Система ПВО для противодействия… собственной авиации
С приближением 100-летия Февральской революции усиливается полемика между теми, кто считает Николая II кровавым царем, стоявшим во главе эксплуататоров народа – помещиков и капиталистов, и их оппонентами, убежденными в том, что последний царь был святым, Российская империя процветала, а народ обожал своего монарха. То есть попросту идет продолжение столетнего спора большевиков с монархистами и либералами.Печально, что обе стороны не интересуют важнейшие события русской истории, происходившие накануне революции. Например, эмиграция около 7 млн человек за время царствования Николая II (для сравнения: белая эмиграция 1918–1920 годов составила около 800 тыс. человек).
ЭМИГРАЦИЯ И БЕСПОЛЕЗНЫЕ РАСХОДЫ
Строительство Либавской крепости и порта императора Александра III обошлось казне в два раза дороже, чем строительство Порт-Артурской крепости. Крепость строили с 1895 по 1908 год, а затем увидели, что она никому не нужна, и бросили.
Строительство Царицынского орудийного завода обошлось казне во многие миллионы рублей. Завод в 1915 году уже должен был сдавать 14-дюймовые (356-мм) пушки, но к 1917 году не мог изготавливать даже 3-дюймовые (76-мм) орудия. Большевики в 1923 году нашли в цехах завода голые стены и начали его строительство с нуля. В итоге первые пушки сталинградский завод «Баррикады» сдал в 1936 году. Перечень подобных историй можно продолжить.
В США и странах Западной Европы аналогичные явления стали бы предметом парламентского расследования, приведшего если не к смене правительства, то как минимум к отправке ряда министров и генералов на скамью подсудимых. В царской России подобное никогда не происходило. А после революции большевики прагматично подходили к событиям истории: если в событии нет признаков классовой борьбы и не просматривается роль Ленина и Коммунистической партии, то событие предавалось забвению. Ну а антикоммунистическим историкам и подавно не резон рассматривать подобные белые пятна.
А мы все же попробуем рассмотреть одно из белых пятен «великой войны». Речь идет о сверхмощной системе ПВО в районе Царского Села под Санкт-Петербургом. Система отвечала всем требованиям к 1917 году и резко контрастировала с убогой ПВО русской армии.
ДОГНАТЬ ГЕРМАНЦЕВ
К 1914 году русские армия и флот в отличие от германских не имели зенитных орудий. В результате в 1914–1916 годах были созданы десятки кустарных самоделок «на коленке» – приспособлений для стрельбы по самолетам из состоявших на вооружении орудий: 76-мм полевых пушек образца 1900 и 1902 годов, 75-мм морских пушек Кане, 57-мм капонирных пушек Норденфельда и даже 122-мм гаубиц. Так, к примеру, поручик Рекалов создал 76-мм зенитную установку на базе паровой молотилки.
Уже осенью 1914 года для защиты резиденции царя – Александровского дворца в Царском Селе – отправили первую зенитную батарею на кустарных установках. А 15 апреля 1915 года была сформирована Отдельная батарея для воздушной охраны императорской резиденции в Царском Селе. Она состояла из трех полубатарей с 12 76-мм полевыми пушками образца 1900 года на неподвижных кустарных установках системы генерала Розенберга и автомобильной полубатареи с четырьмя пушками образца 1914 года, а также пулеметной команды.
Пушка образца 1914 года – это первый образец 76-мм пушек конструкции Ф.Ф. Лендера – первого отечественного специального зенитного орудия.
Зенитная батарея была непосредственно подчинена дворцовому коменданту, форма одежды прислуги установлена походная «по образцу гвардейской легкой артиллерии».
76-мм пушки Лендера были установлены на бронированных автомобилях, которые для «самообороны» были оснащены 7,62-мм пулеметами «Максим». Но от кого нужна была эта «самооборона»? От парашютистов кайзера?
Кроме того, в батарее было четыре броневика, выполнявших функции зарядных ящиков. В каждом из них перевозилось по 96 трехдюймовых шрапнельных выстрелов и по 330 кг бензина и масла.
Руководство дворцовой охраны понимало, что действие 76-мм зенитных орудий на малых и сверхмалых высотах малоэффективно. Поэтому еще 5 октября 1914 года был выдан заказ на изготовление в США 40-мм автоматов типа Виккерс.
Причем Морское министерство заказало автоматы на тумбовых станинах, а Военное ведомство – 16 зенитных автоматов, установленных на бронеавтомобилях и 4 автомата на полевых колесных лафетах системы Депора. Общая стоимость заказа военного ведомства составила 319,2 тыс. руб.
Замечу, что автоматы Виккерса действительно были эффективным средством ПВО. Темп стрельбы их составлял около 300 выстрелов в минуту, а ленточное питание и водяное охлаждение ствола позволяли вести длительную стрельбу. В этом отношении они даже превосходили основные советские автоматические пушки времен Великой Отечественной войны – 37-мм армейскую 61К и морскую 70К.
40-мм автоматы Виккерса монтировались на тумбах в кузове бронированного трехтонного грузовика «Пирлесс». Первые автоматы прибыли в Архангельск 21 марта 1916 года без автомобилей. Начальник Морского генерального штаба потребовал немедленно отправить орудия в Ревель «для срочной установки на миноносцы Балтийского флота». Однако по пути автоматы были переадресованы в Царское Село – там они нужнее!
В Царском Селе мобильные 76-мм и 40-мм установки использовались достаточно эффективно. Во время приезда царя их перемещали в район вокзала. А когда царица отправлялась в госпиталь в Феодоровский городок – она ведь числилась сестрой милосердия, – туда отправлялись и бронеавтомобили.
Замечу, что первые четыре 3-дм пушки на зенитных установках Розенберга прибыли в Царское Село еще в октябре 1914 года. Формально они числились в составе роты Офицерской артиллерийской школы. Командовал ими капитан Владимир Никанорович Мальцев. С 15 апреля 1915 года и до 3 марта 1917 года он командовал уже Отдельной батареей.
В 1916 году именно солдаты Отдельной батареи рыли могилу Григорию Распутину. Мальцев, ставший к тому времени полковником, 21 декабря 1916 года руководил погребением «старца».
Обратим внимание, что в состав Отдельной батареи Мальцева входили стационарные пулеметные расчеты: на Белой башне в Александровском парке, на Певческой башне у Екатерининского дворца, на Орловской башне близ Софийских казарм царскосельского гарнизона и на крыше церкви в селе Большое Кузьмино. Как не вспомнить строчки из стихотворения Анны Ахматовой, посвященного Царскому Селу:
На Белой башне дремлет пулемет,
Вокруг дворца гусарские разъезды…
ЦАРСКОСЕЛЬСКИЙ АВИАОТРЯД
Но наземных средств ПВО для защиты Царского Села оказалось мало, и вот по приказу Ставки от 4 июня 1915 года в Царском Селе формируется специальный авиационный отряд под командованием капитана Виктора Алексеевича Павленко. Павленко в 1912—1913 годах учился в Качинской авиационной школе, а с 20 июля 1914 года по 4 апреля 1915 года служил в 18-м корпусном авиаотряде. В Царское Село Павленко прибыл вместе со своим самолетом – трофейным германским бипланом «Румплер».
Первоначальный штат отряда состоял из восьми двухместных самолетов (пилот и пулеметчик). Экипажи укомплектовывались проверенными офицерами.
12 июня 1915 года генерал-адъютант Рузский утвердил инструкцию для действий специального авиационного отряда для воздушной обороны императорской резиденции:
«Отряд назначается для воздушной обороны императорской резиденции в Царском Селе.
Отряд должен быть расположен в Царском Селе.
По тревоге отряд изготовляется к подъему, на что необходимо около 20 минут.
По приказанию заведующего обороной императорской резиденции отряд поднимается над дворцом на разные высоты от 1700 до 3000 м. Для подъема на высоты от 1700 до 2500 м необходимо около 1 часа.
О подъеме каждого аппарата отряда заведующий обороной Царского Села предупреждает каждый взвод батареи отдельно.
Задача отряда – не допустить появления неприятельского аппарата над дворцом, причем преследовать противника вне района Царского Села воспрещается».
Личный состав специального авиаотряда разместился в казармах 1-го Железнодорожного полка в селе Большое Кузьмино, рядом с царским павильоном собственной железной дороги. Там же разместили и авиационную технику. Первоначально предполагалось, что аэропланы в случае авиационной атаки на Царское Село будут взлетать прямо с Кузьминского шоссе. Но затем в Царском Селе построили специальный аэродром.
В 1916 году планировалось усилить авиаотряд еще одним подразделением. У станции Средняя Рогатка на 13-й версте Московско-Виндаво-Рыбинской железной дороги началось строительство аэродрома и служебных помещений для авиаотряда, который предполагалось перевести с Гатчинского аэродрома.
Как видим, в Царском Селе была создана образцовая для Первой мировой войны ПВО. Беда лишь в том, что в 1915—1916 годы Царское Село отстояло от линии фронта на расстояние свыше 700 верст, и никаких аэропланов, способных долететь туда и вернуться обратно даже без бомб, у немцев тогда не было. Чисто теоретически можно было предположить налет цеппелинов. Но какой был резон кайзеру бомбить Александру Федоровну и Распутина? Вспомним манифест царя Фердинанда в октябре 1915 года о вступлении Болгарии в войну: «Клика Распутина объявила нам войну». Перефразируя Вольтера, можно сказать, что если бы Александры Федоровны и Распутина не существовало, Вильгельму II их следовало выдумать. Так что если бы немцы и стали что-либо бомбить, так это Обуховский завод – крупнейший артиллерийский завод России и единственный, где производилась морская артиллерия и артиллерия большой и особой мощности. Но, увы, до февраля 1917 года ни Обуховский, ни Путиловский, ни Адмиралтейский, ни другие военные заводы Петрограда не имели ни одной зенитной пушки прикрытия.
В Царском же зенитчики готовились к встрече… собственных самолетов.
А это не фантазии автора? Ведь подобного никогда не было в мировой истории. Увы, увы…
ПРИДВОРНЫЕ СТРАХИ И ПРОЖЕКТ БУХАЛО
В 4 часа утра 23 мая 1881 года на площади Коннетабля рядом с Гатчинским дворцом со страшным грохотом рухнул огромный обелиск. Судя по всему, в медный шар, венчавший обелиск, ударила молния. Однако в Петербурге все, от министров до лавочников, были уверены, что обелиск был уничтожен бомбой, сброшенной народовольцами с аэростата. Александра Викторовна Богданович – жена генерала от инфантерии, товарища министра внутренних дел Евгения Васильевича Богдановича, записала в дневнике: «Не дай бог, чтоб это была правда, но от нигилистов всего можно ожидать, они до всего дойдут».И нигилисты, и сановники рассказывали анекдоты о «гатчинском пленнике революции». Всех интересовало, каким способом злодеи решат достать Александра III, и, как видим, уже тогда публика считала, что лучший способ – это удар с воздуха.
Организацией первого в истории воздушного теракта занялся в 1906 году руководитель боевой организации эсеров Азеф. Проектирование аэроплана, который должен был бомбить царскую резиденцию, вел инженер Сергей Иванович Бухало. Он эмигрировал из России и жил в Мюнхене. О своем детище Бухало сообщил эсерам минимум сведений: аппарат должен лететь со скоростью аж 140 верст в час и поднимать большой груз. На строительство аэроплана Бухало запросил у Азефа 20 тыс. руб. – огромную по тем временам сумму.
В кассе боевой организации таких денег не оказалось, и Евно Фишелевич обратился к эсеру Гершуни, бежавшему в США с акатуйской каторги, с просьбой набрать там необходимую сумму. Тот немедленно согласился: «У меня голова кружится от этого дела, это такой грандиозный план!» Гершуни удалось собрать, в основном у американских евреев, 160 тыс. долл. – деньги немалые!
Если верить мемуарам Бориса Савинкова, в январе 1907 года он высказал свои сомнения Евно Фишелевичу: «Я слушал слова Азефа как сказку. Я знал об опытах Фармана, Делагранжа и Блерио, знал и о том, что в Америке братья Райт достигли в воздухоплавании крупных успехов. Но аппарат, развивающий скорость в 140 километров в час и подымающий на любую высоту большой груз, казался мне несбыточной мечтой. Я спросил: «Ты сам проверял чертежи?» Азеф ответил, что он в последнее время специально изучал вопрос о воздухоплавании и сам проверил все формулы Бухало.
Тогда я сказал: «Ты веришь в это открытие?» Азеф ответил: «Я не знаю, сумеет ли Бухало построить свой аппарат, но задача, повторяю, в теории решена верно»...
Я посетил Бухало в его мастерской, в Моссахе около Мюнхена. За токарным станком я нашел еще нестарого человека лет 40, в очках, из-под которых блестели серые умные глаза. Бухало был влюблен в свою работу: он затратил на нее уже много лет своей жизни. Он принял меня очень радушно и с любовью стал показывать мне свои чертежи и машины. Подойдя к небольшому мотору завода Антуанетт, он сказал, хлопая рукой по цилиндрам:
– Привезли его. Я обрадовался. Думал, у него душа. А теперь пожил с ним, вижу – просто болван. Придется его переточить у себя...
Точно так же, как к живым существам, он относился к листам стали, к частям машин, к счетной линейке, уже не говоря о его чертежах и сложных математических вычислениях. От каждого его слова веяло верой в свой аппарат и упорной настойчивостью. О революции он говорил мало, с пренебрежением отзывался о нелегальной литературе и отмечал многие, по его мнению, ошибки в тактике партии. Зато террор он считал единственным верным средством вырвать победу из рук правительства. Уезжая из Мюнхена, я уносил с собой если не веру в ценность его открытия, то полное доверие к нему».
В разговорах с Савинковым и Верой Фигнер Азеф превозносил возможности аэроплана: «Подъемная сила позволяла сделать попытку разрушить весь Царскосельский или Петергофский дворец». Фигнер писала в своих воспоминаниях: «Он (Азеф. – А.Ш.) под большим секретом посвятил меня в проект истребления всей царской семьи посредством аэроплана, с которого можно бросить на дворец достаточное количество бомб».
Уверен, кто-то возмутится: бомбить дворцы, культурные ценности, да там еще будет сотня трупов! Да, но это лишь план одной стороны. А на совести другой стороны реалии: расстрел рабочих с семьями 9 января 1905 года, Ленский расстрел 1912 года, массированное применение артиллерии против безоружного крейсера «Очаков», рабочих районов Пресни в декабре 1905 года и т.д.
Разоблачение Азефа в самом начале 1909 года вынудило руководство боевой организации задуматься над дальнейшей судьбой аппарата Бухало. В конце концов решили перенести его мастерскую из Мюнхена в окрестности Штутгарта, подстраховавшись, таким образом, на случай выдачи Азефом ее местоположения жандармам и последующего захвата ее германской полицией. Раскрытие же самого плана авиаудара эсеров не беспокоило, поскольку реальных средств защиты у полиции тогда не было.
ПРЕДЛОЖЕНИЕ ЛЕТЧИКА КОСТЕНКО
В начале 1910 года Бухало приступил к сборке аэроплана, но вскоре дело застопорилось: денег потребовалось гораздо больше, нежели планировалось. Эсеры же давать новые средства отказались, хотя касса их в 1910–1912 годах вовсе не пустовала.
В итоге Бухало продал документацию на свой аэроплан немецкому заводчику. В августе 1913 года Бухало с горечью писал Савинкову: «Работал для России, получит Пруссия; работал для мира, получит военное ведомство».
Любопытно, что и охранка тщательно следила за успехами в воздухоплавании. Так, жандармский генерал Александр Васильевич Герасимов летом 1909 года писал своему агенту эсеру А.А. Петрову: «Читал в газетах, что в первых числах октября в Париже будет какой-то конкурс аэронавтики, и мне пришла в голову мысль: не воспользуется ли наша братия этим новым изобретением для своих высоких целей? Как Вы думаете – сообщите».
В 1915 году идеей авиационного теракта заинтересовались военные. Дело в том, что еще Русско-японская война показала полнейшую неспособность Николая II управлять империей. А в 1914 году целый ряд прозорливых людей из всех сфер общества указывали на неизбежность краха монархии и революции в России в случае начала войны с Германией. Среди них были министр внутренних дел Петр Николаевич Дурново, великий князь Николай Михайлович и др. Ну а поражения 1915 года, министерская чехарда и многое другое заставили прийти к аналогичным выводам сотням, если не тысячам русских генералов и офицеров.
Как известно, у думающих военных застольные разговоры о любви к отечеству автоматически приводят к вопросам: «почему все так плохо?», «кто виноват?», «что делать?» и «с чего начать?» Уже в конце 1915 года военные заговорщики разработали два варианта устранения императора – «железнодорожный» и «авиационный».
История «авиационного варианта» покрыта тайной. Александр Федорович Керенский в книге «Россия на историческом повороте» писал, что в 1915 году одну из версий «авиационного варианта» предложил летчик-истребитель капитан Костенко. О том же глухо упоминают и другие авторы.
Как мне удалось установить, Николай Михайлович Костенко в 1904 году окончил Николаевское инженерное училище и через три года был зачислен в состав Брест-Литовского воздухоплавательного отделения. Дело в том, что с конца XIX века при больших крепостях начали создать воздухоплавательные отделения, а с 1910–1911 годов – авиационные отряды. Приблизительно в это время Костенко и перевелся в авиационный отряд при Брестской крепости. Замечу, что в 1912 году инженерное ведомство заставили построить подземные бетонные ангары для этого отряда.
Если верить воспоминаниям современников, было два основных способа реализации «авиационного варианта» – разбомбить императорский автомобиль с горизонтального полета на сверхнизкой высоте или сбросить бомбу из пикирующего самолета. В последнем случае не было ясно, сумеет ли летчик вывести аппарат из пике. Скорей всего он в этом случае стал бы камикадзе.
Но вот грянула Февральская революция.
27 февраля в 17.00 телефоны в Александровском дворце, где находилась царская семья, были отключены по указанию руководителей переворота.
28 февраля в 21.00 к Александровскому дворцу по тревоге были вызваны две роты Сводного полка, две сотни конвоя, рота Железнодорожного полка и взвод зенитных орудий – две 76-мм пушки Лендера на бронеавтомобилях.
Увы, кто-то из генералов по дурости, а может и с умыслом, разместил в Царском Селе запасные части. Солдаты этих частей меньше всего мечтали попасть на фронт и с большим удовольствием объявили себя «революционными войсками» и приступили к разграблению винных магазинов.
Около 5 часов утра 1 марта прислуга батареи 1-го дивизиона запасной тяжелой артиллерии (судя по всему, это были английские гаубицы) решила пострелять по Александровскому дворцу. Однако был выпущен всего один снаряд, который пролетел выше крыши дворца, упал в сад и не взорвался. Но этого оказалось достаточно, чтобы бронеавтомобили с 76,2-мм пушками укатили к себе в казармы.
Весной 1917 года Отдельная батарея и Особый авиационный отряд Царского Села были расформированы и частично отправлены на фронт. Причем не менее двух 40-мм автоматов Виккерса были взяты большевиками для охраны Смольного.
Любопытно, что два «героя-авиатора» – подполковник Костенко, собиравшийся бомбить царя, и подполковник Павленко, хоронивший Распутина, – весной 1917 года отправились в Киев делать карьеру в структурах Центральной рады. Далее они последовательно служили гетману Скоропадскому и Симону Петлюре. С 1 апреля по 12 ноября 1918 года Костенко служил начальником технического отдела Управления инспектора воздухоплавания при «державной» армии. Ну а Павленко с ноября 1918 года до декабря 1920 года был командующим авиацией Армии Украинской Народной Республики. Самолетов было «трошки», но все же – командующий! Далее Виктор Алексеевич подался в эмигранты, но за бугром бедствовал и в 1926 году вернулся в СССР на родную Кубань, где и умер своей смертью в 1932 году.
Информация