За четверть века до маршальской звезды

25
Наталья Малиновская, дочь прославленного советского маршала, предоставила «Военно-промышленному курьеру» право публикации воспоминаний о ее отце, чья воинская судьба вместила в себя совершенно невероятные события.

Часть 1. Розги шампанского



Как это было! Как совпало!

Война, беда, мечта и юность!

И это все в меня запало

И лишь потом во мне очнулось!..

Давид Самойлов

Сейчас, когда я думаю о папиной жизни, она кажется мне похожей на головокружительный роман – таинственное рождение, мучительно тяжелое детство, раннее взросление, кругосветные путешествия, чужие страны, ставшие ему дорогими: Франция, где он сражался и мог остаться, как многие из его товарищей по экспедиционному корпусу, Испания, которую он полюбил еще до того, как ступил на ее землю и покидал с горечью невольной вины – «не сумел помочь...» И войны, войны, войны... Сколько их было в его судьбе! Четыре года Первой мировой, год Гражданской, почти два года испанской и четыре Великой Отечественной. Больше десяти лет.

Какой мерой считать их? Год за два? За три? За пять? А были, наверное, дни, или часы, или час, которые зачтутся за десятилетие. Июльский день перед сдачей Ростова. Декабрьское утро на реке Мышкове, от которого война повела другой счет. Или ночь карибского решения. Я не знаю, какие дни назвал бы он сам – эти или совсем другие… И об этом уже никто не узнает.

Я не спрашивала – он не рассказывал. Папа вообще был молчалив, а я слишком уж молода и не до той давней (a на самом деле слишком еще близкой) войны мне было тогда, в двадцать лет – до памяти надо еще дорасти... Это сейчас, спустя годы, я перебираю свои догадки, просеиваю то, что помню, ища золотые крупицы, – мелочи, почти что пустяки, казалось бы, случайные фразы.

Неизбывная Франция

Помню, меня поразили два свидетельства. Одно – журналиста Александра Верта, описавшего встречу с отцом в канун Сталинградской победы, когда его армия, 2-я Гвардейская, уже сделала свое дело, не допустив прорыва окружения, но Паулюс еще не сдался. Ощущение кануна, исторической значимости происходящего здесь и сейчас было очевидно обоим, но Верт, пересказывая их беседу, мельком упоминает о том, что в тот вечер разговор зашел о боях Русского экспедиционного корпуса в Шампани во время Первой мировой войны. Как странно!

Другое свидетельство я услышала лет десять назад от Евгения Борисовича Пастернака. Он вспоминал о том, что рассказывал его отцу Илья Эренбург, навестивший его после очередной поездки на фронт – на 2-й Украинский в августе 1944-го, когда там блистательно завершалась Ясско-Кишиневская операция.

Когда настала передышка, Эренбург смог поговорить с командующим фронтом – моим отцом. И вот что запомнилось Евгению Борисовичу, тогда еще мальчишке, из рассказа Эренбурга: «Представьте, только-только поставлена точка еще на одной странице войны, победная точка: все сделано в точности так, как было задумано, и в те самые сроки – надо бы лучше, да нельзя! А мы весь вечер и всю ночь проговорили с командующим фронтом не об этом, а о Франции, о Париже, о Шампани».

Странно? Да. Значит, снова и снова отец мысленно возвращался к тем далеким годам, причем в обстоятельствах, казалось бы, не располагавших к мемуаристике, да и возраст у него был еще далеко не мемуарный, не говоря уж о деле, всепоглощающем и наитруднейшем деле тех дней. Почему же не отпускала его та – первая – память?

Ответ я, кажется, знаю. Когда папа начал писать книгу, я, в ту пору школьница, спросила: «А почему ты пишешь о той войне? Почему не об этой?». На мое «почему» отец ответил неожиданно резко: «Пускай врут без меня».

Сейчас я понимаю, что по сути он отвечал не мне. В тот год у него на столе лежал толстенный мемуарный том о Сталинградской битве, прочитанный самым внимательным образом, свидетельством чему восклицательные и вопросительные знаки на полях вперемежку с едкими маргиналиями. (Недавно я видела тот же переизданный том в Доме книги, преподносимый как долгожданное откровение, и в очередной раз подивилась вывертам отечественной историографии.)

За четверть века до маршальской звездыОтцовский ответ я запомнила: «Правды об этой войне еще долго никто не напишет». «Потому что не напечатают?». «Не только».

Он прав до сих пор, а может, и навсегда. Больше вопросов я не задавала, а папа, помолчав, добавил: «Начинать надо с начала. И до этой войны была война, война и война».

И он начал с начала.

Но все-таки почему отец решил писать о себе, как о другом человеке? Почему роман, а не мемуары? Была тому причина, хотя, может быть, и не самая главная – неосуществленное литературное призвание. Отец был захвачен новой работой, которой занимался урывками по вечерам и в выходные. Не могу себе представить, как это возможно, – вернуться с работы, где что ни день, то, условно говоря, Карибский кризис, и найти в себе силы сконцентрироваться на романе.

Одиннадцать толстых тетрадей, исписанных изящным, старинного склада почерком, совсем без помарок, настолько продуманным и выношенным было каждое слово. На первом листе дата – 4 декабря 1960 года, вверху пометка – «Примерный план (набросок)». Последняя тетрадь была дописана осенью 1966-го. Меньше года жизни тогда оставалось отцу. Он успел написать только о детстве и юности – сюжет оборван возвращением из Франции, а это в сущности самое начало.

Можно только гадать, как папа предполагал работать над текстом дальше, но ясно одно: сделанное он считал первым черновиком. И все же написанное говорит о несомненных литературных способностях. Только один абзац: «Взошла поздняя луна, большая и скорбная, и, горюя, повисла над горизонтом. И, кажется, оттого она печальна, что увидала изрытое воронками и окопами, обильно политое кровью поле, где убивали друг друга обезумевшие люди. Тихий печальный ветерок уносил с поля брани устоявшийся в ложбинках пороховой дымок, запах гари и крови. Молча обступили солдаты подъехавшую кухню, молча поужинали. Стрельба стихла, лишь вдалеке кое-где рвались снаряды. Санитары сновали по окопам, выносили на носилках тяжелораненых; полковые музыканты подбирали убитых. На повозках подвозили патроны и на тех же повозках отправляли в тыл убитых – хоронить. Коротки весенние ночи. И едва рассеялся туман, артиллерийская канонада разбудила измученных, съежившихся от утреннего холода солдат, а земля снова задрожала от разрывов, снова затянулась дымом и пылью».

Как Малиновским заплатили за снаряды

В герое романа Ване Гринько явственно узнается отец – это он в августе 1914 года решил записаться добровольцем и пойти на фронт, но его не взяли по малолетству. Тогда он забрался в пустой товарный вагон, прицепленный к воинскому эшелону, затаился, но был обнаружен на полпути к германскому фронту. Выяснив, что ни семьи, ни дома у него нет, его оставили в полку до первых боев: если не струсит, пускай служит. Так в 256-м Елизаветградском полку 64-й пехотной дивизии у пулеметчиков появился новый подносчик патронов.

Бегство на фронт разом разрешало все жизненные затруднения, но обязывало пройти весь воинский путь – возвращаться с полдороги отец не умел, а уходить уже научился. «Бесповоротному человеку и самому несладко, и с ним нелегко, но положиться на него можно», – эти папины слова, сказанные по случайному поводу и безотносительно к себе, я запомнила, угадав в них автобиографию. Так бесповоротно он стал военным человеком, а отвага, честолюбие, ум, привычка доводить всякое дело до блеска и, наконец, удача, не уберегшая от пули, но спасшая от плена, лагерей и от смерти, определили дальнейшее развитие событий. И все же первые шаги, наверное, дались труднее всего.

В октябре 1915 года под Сморгонью отец, уже георгиевский кавалер, был ранен. Операция в полевом госпитале без наркоза, в полном сознании, с дикой болью. Потом Ермаковский госпиталь в Москве, долечивание в Казани. По выздоровлении отца откомандировали в Ораниенбаум, где формировалась особая пулеметная команда, которой предстояло отправиться во Францию. Головокружительный поворот судьбы!

Никто не хотел ехать бог весть куда и непонятно зачем. Франция в восприятии солдат Первой мировой была овеяна памятью о 1812-м, когда их предки воевали с Бонапартом, но тем непонятнее звучали рассуждения о союзническом долге. Ясно одно: там они тоже будут воевать с немцами. Но почему во Франции, а не у своих границ, не понимал никто.

Дело же было в том, что когда у русской армии обнаружилась катастрофическая нехватка снарядов, правительство обратилось к Франции с просьбой о помощи. Французы, припомнив заключенные в конце XIX века взаимные союзнические обязательства, предусматривавшие военную помощь в случае агрессии третьей страны, предложили России расплатиться за снаряды людьми. Ибо, как известно, наши людские запасы неисчерпаемы, а с деньгами всегда были проблемы. Франция заявила о готовности поставить требуемое количество вооружения в обмен на 400 тысяч русских солдат, но сговорились на рассрочке – сорок тысяч солдат в месяц. И долг заплатили людьми – своего рода рецидив работорговли в XX веке.

Во Францию послали Русский экспедиционный корпус из четырех бригад. Отец оказался во 2-й бригаде. В корпусе было 45 тысяч человек, почти в десять раз меньше, чем требовали французы. Но и вооружения Россия получила соответственно меньше.

Солдат для Франции отбирали особым образом, почти как в Кремлевский полк. Согласно специальному предписанию необходимыми качествами считались:

1. Безукоризненно славянская внешность без намеков на иное происхождение, а также «общая приятность облика».

2. Рост не ниже 175 сантиметров (по тем временам довольно высокий).

3. Православное вероисповедание.

4. Грамотность и достаточное общее развитие вкупе с отсутствием вредных привычек.

5. Умение метко стрелять, знание военного дела, наличие наград и иных отличий по службе.

Французы не предполагали, что для них отберут лучших, они рассчитывали на необученных новобранцев, которых сами намеревались учить, а после использовать на тяжелых участках фронта, жалея свои войска, что, наверное, естественно. Так что первоклассное пополнение армии явилось для французского командования радостной неожиданностью. Россия в очередной раз удивила мир, на сей раз качеством, а не количеством.

Пропустим рассказ о пути во Францию – через Сибирь, а далее морями в Марсель – в романе об этом рассказано подробно и впечатляюще.

Ля герр и либерте

Марш новоприбывших по улицам Марселя поразил галльское воображение. Незабываемое зрелище! Первый полк сформирован сплошь из блондинов с голубыми глазами, второй – из шатенов с серыми (на сей предмет тоже существовал особый приказ – какая предусмотрительность!). На солдатах новое, безукоризненно подогнанное обмундирование, а в первой шеренге каждого полка по Марсельской набережной идут одни георгиевские кавалеры. Естественно, ради такого случая бригадам был придан первоклассный оркестр, но об инженерных и артиллерийских частях, наводя лоск, позаботиться забыли.

Вскоре русский корпус отправился на Шампанский фронт, где летом 1916-го разгорелись бои, и тогда французы поразились боевой выучке, выносливости и отваге русских солдат. Все – от французских начальников до солдат с оттенком удивления отмечали привычную взаимовыручку в бою и бесшабашную удаль, что укрепило командование в намерении использовать русские войска на самых тяжелых участках фронта. Так и сделали – в итоге только в октябрьских боях 1916 года наши бригады потеряли треть своего состава, а в январе 1917-го тяжелые потери причинила газовая атака.

Наши солдаты воевали храбро, но им приходилось много труднее, чем французам, и речь не о физических тяготах окопной жизни. Привычные к отечественной жестокости, во Франции наши солдаты увидели своими глазами другую армейскую жизнь, в которой, во-первых, не было титулования «ваше высокоблагородие». Обращение «мон женераль» («мой генерал») или «мой лейтенант» казалось им почти приятельским, чуть ли не задушевным. Восхищало и то, что у французов командир мог поздороваться с солдатом за руку и не имел привычки орать на подчиненных. Эти обыкновения, непредставимые среди родных осин, очаровывали, особенно поначалу, пока еще не обнаружились местные ручейки и пригорки.

Но главное – во французской армии не было мордобойцев. Надо уточнить: этот солдатский термин не имеет отношения к дедовщине, речь идет об обыкновении начальника бить подчиненного по поводу и без повода. Однако на войне мордобойцы обычно присмиревали, помня, что пулю можно получить и от своих, такое случалось. Солдаты хорошо знали, кто из командиров нормальный человек, а кто истерик и мордобоец. Во Франции, как оказалось, офицер, ударивший солдата, рисковал получить сдачи.

Помимо обыденного мордобойства в корпусе были в ходу и телесные наказания – шпицрутены. Введенные Петром и отмененные в 1864 году особым приказом они, как и смертная казнь, были разрешены к применению в войсках Экспедиционного корпуса для укрепления дисциплины. В отцовской книге описан конкретный случай – подлинная история с настоящей фамилией и именем. Описана и сама экзекуция, и унизительная подготовка к ней: тот, кому назначены розги, накануне сам шел срезать их. Но кроме боли, унижения и иных моральных страданий, всем – солдатам, вынужденным бить своего товарища, не говоря уже о нем самом, было нестерпимо стыдно перед французами. Стыдно за Отечество.

Тем временем отношения наших солдат с французскими, как и с крестьянами, жившими вблизи от лагеря, складывались самые добрые. Наших солдат полюбили. Французы еще долго потом вспоминали, какие забавные люди эти русские: «Словно большие дети! Медведя с собой привезли, играют с ним. Попросишь помочь, никогда не откажут. Детей любят – наших ребятишек конфетами угощают. Да еще и театр устроили при госпитале».

Медведя Мишку офицеры невесть зачем купили по дороге во Францию – еще в Екатеринбурге, и ручной зверь, запечатленный на многих фотографиях, стал любимцем бригад и их своеобразным талисманом. Он, видимо, немало способствовал распространению редкостно живучей мифологии относительно нашего национального пристрастия к медведям и россказням об их повсеместном обитании вплоть до Красной площади.

В России тем временем произошла Февральская революция, и в корпусе согласно начальственной формулировке из донесения на Родину «начались брожения».

Родион Малиновский, подростком сбежавший на фронт, неожиданно оказался в составе русского корпуса, воевавшего с Германией во Франции. Там наших солдат застало известие о Февральской революции…

Солдаты понимали: на родине бог весть что творится, надо ехать домой и самим разобраться, что происходит. Желание естественное и после года тяжелых боев вполне объяснимое. А если вспомнить, что этот год они провоевали за Францию, страну, провозгласившую бессмертный лозунг «Свобода, Равенство, Братство» и сделавшую своим гимном «Марсельезу», как не понять желания солдат немедленно ехать на родину – туда, где тогда творилась История.

Пьянящее чувство свободы

Неудивительно, что 1 мая 1917 года солдаты вышли на демонстрацию с красными знаменами, пеньем «Марсельезы» и лозунгом Великой французской революции, не утратившим своего обаяния и по сей день. Он повторялся на транспарантах в самых разных вариациях, и как-то сиротливо выглядел в этом соседстве единственный транспарант по-французски: La guеrre jusqu a la victoire final («Война до победного конца»), однако лозунги еще соседствовали мирно, как и их носители. Издали революция казалась особенно прекрасной, а будущее – лучезарным.

Помня об ореоле, в котором представала в ту весну русская революция, и о неудачах на французском фронте, переполнивших чашу солдатского терпения, не стоит сбрасывать со счетов и влияние политических эмигрантов, в изрядном количестве осевших во Франции. Они неустанно общались с солдатами, в первую очередь с теми, кто лежал в госпиталях или выздоравливал: обычно после госпиталя солдат отправляли на краткий отдых в Ниццу, излюбленное место обитания нашей эмиграции во все времена. Следствием такого общения стала возможность читать издания, выходившие за границей, в том числе журналы самого разного толка: социалистические, большевистские и вдохновленные идеями Троцкого. В какую картину складывалась эта идейная мозаика в головах наших солдат на чужбине, даже и представить невозможно, но понятно одно: революцию они восприняли не только как переворот всей социальной структуры, но и как импульс духовного перерождения.

Об этом свидетельствует Илья Эренбург: «Появилась жажда книг, стремление к хорошей чистой жизни. Какая-то огромная работа происходила внутри серых, темных людей. Впервые что-то копошилось в их не привыкших к мышлению мозгах». Он приводит слова одного из солдат: «Потому что тьму в нас держали, не выпускали наружу. А теперь исходит она из меня. Будто и не жил я прежде». Поразительное признание! И как прекрасно рожденное им чувство просветленной любви ко всем вокруг, называемое братством, и готовность простить всех, в том числе врагов и даже вчерашних мордобойцев: «Нам их простить легче. Не мы били, а они нас». Может, это и есть свобода, и только так и тогда – на заре революции – ее можно ощутить?..

В русской армии тем временем стали создаваться солдатские комитеты, в том числе и в наших бригадах во Франции. Представьте, как упоительно было после муштры и мордобойства узнать, к примеру, что благородием офицеров именовать уже не надо, а командир отныне не имеет права отдать приказ без ведома и согласия солдатского комитета и не вправе даже носить оружие без его позволения. (Не будем сейчас рассуждать о том, во что превращается армия, лишенная по сути командиров. В пылу преобразований не до прозорливости.)

Так началась гражданская война

Но тут уже французские командиры забеспокоились, предвидя пагубное влияние русских нововведений на своих солдат. Тем более что и во французской армии начались брожения и командование применило к бунтарям силу вплоть до казней.

От наших солдат еще до весеннего наступления потребовали присягнуть Временному правительству. Присяга была принесена 29 марта 1917 года, причем большинством солдат только гражданская, а не церковная. Выдвинутое нашими солдатами требование вернуть их на родину Временное правительство поначалу вообще оставило без внимания, а при повторном запросе отказало, сославшись на отсутствие транспорта для перевозки. У французов транспорта тоже не нашлось, вероятнее всего, по той причине, что их армия по-прежнему нуждалась в наших бригадах как в первоклассной боевой единице. Однако требование возвращения не стихало, и в итоге после провала апрельского наступления корпус пришлось отвести с фронта, изолируя опасный для французов элемент.

Летом в Ла-Куртине собрались около 16 тысяч неблагонадежных. Власть в лагере взял солдатский комитет. Временное правительство не уставало слать в Ла-Куртин своих эмиссаров, надеясь привести солдат к повиновению и вернуть на фронт. Но ни в коем случае не возвращать в Россию: «Здесь и своих бунтарей хватает».

Во избежание распространения смуты согласных продолжать войну отделили от лакуртинских мятежников и перевели в лагерь Курно. Туда же ушел весь офицерский корпус.

Предвидя последствия раскола, французы все настойчивее требовали, чтобы «русские сами разобрались с русскими» – французскому командованию не подобало применять дисциплинарные меры к тем, кто уже год героически воевал за Францию. Однако это не помешало до предела урезать довольствие: в Ла-Куртине начинался голод, и солдаты стали добывать себе пропитание в окрестностях лагеря не самым достойным путем, что сильно испортило их отношения с местным населением. Многие из-за голода уходили в Курно. Полуголодное существование, беспросветная скука, неопределенное будущее и неотпускающая тревога измучили солдат: началось пьянство, игра в карты.

Тем временем Керенский приказал генералу Занкевичу, командующему корпусом, любой ценой привести бунтовщиков к повиновению. Генерал объявил лакуртинцев изменниками родины и поначалу только пригрозил самыми суровыми карательными мерами. Но в ответ на приказ сдать оружие в лагере, окруженном французскими войсками и русскими частями, покорными правительству, вспыхнуло восстание. Гимном восставших стала «Марсельеза».

Лакуртинцы, получив ультиматум, до последнего не верили, что в них будут стрелять свои. Умом понимали, что так и будет, но поверить не могли. Решили: если начнется штурм, не сдаваться без боя.

У них оставалась ночь. И тогда на лагерной площади при свете факелов в последний раз они сыграли спектакль самодеятельного театра. Пьеса, которую выбрали для прощальной постановки, была написана солдатом-куртинцем и рассказывала о них самих и о восстании в лагере с той лишь разницей, что у нее был счастливый конец…

После спектакля заседал отрядный комитет. Наутро решили собрать общелагерный митинг, чтобы продемонстрировать единодушную готовность бороться. И принять бой.

В 10 часов истекал срок, указанный в ультиматуме. На площадь вышли с красными знаменами, с оркестром и революционными песнями. Впереди колонн шли члены солдатских комитетов. Пели «Марсельезу», а затем, все зная наперед, полковой оркестр сыграл шопеновский похоронный марш.

В конце концов с восставшими самым жестоким образом, даже с применением артиллерии, расправились свои же: курновцы стреляли по своим боевым товарищам. Так – за пределами отечества – началась русская Гражданская война.

18 сентября отряд Готуа занял Ла-Куртин. Убитых наскоро похоронили, раненых увезли в госпиталь, остальных, в том числе членов лагерного комитета во главе с Глобой, арестовали. И начались разбирательства…

Из двадцати тысяч русских воинов погибли более пяти тысяч, отец был ранен – он вернулся в Ла-Куртин незадолго до восстания и был избран членом ротного солдатского комитета и делегатом отрядного. При подавлении восстания его снова ранили, на этот раз тяжело: опасаясь гангрены, врачи предложили ампутацию, но отец отказался: как, оставшись калекой, зарабатывать на жизнь? Хирург английского госпиталя рискнул и спас руку.

Между каторгой и концлагерем

Судьба спасла всех тяжелораненых, надолго укрыв их в госпитале.

А тех лагерных смутьянов, что остались невредимы, ждала тюрьма на острове Экс – худшая из возможных, предназначенная для дезертиров. Карцер на Эксе свидетельствовал об особой изобретательности надзирателей: он помещался в трюмах барж, прицепленных вблизи берега, где к холоду и голоду добавлялась еще и качка – постоянная морская болезнь. Но и этого французскому военному правосудию показалось мало. Из островной тюрьмы заключенных отправили в Алжир – в концентрационные лагеря, предварительно предложив тем, кто не числился «отпетым активистом», на выбор три варианта так называемой свободы: очень тяжелую, практически каторжную работу почти без оплаты в каменоломнях; записаться в Иностранный легион, где все-таки платят, и снова отправляться на фронт; отбывать срок в Алжире – в концлагерях.

Французов потрясло, что многие выбрали Алжир. Почему? Да потому, что наши солдаты понятия не имели, что их там ждет. И еще потому, что Алжир – это авантюра, путешествие, неведомая страна, Африка! Все лучше, чем карцер в трюме. И чем черт не шутит, может, оттуда легче добраться домой? А домой стремились очень сильно. Солдаты уже слышали про мир без аннексий и контрибуций и про землю без выкупа. И естественно, боялись, что землю поделят без них.

Только очутившись в Алжире, они поняли, на что себя обрекли. И тогда им снова предложили выбор: на сей раз между каторгой и Иностранным легионом. В Алжир выслали примерно девять тысяч человек. Вернулись, и то через Иностранный легион, меньше тысячи.

Все, кому посчастливилось выжить во французских концлагерях (а их единицы), свидетельствуют: если есть на земле ад, то он там, куда выслали мятежных лакуртинцев.

Имя им – легион

Вот от чего судьба уберегла отца, ранив разрывной пулей в руку. В госпитале он пробыл долго, а когда вышел, никаких вариантов, кроме каменоломен и легиона, не оставалось. В автобиографии отец писал, что работал в каменоломнях, хотя мне сомнительно: он ведь довольно рано записался в Иностранный легион, о службе в котором потом долго умалчивал. Но солдатскую книжку легиона он тем не менее сохранил и сам отдал ее вместе с книжкой Елизаветградского полка в Музей Вооруженных Сил, правда, уже в безопасные 60-е.

Надо сказать, что в личных листках – анкетах, которые помнят все, кто работал при советской жизни, среди прочих вопросов вплоть до 70-х годов был и такой: «Служили ли вы в Белой армии, а также в армиях других государств?». Формулировка не оставляла сомнений: служба в Белой армии и в армии любого иностранного государства – равно подозрительные деяния. Но дело даже не в анкетной формулировке. Если служба в Экспедиционном корпусе в принципе не считалась криминалом – там служили по призыву, то с Иностранным легионом, куда поступали добровольно, дело обстояло иначе. Позиция советского правительства по этому вопросу четко изложена в прокламации, распространявшейся среди русских войск во Франции. Там говорилось: «В настоящее время французские войска выступили с враждебными действиями против революционной Российской республики. Следовательно, русские солдаты, став солдатами легиона, косвенно принимают участие и в войне Франции против революционной России. Совет народных комиссаров призывает всех русских солдат всеми способами противиться записи во французскую армию, а добровольно поступающих в легион Совет народных комиссаров объявляет врагами республики и революции». Прокламация подписана Лениным, наркомом по иностранным делам Чичериным и управляющим делами СНК РСФСР Бонч-Бруевичем.

Положение русских солдат в Иностранном легионе было из самых незавидных. Россия, став Советской и заключив Брест-Литовский мир, вышла из войны, и русские с весны 1918 года утратили право воевать. Тех же, кто остался в действующей армии, стали считать преступниками – нарушителями мирного соглашения. Их объявили нонкомбатантами, подлежащими расстрелу на месте.

Иностранный легион, по свидетельству отца, отличало обостренное чувство солдатского братства – братства обреченных. Они знали: туда, куда пошлют их, не пошлют никого.

Бои, которые вела Марокканская дивизия, оказались еще тяжелее, чем те, что выпали на долю Экспедиционного корпуса. Труднее всего пришлось летом и осенью 1918 года после захвата противником Суассона и при прорыве линии Гинденбурга. Тогда положение спас русский батальон Марокканской дивизии, и с тех пор эту часть стали называть Русским легионом чести.

За один из таких боев, решающих для исхода войны, отец был награжден вторым французским орденом – Военным крестом с серебряной звездочкой, эквивалентом русского Георгиевского креста. К тому времени у отца помимо Георгиевского креста IV степени, полученного на польском фронте, был уже один французский Военный крест со звездочкой и французская Военная медаль, дававшая право в дальнейшем быть представленным к ордену Почетного легиона.

«Георгий» из архива

Одновременно с награждением вторым французским Военным крестом пошло по инстанциям представление отца к Георгиевскому кресту III степени. Приказ о награждении генерал Щербачев, представитель Колчака за рубежом, подписал 4 сентября 1919 года, когда отец уже покинул Францию.

Награда от Колчака требует пояснений.

Когда началась Гражданская война, в Белой армии прекратились представления к «Георгию» – за братоубийство такую награду давать не сочли возможным. И «Георгиями» стали награждать лишь тех, кто воевал на немецком фронте в армиях других государств – тех самых нонкомбатантов. Награждали их, конечно, не только за проявленный героизм, но и с надеждой в скором времени пополнить Георгиевскими кавалерами ряды Белой армии.

Представление отца к «Георгию» сохранилось в колчаковском архиве, который после долгих перипетий в итоге оказался в Братиславе и в 1945-м, когда войска отцовского фронта освободили Словакию, был вывезен в Москву, где мертвым грузом пролежал полвека. Никто – ни исследователи, ни надзирающие органы – не полюбопытствовал за эти годы содержимым белогвардейского архива, а когда настали новые времена, его и подавно никто не открыл, но тут Ельцин широким жестом распорядился о реституции. Вопрос о том, кому возвращать архив, впрямую относящийся к русской истории, даже не возник.

Светлана Попова, историк-архивист, готовя архив к передаче и просматривая документы, заметила известную фамилию, сняла для себя копию наградной бумаги да и забыла о ней, полагая, что это лишь подтверждение известного факта. А спустя годы на просмотре фильма Сергея Зайцева «Они погибли за Францию» вспомнила и укорила режиссера в недобросовестности: «Почему вы говорите об одном Георгиевском кресте? У Малиновского их два!». И режиссер, человек в высшей степени добросовестный, и я, при сем присутствовавшая, услышав вопрос, буквально лишились дара речи: откуда второй «Георгий»? На другой день Светлана Сергеевна прислала мне копию представления. Так спустя семьдесят лет награда нашла героя.

Как предусмотрительна оказалась судьба и на этот раз! Легко представить себе дальнейшее развитие событий, случись этому документу обнаружиться на исходе гражданской войны или году в 1937-м да и позже. Мои шансы появиться на свет в таком случае вообще свелись бы к нулю.

При поступлении в легион отец подписал контракт с ограничением срока – только до победы над Германией. Хотя условия контракта на определенное число лет (три или пять) были много выгоднее и давали право на получение французского гражданства сразу по окончании срока.

Служба во французской армии кончилась для него торжественно – участием в Параде победы. В тот день, день победы в Великой войне, как ее до сих пор называют во Франции, 11 ноября 1918 года отец прошел по Вормсу в парадном строю. Парад совпал с его днем рождения. Отцу исполнилось двадцать лет и за плечами остались четыре года войны, а на груди – Георгиевский крест и три французские награды. Наверное, только у него в жизни было два Парада Победы: на втором 24 июня 1945 года он вел по Красной площади 2-й Украинский фронт. Не знаю другой такой судьбы.
Наши новостные каналы

Подписывайтесь и будьте в курсе свежих новостей и важнейших событиях дня.

25 комментариев
Информация
Уважаемый читатель, чтобы оставлять комментарии к публикации, необходимо авторизоваться.
  1. +8
    28 января 2017 07:37
    Перу Родиона Яковлевича принадлежат книги: "Солдаты России", "Гневные вихри Испании»", под его руководством писались "Ясско-Кишиневские „Канны”", "Будапешт – Вена – Прага", "Финал" и другие произведения. Он постоянно заботился о воспитании военных кадров: "Как воздух необходима нам сейчас военная интеллигенция. Не просто высокообразованные офицеры, но люди, усвоившие высокую культуру ума и сердца, гуманистическое мировоззрение. Современное оружие огромной истребительной силы нельзя доверить человеку, у которого всего лишь умелые, твердые руки. Нужна трезвая, способная предвидеть последствия голова и способное чувствовать сердце – то есть могучий нравственный инстинкт. Вот необходимые и, хотелось бы думать, достаточные условия", – писал маршал в 60-е годы. Сослуживцы сохранили о Родионе Яковлевиче тёплые воспоминания: "Наш командующий был требовательным, но очень справедливым человеком". Один из активных участников отстранения Г.К.Жукова от руководства вооруженными силами страны. На октябрьском 1957 пленуме ЦК КПСС, где обсуждался этот вопрос, произнес против своего непосредственного начальника резко обличительную и во многом несправедливую речь.Своим возвышением Малиновский во многом обязан Никите Сергеевичу Хрущеву, хорошие отношения с которым у него сложились еще в годы Великой Отечественной войны. Несмотря на это, Малиновский поддержал заговор против Хрущева в 1964 году, активно участвовал в его смещении с высших государственных постов.На посту министра обороны СССР Малиновский многое сделал для укрепления Вооруженных Сил, повышения безопасности страны.
    1. +3
      28 января 2017 08:03
      К сожалению, не только Малиновский, жили по принципу - вовремя предать ,значит это предвидеть. Надо было обкакать Сталина - пожалуйста, надо Жукова- тут как тут, пришло время свалить хруща - опять в струе
  2. +7
    28 января 2017 07:44
    Читал и плакал. Доченька вложила в уста и мысли маршала только свои профурсетские мыслишки. Итак, резюмируем- 1.Главное в жизни маршала- увидеть Париж и умереть. 2. ВОВ для маршала по сравнению с французской компанией - ложь, грязь, убогость, что и вспоминать не хочется. 3. Парад победы наш почти дотягивает до важности и значения парада , когда будущий маршал шёл по Вормсу. Что-то, читая больше архивов и аналитических статей, всё больше склоняюсь к выводам, что не всю 5 колонну, эту разжиревшую прослойку (оборотни в погонах) , уничтожил И.В. Сталин. Вот такие генералы и маршалы стали причиной гибели миллионов наших бойцов в первые годы войны. А потом, когда народ выиграл войну, такие маршалы и их отпрыски , спать не могли, мучаясь и стыдясь за выигранную войну у цивилизованного запада. Не знаю почему, но после прочтения статьи , возникло чувство , будто на кучу дерьма наступил.
    1. вы уважаемый не забывайте что статья может быть полной ложью и никогда дочь маршала этого не говорила.....инфовойну никто не отменял знаете ли...
      1. 0
        28 января 2017 08:22
        Это не меняет суть сказанного мною
        1. это многое меняет.....другое дело что у дочери такие предательские взгляды......деда гайдара помните?
      2. 0
        13 июня 2017 12:34
        Цитата: диванный но умный генерал
        вы уважаемый не забывайте что статья может быть полной ложью и никогда дочь маршала этого не говорила.....инфовойну никто не отменял знаете ли...


        Чуть чуть насвистела?
    2. +1
      28 января 2017 09:31
      ...да, немножко всплакнул и я - Вы правы, война "там" вроде как героическая, красивая, а у "нас" - дурь, убогость, бездорожье и страх ! Я тоже думаю, что такие и были частью "5-й колонны"...Ведь, попади Малиновский в плен к немцам в ВОВ, неизвестно как бы он себя повел. Хорошо, если достойно, а ведь мог бы и нет, впрочем, ладно, у истории нет сослагательного наклонения !
    3. +4
      28 января 2017 11:49
      Цитата: Просто человек
      Доченька вложила в уста и мысли маршала только свои профурсетские мыслишки. Итак, резюмируем- 1.Главное в жизни маршала- увидеть Париж и умереть. 2. ВОВ для маршала по сравнению с французской компанией - ложь, грязь, убогость, что и вспоминать не хочется. 3. Парад победы наш почти дотягивает до важности и значения парада , когда будущий маршал шёл по Вормсу.


      Нет у нее этого. Есть воспоминания , хоть и с многими неточночтями
      Цитата: Просто человек
      всё больше склоняюсь к выводам, что не всю 5 колонну, эту разжиревшую прослойку (оборотни в погонах) , уничтожил И.В. Сталин.


      И кого же надо было еще ? И сколько надо было еще уничтожить для полного счастья? Какой критерий для уничтожения-взгляд, рост, биография?Люди не кролики, чтобы их за просто так уничтожать.
      В ВОВ не хватало талантливых полководцев уровня командующих фронтов. И Малиновский соответствовал своей роли.
      Р.Я. Малиновский -замечательный советский Маршал, внесший достойный вклад в Победу.
      Цитата: Просто человек
      но после прочтения статьи , возникло чувство , будто на кучу дерьма наступил.

      Вот и я прочитал ваш комментарий.....
      1. 0
        28 января 2017 12:31
        Ваш бред оставьте себе
    4. +2
      28 января 2017 19:30
      забавно в статье ни слова о ВОВ, ни о том что увидеть париж было главным для маршала, ни уничижительных слов о параде победы на красной площади, описано время первой мировой войны, причем не от первого лица, зато гнилых выводов понаделали что осталось только предать Малиновского анафеме, вот такие люди в 30х годах и строчили на других доносы в нквд...
  3. +1
    28 января 2017 08:45
    [quote.....деда гайдара помните?[/quote]

    Точнее сказать: внука, знаменитого деда Гайдара Аркадия Петровича, помните?
    1. +3
      28 января 2017 08:53
      Эта семейка стоит друг друга.Начиная от деда,который горит в аду.
      1. а дед то при чем?против твоих хозяев воевал?
        1. +2
          28 января 2017 09:44
          Спроси об это населени Хакасии,талпайоп.Или прочитай"Соленое озеро"
          Солоухина.У аркадия гайдара,руки в крови.А любой хакас,плюнет в твое диванное личико...
          при упоминании а.гайдара!!
          1. +2
            28 января 2017 10:14
            Если почитать о Гайдаре в Википедии, то по изложенным там фактам, народ Хакассии имеет полное право ненавидеть Аркадия Голикова...
            1. +1
              28 января 2017 11:32
              Читайте что-нибудь другое, кроме Википедии, в которой может отписаться любой. К тому же против Гайдара шла пропаганда очернения. Если ничего против его книг нельзя сказать плохого, то надо ударить по человеку, что автоматически может дискриминировать все им написанное. Чисто геббельсовский принцип, реализованный в Германии 30-х. А Солоухин вообще не авторитет - воспевал советскую власть, осуждал Пастернака и Солженицына, а после перестройки стали идеализировать царскую Россию. Обычный флюгер.
              1. 0
                28 января 2017 11:54
                Вы, видимо, не совсем поняли мой комментарий. Вот именно, что для многих Википедия и стала "кладезем мудрости"... Других книг, к сожалению, не читают. Но пример Ваш, с Солженицыным, считаю не очень удачным... Если Борис Пастернак гениальный поэт, то другой фигурант, просто напросто, никчемная личность...
          2. +3
            28 января 2017 20:18
            Детский писатель Аркадий Гайдар не был кровавым палачом, как утверждают злопыхатели, рисующих совсем юного героя участника гражданской войны чуть ли не злонамеренным убийцей. Это обыкновенная ложь. Это доказано объёмным фактологическим материалом и исследованиями.

            Нет ни одного документа о его якобы «кровавой жестокости». Наоборот,
            в Тамбовской губернии при подавлении кулацкого мятежа Аркадий Гайдар проявил гуманизм, по его настоянию (а командующий войсками Тухачевский принял это предложение), если человек вышел из леса и сдал винтовку, то его отпускали домой. Так в расположение только штаба Аркадия Голикова явилось и сложило оружие более 6000 мятежников. Об этом есть документы.

            Мы помним и чтим Аркадия Гайдара и защищаем его как борца за справедливость, как любимого детского писателя, на чьих книжках мы воспитывались. Мы брали пример с его книжных героев, подражали и воплощали в жизнь их поступки. По их примеру у нас были тимуровские команды, которые помогали семьям погибших бойцов в Великую Отечественную войну.
    2. ну хоть так..я как раз про это
  4. +2
    28 января 2017 09:51
    Цитата: Просто человек
    К сожалению, не только Малиновский, жили по принципу - вовремя предать ,значит это предвидеть. Надо было обкакать Сталина - пожалуйста, надо Жукова- тут как тут, пришло время свалить хруща - опять в струе

    Увы это стало частым явлением.
    1. 0
      28 января 2017 12:05
      Ну Малиновский же не феодал который лично присягал на верность своему сюзерену,а потом его предал. Страну или партию он не предавал, а критиковать Сталина или Хрущева ему никто не запрещал. А по поводу очерков дочери, в советское время было модно искать предков среди рабочих и крестьян, даже у Ленина пытались найти рабоче-крестьянское происхождение. Сейчас наоборот, мода на дворянство, на "благородное" происхождение, мол, мы из элиты, а не из каких-то простолюдинов.
  5. +4
    28 января 2017 11:27
    Во Францию послали Русский экспедиционный корпус


    Термина «русский экспедиционный корпус» в те времена не существовало, были Особые русские бригады (1,2,3,4), причем во Францию попали только 2 бригады (половина), а остальные две прибыли непосредственно из России в Грецию на Солоникский фронт, где сражались вместе с сербами за освобождение Сербии.
    . Отец оказался во 2-й бригаде.

    2я бригада воевала в Греции, а не во Франции
    Ла-Куртин. .
    Из двадцати тысяч русских воинов погибли более пяти тысяч

    Лагерь мятежников был обстрелян артиллерийским огнем недавно прибывшего из России артиллерийского дивизиона, после чего мятежники сдались. Было ранено и убито около 600 человек.
    На Салоникском фронте никаких мятежей не было.

    16 ноября 1917 г. военный министр Франции Жорж Клемансо издал приказ, согласно которому российские легионеры подлежали добровольной сортировке на три части (система трияжа). Им предоставлялось право выбора между: 1) службой во французской армии, 2) военными работами в тылу французской армии (типа строительных батальонов), 3) каторгой в Алжире. Самым выгодным выбором, очевидно, являлась работа в тылу, так как эти рабочие помимо своего легионерского жалованья (75 сантимов в день; для сравнения — французский солдат получал 25 сантимов суточных) получали еще и зарплату — полтора франка в день. В Иностранный Легион набирали уже с Алжира.

    Среди солдат 1-й и 3-й бригад во Франции решили записаться во французскую армию 266 человек. Из них был позднее образован «Русский легион чести». 11,5 тысяч записались в рабочие отряды. Однако около 5 тысяч предпочли всему этому каторгу в Алжире.

    Репатриированы в Россиюв 1919-1920 и сразу попали в гражданскую войну.
  6. 0
    30 января 2017 10:51
    Полагаю, напечатанное здесь вряд ли претендует на всеобъемлющий обзор Первой Мировой, а является скорее кратким очерком об одной из её сторон.
    Что касается событий в Ла-Куртин, то в связи с этим хотел бы сослаться на сочинение Ю. Н. Данилова "Русские отряды на французском и македонском фронтах. 1916—1918", вышедшее в Париже в 1933 году. Автор, в частности, пишет о серьёзной работе с материалами французского военного архива.
    1. Причинами, приведшими к этим событиям, послужили падение морального духа вследствие больших потерь в боях, событиях на Родине, работе пропагандистов - сначала "пасифистов", которые, впрочем, действовали и среди французов, затем и революционеров из числа парижских эмигрантов. Упоминается и неспособность офицеров пресечь разложение.
    2. Главной ошибкой считается сведение всех в один лагерь, где предоставленные сами себе части разложились под влиянием пропагандистов и праздности - массовые пьянство, вензаболевания, недовольство местных, (возможно, из-за мародёрства), требование возвращения домой.
    3. Процесс наведения порядка имел вялотекущий характер, то есть после ультиматума было ещё много "последних предупреждений", почти половина сразу подчинилась, затем последовал медленный процесс постепенной сдачи, переговоров, передумываний и пр., что, по мнению автора, тоже негативно повлияло на упорство бунтовщиков.
    4. Погибших было около 6 сотен.
  7. 0
    30 января 2017 11:02
    Ю. Н. Данилов в книге "Русские отряды.." делится описанием последствий немецких газовых атак; так, мелкие животные быстро умирали, крупные легче переносили. Из людей в первую очередь страдали - пожилые, имевшие лёгочные заболевания, "страдавшие от последствий алкоголизма". Медведь Мишка (куплен за 8 рублей), тоже пострадал от последствий одной из газовых атак и проходил лечение.

«Правый сектор» (запрещена в России), «Украинская повстанческая армия» (УПА) (запрещена в России), ИГИЛ (запрещена в России), «Джабхат Фатх аш-Шам» бывшая «Джабхат ан-Нусра» (запрещена в России), «Талибан» (запрещена в России), «Аль-Каида» (запрещена в России), «Фонд борьбы с коррупцией» (запрещена в России), «Штабы Навального» (запрещена в России), Facebook (запрещена в России), Instagram (запрещена в России), Meta (запрещена в России), «Misanthropic Division» (запрещена в России), «Азов» (запрещена в России), «Братья-мусульмане» (запрещена в России), «Аум Синрике» (запрещена в России), АУЕ (запрещена в России), УНА-УНСО (запрещена в России), Меджлис крымскотатарского народа (запрещена в России), легион «Свобода России» (вооруженное формирование, признано в РФ террористическим и запрещено)

«Некоммерческие организации, незарегистрированные общественные объединения или физические лица, выполняющие функции иностранного агента», а так же СМИ, выполняющие функции иностранного агента: «Медуза»; «Голос Америки»; «Реалии»; «Настоящее время»; «Радио свободы»; Пономарев; Савицкая; Маркелов; Камалягин; Апахончич; Макаревич; Дудь; Гордон; Жданов; Медведев; Федоров; «Сова»; «Альянс врачей»; «РКК» «Центр Левады»; «Мемориал»; «Голос»; «Человек и Закон»; «Дождь»; «Медиазона»; «Deutsche Welle»; СМК «Кавказский узел»; «Insider»; «Новая газета»