Южный газовый коридор. Выгода на короткой дистанции, но большие вопросы – на длинной
Тема поставок природного газа, разного рода коридоров, магистралей, стратегических маршрутов и т. п. уже не первый год является одной из топовых в медиа. Причина понятна, Россия долгое время позиционировала себя как государство, которое на континенте является ключевым фактором энергетического баланса.
В западных СМИ популярен нарратив о том, что Москва использовала природный газ как политический инструмент или даже политическое оружие.
На третий год СВО.
После того как на третий год проведения специальной военной операции (СВО) поставки в Европу значительно сократились, возник вопрос о том, как Россия сможет компенсировать эти потери и какие последствия сокращение поставок может иметь для нашей бюджетной системы.
Варианты
В отечественных медиа и экспертном сообществе сложились практически полярные точки зрения на этот вопрос. Первая отражает крайний оптимизм, вторая, наоборот – крайний пессимизм. При этом представители обеих точек зрения внимательно следят за тем, какие поставщики и каким образом действуют в этой сфере вне России или даже в обход России. Тем не менее есть еще и такие варианты, где в этих обходных маршрутах сама же Россия и участвует.
Одним из таких вариантов становится проект поставок природного газа по маршруту «Туркменистан – Иран – Азербайджан – Турция – ЕС» – своего рода микс из реинкарнации проектов Nabucco и Транскаспийского газопровода – Nabucco-2.0.
За чередой событий подготовка и старт этого проекта оказались плохо освещенными. Но зато активно обсуждалась схожая проблематика для России в связи со сложностями запуска в Китай второй магистрали «Сила Сибири». На слуху оказался и проект поставок в Узбекистан, связанный с реверсом довольно крупной старой магистрали «Средняя Азия – Центр».
О подготовительных мероприятиях между Турцией и Туркменией, которые завершились в начале марта подписанием меморандума, было рассказано вматериале «Как Туркменистан и Турция готовятся заместить российские объемы газа в ЕС».
Однако своеобразие этого проекта в том, что, с одной стороны, этот маршрут Nabucco-2.0 действительно призван заместить выпадающие объемы российских поставок, но, с другой стороны, без российского же участия его реализация становится делом, которое выполнимо с большим трудом.
Рассмотрим эту занятную особенность и проанализируем ситуацию с учетом потенциала реверса магистрали «Средняя Азия – Центр», который сейчас работает на подписанный в прошлом году контракт с Узбекистаном.
Вряд ли у кого-то, кроме самых записных оптимистов, есть какие-то особые надежды на то, что прямые поставки российского трубопроводного газа (впрочем, СПГ тоже, только позже) в Европу не будут рано или поздно прекращены. Завершение этой экономической и политической эпопеи так или иначе предрешено, вопрос заключается в конкретных сроках.
Россия от поставок не отказывается и готова их продолжать, что называется «до упора». Можно эту позицию критиковать как «западническую», можно хвалить как «прагматичную», но это факт. Москва сама не резала эти поставки в прошлом, не будет этого делать и дальше.
С желаниями Брюсселя как центра европейской бюрократии и верного проводника американской концепции, в общем-то, все понятно – там будут использовать любую возможность замещения, но с оглядкой на вторую половину 2022 года.
При всей «деревянности» еврочиновников, вторая итерация инфляционного шторма им не нужна. Следовательно, отказываться от поставок они будут, но только имея понятную и ощутимую альтернативу.
Именно поэтому в последний санкционный пакет вошли такие интересные «ограничения» как запрет на реэкспорт российского СПГ, но без запрета на импорт российского СПГ.
Это откровенно двуличная позиция, но она отражает то, что прагматизм им вовсе не чужд. Но это уже привычная история. Можно вспомнить о протекающем «потолке цен» или о санкциях против танкерного флота, аналогичных по качеству.
Из последнего – США вывели из-под санкций поставки в Японию с проекта «Сахалин-2». Резкие скачки инфляции им не нужны, а Россия от поставок не отказывается и отказываться не собирается, поэтому хвост вполне можно рубить по частям.
Как своего рода ремарку можно отметить, что такая позиция ЕС и США, очевидно, порождает в России определенные иллюзии относительно того, что некоторые отрасли в определенной мере защищены, и там всегда Запад будет держать бреши и дыры. Ниже будет рассмотрен этот аспект проблемы.
Транзит через Украину
Сейчас уже прошла первая половина 2024 года, и приближается время окончания договора о транзите через Украину. Ни Россия, ни Украина, как к этому ни относись, этот транзит прерывать не будут, если его не прервет сам Брюссель. То, что на данную тему уже высказались на Украине в стиле «не будем продлевать», ничего не значит. Если в ЕС скажут продлить – продлят, скажут, что будут покупать на границе, значит – поставка будет на границе.
В нынешнем году мы нарастающим итогом максимально поставим в Европу объемы по трубопроводам, близкие к 26–27 млрд куб. м, при этом поставки нашего СПГ в ЕС пока стабильно растут и составят 19 млн т или 26,2 млрд куб. м. На поставки по Турецкому потоку придется 10–11 млрд куб. м, на объемы по украинскому маршруту – 15–16 млрд куб. м.
Понятно, что это и близко не те показатели, которые были на 2021 год (доля России 51 % от 361 млрд куб. м европейского импорта), и даже на не самый плохой по выручке 2022 год (23 %). В нынешнем году это будет ±14 %, включая СПГ.
Nabucco-2.0
Соответственно основная проблема заключается в украинском транзите и его перераспределении. Вот, собственно, эту конкретную задачу и планируется на первом этапе решать через Nabucco-2.0.
В данной схеме Азербайджан и Турция планируют увеличить поставки в ЕС с 10 до 20 млрд куб. м, но вот дальше история уже становится интересней.
Дело в том, что Туркмения и Россия заключают с Ираном т. н. «своп-контракты», т. е. поставляют свой природный газ в северные области Ирана, а Иран уже свой (или как свой) газ оправляет в Азербайджан и Турцию. Речь, кстати, если брать Россию и Иран, идет как раз об объемах 10 млрд куб. м газа и 5 млн тонн нефти.
У иранцев есть свое громадное (это не фигура речи) месторождение – Южный Парс в Персидском заливе – газовый кластер, который Иран делит с Катаром. Но инфраструктура не позволяет пока за счет него насытить северные районы страны, и он пока нацелен на юг страны, на Ирак, на Пакистан и на перспективные проекты по СПГ.
Получая российский и туркменский газ, Иран закрывает свои региональные дефициты и получает возможность наращивать экспорт в сторону Турции, которая действительно может стать газовым хабом в определенной перспективе. Понятно, что «молекулы свободы» в данном случае в ЕС взвешивать и определять не будут, поэтому, как это бывает, Иран будет не столько продавать в Турцию свой газ, сколько транзитить наш и туркменский.
Россия в данном случае будет опираться на перспективу расширения реверса по магистрали «Средняя Азия – Центр», по которой уже идут поставки газа в Узбекистан. В прошлом году были подписаны договоры на поставку 2,8 млрд куб. м в год.
Уже понятно, что эти объемы будут расти, а с учетом того, что магистраль вообще была рассчитана аж на 80 млрд куб. м, то ее хватит для замещения как украинского транзита, так и для роста поставок в Узбекистан, который сможет после этого спокойно выполнять газовые контракты с Китаем. Эти поставки зависли по причине слабой добычи и общего энергодефицита последних полутора лет.
Такая схема становится выходом из тупика, в который в ранее заходили все подобные проекты поставок из Центральной Азии в ЕС – необходимость прокладки труб по дну Каспийского моря. Ни Иран, ни Россия по понятным причинам такого разрешения бы не дали, несмотря на некоторую теоретическую возможность такой прокладки согласно Конвенции по Каспию, да и природные факторы работали против такого маршрута.
В данном же случае имеется совпадение стратегических задач Тегерана и тактических задач Москвы, для которой украинский транзит представляет уже больше головную боль, чем нечто «политическое» или «коммерческое». Собственно, эти 12–14 млрд куб. м украинского транзита – это просто крохи от объемов прошлых лет (менее 10 %).
Вряд ли такой маршрут получит возможности для практической реализации до конца этого года, но вот к середине 2025 года и тем более к его концу это вполне возможно. Сохранится ли при этом транзит через Украину в нынешнем виде как срочный договор или, как предлагается на разных площадках, будет продажа на границе европейским покупателям, это по большому счету уже не так важно. В итоге все эти «остатки былой роскоши» все равно перетекут на южный маршрут.
Означает ли это, что мы, в общем-то, ничего не теряем?
Это смотря как оценивать ситуацию – с точки зрения короткого периода, среднесрочного или долгосрочного.
В моменте это действительно сохранение статус-кво по поставкам на западное направление, тот же кубик-рубика, но перекрученный заново.
При этом санкционная нагрузка на наш сегмент СПГ еще некоторое время не выйдет на максимум – у ЕС нет возможности такой быстрой замены, да и в целом санкции на СПГ вводят на Западе с некоторым трудом. Это перспективная мировая отрасль, и обкладывать ее даже в России санкциями «под потолок» – не самый позитивный сигнал с инвестиционной точки зрения. Т. е. наш СПГ будут душить и душить все равно болезненно, но делать это будут медленно.
В среднесрочном периоде для России в целом выгодна постепенная реанимация, модернизация и раскачка на реверс магистрали «Средняя Азия – Центр». Это мощная магистраль вглубь Центральной Азии, которую можно стыковать с местными газопроводами.
Они тоже нуждаются в модернизации, потребности Казахстана и Узбекистана растут, а Туркмения очень серьезно ориентирована на Китай, который вкладывается уже в четвертую ветку. Дополнительные потребности Ирана по своп-модели можно также оценить в плюс 10–11 млрд куб. м в год.
А вот в периоде долгосрочном картина для нас будет меняться довольно серьезно.
Во-первых, рано или поздно, но история с поставками в ЕС, в том числе и нашего СПГ, завершится. Будет ли это через два года или через четыре, это зависит от того планируемого срока перехода на альтернативные поставки, которые считают в самом ЕС. Пока им выгодно то наращивать у нас объемы, то снижать их.
Но возьмем такой вопрос, как флот.
Флот
Например, для проекта «Арктик СПГ-2» в Южной Корее были заказаны газовозы ледового класса, шесть единиц. Поставить их поставщик Hanwha Ocean нам не может (санкции), продать не может – больше никто СПГ во льдах не возит. США готовы компенсировать их демонтаж.
Строятся суда у нас на «Звезде», но там значительная часть комплектующих – это MAN, Wärtsilä, французская GTT и т. д. Все эти узлы надо импортозамещать или создавать какую-то уже совсем уникальную схему для их приобретения. Всего судов этого класса требуется 21 единица.
Сырьевики у нас работают по инфраструктуре быстрее всех остальных, но здесь далеко не одна и не две смежные отрасли. На чем возить сырье после ввода второй и третьей линии проекта, пока не очень понятно. Было бы на чем возить, вписаться в азиатский рынок нашим сырьевикам было бы вполне возможно, для них это технический аспект, но как в разумные сроки преодолеть подобные ограничения, ведь чем дальше, тем предложения на рынках выше.
А ведь есть еще санкции в плане базового оборудования и технологий. У нас в отрасли СПГ на 2022 год доля импорта составляла 68 %, не исключено, что она за полтора года снижалась, но все-таки очевидно, что не в разы.
Все это означает, что Запад даже в такой отрасли, как СПГ, будет пытаться через подобные ограничения регулировать те объемы, которые мы можем предложить на внешний рынок. Не рубя по отрасли, как в случаях с трубопроводными поставками, действуя значительно осмотрительнее и мягче, плавнее, но суть от этого не изменяется. Для нас время, которое мы наверстываем – это ограничитель по возможной доле рынка.
Отсюда возникает вопрос, насколько все уверены в том, что подобные сложности будут преодолены в течение 4–5 лет, потому что развитие ресурсной базы в других странах не стоит на месте, а рынка ЕС не будет в принципе.
Второй момент, который придется учитывать – это фактор турецкого хаба.
Турецкий хаб
Вначале это звучало несколько абсурдно, поскольку у Турции свои газовые запасы есть только на бумаге, а к запасам в Ливии Анкаре еще надо проделать непростой путь, пусть частично турки его и осилили.
Тем не менее южный коридор открывает для Ирана возможности давать сырье в Пакистан, для себя и через Ирак даже в Сирию. Турция при этом получает возможность получать сырье из того же Ирака и через Иран. Для этого уже который раз Анкара делает попытки зачистить часть Иракского Курдистана от сил Рабочей партии, которая в эти планы может вмешаться.
Понятно, что все это также будет работать по сложным своп-схемам, где объемы участников будут перемешиваться и замещаться, но возникает вопрос, а куда дальше продвигать свои объемы нам самим?
Крупные рынки – это Пакистан и Бангладеш, только они далеко, а когда можно будет возить в Азию достаточно СПГ, сказать сложно.
Аналогично Китай, у которого нет потребности в таком объеме трубопроводного газа, а по СПГ он свои потребности закрывает без особых вопросов. Это у ЕС с этим пока еще проблемы, но в том-то и дело, что пока.
Мы вполне рискуем в долгосрочной перспективе не успеть за долей рынка СПГ и в целом быть по этому сырью локализованными внутри себя и в Центральной Азии. Это не пессимизм, это надвигающаяся реальность, которую не отодвинуть критикой Китая, Турции или Ирана – здесь надо нечто другое.
Развитие нефтехимии
Развитие нефтехимии – это и есть то направление, которое придется усиливать и усиливать, что называется «через не хочу». Доля нефтехимии в Японии – 8 % ВВП, Китая – 9 %, Германии – 7 %, в том числе и на нашем же сырье, а вот в России – почему-то 1 %.
Вот МВФ нас радует данными, что мы по ВВП обогнали Германию и догнали Японию. Это в самом деле радует и внушает прямо-таки оптимизм, только не очень понятно, почему при этом в нефтехимии доля 1 %.
Дискуссии о роли этой отрасли ведутся уже лет, наверное, двадцать. Видимо, через двадцать лет какие-то экзистенциальные космические силы их услышали, и теперь нам эти проценты предстоит поднять даже против коммерческого настроя и желания элит. Правда, цена получается довольно приличной.
Информация