Мишень — Эйфелева башня. Почему Франция не может искоренить терроризм?
Из Франции приходят новости о задержании очередных подозреваемых в терроризме. На этот раз французскими спецслужбами были арестованы три женщины, в том числе 29-летняя Орнелла Гиллигман, которую обвиняют по статьям «участие в террористическом акте» и «покушение на убийство». Отпечатки пальцев Орнеллы были обнаружены французскими криминалистами в груженной газовыми баллонами машине, которую обнаружили неделю назад, 4 сентября, поблизости от всемирно известного собора Нотр-Дам. Как сообщили представители французских спецслужб, Орнелла давно известна правоохранительным органам Франции из-за своих симпатий к радикально-фундаменталистским взглядам. Женщина планировала в ближайшее время отправиться в Сирию, чтобы принять участие в вооруженной борьбе запрещенной в России организации «Исламское государство». Задержанные женщины, по сообщениям французских СМИ, оказывали всестороннюю помощь террористической организации, а одна из них даже принесла письменную присягу на верность и неоднократно пыталась пробраться на Ближний Восток.
Еще 2 сентября прокурор Парижа Франсуа Моленс сообщил, что в стране существует высокая вероятность новых террористических актов. По мнению прокурора, значительно усилилась пропаганда радикальных фундаменталистов среди молодежи, причем эмиссары радикальных организаций активно используют преимущества Интернета, в том числе социальные сети, посредством которых и организуют вербовку активистов. Орнелла Гиллигман, арестованная по обвинению в подготовке терактов — одна из таких завербованных. Она уже дала показания. Как сообщила женщина, после неудавшегося теракта она собиралась выехать в Марсель, для чего покинула город Монтаржи в департаменте Луаре на востоке Франции вместе со своим сожителем и тремя детьми. По пути в Марсель семья и была задержана бойцами спецподразделения по борьбе с терроризмом французской жандармерии.
Французские следователи начали допрос и еще одной задержанной — Инес Мадани. Ей всего 19 лет, но юный возраст не помешал девушке примкнуть к террористическому подполью. Когда Инес задерживали в окрестностях Парижа, она набросилась с кухонным ножом на полицейского и успела ранить офицера в плечо, после чего побежала, но полицейские открыли огонь по ногам. Раненую в ноги террористку отправили в больницу. Выяснилось, что она, как и ее сообщницы, планировала также организовать взрыв на Лионском вокзале в Париже и устроить теракт у Эйфелевой башни.
Между тем, известия о задержании во Франции очередных террористов уже никого не удивляют. В последнее время Франция превратилась в главную брешь европейской безопасности. Если есть в Европе страна, которую можно назвать настоящим плацдармом ближневосточных террористов, так это именно Франция. О миграционной ситуации в этом государстве написано большое количество научных и публицистических статей, но изменить реальную обстановку они не способны. Не стоит недооценивать французское правительство — в Париже прекрасно понимают, в каком положении сегодня находится страна, но сделать ничего не могут, по крайней мере, в той системе политических и идеологических координат, которая сформировалась и утвердилась в современной Европе.
«Бомба под Францию» закладывалась еще в послевоенные годы, когда начался массовый приток иммигрантов из бывших французских владений в Северной Африке. Первоначально в прибытии тысяч алжирцев, тунисцев, марокканцев не видели ничего плохого — Франция нуждалась в рабочей силе, готовой трудиться за небольшие деньги. Но потом ситуация стала меняться. Миграция не прекращалась, за работниками прибывали их семьи, рождались дети — уже на территории Франции. Многие районы французских городов и даже целые населенные пункты постепенно полностью меняли свой этнокультурный облик. Некоторые южнофранцузские города стали больше напоминать населенные пункты Северной Африки, чем Западной Европы. Но до недавнего времени французские левые и либеральные партии упорно не хотели видеть в иммигрантах реальную угрозу для безопасности французского общества. Любые призывы к ужесточению контроля над миграционными потоками, введению требований по аккультурации мигрантов рассматривались леволиберальными силами как проявления нацизма и фашизма, хотя, по сути, это была вполне понятная реакция французских граждан на происходящие процессы.
Однако, «масла в огонь» подлили сами мигранты. Ведь именно они оказались сначала той силой, которая устроила волну массовых беспорядков в парижских предместьях в начале 2000-х годов, а после начала боевых действий в Сирии и Ираке североафриканские и ближневосточные мигранты оказались замешанными в целом ряде террористических актов, сотрясших Францию в 2015 — 2016 гг. Почему именно Франция? Прежде всего, потому, что именно во Францию направляется основная часть арабо-африканской миграции. К примеру, в Германии оседают турки, а в Великобритании — индийцы и пакистанцы. И те, и другие гораздо в меньшей степени восприимчивы к радикальным идеям на чужбине, чем выходцы из стран Северной Африки. За несколько десятилетий во Франции выросли потомки мигрантов во втором и третьем поколениях, которые, однако, так и не смогли интегрироваться во французское общество. Более того, многие из них поставили себя в радикальную оппозицию, что объяснялось маргинальным социальным положением и стремлением подчеркнуть и сохранить свою «инаковость», «чуждость» европейскому населению.
В 2011 году французские аналитики провели очень показательное социологическое исследование. Его результатом стала публикация доклада о национальной идентичности и миграционной ситуации в современной Франции «Banlieue de la Rеpublique» («Пригороды Республики»). Проделанная работа впечатляет — только доклад насчитывает 2200 страниц. Почему именно «пригороды»? Ответ на этот вопрос очень прост — дело в том, что окраины и предместья крупных французских городов, в силу дешевизны жилья, еще несколько десятилетий тому назад стали облюбовывать трудовые мигранты из Северной Африки. Постепенно в пригороды подтягивались их земляки, затем — мигранты и беженцы из других частей Африки и Азии. Формировалась своеобразная культурная среда — анклавы мигрантов, которые некоторые современные авторы успели прозвать «современными гетто». В 2005 году эти анклавы стали эпицентром массовых беспорядков, охвативших Францию. Наибольшая концентрация мигрантов из Северной и Западной Африки наблюдается в районе Сан-Сен-Дени, где проживает 1,4 млн. человек. Из них свыше 600 тыс. человек — выходцы из стран Северной и Западной Африки.
Мигрантские анклавы европейских городов, о чем мы уже неоднократно писали, давно превратились в фактически автономные от центральных властей сообщества. В них люди живут по своим правилам, формируют свои системы горизонтальных социальных связей, которые не вписываются в общий уклад жизни принимающей страны. Происходит воспроизводство традиций афроазиатских обществ, но уже на французской территории. Парадоксально, но люди, которые покинули свои родные страны в том числе по причинам политического и экономического характера, в Европе начинают придерживаться еще более консервативных и радикальных идей, чем их соплеменники на родине. Это связано, прежде всего, с потребностью в сохранении национальной и религиозной идентичности. Многие мигранты опасаются, что их идентичность будет размыта и у последующих поколений исчезнет — ведь не секрет, что среда современного космополитичного города унифицирует, нивелирует культурные различия, происходит этническое и культурное смешение.
Достаточно внушительная часть мигрантской молодежи не желает принимать условия жизни в принимающем обществе, которые кажутся ей неправильными, в религиозной плоскости — греховными. Действительно, в массовой культуре, пропаганде потребления и «животного» образа жизни, в котором главной ценностью становится сугубо материальное благополучие, можно выделить массу негативных черт. Правда, справедливо критикуя современное западное общество, мигранты все же забывают о том, что они пользуются результатами его упадка и ослабления. В той Европе, где идея, религиозная или политическая, стояла выше потребительских ценностей, подобное поведение мигрантов было невозможно. Прошли многие столетия после Реконкисты, прежде чем в Европе вновь появились африканские и ближневосточные иммигранты, претендующие уже не только на защиту собственных прав, но и на трансляцию собственных культурно-политических представлений и интересов.
В том, что Франция превратилась в легкую мишень для террористов, виноваты сами французские власти. Именно они сначала создали режим наибольшего благоприятствования для въезда мигрантов, а затем совершенно не занимались вопросами их социальной адаптации и интеграции во французское общество. В результате либеральной миграционной политики во Францию проникло большое количество мигрантов, которые и не собирались здесь работать, а приехали жить на социальные пособия. С другой стороны, выросшие во Франции дети мигрантов не получали должного образования, их социализация происходила в маргинальных анклавах, а путь скромного наемного работника многих из них не прельщал, особенно в условиях роста потребительских запросов. Мигрантские «гетто» стали рассадниками преступности, нищеты, наркомании, молодежь криминализовалась, а когда в мигрантской среде все активнее стали работать религиозно-фундаменталистские пропагандисты и проповедники, то они быстро нашли внушительную прослойку сторонников и сочувствующих.
Отдельный вопрос — появление террористов и их пособников среди этнических французов и представителей других европейских народов. Как правило, это женщины и девушки, поддерживающие любовные связи или находящиеся замужем за выходцами из африканских и азиатских государств. Такие женщины находятся под полным идеологическим влиянием своих мужей, чаще всего принимают их религию, а затем и взгляды на жизнь и мироустройство. Фактически, они разрывают связи со своей исконной средой, часто не общаются со своими родителями и родственниками, покидают дружеские компании, формировавшиеся по месту учебы или работы. Среди террористов есть и мужчины — французы, для которых вступление в ряды радикальных организаций — вопрос идейного самоопределения. Как правило, они, сменив религию, воспринимают наиболее радикальные фундаменталистские течения, становятся еще жестче и воинственнее, чем новые товарищи из среды африканских и ближневосточных мигрантов.
Вовлечению европейцев в деятельность ближневосточных террористических организаций способствует активная пропагандистская кампания, развернутая последними в социальных сетях. Многим французам, бельгийцам, британцам также не нравится культурная трансформация западных обществ, социальная бесперспективность капиталистической системы, что заставляет их искать пути для радикального изменения окружающего мира. Возможно, боевые и сплоченные общины радикальных фундаменталистов, действующие в мигрантской среде, представляются им куда более привлекательными и перспективными, чем унылые «секточки» догматичных и пассивных европейских левых.
Есть и еще один нюанс. Безусловно, что на радикализацию мигрантских диаспор во Франции повлияли абсолютно непродуманные действия французского правительства, направленные якобы в поддержку светского характера французского общества. Так, еще более десяти лет назад во Франции началась кампания по «секуляризации» французского общества, которая вылилась в запреты на ношения хиджабов женщинам — мусульманкам. Между тем, всем известно, что многие верующие мусульманки считают ношение хиджабов обязательным. Получается, что французские власти пошли на оскорбление чувств верующих мусульман. Вряд ли они не могли предвидеть последствия своих действий, учитывая, что правительство располагает большим штатом аналитиков, включая и специалистов по религиям, по менталитету этнических и конфессиональных групп. Но именно запреты на ношения хиджабов способствовали росту антиправительственных настроений в мигрантской среде. На самом деле, надо было либо вообще минимизировать возможности для въезда во Францию «неподготовленных» мигрантов, то есть людей, не готовых принимать секулярные ценности, либо учитывать права и интересы приезжих. Но французское руководство не стало выбирать ни первый, ни второй пути, а попыталось совместить несовместимое — с одной стороны, продолжило пускать мигрантов, которые теперь именуются «беженцами», а с другой стороны — сохранило линию на «секуляризацию», которая, по вполне понятным причинам, вызывает раздражение и радикализацию влиятельной во Франции мусульманской общины.
Недовольством французских мусульман умело пользуются заинтересованные круги — представители международных радикально-фундаменталистских организаций, в том числе финансируемых некоторыми государствами Ближнего Востока. Финансовые вливания в мигрантскую среду становятся вторым, а в некоторых случаях — и первым фактором, побуждающим некоторых мигрантов и даже, как мы видим, коренных французов браться за оружие и становиться на путь противозаконной деятельности.
Ясно, что одними полицейскими методами справиться с волной терроризма, захлестнувшей Францию, не представляется возможным. Франции нужна кардинальная смена самих основ своей внутренней и внешней политики, серьезные, если не сказать — трансформационные, изменения контроля за миграционными процессами. Но, судя по тому, как действует и французское правительство, и власти многих других европейских стран, решение проблемы радикализации мигрантских сообществ не входит в их подлинные цели. Поэтому французскому обществу, включая как этнических французов, так и тех же самых мигрантов, не собирающихся стать следующими жертвами очередного взрыва или тарана на грузовике, остается рассчитывать исключительно на свои силы. Вполне вероятно, что лишь смена власти в стране, ее переход к национально ориентированным силам, сможет спасти Францию от дальнейших дестабилизационных процессов.
Еще 2 сентября прокурор Парижа Франсуа Моленс сообщил, что в стране существует высокая вероятность новых террористических актов. По мнению прокурора, значительно усилилась пропаганда радикальных фундаменталистов среди молодежи, причем эмиссары радикальных организаций активно используют преимущества Интернета, в том числе социальные сети, посредством которых и организуют вербовку активистов. Орнелла Гиллигман, арестованная по обвинению в подготовке терактов — одна из таких завербованных. Она уже дала показания. Как сообщила женщина, после неудавшегося теракта она собиралась выехать в Марсель, для чего покинула город Монтаржи в департаменте Луаре на востоке Франции вместе со своим сожителем и тремя детьми. По пути в Марсель семья и была задержана бойцами спецподразделения по борьбе с терроризмом французской жандармерии.
Французские следователи начали допрос и еще одной задержанной — Инес Мадани. Ей всего 19 лет, но юный возраст не помешал девушке примкнуть к террористическому подполью. Когда Инес задерживали в окрестностях Парижа, она набросилась с кухонным ножом на полицейского и успела ранить офицера в плечо, после чего побежала, но полицейские открыли огонь по ногам. Раненую в ноги террористку отправили в больницу. Выяснилось, что она, как и ее сообщницы, планировала также организовать взрыв на Лионском вокзале в Париже и устроить теракт у Эйфелевой башни.
Между тем, известия о задержании во Франции очередных террористов уже никого не удивляют. В последнее время Франция превратилась в главную брешь европейской безопасности. Если есть в Европе страна, которую можно назвать настоящим плацдармом ближневосточных террористов, так это именно Франция. О миграционной ситуации в этом государстве написано большое количество научных и публицистических статей, но изменить реальную обстановку они не способны. Не стоит недооценивать французское правительство — в Париже прекрасно понимают, в каком положении сегодня находится страна, но сделать ничего не могут, по крайней мере, в той системе политических и идеологических координат, которая сформировалась и утвердилась в современной Европе.
«Бомба под Францию» закладывалась еще в послевоенные годы, когда начался массовый приток иммигрантов из бывших французских владений в Северной Африке. Первоначально в прибытии тысяч алжирцев, тунисцев, марокканцев не видели ничего плохого — Франция нуждалась в рабочей силе, готовой трудиться за небольшие деньги. Но потом ситуация стала меняться. Миграция не прекращалась, за работниками прибывали их семьи, рождались дети — уже на территории Франции. Многие районы французских городов и даже целые населенные пункты постепенно полностью меняли свой этнокультурный облик. Некоторые южнофранцузские города стали больше напоминать населенные пункты Северной Африки, чем Западной Европы. Но до недавнего времени французские левые и либеральные партии упорно не хотели видеть в иммигрантах реальную угрозу для безопасности французского общества. Любые призывы к ужесточению контроля над миграционными потоками, введению требований по аккультурации мигрантов рассматривались леволиберальными силами как проявления нацизма и фашизма, хотя, по сути, это была вполне понятная реакция французских граждан на происходящие процессы.
Однако, «масла в огонь» подлили сами мигранты. Ведь именно они оказались сначала той силой, которая устроила волну массовых беспорядков в парижских предместьях в начале 2000-х годов, а после начала боевых действий в Сирии и Ираке североафриканские и ближневосточные мигранты оказались замешанными в целом ряде террористических актов, сотрясших Францию в 2015 — 2016 гг. Почему именно Франция? Прежде всего, потому, что именно во Францию направляется основная часть арабо-африканской миграции. К примеру, в Германии оседают турки, а в Великобритании — индийцы и пакистанцы. И те, и другие гораздо в меньшей степени восприимчивы к радикальным идеям на чужбине, чем выходцы из стран Северной Африки. За несколько десятилетий во Франции выросли потомки мигрантов во втором и третьем поколениях, которые, однако, так и не смогли интегрироваться во французское общество. Более того, многие из них поставили себя в радикальную оппозицию, что объяснялось маргинальным социальным положением и стремлением подчеркнуть и сохранить свою «инаковость», «чуждость» европейскому населению.
В 2011 году французские аналитики провели очень показательное социологическое исследование. Его результатом стала публикация доклада о национальной идентичности и миграционной ситуации в современной Франции «Banlieue de la Rеpublique» («Пригороды Республики»). Проделанная работа впечатляет — только доклад насчитывает 2200 страниц. Почему именно «пригороды»? Ответ на этот вопрос очень прост — дело в том, что окраины и предместья крупных французских городов, в силу дешевизны жилья, еще несколько десятилетий тому назад стали облюбовывать трудовые мигранты из Северной Африки. Постепенно в пригороды подтягивались их земляки, затем — мигранты и беженцы из других частей Африки и Азии. Формировалась своеобразная культурная среда — анклавы мигрантов, которые некоторые современные авторы успели прозвать «современными гетто». В 2005 году эти анклавы стали эпицентром массовых беспорядков, охвативших Францию. Наибольшая концентрация мигрантов из Северной и Западной Африки наблюдается в районе Сан-Сен-Дени, где проживает 1,4 млн. человек. Из них свыше 600 тыс. человек — выходцы из стран Северной и Западной Африки.
Мигрантские анклавы европейских городов, о чем мы уже неоднократно писали, давно превратились в фактически автономные от центральных властей сообщества. В них люди живут по своим правилам, формируют свои системы горизонтальных социальных связей, которые не вписываются в общий уклад жизни принимающей страны. Происходит воспроизводство традиций афроазиатских обществ, но уже на французской территории. Парадоксально, но люди, которые покинули свои родные страны в том числе по причинам политического и экономического характера, в Европе начинают придерживаться еще более консервативных и радикальных идей, чем их соплеменники на родине. Это связано, прежде всего, с потребностью в сохранении национальной и религиозной идентичности. Многие мигранты опасаются, что их идентичность будет размыта и у последующих поколений исчезнет — ведь не секрет, что среда современного космополитичного города унифицирует, нивелирует культурные различия, происходит этническое и культурное смешение.
Достаточно внушительная часть мигрантской молодежи не желает принимать условия жизни в принимающем обществе, которые кажутся ей неправильными, в религиозной плоскости — греховными. Действительно, в массовой культуре, пропаганде потребления и «животного» образа жизни, в котором главной ценностью становится сугубо материальное благополучие, можно выделить массу негативных черт. Правда, справедливо критикуя современное западное общество, мигранты все же забывают о том, что они пользуются результатами его упадка и ослабления. В той Европе, где идея, религиозная или политическая, стояла выше потребительских ценностей, подобное поведение мигрантов было невозможно. Прошли многие столетия после Реконкисты, прежде чем в Европе вновь появились африканские и ближневосточные иммигранты, претендующие уже не только на защиту собственных прав, но и на трансляцию собственных культурно-политических представлений и интересов.
В том, что Франция превратилась в легкую мишень для террористов, виноваты сами французские власти. Именно они сначала создали режим наибольшего благоприятствования для въезда мигрантов, а затем совершенно не занимались вопросами их социальной адаптации и интеграции во французское общество. В результате либеральной миграционной политики во Францию проникло большое количество мигрантов, которые и не собирались здесь работать, а приехали жить на социальные пособия. С другой стороны, выросшие во Франции дети мигрантов не получали должного образования, их социализация происходила в маргинальных анклавах, а путь скромного наемного работника многих из них не прельщал, особенно в условиях роста потребительских запросов. Мигрантские «гетто» стали рассадниками преступности, нищеты, наркомании, молодежь криминализовалась, а когда в мигрантской среде все активнее стали работать религиозно-фундаменталистские пропагандисты и проповедники, то они быстро нашли внушительную прослойку сторонников и сочувствующих.
Отдельный вопрос — появление террористов и их пособников среди этнических французов и представителей других европейских народов. Как правило, это женщины и девушки, поддерживающие любовные связи или находящиеся замужем за выходцами из африканских и азиатских государств. Такие женщины находятся под полным идеологическим влиянием своих мужей, чаще всего принимают их религию, а затем и взгляды на жизнь и мироустройство. Фактически, они разрывают связи со своей исконной средой, часто не общаются со своими родителями и родственниками, покидают дружеские компании, формировавшиеся по месту учебы или работы. Среди террористов есть и мужчины — французы, для которых вступление в ряды радикальных организаций — вопрос идейного самоопределения. Как правило, они, сменив религию, воспринимают наиболее радикальные фундаменталистские течения, становятся еще жестче и воинственнее, чем новые товарищи из среды африканских и ближневосточных мигрантов.
Вовлечению европейцев в деятельность ближневосточных террористических организаций способствует активная пропагандистская кампания, развернутая последними в социальных сетях. Многим французам, бельгийцам, британцам также не нравится культурная трансформация западных обществ, социальная бесперспективность капиталистической системы, что заставляет их искать пути для радикального изменения окружающего мира. Возможно, боевые и сплоченные общины радикальных фундаменталистов, действующие в мигрантской среде, представляются им куда более привлекательными и перспективными, чем унылые «секточки» догматичных и пассивных европейских левых.
Есть и еще один нюанс. Безусловно, что на радикализацию мигрантских диаспор во Франции повлияли абсолютно непродуманные действия французского правительства, направленные якобы в поддержку светского характера французского общества. Так, еще более десяти лет назад во Франции началась кампания по «секуляризации» французского общества, которая вылилась в запреты на ношения хиджабов женщинам — мусульманкам. Между тем, всем известно, что многие верующие мусульманки считают ношение хиджабов обязательным. Получается, что французские власти пошли на оскорбление чувств верующих мусульман. Вряд ли они не могли предвидеть последствия своих действий, учитывая, что правительство располагает большим штатом аналитиков, включая и специалистов по религиям, по менталитету этнических и конфессиональных групп. Но именно запреты на ношения хиджабов способствовали росту антиправительственных настроений в мигрантской среде. На самом деле, надо было либо вообще минимизировать возможности для въезда во Францию «неподготовленных» мигрантов, то есть людей, не готовых принимать секулярные ценности, либо учитывать права и интересы приезжих. Но французское руководство не стало выбирать ни первый, ни второй пути, а попыталось совместить несовместимое — с одной стороны, продолжило пускать мигрантов, которые теперь именуются «беженцами», а с другой стороны — сохранило линию на «секуляризацию», которая, по вполне понятным причинам, вызывает раздражение и радикализацию влиятельной во Франции мусульманской общины.
Недовольством французских мусульман умело пользуются заинтересованные круги — представители международных радикально-фундаменталистских организаций, в том числе финансируемых некоторыми государствами Ближнего Востока. Финансовые вливания в мигрантскую среду становятся вторым, а в некоторых случаях — и первым фактором, побуждающим некоторых мигрантов и даже, как мы видим, коренных французов браться за оружие и становиться на путь противозаконной деятельности.
Ясно, что одними полицейскими методами справиться с волной терроризма, захлестнувшей Францию, не представляется возможным. Франции нужна кардинальная смена самих основ своей внутренней и внешней политики, серьезные, если не сказать — трансформационные, изменения контроля за миграционными процессами. Но, судя по тому, как действует и французское правительство, и власти многих других европейских стран, решение проблемы радикализации мигрантских сообществ не входит в их подлинные цели. Поэтому французскому обществу, включая как этнических французов, так и тех же самых мигрантов, не собирающихся стать следующими жертвами очередного взрыва или тарана на грузовике, остается рассчитывать исключительно на свои силы. Вполне вероятно, что лишь смена власти в стране, ее переход к национально ориентированным силам, сможет спасти Францию от дальнейших дестабилизационных процессов.
Информация