно следует сказать о том, что в описываемый момент Текинского конного полка в окрестностях Петрограда НЕ БЫЛО. Во время корниловских событий полк находился в Минске и не смог в них участвовать.
Относительно участия Дикой дивизии в данных событиях следует сказать, что она была присоединена к Туземному корпусу. Туземный корпус (в него были объединены приказом Верховного главнокомандующего А. Ф. Керенского от 21.08.1917 Кавказская Туземная конная дивизия, 1-й Дагестанский конный полк, а 2-й Дагестанский конный полк входил в состав Дикой дивизии, Текинский конный полк и Осетинская пешая бригада), под командованием Л. Г. Корнилова двинулся на Петроград, но остановился в результате забастовки железнодорожников. Но к этому следует добавить, что при движении по железной дороге впереди всех оказался эшелон штаба дивизии. Когда штабной эшелон доехал до станции Чолово, где полотно уже было разобрано, он, естественно, остановился. Ближайшей к нему частью (по версии С. В. Максимовича, служившего в штабе дивизии) оказался эшелон матросов из пулемётной команды дивизии (а не только что с кораблей), также остановившийся. К тому же штабные писари и другие солдаты, обслуживавшие штаб (некавказцы, т. к. для джигитов позором было служить на небоевой должности, кроме того, ввиду своей неграмотности и незнания русского языка они, разумеется, не могли быть штабными писарями), поддержав матросов, организовали солдатский комитет, таким образом, деятельность штаба была парализована. Пулемётная команда дивизии была сформирована из матросов Балтфлота, потому что, в отличие от армейских кавалерийских дивизий, имевших штатные пулемётные команды, Дикая дивизия, сформированная уже после начала Первой мировой войны, не имела пулемётной команды, а армия, особенно после мобилизации и начала боёв, испытывала недостаток в пулемётах, так что для вооружения новой дивизии использовали пулемёты с Балтийского флота, где, наоборот, был избыток неиспользуемых пулемётов, в том числе в береговых крепостях, с флота же в дивизию перевели и пулемётчиков, поскольку среди джигитов, не отличавшихся технической грамотностью и зачастую даже знанием цифр, пулемётчиков, естественно, не было, что, впрочем, не мешало им храбро сражаться и в дальнейшем овладевать более сложными видами оружия (об этом далее).
Незадолго до Корниловского выступления в Кабардинском полку дивизии (дивизия делилась на полки по национальному принципу, что в общем соответствовало современному административно-территориальному делению Кавказа, а сами полки делились на сотни, как у казаков, впрочем офицеры зачастую были нетитульных наций в связи с нехваткой своих офицеров у входивших в дивизию кавказских народов) произошёл национальный конфликт между кабардинцами и офицерами-осетинами. В результате этого офицеры-осетины были переведены из полка и из самой дивизии в Осетинскую пешую бригаду, входившую в тот же Туземный корпус (осетинские подразделения не входили в собственно Дикую дивизию, поскольку во-первых, осетины исторически служили казаками в Осетинском конном дивизионе и Горско-Моздокском полку Терского казачьего войска, во-вторых, как раз у осетин очень многие мужчины были офицерами и делали карьеру просто в армии, хотя с началом войны многие офицеры перевелись в Дикую дивизию командовать соседями по Кавказу). Хотя историческая вражда кабардинцев и осетин считалась изжитой, и служивший в Кабардинском полку А. А. Арсеньев приписывал разжигание старинной вражды «тёмным силам революции», что кажется малодостоверным. Скорее всего, что до боли знакомо многим в современной России, национальная вражда обострилась из-за социальных потрясений. Очевидно, Осетинская пешая бригада была возмущена такой националистической выходкой. Впрочем, в самой Осетинской пешей бригаде уже было возмущение сразу после того, как её сформировали. Командиром бригады назначили В. П. Чиковани, но осетины потребовали его сместить, а командиром бригады (она формировалась уже после Февральской революции) выбрали А. Х. Такаева. Наиболее логичным объяснением причин возмущения бригады является национальное происхождение Чиковани и обострившаяся в тот момент грузино-осетинская вражда (она вовсю вспыхнула позже, во время Гражданской войны и продолжается, к сожалению, и поныне), тем более что выборный командир бригады был осетином, а не грузином. То есть Туземный корпус подошёл к Петрограду с грозящими взрывом внутренними противоречиями, а ведь это была самая надёжная из корниловских частей, корпус рассматривался Корниловым как ударная сила. Отсюда понятен не очень высокий шанс выступления на успех. По версии Арсеньева, когда эшелон Кабардинского полка остановился на станции Чолово, там уже стоял эшелон Осетинской пешей бригады. Взбунтовавшиеся (судя по всему, в результате произошедшего конфликта на национальной почве) осетины отказалась идти (именно идти, напомню, что полотно было разобрано, а эшелоны остановились, и задержка пагубно действовала на нетвёрдые духом войска) на Петроград, вскоре к ним присоединились матросы, писари и обозные с подъехавших ранее эшелонов штаба и пулемётной команды дивизии. Бунтовщики угрожали расстрелять из пулемётов каждого, кто пойдёт на Петроград. При этом осетин было немного, основные силы бригады остались далеко позади, тем не менее, командир дивизии князь Д. Багратион, вместо того, чтобы решительно скомандовать продолжать движение и в случае несоблюдения приказа применить силу (а в Кабардинском полку, в который входила и сотня соседей-балкарцев, к этому времени была создана своя пулемётная команда из балкарцев, обучившихся владеть пулемётом за время войны, причём по приказу ротмистра Хана Эриванского один из пулемётов был установлен на паровозе эшелона), принялся убеждать и уговаривать митингующих, чем сильно их ободрил и деморализовал кабардинцев, которые стали бояться осетин и матросов потому, что сам командир дивизии (аристократ! да ещё с такой фамилией и родством!) вёл с ними переговоры, следовательно, в представлении кабардинцев они представляли грозную силу.
В то же время Багратион отдал приказ Арсеньеву с разъездом из 10 кабардинцев ехать вперёд до следующей станции, а оттуда, если эшелонов дивизии там не окажется (отсюда видно, что даже командиру дивизии не было известно, как проходит её движение), окольными путями пробираться к ген. Крымову, чтобы передать ему донесения (в двух опечатанных конвертах). Тем не менее, после разгрузки лошадей, занявшей много времени из-за отсутствия сходней, кн. Багратион внезапно отменил своё приказание, а потом даже передал донесения митингующим, говоря, что сам не знал, куда и зачем ведут дивизию. После этого солдатский комитет (на заседании которого присутствовали четверо «товарищей», то ли военных, то ли штатских) взял власть в свои руки, и офицерам пришлось отсиживаться в своих вагонах до самого приказа о переброске корпуса на Кавказ, чтобы избежать расправы. О вызове Багратиона и Готовского в Петроград Арсеньев не упоминает.
С. В. Максимович, служивший в штабе дивизии, а не в Кабардинском полку, утверждал, что начальника штаба дивизии Готовского и командира дивизии князя Багратиона вызвали в Петроград (телеграфные и телефонные линии оборваны не были), они туда отправились на автомобилях, не подозревая (или не желая подозревать) что правительство Керенского их задержит и не отпустит назад в дивизию. К тому моменту, когда дивизией (всё ещё бездеятельно стоявшей вдоль железной дороги, потому что вообще весь туземный корпус растянулся на сотни километров от Могилёва до пригородов Петрограда и застрял) было получено известие о задержании в Петрограде кн. Багратиона и Готовского, в штабе оставались два офицера (сам С. В. Максимович и поручик Саракос), т. к. подполковника Жиляева, также состоявшего при штабе, арестовали матросы из пулемётной команды.
В это же время в район станции Чолово прилетел на самолёте офицер, сообщивший о самоубийстве генерала Крымова и передавший записку графа Комаровского о том, что Багратион и Готовский отстранены от командования дивизией. После этого С. В. Максимович позвонил по телефону графине Игнатьевой (бывшей жене автора "50 лет в строю" и будущей — самого Половцова), в доме у которой часто бывал бывший начальник штаба дивизии генерал-майор П. А. Половцев (Готовского назначили вместо него, на момент выступления Половцов, переведённый на другую должность, был в Петрограде) и передал через неё Половцову полученные от лётчика сведения.
Через день после этого (матросы тем временем заняли телеграф, причём, по версии Арсеньева, сам Багратион утвердил решение солдатского комитета не допускать никого, кроме его членов к телеграфу, и не подпускали к нему офицеров, так что связь офицеров штаба с Петроградом прервалась окончательно) сам Половцов уже по восстановленным путям прибыл в Чолово на поезде с приказами А. Ф. Керенского о назначении его командиром Туземного корпуса, об отправлении полков к местам формирования «на отдых», а штаба — во Владикавказ. Этот приказ был передан всем эшелонам корпуса. На этом участие дивизии в корниловских событиях закончилось, т. к. она разошлась «по домам». Половцов и Максимович на Кавказе примкнули (со значительной частью всадников) к формирующемуся белому движению. Князь Багратион в дальнейшем служил советской власти.
Итак, становится понятным, что прекращение движения дивизии и вообще Туземного корпуса на Петроград является «заслугой» не большевиков-агитаторов, а своих же матросов-пулемётчиков и штабных писарей. В этой картине событий непонятна только одна деталь — пассивность кавказцев из Дикой дивизии, позволивших развернуться этим событиям. Она объясняется, кроме уже сказанного про Кабардинский полк, во-первых, тем, что их движение было элементарно заблокировано, и, застряв на железной дороге и лишившись командования, кавказцы просто не знали, что делать. Кроме того, в движении на Петроград не принимал участия Чеченский полк дивизии, отправленный незадолго до этих событий на отдых и переформирование в Грозный. В Кабардинском полку, опять же, кроме уже сказанного, горцы не понимали целей похода и думали, что они возведут на престол бывшего командира дивизии Великого князя Михаила Александровича, очень любимого горцами. Характерно, что никто из организаторов выступления не удосужился донести до горцев его истинные цели. Судя по всему, когда кабардинцы узнали, что им предстоит воевать за Корнилова и Учредительное собрание, а не за любимого «киназа Михалку», их боевой пыл сильно убавился, тем более что многие кавказцы придерживались принципов невмешательства в русские дела. Отрекшегося Николая II кабардинцы собирались взять в Кабарду на содержание. Но этим наивным планам не суждено было сбыться. Хотя при всей наивности, если бы Михаил, находившийся в тот момент в Гатчине, хотел возглавить горцев, стоявших в эшелонах недалеко от Петрограда, ему не составило бы труда проехать на автомобиле минут 15, чтобы присоединиться к ним. Но Михаил тоже отрёкся и не хотел более участвовать в политической жизни, а само корниловское выступление стало всего лишь трагифарсом. После поражения корниловцев Михаил остался в Гатчине с семьёй. В дальнейшем пришедшие к власти большевики его сослали в Пермь, где он был убит группой психически неуравновешенных чекистов и милиционеров, а горцы приняли участие в межнациональных конфликтах, а в дальнейшем многие из них сражались на Кавказе против Красной армии.
Кроме этого, было ещё одно обстоятельство. Дивизию (т. е. рядовых всадников) действительно распропагандировали, но только не большевики, а делегация Всероссийского мусульманского совета. Представители этой организации, объединяющий все мусульманские народы Российской империи, поддерживали Керенского, планируя получить от него ещё большую автономию и, возможно, льготы для мусульманского духовенства. Во Всероссийский мусульманский совет входил, в частности, туркменский политический деятель Овезберды Кулиев. Он и ещё ряд представителей совета обратились к горцам с призывом не вмешиваться во внутрироссийскую борьбу и оставаться верными действующему правительству (т. е. правительству Керенского). В эту организацию входил и служивший в дивизии внук имама Шамиля Мухаммад-Захид Шамиль, пользовавшийся уважением среди горцев. Он узнал решение Всероссийского мусульманского совета и донёс его до горцев. После этого уже в дивизию, бездеятельно стоящую в ожидании приказа, растянувшись на много километров, прибыли делегаты съезда. Благодаря этому, а также ранее упомянутым идеям невмешательства в русские дела горцы не пошли на Петроград.
При наличии нормального руководства, воли к победе и чёткого плана операции со стороны Л. Г. Корнилова эту операцию мог совершить целый полк или даже вся дивизия (если бы не внутренние конфликты, но будь Корнилов с верными текинцами в дивизии, а не в Минске, конфликт мог бы разрешиться иначе). Конечно, столь крупные подразделения не могли войти в город без сопротивления, но, учитывая степень разложения гарнизона и революционных матросов, вряд ли сопротивление было сильным и организованным. Дикая дивизия побеждала и более сильных противников. Единственным серьёзным объективным обстоятельством, препятствующим взятию Петрограда, была крайняя растянутость корпуса вдоль железной дороги. Поэтому вступить в бой подразделения могли лишь поочерёдно. Тем не менее, шансы на победу были.
Если бы полки не теряли время, простаивая вдоль дороги, их не успели бы распропагандировать. Кроме того, во Всероссийском совете мусульман преобладали сунниты, так что суфисты-ингуши и чеченцы (а суфисты находились в не самых доброжелательных отношениях с официальным духовенством), а тем более православная часть кабардинцев и абхазцев были маловосприимчивы к его пропаганде. Чтобы воодушевить дивизию, особенно кабардинцев, организаторам выступления достаточно было согласиться на возведение на престол вел. кн. Михаила (он не стремился к власти и, скорее всего, сам назначил бы Корнилова временным диктатором и согласился с корниловской программой, предусматривающей поддержание порядка жесткими методами, но лишь до того момента, когда Учредительное собрание решит судьбу страны и выработает принципы нового государственного устройства). Или же самому Михаилу проявить инициативу, что, как уже говорилось, было вполне возможно.
Итак, как видно из вышесказанного, шанс на победу у корниловцев был, но, во-первых, возникает вопрос, кто и как бы ей воспользовался, и какой, например, конфликт произошёл бы между кабардинцами и балкарцами и осетинами, уничтожь кабардинцы и балкарцы осетин из Пешей бригады. Во-вторых, корниловское выступление стало жертвой изначально плохой организации и самоубийственно-двуличной политики правительства. К сожалению, эта возможность вывести страну из революционного хаоса была бездарно упущена, в результате чего ту же задачу выполнили большевики, но другими методами, другой ценой и с другими результатами.
Очевидно, что эпизод в фильме Эйзенштейна неправдоподобен. Во-первых, вряд ли возможно, чтобы представители делегации (бывшие рабочие и крестьяне из Санкт-Петербурга или из средней полосы России) настолько знали кавказские языки и самих кавказцев, чтобы хотя бы вручить листовку на ингушском языке ингушам, а не абхазцам; во-вторых, горцы, в большинстве своём, были не настолько грамотными, чтобы эти листовки прочитать, а тем более понять, не говоря уже о том, что у матросов и солдат, которых они презирали в связи с их нежеланием воевать, тем более у непонятных штатских они, скорее всего, и не взяли бы листовки (Дикая дивизия и Текинский полк сохраняли боеспособность, несмотря на развал армии, и не желавшие воевать солдаты вызывали у них презрение, известны случаи, когда горцы гнали запившую и замитинговавшую пехоту в бой). Более того, реакция горцев на попытку подобного рода людей вести среди них пропаганду была бы резко негативной и ничем хорошим для агитаторов бы не кончилась. Правда, среди большевиков были выходцы из закавказских народов, но северокавказцев среди них практически не было. Более того, на Северном Кавказе большевики не пользовались популярностью. Отдельно следует сказать о том, что в описываемый момент Текинского конного полка в окрестностях Петрограда НЕ БЫЛО. Во время корниловских событий полк находился в Минске и не смог в них участвовать.
Относительно участия Дикой дивизии в данных событиях следует сказать, что она была присоединена к Туземному корпусу. Туземный корпус (в него были объединены приказом Верховного главнокомандующего А. Ф. Керенского от 21.08.1917 Кавказская Туземная конная дивизия, 1-й Дагестанский конный полк, а 2-й Дагестанский конный полк входил в состав Дикой дивизии, Текинский конный полк и Осетинская пешая бригада), под командованием Л. Г. Корнилова двинулся на Петроград, но остановился в результате забастовки железнодорожников. Но к этому следует добавить, что при движении по железной дороге впереди всех оказался эшелон штаба дивизии. Когда штабной эшелон доехал до станции Чолово, где полотно уже было разобрано, он, естественно, остановился. Ближайшей к нему частью (по версии С. В. Максимовича, служившего в штабе дивизии) оказался эшелон матросов из пулемётной команды дивизии (а не только что с кораблей), также остановившийся. К тому же штабные писари и другие солдаты, обслуживавшие штаб (некавказцы, т. к. для джигитов позором было служить на небоевой должности, кроме того, ввиду своей неграмотности и незнания русского языка они, разумеется, не могли быть штабными писарями), поддержав матросов, организовали солдатский комитет, таким образом, деятельность штаба была парализована. Пулемётная команда дивизии была сформирована из матросов Балтфлота, потому что, в отличие от армейских кавалерийских дивизий, имевших штатные пулемётные команды, Дикая дивизия, сформированная уже после начала Первой мировой войны, не имела пулемётной команды, а армия, особенно после мобилизации и начала боёв, испытывала недостаток в пулемётах, так что для вооружения новой дивизии использовали пулемёты с Балтийского флота, где, наоборот, был избыток неиспользуемых пулемётов, в том числе в береговых крепостях, с флота же в дивизию перевели и пулемётчиков, поскольку среди джигитов, не отличавшихся технической грамотностью и зачастую даже знанием цифр, пулемётчиков, естественно, не было, что, впрочем, не мешало им храбро сражаться и в дальнейшем овладевать более сложными видами оружия (об этом далее).
Незадолго до Корниловского выступления в Кабардинском полку дивизии (дивизия делилась на полки по национальному принципу, что в общем соответствовало современному административно-территориальному делению Кавказа, а сами полки делились на сотни, как у казаков, впрочем офицеры зачастую были нетитульных наций в связи с нехваткой своих офицеров у входивших в дивизию кавказских народов) произошёл национальный конфликт между кабардинцами и офицерами-осетинами. В результате этого офицеры-осетины были переведены из полка и из самой дивизии в Осетинскую пешую бригаду, входившую в тот же Туземный корпус (осетинские подразделения не входили в собственно Дикую дивизию, поскольку во-первых, осетины исторически служили казаками в Осетинском конном дивизионе и Горско-Моздокском полку Терского казачьего войска, во-вторых, как раз у осетин очень многие мужчины были офицерами и делали карьеру просто в армии, хотя с началом войны многие офицеры перевелись в Дикую дивизию командовать соседями по Кавказу). Хотя историческая вражда кабардинцев и осетин считалась изжитой, и служивший в Кабардинском полку А. А. Арсеньев приписывал разжигание старинной вражды «тёмным силам революции», что кажется малодостоверным. Скорее всего, что до боли знакомо многим в современной России, национальная вражда обострилась из-за социальных потрясений. Очевидно, Осетинская пешая бригада была возмущена такой националистической выходкой. Впрочем, в самой Осетинской пешей бригаде уже было возмущение сразу после того, как её сформировали. Командиром бригады назначили В. П. Чиковани, но осетины потребовали его сместить, а командиром бригады (она формировалась уже после Февральской революции) выбрали А. Х. Такаева. Наиболее логичным объяснением причин возмущения бригады является национальное происхождение Чиковани и обострившаяся в тот момент грузино-осетинская вражда (она вовсю вспыхнула позже, во время Гражданской войны и продолжается, к сожалению, и поныне), тем более что выборный командир бригады был осетином, а не грузином. То есть Туземный корпус подошёл к Петрограду с грозящими взрывом внутренними противоречиями, а ведь это была самая надёжная из корниловских частей, корпус рассматривался Корниловым как ударная сила. Отсюда понятен не очень высокий шанс выступления на успех. По версии Арсеньева, когда эшелон Кабардинского полка остановился на станции Чолово, там уже стоял эшелон Осетинской пешей бригады. Взбунтовавшиеся (судя по всему, в результате произошедшего конфликта на национальной почве) осетины отказалась идти (именно идти, напомню, что полотно было разобрано, а эшелоны остановились, и задержка пагубно действовала на нетвёрдые духом войска) на Петроград, вскоре к ним присоединились матросы, писари и обозные с подъехавших ранее эшелонов штаба и пулемётной команды дивизии. Бунтовщики угрожали расстрелять из пулемётов каждого, кто пойдёт на Петроград. При этом осетин было немного, основные силы бригады остались далеко позади, тем не менее, командир дивизии князь Д. Багратион, вместо того, чтобы решительно скомандовать продолжать движение и в случае несоблюдения приказа применить силу (а в Кабардинском полку, в который входила и сотня соседей-балкарцев, к этому времени была создана своя пулемётная команда из балкарцев, обучившихся владеть пулемётом за время войны, причём по приказу ротмистра Хана Эриванского один из пулемётов был установлен на паровозе эшелона), принялся убеждать и уговаривать митингующих, чем сильно их ободрил и деморализовал кабардинцев, которые стали бояться осетин и матросов потому, что сам командир дивизии (аристократ! да ещё с такой фамилией и родством!) вёл с ними переговоры, следовательно, в представлении кабардинцев они представляли грозную силу.
В то же время Багратион отдал приказ Арсеньеву с разъездом из 10 кабардинцев ехать вперёд до следующей станции, а оттуда, если эшелонов дивизии там не окажется (отсюда видно, что даже командиру дивизии не было известно, как проходит её движение), окольными путями пробираться к ген. Крымову, чтобы передать ему донесения (в двух опечатанных конвертах). Тем не менее, после разгрузки лошадей, занявшей много времени из-за отсутствия сходней, кн. Багратион внезапно отменил своё приказание, а потом даже передал донесения митингующим, говоря, что сам не знал, куда и зачем ведут дивизию. После этого солдатский комитет (на заседании которого присутствовали четверо «товарищей», то ли военных, то ли штатских) взял власть в свои руки, и офицерам пришлось отсиживаться в своих вагонах до самого приказа о переброске корпуса на Кавказ, чтобы избежать расправы. О вызове Багратиона и Готовского в Петроград Арсеньев не упоминает.
С. В. Максимович, служивший в штабе дивизии, а не в Кабардинском полку, утверждал, что начальника штаба дивизии Готовского и командира дивизии князя Багратиона вызвали в Петроград (телеграфные и телефонные линии оборваны не были), они туда отправились на автомобилях, не подозревая (или не желая подозревать) что правительство Керенского их задержит и не отпустит назад в дивизию. К тому моменту, когда дивизией (всё ещё бездеятельно стоявшей вдоль железной дороги, потому что вообще весь туземный корпус растянулся на сотни километров от Могилёва до пригородов Петрограда и застрял) было получено известие о задержании в Петрограде кн. Багратиона и Готовского, в штабе оставались два офицера (сам С. В. Максимович и поручик Саракос), т. к. подполковника Жиляева, также состоявшего при штабе, арестовали матросы из пулемётной команды.
В это же время в район станции Чолово прилетел на самолёте офицер, сообщивший о самоубийстве генерала Крымова и передавший записку графа Комаровского о том, что Багратион и Готовский отстранены от командования дивизией. После этого С. В. Максимович позвонил по телефону графине Игнатьевой (бывшей жене автора "50 лет в строю" и будущей — самого Половцова), в доме у которой часто бывал бывший начальник штаба дивизии генерал-майор П. А. Половцев (Готовского назначили вместо него, на момент выступления Половцов, переведённый на другую должность, был в Петрограде) и передал через неё Половцову полученные от лётчика сведения.
Через день после этого (матросы тем временем заняли телеграф, причём, по версии Арсеньева, сам Багратион утвердил решение солдатского комитета не допускать никого, кроме его членов к телеграфу, и не подпускали к нему офицеров, так что связь офицеров штаба с Петроградом прервалась окончательно) сам Половцов уже по восстановленным путям прибыл в Чолово на поезде с приказами А. Ф. Керенского о назначении его командиром Туземного корпуса, об отправлении полков к местам формирования «на отдых», а штаба — во Владикавказ. Этот приказ был передан всем эшелонам корпуса. На этом участие дивизии в корниловских событиях закончилось, т. к. она разошлась «по домам». Половцов и Максимович на Кавказе примкнули (со значительной частью всадников) к формирующемуся белому движению. Князь Багратион в дальнейшем служил советской власти.
Итак, становится понятным, что прекращение движения дивизии и вообще Туземного корпуса на Петроград является «заслугой» не большевиков-агитаторов, а своих же матросов-пулемётчиков и штабных писарей. В этой картине событий непонятна только одна деталь — пассивность кавказцев из Дикой дивизии, позволивших развернуться этим событиям. Она объясняется, кроме уже сказанного про Кабардинский полк, во-первых, тем, что их движение было элементарно заблокировано, и, застряв на железной дороге и лишившись командования, кавказцы просто не знали, что делать. Кроме того, в движении на Петроград не принимал участия Чеченский полк дивизии, отправленный незадолго до этих событий на отдых и переформирование в Грозный. В Кабардинском полку, опять же, кроме уже сказанного, горцы не понимали целей похода и думали, что они возведут на престол бывшего командира дивизии Великого князя Михаила Александровича, очень любимого горцами. Характерно, что никто из организаторов выступления не удосужился донести до горцев его истинные цели. Судя по всему, когда кабардинцы узнали, что им предстоит воевать за Корнилова и Учредительное собрание, а не за любимого «киназа Михалку», их боевой пыл сильно убавился, тем более что многие кавказцы придерживались принципов невмешательства в русские дела. Отрекшегося Николая II кабардинцы собирались взять в Кабарду на содержание. Но этим наивным планам не суждено было сбыться. Хотя при всей наивности, если бы Михаил, находившийся в тот момент в Гатчине, хотел возглавить горцев, стоявших в эшелонах недалеко от Петрограда, ему не составило бы труда проехать на автомобиле минут 15, чтобы присоединиться к ним. Но Михаил тоже отрёкся и не хотел более участвовать в политической жизни, а само корниловское выступление стало всего лишь трагифарсом. После поражения корниловцев Михаил остался в Гатчине с семьёй. В дальнейшем пришедшие к власти большевики его сослали в Пермь, где он был убит группой психически неуравновешенных чекистов и милиционеров, а горцы приняли участие в межнациональных конфликтах, а в дальнейшем многие из них сражались на Кавказе против Красной армии.
Кроме этого, было ещё одно обстоятельство. Дивизию (т. е. рядовых всадников) действительно распропагандировали, но только не большевики, а делегация Всероссийского мусульманского совета. Представители этой организации, объединяющий все мусульманские народы Российской империи, поддерживали Керенского, планируя получить от него ещё большую автономию и, возможно, льготы для мусульманского духовенства. Во Всероссийский мусульманский совет входил, в частности, туркменский политический деятель Овезберды Кулиев. Он и ещё ряд представителей совета обратились к горцам с призывом не вмешиваться во внутрироссийскую борьбу и оставаться верными действующему правительству (т. е. правительству Керенского). В эту организацию входил и служивший в дивизии внук имама Шамиля Мухаммад-Захид Шамиль, пользовавшийся уважением среди горцев. Он узнал решение Всероссийского мусульманского совета и донёс его до горцев. После этого уже в дивизию, бездеятельно стоящую в ожидании приказа, растянувшись на много километров, прибыли делегаты съезда. Благодаря этому, а также ранее упомянутым идеям невмешательства в русские дела горцы не пошли на Петроград.
При наличии нормального руководства, воли к победе и чёткого плана операции со стороны Л. Г. Корнилова эту операцию мог совершить целый полк или даже вся дивизия (если бы не внутренние конфликты, но будь Корнилов с верными текинцами в дивизии, а не в Минске, конфликт мог бы разрешиться иначе). Конечно, столь крупные подразделения не могли войти в город без сопротивления, но, учитывая степень разложения гарнизона и революционных матросов, вряд ли сопротивление было сильным и организованным. Дикая дивизия побеждала и более сильных противников. Единственным серьёзным объективным обстоятельством, препятствующим взятию Петрограда, была крайняя растянутость корпуса вдоль железной дороги. Поэтому вступить в бой подразделения могли лишь поочерёдно. Тем не менее, шансы на победу были.
Если бы полки не теряли время, простаивая вдоль дороги, их не успели бы распропагандировать. Кроме того, во Всероссийском совете мусульман преобладали сунниты, так что суфисты-ингуши и чеченцы (а суфисты находились в не самых доброжелательных отношениях с официальным духовенством), а тем более православная часть кабардинцев и абхазцев были маловосприимчивы к его пропаганде. Чтобы воодушевить дивизию, особенно кабардинцев, организаторам выступления достаточно было согласиться на возведение на престол вел. кн. Михаила (он не стремился к власти и, скорее всего, сам назначил бы Корнилова временным диктатором и согласился с корниловской программой, предусматривающей поддержание порядка жесткими методами, но лишь до того момента, когда Учредительное собрание решит судьбу страны и выработает принципы нового государственного устройства). Или же самому Михаилу проявить инициативу, что, как уже говорилось, было вполне возможно.
Итак, как видно из вышесказанного, шанс на победу у корниловцев был, но, во-первых, возникает вопрос, кто и как бы ей воспользовался, и какой, например, конфликт произошёл бы между кабардинцами и балкарцами и осетинами, уничтожь кабардинцы и балкарцы осетин из Пешей бригады. Во-вторых, корниловское выступление стало жертвой изначально плохой организации и самоубийственно-двуличной политики правительства. К сожалению, эта возможность вывести страну из революционного хаоса была бездарно упущена, в результате чего ту же задачу выполнили большевики, но другими методами, другой ценой и с другими результатами.
Информация