Лузеры и винеры
Говорить о роли прикладной науки в эффективной работе отечественного ОПК и просто, и сложно. Просто – потому, что переоценить ее значение невозможно. Сложно – по причине неоднозначности протекающих процессов, что требует соответствующего анализа и пояснения.
Нет смысла доказывать, что современное, тем более будущее состояние российской науки в целом и прикладной в частности – один из ключевых факторов национальной безопасности. Лучший ключ к пониманию этого – посещение специализированных выставок, встречи с разработчиками и производителями продукции военного и двойного назначения.
Чего у нас все-таки больше: достижений и побед или поражений и просчетов? В советские годы мы добились многого. Очевидны успехи в создании ядерного оружия и обычных средств поражения, в космосе, других сферах. Но любой запас имеет два неустранимых недостатка: он конечен и с течением времени стареет, что подтверждают ныне действующие «капитаны» ОПК. При демонстрации своей продукции на выставках оборонных технологий они не раз заявляли, что научный задел для создания оружия нового поколения исчерпан.
Вторая серьезная проблема – импортозамещение. По мнению экспертов, сегодня наши возможности обеспечивают замену привозных комплектующих отечественными в пределах нескольких сотен позиций в год. При потребностях в десятки тысяч. Наш суверенитет и безопасность в определенной степени зависят от результата решения этой проблемы, что невозможно без новых технологий и достижений прикладной науки.
В силу разных причин вновь возникает вопрос о слабости высокотехнологичного сектора экономики. Если доля нашей страны в глобальном валовом продукте – около трех процентов, то в высокотехнологичных отраслях этот показатель не превышает 0,3 процента. А объем российского ВВП – не более шести процентов от американского. Тогда как советский валовой продукт до начала 90-х достигал 60 процентов. В обоих случаях разница на порядок. Технологическая отсталость привела к тому, что сегодня в области обычных вооружений совокупный военный потенциал НАТО превышает российский в 60 раз.
Все эти показатели – следствие того, что мы проспали V технологический уклад. С 70-х именно он задавал развитие ведущих стран. Содержание нового уклада определяли в первую очередь микроэлектроника, телекоммуникации, малотоннажная химия и технологии работы с массовым сознанием. В сфере безопасности к этому следует добавить информационное противоборство и концепцию сетецентрических войн, ряд элементов которых натовцы обкатали еще в 1991 году в Ираке.
В результате недооценки происходящих технологических изменений, иллюзии полной защищенности ядерным оружием, бесплодных и разрушительных реформ перестроечных лет, вхождения в «дикий» рынок наша прикладная наука не получила своевременный «госзаказ». Она стала, можно сказать, сакральной жертвой. Ситуацию ухудшило резкое охлаждение к нашей стране за рубежом. Другая причина – разрыв некоего круга между воспроизводством и инновациями. Он предполагает анализ проблем, тенденций и возможностей – определение целей и планирование – фундаментальные исследования и подготовку специалистов – прикладные разработки – ОКР и новые технологии – вывод конечного товара на рынок – вложение вырученных средств во все предыдущие этапы. В СССР круг разными путями, но замыкался. Сейчас нет.
В США, например, это происходит через крупные высокотехнологичные компании, способные самостоятельно вести прикладные и научные исследования. «Локхид» (Lockheed) имеет оборот 36 миллиардов долларов, что соответствует почти половине оборонного бюджета России. У нас таких компаний за время реформ, увы, так и не появилось, а имеющиеся уступают зарубежным конкурентам. Как итог – наша промышленность оказалась «на игле» западных комплектующих.
На гайдаровском форуме 2016 года один из идеологов и организаторов российских реформ Герман Греф признал: «Мы проиграли конкуренцию... Страны и люди, которые сумели адаптироваться вовремя и проинвестировать в это, они победители».
То есть мы в глазах наших горе-реформаторов – лузеры, в чем виноваты, естественно, сами. Ситуация обострилась неэффективным реальным, а не «бумажным» государственным регулированием взаимодействия прикладной науки с производством. С учетом фактического разгрома военной науки в период «до Шойгу» положение оказалось крайне сложным.
Инвестировать в квалификацию
Трудно решать вопросы защиты Отечества, когда военный бюджет США и НАТО в целом в 2015 году составлял 610 и 892 миллиарда долларов против 66,4 миллиарда долларов в России. В такой ситуации только реальный научно-технический прорыв в «оборонке» может предотвратить превращение холодной войны в горячую. И здесь науке вообще, а прикладной в особенности есть чем заняться при условии постановки конкретных задач. Ведь именно она предлагает новые технические решения, создает опытные образцы и прототипы, дает до 75 процентов изобретений. А реализация последних, как показывает практика, дает уже десятикратный прирост относительно вложенных средств.
Инновациям в сфере ОПК принадлежит особая роль по ряду причин. Они быстро реализуемы при угрозе вооруженного конфликта или войны. Так, внедрение в конструкцию Т-34 около 200 новшеств и изобретений сделало его лучшим танком Второй мировой. Именно оборонная сфера – полигон для новых технических решений, ибо даже минимальное преимущество в оружии может оказаться ключевым на поле боя. Вряд ли кто станет отрицать, что большинство современных технологий и изобретений пришло из «оборонки», которая является технологическим локомотивом для экономики.
Надо ли доказывать, что армия должна быть готова к отражению всего комплекса угроз в соответствии с Военной доктриной государства. Новое оружие и связанные с ним возможности вероятного противника требуют адекватного ответа. Не замечать этого, надеяться на экспортные закупки для решения проблем своего ОПК – преступная халатность и предопределенный проигрыш в борьбе за безопасность.
С учетом имеющегося опыта следует иметь в виду, что военную сферу, экономику и политику ведущих стран в 2015–2050 годах определяет уже VI технологический уклад. Он базируется на био- и нанотехнологиях, робототехнике, новых медицине и природопользовании, полномасштабных технологиях виртуальной реальности. В сфере прикладной науки и оборонного производства США, Япония, Китай, Южная Корея и другие страны-лидеры ставят масштабные задачи, вкладывают значительные средства при обязательном контроле полученных результатов. У нас же этот процесс, мягко говоря, не налажен, а там, где государство уходит, начинается деградация с последующим развалом.
Исследования оборонных предприятий и оценки специалистов Ростехнологий показали, что зачастую закупка новых станков и обновление оборудования не улучшают качество оружия, а увеличивают его себестоимость. Оказалось, что ключевыми факторами являются самоорганизация производственного процесса и критерии оценки работы.
Так, для выпуска БМП требуются 800 тысяч деталей и работа более двух тысяч человек. Детальная регламентация и контроль каждой операции нереальны, но при хорошем руководстве квалифицированная бригада решает все вопросы. В этом случае покупка вдвое более эффективного станка практически не сокращает время производства БМП, а улучшение работы бригады в разы ускоряет процесс. Подобных примеров много.
Научный подход к решению таких проблем и дальнейшему технологическому развитию нашей бюрократии от ОПК в отличие от западной дается плохо. Ее алгоритм прост – выбрать «любимого» исполнителя и целиком положиться на него. Это сокращает расходы и время, экономит на экспертизе, которая в таком случае носит формальный характер. Но ставка на «одну лошадь» дает намного худшие конечные результаты, порождает коррупционные схемы и в конечном итоге душит конкуренцию как залог развития научно-технической среды ОПК.
Встречное движение
Есть у нас и успехи. Однако многие из них гибнут на корню из-за отсутствия соответствующего внимания и своевременной помощи.
Например, огромная арктическая зона требует эффективных транспортных платформ. Их нет, а современные средства перевозок потребляют значительное количество горючего, доставка которого обходится дорого. Решить вопрос могла бы платформа, которая работает на газе. Подобный аппарат типа «летающее блюдце», созданный в конце советской эпохи авиаконструктором Л. Н. Щукиным, должен был серийно выпускаться Саратовским авиационным заводом с 1991 года. Но, как и ряд других изобретений, остался лишь в истории.
Та же участь постигла еще одно нестандартное, прорывное решение. В свое время российский инженер И. С. Табачук разработал серию беспилотных летательных аппаратов разных классов, ориентированных на коллективные действия, и так называемый барражирующий боеприпас. Изобретение было сделано за десяток лет до появления зарубежных аналогов, однако до настоящего времени не преодолело бюрократические заслоны в отечественном ОПК. На 20 лет позже, чем в США, были созданы и российские компьютерные войска. Теперь такой «технологической паузы» у России уже не будет.
В настоящее время нередки случаи, когда проведенные исследования оплачены, а результаты применить некуда. Для устранения подобных «недоразумений» и повышения отдачи военной прикладной науки введен институт генеральных конструкторов. Через год-два будет создана единая информационная база для оперативного размещения заказов на соответствующих предприятиях.
Некоторые положительные сдвиги подтверждаются результатами оборонных выставок. Не стал исключением 20-й «Интерполитех». В единой экспозиции Минобороны демонстрировались разработки военно-учебных заведений. Специалисты обратили внимание на энергонезависимый гидроакустический буй на стенде академии РВСН. Главное преимущество этого устройства – возможность длительной эксплуатации в автономном режиме с удержанием заданного местоположения. Интерес вызвали экспонаты Военной академии тыла, других вузов и НИИ. Наверняка есть и закрытые разработки, о которых мы пока не знаем. Но, повторю, проблема повышения эффективности военной науки остается острой.
Главная задача – пристальное внимание к вопросам взаимодействия прикладной науки с ОПК со стороны принимающих решение государственных структур, ответственное отношение ученых к выполнению поставленных задач. Только такое встречное движение позволит добиться технологических прорывов.
Нет смысла доказывать, что современное, тем более будущее состояние российской науки в целом и прикладной в частности – один из ключевых факторов национальной безопасности. Лучший ключ к пониманию этого – посещение специализированных выставок, встречи с разработчиками и производителями продукции военного и двойного назначения.
Чего у нас все-таки больше: достижений и побед или поражений и просчетов? В советские годы мы добились многого. Очевидны успехи в создании ядерного оружия и обычных средств поражения, в космосе, других сферах. Но любой запас имеет два неустранимых недостатка: он конечен и с течением времени стареет, что подтверждают ныне действующие «капитаны» ОПК. При демонстрации своей продукции на выставках оборонных технологий они не раз заявляли, что научный задел для создания оружия нового поколения исчерпан.
Вторая серьезная проблема – импортозамещение. По мнению экспертов, сегодня наши возможности обеспечивают замену привозных комплектующих отечественными в пределах нескольких сотен позиций в год. При потребностях в десятки тысяч. Наш суверенитет и безопасность в определенной степени зависят от результата решения этой проблемы, что невозможно без новых технологий и достижений прикладной науки.
В силу разных причин вновь возникает вопрос о слабости высокотехнологичного сектора экономики. Если доля нашей страны в глобальном валовом продукте – около трех процентов, то в высокотехнологичных отраслях этот показатель не превышает 0,3 процента. А объем российского ВВП – не более шести процентов от американского. Тогда как советский валовой продукт до начала 90-х достигал 60 процентов. В обоих случаях разница на порядок. Технологическая отсталость привела к тому, что сегодня в области обычных вооружений совокупный военный потенциал НАТО превышает российский в 60 раз.
Все эти показатели – следствие того, что мы проспали V технологический уклад. С 70-х именно он задавал развитие ведущих стран. Содержание нового уклада определяли в первую очередь микроэлектроника, телекоммуникации, малотоннажная химия и технологии работы с массовым сознанием. В сфере безопасности к этому следует добавить информационное противоборство и концепцию сетецентрических войн, ряд элементов которых натовцы обкатали еще в 1991 году в Ираке.В результате недооценки происходящих технологических изменений, иллюзии полной защищенности ядерным оружием, бесплодных и разрушительных реформ перестроечных лет, вхождения в «дикий» рынок наша прикладная наука не получила своевременный «госзаказ». Она стала, можно сказать, сакральной жертвой. Ситуацию ухудшило резкое охлаждение к нашей стране за рубежом. Другая причина – разрыв некоего круга между воспроизводством и инновациями. Он предполагает анализ проблем, тенденций и возможностей – определение целей и планирование – фундаментальные исследования и подготовку специалистов – прикладные разработки – ОКР и новые технологии – вывод конечного товара на рынок – вложение вырученных средств во все предыдущие этапы. В СССР круг разными путями, но замыкался. Сейчас нет.
В США, например, это происходит через крупные высокотехнологичные компании, способные самостоятельно вести прикладные и научные исследования. «Локхид» (Lockheed) имеет оборот 36 миллиардов долларов, что соответствует почти половине оборонного бюджета России. У нас таких компаний за время реформ, увы, так и не появилось, а имеющиеся уступают зарубежным конкурентам. Как итог – наша промышленность оказалась «на игле» западных комплектующих.
На гайдаровском форуме 2016 года один из идеологов и организаторов российских реформ Герман Греф признал: «Мы проиграли конкуренцию... Страны и люди, которые сумели адаптироваться вовремя и проинвестировать в это, они победители».
То есть мы в глазах наших горе-реформаторов – лузеры, в чем виноваты, естественно, сами. Ситуация обострилась неэффективным реальным, а не «бумажным» государственным регулированием взаимодействия прикладной науки с производством. С учетом фактического разгрома военной науки в период «до Шойгу» положение оказалось крайне сложным.
Инвестировать в квалификацию
Трудно решать вопросы защиты Отечества, когда военный бюджет США и НАТО в целом в 2015 году составлял 610 и 892 миллиарда долларов против 66,4 миллиарда долларов в России. В такой ситуации только реальный научно-технический прорыв в «оборонке» может предотвратить превращение холодной войны в горячую. И здесь науке вообще, а прикладной в особенности есть чем заняться при условии постановки конкретных задач. Ведь именно она предлагает новые технические решения, создает опытные образцы и прототипы, дает до 75 процентов изобретений. А реализация последних, как показывает практика, дает уже десятикратный прирост относительно вложенных средств.
Инновациям в сфере ОПК принадлежит особая роль по ряду причин. Они быстро реализуемы при угрозе вооруженного конфликта или войны. Так, внедрение в конструкцию Т-34 около 200 новшеств и изобретений сделало его лучшим танком Второй мировой. Именно оборонная сфера – полигон для новых технических решений, ибо даже минимальное преимущество в оружии может оказаться ключевым на поле боя. Вряд ли кто станет отрицать, что большинство современных технологий и изобретений пришло из «оборонки», которая является технологическим локомотивом для экономики.
Надо ли доказывать, что армия должна быть готова к отражению всего комплекса угроз в соответствии с Военной доктриной государства. Новое оружие и связанные с ним возможности вероятного противника требуют адекватного ответа. Не замечать этого, надеяться на экспортные закупки для решения проблем своего ОПК – преступная халатность и предопределенный проигрыш в борьбе за безопасность.
С учетом имеющегося опыта следует иметь в виду, что военную сферу, экономику и политику ведущих стран в 2015–2050 годах определяет уже VI технологический уклад. Он базируется на био- и нанотехнологиях, робототехнике, новых медицине и природопользовании, полномасштабных технологиях виртуальной реальности. В сфере прикладной науки и оборонного производства США, Япония, Китай, Южная Корея и другие страны-лидеры ставят масштабные задачи, вкладывают значительные средства при обязательном контроле полученных результатов. У нас же этот процесс, мягко говоря, не налажен, а там, где государство уходит, начинается деградация с последующим развалом.
Исследования оборонных предприятий и оценки специалистов Ростехнологий показали, что зачастую закупка новых станков и обновление оборудования не улучшают качество оружия, а увеличивают его себестоимость. Оказалось, что ключевыми факторами являются самоорганизация производственного процесса и критерии оценки работы.
Так, для выпуска БМП требуются 800 тысяч деталей и работа более двух тысяч человек. Детальная регламентация и контроль каждой операции нереальны, но при хорошем руководстве квалифицированная бригада решает все вопросы. В этом случае покупка вдвое более эффективного станка практически не сокращает время производства БМП, а улучшение работы бригады в разы ускоряет процесс. Подобных примеров много.
Научный подход к решению таких проблем и дальнейшему технологическому развитию нашей бюрократии от ОПК в отличие от западной дается плохо. Ее алгоритм прост – выбрать «любимого» исполнителя и целиком положиться на него. Это сокращает расходы и время, экономит на экспертизе, которая в таком случае носит формальный характер. Но ставка на «одну лошадь» дает намного худшие конечные результаты, порождает коррупционные схемы и в конечном итоге душит конкуренцию как залог развития научно-технической среды ОПК.
Встречное движение
Есть у нас и успехи. Однако многие из них гибнут на корню из-за отсутствия соответствующего внимания и своевременной помощи.
Например, огромная арктическая зона требует эффективных транспортных платформ. Их нет, а современные средства перевозок потребляют значительное количество горючего, доставка которого обходится дорого. Решить вопрос могла бы платформа, которая работает на газе. Подобный аппарат типа «летающее блюдце», созданный в конце советской эпохи авиаконструктором Л. Н. Щукиным, должен был серийно выпускаться Саратовским авиационным заводом с 1991 года. Но, как и ряд других изобретений, остался лишь в истории.
Та же участь постигла еще одно нестандартное, прорывное решение. В свое время российский инженер И. С. Табачук разработал серию беспилотных летательных аппаратов разных классов, ориентированных на коллективные действия, и так называемый барражирующий боеприпас. Изобретение было сделано за десяток лет до появления зарубежных аналогов, однако до настоящего времени не преодолело бюрократические заслоны в отечественном ОПК. На 20 лет позже, чем в США, были созданы и российские компьютерные войска. Теперь такой «технологической паузы» у России уже не будет.
В настоящее время нередки случаи, когда проведенные исследования оплачены, а результаты применить некуда. Для устранения подобных «недоразумений» и повышения отдачи военной прикладной науки введен институт генеральных конструкторов. Через год-два будет создана единая информационная база для оперативного размещения заказов на соответствующих предприятиях.
Некоторые положительные сдвиги подтверждаются результатами оборонных выставок. Не стал исключением 20-й «Интерполитех». В единой экспозиции Минобороны демонстрировались разработки военно-учебных заведений. Специалисты обратили внимание на энергонезависимый гидроакустический буй на стенде академии РВСН. Главное преимущество этого устройства – возможность длительной эксплуатации в автономном режиме с удержанием заданного местоположения. Интерес вызвали экспонаты Военной академии тыла, других вузов и НИИ. Наверняка есть и закрытые разработки, о которых мы пока не знаем. Но, повторю, проблема повышения эффективности военной науки остается острой.
Главная задача – пристальное внимание к вопросам взаимодействия прикладной науки с ОПК со стороны принимающих решение государственных структур, ответственное отношение ученых к выполнению поставленных задач. Только такое встречное движение позволит добиться технологических прорывов.
Информация