Митя из освобождённого села
Этот мальчик (Митя) незаметно подобрался к полевой кухне наших гвардейцев, только освободивших белорусское село (к сожалению, название села и фамилию мальчика Нарциссов не упоминает). Он, проживший на свете всего несколько лет, уже крепко знал, что незнакомых людей следует бояться. От них надо прятаться или хотя бы сидеть тихо-тихо, чтобы никому не помешать. В их селе уже закололи штыками девочку, которая громко плакала — просила есть. Своими слезами она мешала фашистам разговаривать.
Митя не видел этого страшного происшествия, только слышал о нём, но понял ли... Зато видел виселицы на главной улице, слышал автоматные очереди. Он был единственным сыном у матери, но и его одного мама не могла досыта накормить — нечем. Раньше в их хозяйстве были свиньи, корова и куры. Свиней немцы перестреляли из пистолетов — у них имелась такая игра, называлась каким-то непонятным словом с неприменным хохотом в придачу. Корова паслась без присмотра, вышла за село и подорвалась на мине — мама разыскала и принесла домой только несколько ног. Их сварили, копыта тоже, только прежде тщательно отскоблили.
Кур зарезала сама мама — по приказу фашистов, которые остановились в их избе. Мама плакала, но возразить не посмела — боялась за Митю.
Ели, что придётся. Митя не капризничал никогда. Он словно разучился шалить и бегать, ходил как-то потихоньку, чего в мирные дни дети обычно не делают. Ведь мальчишки и девчонки познают мир громко, они вечно куда-то спешат и открыто радуются всему. Как же надо было напугать этого крохотного мальчонку, чтобы он изгнал из себя детство и начал жить против его радостных законов?
Однажды случилось такое. В их избе собрались фашисты. О чём-то громко говорили. Один достал откуда-то сало и хлеб, положил на стол. А Митя в это время сидел в углу избы — тихо, как привык. Рядом сидела мать и чинила какую-то одежду. Она посмотрела на сына — и увидела, что тот впился взглядом в угощение. Вечный голод боролся в нём со страхом перед захватчиками. Мать в ужасе прижала сынишку к себе. Она поняла, что если сейчас победит голод, Митеньку могут убить. А голод-то побеждал: мальчуган потихоньку высвобождался из маминых рук, не сводя глаз с сала. И тогда мать решилась на отчаянный шаг. Она посадила сына на кровать, подошла к фашистам и встала на колени, показывая на сало и Митю. Она плакала и говорила, что мальчик умрёт от голода, он уже опух. Она достала из-под кровати свои валенки — старые, но хорошие валенки, оставшиеся от лучших времён. Просила обменять их хоть на маленький кусочек.
Фашисты поняли. Видимо, они сами не были голодны, потому что отрезали небольшой кусочек сала и отломили хлеба. Валенки взяли. Но им не хватило унижения, которое уже свершилось. Требовалось новое. И они бросили угощение на пол.
Если бы речь шла только о ней — мать и не посмотрела бы на эту подачку, хотя от голода еле держалась на ногах. Но здесь сидел её маленький сынок, её Митенька. Он очень, очень хотел есть. Он опухал от голода. И хотел жить.
Мать подняла с пола сало и хлеб. Унесла Митю на улицу и там накормила.
...Они дожили до освобождения от оккупантов. Видели, как по селу вели пленных фашистов — уже совершенно других, готовых на любые унижения, лишь бы спасти свои жизни. Вот в чём разница: гитлеровцы боялись за себя, и оттого унижение их становилось только глубже. А мать в тот день боялась за сына — и оттого её унижение унизило лишь извергов.
Наши солдаты освободили село. Митя мог больше не бояться чужих. Но ещё слишком силён был в мальчике прежний страх — и потому к кухне он подобрался потихоньку.
Гвардейцы стояли в том селе несколько дней. Всё это время они держали Митю при себе и кормили досыта. Чтобы начать стирать те воспоминания и обзавестись новыми, светлыми и полными веры в хороших людей.
Митя не видел этого страшного происшествия, только слышал о нём, но понял ли... Зато видел виселицы на главной улице, слышал автоматные очереди. Он был единственным сыном у матери, но и его одного мама не могла досыта накормить — нечем. Раньше в их хозяйстве были свиньи, корова и куры. Свиней немцы перестреляли из пистолетов — у них имелась такая игра, называлась каким-то непонятным словом с неприменным хохотом в придачу. Корова паслась без присмотра, вышла за село и подорвалась на мине — мама разыскала и принесла домой только несколько ног. Их сварили, копыта тоже, только прежде тщательно отскоблили.
Кур зарезала сама мама — по приказу фашистов, которые остановились в их избе. Мама плакала, но возразить не посмела — боялась за Митю.
Ели, что придётся. Митя не капризничал никогда. Он словно разучился шалить и бегать, ходил как-то потихоньку, чего в мирные дни дети обычно не делают. Ведь мальчишки и девчонки познают мир громко, они вечно куда-то спешат и открыто радуются всему. Как же надо было напугать этого крохотного мальчонку, чтобы он изгнал из себя детство и начал жить против его радостных законов?
Однажды случилось такое. В их избе собрались фашисты. О чём-то громко говорили. Один достал откуда-то сало и хлеб, положил на стол. А Митя в это время сидел в углу избы — тихо, как привык. Рядом сидела мать и чинила какую-то одежду. Она посмотрела на сына — и увидела, что тот впился взглядом в угощение. Вечный голод боролся в нём со страхом перед захватчиками. Мать в ужасе прижала сынишку к себе. Она поняла, что если сейчас победит голод, Митеньку могут убить. А голод-то побеждал: мальчуган потихоньку высвобождался из маминых рук, не сводя глаз с сала. И тогда мать решилась на отчаянный шаг. Она посадила сына на кровать, подошла к фашистам и встала на колени, показывая на сало и Митю. Она плакала и говорила, что мальчик умрёт от голода, он уже опух. Она достала из-под кровати свои валенки — старые, но хорошие валенки, оставшиеся от лучших времён. Просила обменять их хоть на маленький кусочек.
Фашисты поняли. Видимо, они сами не были голодны, потому что отрезали небольшой кусочек сала и отломили хлеба. Валенки взяли. Но им не хватило унижения, которое уже свершилось. Требовалось новое. И они бросили угощение на пол.
Если бы речь шла только о ней — мать и не посмотрела бы на эту подачку, хотя от голода еле держалась на ногах. Но здесь сидел её маленький сынок, её Митенька. Он очень, очень хотел есть. Он опухал от голода. И хотел жить.
Мать подняла с пола сало и хлеб. Унесла Митю на улицу и там накормила.
...Они дожили до освобождения от оккупантов. Видели, как по селу вели пленных фашистов — уже совершенно других, готовых на любые унижения, лишь бы спасти свои жизни. Вот в чём разница: гитлеровцы боялись за себя, и оттого унижение их становилось только глубже. А мать в тот день боялась за сына — и оттого её унижение унизило лишь извергов.
Наши солдаты освободили село. Митя мог больше не бояться чужих. Но ещё слишком силён был в мальчике прежний страх — и потому к кухне он подобрался потихоньку.
Гвардейцы стояли в том селе несколько дней. Всё это время они держали Митю при себе и кормили досыта. Чтобы начать стирать те воспоминания и обзавестись новыми, светлыми и полными веры в хороших людей.
Информация