Органичность евразийства
Приход Дональда Трампа, отказ США от Трансатлантического партнерства могут качнуть ЕС или как минимум часть его наиболее самостоятельных членов в сторону России, Евразийского союза. О том, что у нас общего, в чем отличия, каковы перспективы, «Военно-промышленному курьеру» рассказал советник президента РФ Сергей Глазьев.
– Сергей Юрьевич, мы можем сегодня сравнить экономики Евразийского и Европейского союзов?
– Нет ничего проще. Возьмите статистику, сопоставьте параметры. Самое существенное отличие – размер процентных ставок. В Европейском союзе они на нуле и открытый доступ к кредиту. У нас ставки рекордные в мире. Поэтому там, несмотря на определенные сложности, продолжается модернизация, внедряются новые технологии, активно развиваются инженерные школы. А у нас из-за завышенных процентных ставок наукоемкая промышленность сидит только на бюджетных заказах, что влечет нарастающее технологическое отставание.
В Европе сформирована бюджетная политика в интересах развития, три четверти расходов идет на поддержку образования, науки, экономики. Мы, к сожалению, до сих пор мы живем в модели столетней давности, когда основные средства тратятся на бюрократию, на то, что называется полицейским государством, а на развитие остается не более четверти расходной части.
Именно в денежно-кредитной, налогово-бюджетной плоскости кроется ключевое отличие ЕС и ЕАЭС. Причем в Европе налоги в основном на сверхбогатых, по сути – на сверхпотребление, а у нас – на производство. Наш реальный сектор живет в намного худших условиях, чем конкуренты. Поэтому такой баланс торговли с Европой: экспортируем сырье, а получаем готовые товары. Потому что производить у нас дороже, кредиты недоступны, налоги выше.
– Сколько, по-вашему, оптимально тратить на силовые структуры, на оборону?
– Надо не просто делить бюджет на функциональные направления, а увязывать с целями развития. Когда деньги тратятся на содержание бюрократического аппарата – это одно. Другое дело – когда на оборонную науку. На нее надо тратить больше, чем сейчас, намного больше – для того, чтобы быть конкурентоспособными, ведь это одновременно финансирование научно-технического прогресса. У нас избыточные расходы на бюрократию, число чиновников на единицу валового продукта, наверное, самое высокое в мире, раз в десять больше, чем было в Советском Союзе. Здесь надо сокращать и увеличивать расходы на развитие. Они должны составлять не менее двух третей бюджета. А сегодня составляют около четверти. Прежде всего требуется увеличение ассигнований на науку – примерно в три раза, чтобы соответствовать мировым стандартам. На образование мы должны тратить в полтора раза больше, чем сейчас, на здравоохранение – вдвое. Тогда приблизимся к среднемировому уровню.
– Без Украины Евразийский экономический союз сможет себя реализовать?
– Он себя реализует в любом случае. С Украиной было бы, конечно, больше экономического пространства, выше конкурентоспособность, мощнее синергия.
– Какова роль ЕАЭС в мире сегодня?
– Что сразу про мир говорить?! В первую очередь велика его роль в нашей экономике. Это огромный общий рынок, вес России в котором около 80 процентов по объемам производства. У каждого государства-участника – Казахстана, Белоруссии, Армении, Киргизии есть свои сильные стороны. Их сочетание позволяет нам восстанавливать ту кооперацию, которая была раньше, строить новые совместные проекты, реализовывать инвестиции в общих интересах и таким образом наращивать экономическую активность. Это дает дополнительные конкурентные преимущества.
Я могу сказать, что сразу после создания Таможенного союза и снятия соответствующих барьеров объем взаимной торговли вырос в полтора раза за один только год. И сегодня на фоне общего падения товарооборота эта тенденция сохраняется, являясь для нас перспективным и важным направлением развития.
Есть локомотивы экономического роста, лежащие за пределами страны, но очень важные для нас, скажем, белорусское сельскохозяйственное машиностроение, которое комплектуется российскими двигателями и другими составными частями. Этот пример показывает, что любой успех в каждом из наших государств – плюс для всех.
– Чем еще России выгодно торговать с членами ЕАЭС и что она готова покупать?
– У нас здесь большое пространство для работы, потому что доля взаимной торговли, если говорить о России, составляет всего 13 процентов, а у Белоруссии – около половины. И эта экономическая модель показывает, как можно использовать преимущества евразийской интеграции, отсутствия таможенных границ.
В российской экономике сохраняется слишком высокий крен в сторону добывающей промышленности, химического сырья, на долю которых приходится большая часть товарооборота не только во внешней торговле, но также и внутри ЕАЭС. Поэтому акцент нужно делать на развитие машиностроения, других наукоемких отраслей, где еще существует сложившаяся база, ориентированная на весь бывший Советский Союз, но из-за падения масштабов производства они не могут поддержать должную рентабельность.
Скажем, наша авиационная промышленность работала на треть мира, а сегодня, вы видите, даже такой большой территории, как Российская Федерация, не хватает, чтобы загрузить мощности. Современная экономика ориентирована на мировой рынок, а на нем пока свое собственное пространство не освоишь, конкуренции не избежать. Нам надо в первую очередь тренироваться на общем экономическом пространстве.
И вообще мы можем констатировать, что эпоха либеральной глобализации заканчивается. Избранный американский президент заявил об отказе от подписания соглашения о партнерстве и инвестициях с Европейским союзом, заявил о выходе США из ТТП. То есть дальнейшие попытки навязывания снятия границ, подгонки всех под стандарты Международного валютного фонда уже не дают эффекта, не обеспечивают экономического роста даже в Соединенных Штатах. Мы стоим на пороге создания принципиально новой модели мирохозяйственных отношений, где восстанавливается значение национального суверенитета, где каждое государство пытается реализовать максимум своих конкурентных преимуществ.
У нас в ЕАЭС сохраняется конкуренция юрисдикций. Потому что европейская интеграция, по примеру которой мы начинали строить свой союз, сегодня предстает как жесткая бюрократическая империя. Эта жесткость приводит к хрупкости, отсутствию гибкости, неуважению к национальным особенностям. Попытка стричь всех под одну гребенку уже привела к тому, что Великобритания покидает Европейский союз. Это только начало. Европейскому союзу придется либо децентрализоваться, либо развалиться.
На этом фоне наша евразийская интеграция более органична, она учитывает своеобразие стран, мы объединяем только экономические пространства, не пытаясь унифицировать политические системы, не лезем в налогово-бюджетную политику, не создаем монетарный союз. Мы объединяем только те функционалы регулирования экономики, от которых предполагается общая выгода за счет большего масштаба производства, кооперации, сочетания конкурентных преимуществ. Эта евразийская модель сегодня более привлекательна и перспективна, чем жесткая бюрократическая структура ЕС, основанная на принуждении.
– Сергей Юрьевич, мы можем сегодня сравнить экономики Евразийского и Европейского союзов?
– Нет ничего проще. Возьмите статистику, сопоставьте параметры. Самое существенное отличие – размер процентных ставок. В Европейском союзе они на нуле и открытый доступ к кредиту. У нас ставки рекордные в мире. Поэтому там, несмотря на определенные сложности, продолжается модернизация, внедряются новые технологии, активно развиваются инженерные школы. А у нас из-за завышенных процентных ставок наукоемкая промышленность сидит только на бюджетных заказах, что влечет нарастающее технологическое отставание.
В Европе сформирована бюджетная политика в интересах развития, три четверти расходов идет на поддержку образования, науки, экономики. Мы, к сожалению, до сих пор мы живем в модели столетней давности, когда основные средства тратятся на бюрократию, на то, что называется полицейским государством, а на развитие остается не более четверти расходной части.
Именно в денежно-кредитной, налогово-бюджетной плоскости кроется ключевое отличие ЕС и ЕАЭС. Причем в Европе налоги в основном на сверхбогатых, по сути – на сверхпотребление, а у нас – на производство. Наш реальный сектор живет в намного худших условиях, чем конкуренты. Поэтому такой баланс торговли с Европой: экспортируем сырье, а получаем готовые товары. Потому что производить у нас дороже, кредиты недоступны, налоги выше.
– Сколько, по-вашему, оптимально тратить на силовые структуры, на оборону?– Надо не просто делить бюджет на функциональные направления, а увязывать с целями развития. Когда деньги тратятся на содержание бюрократического аппарата – это одно. Другое дело – когда на оборонную науку. На нее надо тратить больше, чем сейчас, намного больше – для того, чтобы быть конкурентоспособными, ведь это одновременно финансирование научно-технического прогресса. У нас избыточные расходы на бюрократию, число чиновников на единицу валового продукта, наверное, самое высокое в мире, раз в десять больше, чем было в Советском Союзе. Здесь надо сокращать и увеличивать расходы на развитие. Они должны составлять не менее двух третей бюджета. А сегодня составляют около четверти. Прежде всего требуется увеличение ассигнований на науку – примерно в три раза, чтобы соответствовать мировым стандартам. На образование мы должны тратить в полтора раза больше, чем сейчас, на здравоохранение – вдвое. Тогда приблизимся к среднемировому уровню.
– Без Украины Евразийский экономический союз сможет себя реализовать?
– Он себя реализует в любом случае. С Украиной было бы, конечно, больше экономического пространства, выше конкурентоспособность, мощнее синергия.
– Какова роль ЕАЭС в мире сегодня?
– Что сразу про мир говорить?! В первую очередь велика его роль в нашей экономике. Это огромный общий рынок, вес России в котором около 80 процентов по объемам производства. У каждого государства-участника – Казахстана, Белоруссии, Армении, Киргизии есть свои сильные стороны. Их сочетание позволяет нам восстанавливать ту кооперацию, которая была раньше, строить новые совместные проекты, реализовывать инвестиции в общих интересах и таким образом наращивать экономическую активность. Это дает дополнительные конкурентные преимущества.
Я могу сказать, что сразу после создания Таможенного союза и снятия соответствующих барьеров объем взаимной торговли вырос в полтора раза за один только год. И сегодня на фоне общего падения товарооборота эта тенденция сохраняется, являясь для нас перспективным и важным направлением развития.
Есть локомотивы экономического роста, лежащие за пределами страны, но очень важные для нас, скажем, белорусское сельскохозяйственное машиностроение, которое комплектуется российскими двигателями и другими составными частями. Этот пример показывает, что любой успех в каждом из наших государств – плюс для всех.
– Чем еще России выгодно торговать с членами ЕАЭС и что она готова покупать?
– У нас здесь большое пространство для работы, потому что доля взаимной торговли, если говорить о России, составляет всего 13 процентов, а у Белоруссии – около половины. И эта экономическая модель показывает, как можно использовать преимущества евразийской интеграции, отсутствия таможенных границ.
В российской экономике сохраняется слишком высокий крен в сторону добывающей промышленности, химического сырья, на долю которых приходится большая часть товарооборота не только во внешней торговле, но также и внутри ЕАЭС. Поэтому акцент нужно делать на развитие машиностроения, других наукоемких отраслей, где еще существует сложившаяся база, ориентированная на весь бывший Советский Союз, но из-за падения масштабов производства они не могут поддержать должную рентабельность.
Скажем, наша авиационная промышленность работала на треть мира, а сегодня, вы видите, даже такой большой территории, как Российская Федерация, не хватает, чтобы загрузить мощности. Современная экономика ориентирована на мировой рынок, а на нем пока свое собственное пространство не освоишь, конкуренции не избежать. Нам надо в первую очередь тренироваться на общем экономическом пространстве.
И вообще мы можем констатировать, что эпоха либеральной глобализации заканчивается. Избранный американский президент заявил об отказе от подписания соглашения о партнерстве и инвестициях с Европейским союзом, заявил о выходе США из ТТП. То есть дальнейшие попытки навязывания снятия границ, подгонки всех под стандарты Международного валютного фонда уже не дают эффекта, не обеспечивают экономического роста даже в Соединенных Штатах. Мы стоим на пороге создания принципиально новой модели мирохозяйственных отношений, где восстанавливается значение национального суверенитета, где каждое государство пытается реализовать максимум своих конкурентных преимуществ.
У нас в ЕАЭС сохраняется конкуренция юрисдикций. Потому что европейская интеграция, по примеру которой мы начинали строить свой союз, сегодня предстает как жесткая бюрократическая империя. Эта жесткость приводит к хрупкости, отсутствию гибкости, неуважению к национальным особенностям. Попытка стричь всех под одну гребенку уже привела к тому, что Великобритания покидает Европейский союз. Это только начало. Европейскому союзу придется либо децентрализоваться, либо развалиться.
На этом фоне наша евразийская интеграция более органична, она учитывает своеобразие стран, мы объединяем только экономические пространства, не пытаясь унифицировать политические системы, не лезем в налогово-бюджетную политику, не создаем монетарный союз. Мы объединяем только те функционалы регулирования экономики, от которых предполагается общая выгода за счет большего масштаба производства, кооперации, сочетания конкурентных преимуществ. Эта евразийская модель сегодня более привлекательна и перспективна, чем жесткая бюрократическая структура ЕС, основанная на принуждении.
Информация