Октябрь и ядерный щит Отечества связаны неразрывно
Год 100-летия Великой Октябрьской социалистической революции, дает повод для множества раздумий о прошлом, настоящем и будущем России. И одна из актуальных тем здесь – тема связи Октября и отечественного ядерного оружия. Эту тему можно раскрывать, так сказать, «в лоб». То есть начать с того, что раскрепощение всех деятельных народных сил, ставшее важнейшим цивилизационным результатом Октябрьской революции, обеспечило бурное и всестороннее развитие науки и техники. И именно научно-технический взлет дал советской России возможность в кратчайшие сроки ликвидировать атомную монополию США и надежно оградить свою внешнюю безопасность.Но можно ведь посмотреть на вопрос и иначе: а получила бы Россия этот абсолютный Щит, если бы не Октябрь 1917 года? Смогла ли бы буржуазная Россия всего за треть века развиться в научно-техническом и промышленном отношении настолько, что к концу 1940-х годов стала бы возможной не советская, а российская ядерная бомба?
ЦАРИЗМ: НИ МОЩНОЙ НАУКИ, НИ НУЖНЫХ КАДРОВ
Небезызвестный Леонид Млечин 10 января 2017 года в беседе с ведущим передачи «Отражения» на канале ОТР заявил, что если бы-де не Первая мировая война, то у нас сейчас «была бы конституционная монархия и здесь висел бы портрет государя».
При всей исторической невежественности конкретно этого заявления сам альтернативный поход к анализу прошлого вполне правомерен и научно состоятелен. И поэтому зададимся вопросом: смогла ли бы стать ядерной монархическая Россия или Россия, застрявшая в Феврале 1917 года и не решившаяся на Октябрь 1917 года?
Сегодня иногда вспоминают, что российские промышленники Рябушинские проявляли интерес в радиевой проблеме и взаимодействовали с академиком Вернадским. Однако любой желающий знать точное положение вещей, может, знакомясь с дореволюционной историей русской промышленности, легко убедиться в том, что даже крупный капитал царской России имел отнюдь не прогрессивный, не устремленный в будущее характер. Те же Рябушинские были прежде всего мануфактурщиками – как и большинство одноплеменных с ними их коллег по выкачиванию прибылей из российских земель и из российских народных масс. Что же до пионерских, наукоемких отраслей, то царская Россия здесь бездарно плелась в хвосте, и виной тому было не отсутствие в России талантов, а примитивная и антироссийская суть тогдашней «элиты» – как царской административной, так и буржуазной экономической.
Обратимся к истокам научно-технического прогресса.
В 1831 году англичанин Майкл Фарадей изобрел динамо-машину – генератор электрического тока. В 1839 году американец Чарльз Гудийр открыл процесс вулканизации каучука, что позволяло ввести в широкое употребление резину, в том числе – в электротехнике. С начала 1840-х годов немец Эрнст Вернер Сименс занимался вопросами гальванопластики. В мае 1844 года в США была установлена первая междугородная связь между Вашингтоном и Балтимором – 63 километра, при посредстве электромеханического телеграфа Морзе. В Европе и в Америке начинался электрический век.
Но и Россия могла быстро стать могучей электрической державой! Причем эта возможность была связана, кроме прочих, с двумя конкретными именами подданных Российской империи – Бориса Якоби и Эмилия Ленца.
Выдающийся физик-электротехник Мориц Герман Якоби (1801–1874), ставший у нас Борисом Семеновичем, родился в Потсдаме, учился в Геттингене, работал в Кенигсберге, с 1835 года – после переезда в Россию начал работать в Дерптском университете, а с 1837 года до конца жизни – в Петербурге. Борис Семенович считал Россию своим вторым отечеством и именно здесь совершил все свои основные изобретения и открытия.
Якоби был талантливым ученым-«прикладником» и инженером – идеальное сочетание для развития новых отраслей техники! В 1834 году он сконструировал первый электродвигатель, а позднее успешно разрабатывал вопросы телеграфии, электрохимии и гальванопластики, электромагнитов, минной электротехники, электрических измерений, конструкции и производства подземных и подводных кабелей.
Якоби конструировал электрические приборы, разработал более 10 типов телеграфных аппаратов, в том числе – буквопечатающий. Много сил он отдал и постановке в России электротехнического образования, но…
Но, например, его стрелочные синхронно-синфазные телеграфные электромагнитные аппараты получили широкое распространение в… Германии. Эрнст Сименс – не только способный изобретатель, но и ловкий предприниматель, использовав идеи Якоби, получил в Пруссии патент и совместно с механиком Гальске начал выполнять заказы на проведение телеграфных линий. Впрочем, и гальванопластикой Сименс занялся тоже не без знакомства с трудами Якоби, поскольку последний опубликовал полное описание гальванопластического процесса еще в 1840 году, намеренно не взяв патента и передав свое изобретение во всеобщее пользование.
Еще в 1841–1842 годах Якоби провел в Петербурге – одним из первых в мире – кабельные линии Зимний дворец – Главный штаб и Зимний дворец – Главное управление путей сообщения, а в 1843 году – кабельную линию от Петербурга до Царского Села протяженностью в 25 километров. Однако Якоби был ученым, а не дельцом, и в результате телеграфные линии, соединившие в 1854 году Петербург с Варшавой, Ревелем (Таллином), Гельсингфорсом (Хельсинки), и ряд других прокладывал в России тот же Сименс.
Большие прибыли от этих проектов, а особенно прокладка телеграфа Петербург – Севастополь во время Крымской войны позволили Сименсу открыть вместо небольшой берлинской мастерской крупный завод, положив начало будущему электротехническому концерну «Сименс-Гальске». Так Европа на российском горбу въезжала в электрическую эру.
А ведь николаевская Россия имела в те годы не только Бориса Якоби, но еще и Эмилия Ленца (1804–1865) – тоже выдающегося физика! Причем список, как говорится, можно продолжать и продолжать – ведь выше не упомянуты даже Яблочков, Лодыгин, Доливо-Добровольский…
Возьмем пример из родственной пионерской отрасли науки и техники… Мировая история радиотехники и радиоэлектроники начинается, по сути, с началом ХХ века, хотя свой первый опыт с радио Александр Степанович Попов произвел 7 мая 1895 года. И вот что сообщает нам № 5 «Военно-исторического журнала» за 2009 год, где в статье о роли создателя радио А.С. Попова и о зарождении радиосвязи в русской армии сказано следующее (за обширность цитат прощения не прошу):
«Общепризнанными и детально изученными являются сам факт и обстоятельства возникновения и широкого применения радио в Русском военно-морском флоте. Несмотря на усилия самого А.С. Попова и его последователей и соратников, должностных лиц Морского ведомства, к началу Русско-японской войны 1904–1905 гг. в России не была сформирована промышленная база для изготовления средств радиосвязи... Уже в ходе упомянутой войны руководство Морского ведомства вынуждено было лихорадочно предпринимать срочные меры... Как ни парадоксально (на самом деле для царской России вполне логично! – С.Б.), но дело рук и ума отечественного изобретателя оказалось на то время под контролем иностранных поставщиков, прежде всего германской фирмы «Телефункен». С ней-то и пришлось заключать невыгодный, но необходимый договор о поставках новшества...»
И далее:
«Обстановка с развитием радиотехники радикально изменилась буквально за 2–3 года. Если до этого А.С. Попов в письмах А.Н. Рыбкину (ближайший помощник Попова. – С.Б.), отправленных из Германии и Франции, отмечал, что в этих странах нет ничего нового и что отечественные разработчики от зарубежных не отстают, то уже в 1900–1901 гг. можно было наблюдать иное: отечественная новаторская мысль отставала от иноземной. Так, из-за отсутствия должной поддержки со стороны государства и производственной базы в России радиоаппаратура совершенствовалось медленно. В то же время правительство Германии и Англии этой проблеме уделяло максимум внимания. В этих странах выделялись значительные средства, разворачивались работы на лучших электротехнических заводах, создавались специальные лаборатории, к разработкам привлекались лучшие специалисты, проявившие себя в новой области техники...»
Такой же удручающей была картина в сфере приборостроения, точной механики, тонкой промышленной химии, материаловедения, металлургии цветных и редких металлов, разработки и производства оборудования для научных экспериментов…
При этом верхи царской России вели себя бездарно и преступно по отношению не только к научной и производственной базе возникающих современных отраслей, но и по отношению к тем, кто создает все это – к научным и техническим кадрам.
Вот еще две цитаты из статей академика Владимира Ивановича Вернадского.
Первая – из статьи «О профессорском съезде», опубликованной в № 3 либеральной газеты «Наши дни» от 20 декабря 1904 года:
«Профессора высших учебных заведений – университетов и технических институтов – нигде в цивилизованном мире не поставлены в настоящее время в столь унизительное положение, как у нас в России. За последние десятилетия… только положение преподавателей в университетском пережитке – в забытом схоластическом университете Филиппинских островов, могло быть сравнимо с правовым положением профессоров великого русского народа.
…Отношение к ним государственной власти… находится в полном противоречии с тем местом, которое должен занимать профессор в жизни своего народа, резко нарушает живые государственные потребности страны.
Русский профессор находится под особым полицейским надзором. Каждый его шаг и каждое неосторожно сказанное им слово могут вызвать и вызывали… прекращение профессорской деятельности, стеснение, а иногда многолетнее ослабление его научной работы…»
И вторая – из статьи «Разгром», опубликованной в № 43 газеты «Русские ведомости» от 23 февраля 1911 года:
«Наш век – ХХ век – есть век науки и знания. С каждым годом, с каждым днем сила знания увеличивается во всех областях жизни, мысли, общественного, домашнего, государственного строительства. Она захватывает собой все стороны человеческого существования. И нет сомнения, что великий исторический процесс только начинается…
В этот век, в наше время, государственное могущество и государственная сила могут быть прочными лишь в тесном единении с наукой и знанием. В беспощадной борьбе государств и обществ побеждают и выигрывают те, на стороне которых стоит наука и знание, которые умеют создавать кадры работников, владеющих последними успехами техники и точного мышления…
Сейчас мы стоим перед новым национальным бедствием… мы стоим перед разгромом Московского университета, Киевского политехникума – перед глубоким потрясением всего высшего образования нашей родины… Удар по высшей школе есть удар по центрам научной мысли и научного творчества нации… Гибель или упадок высшей школы есть национальное несчастье, так как им подрывается одна из основных ячеек существования нации.Над высшей школой проявлен эксперимент «твердой власти». Он привел к неизбежному уходу из нее сотни преподавателей…»
РОССИЯ РЯБУШИНСКИХ – ЗАРАНЕЕ ВТОРОЙ СОРТ
Могла ли бы такая царская Россия стать не то что второй ядерной державой мира, но вообще – ядерной и тем оградить себя в ХХ веке от возможной агрессии или силового диктата? Вопрос надо относить явно к риторическим, то есть ответа не требующим. Но, может быть, на это оказалась бы способной та несостоявшаяся конституционная монархия, о которой тоскует Млечин и которой желали Рябушинские?
Что ж, вот еще одна цитата – из записок Михаила Рябушинского, пытавшегося взять в руки русских российский рынок… льна. Рябушинский вспоминал: «Как молния мне пришли… мысли. Россия производит 80% всего мирового сырья льна, но рынок не в руках русских. Мы его захватим и сделаем монополией России… Сказано, сделано». Однако не так просто было это сделать. Даже могущественные в царской России братья Рябушинские, начав «льняной» проект в 1908 году и затратив много усилий, смогли сосредоточить в своих руках к 1917 году не более 18% российских льняных фабрик.
Зато российскую экономику еще до Первой мировой войны успешно прибирала в рукам Западная Европа, и если что здесь и изменилось в ходе войны, так в том смысле, что в экономику России, как и Западной Европы, усиленно внедрялся капитал США, и в ноябре 1916 года тот же Михаил Рябушинский в записке «Цель нашей работы» сокрушался:
«Мы переживаем падение Европы и возвышение Соединенных Штатов. Американцы взяли наши деньги, опутали нас колоссальными долгами, несметно обогатились… Падение Европы и уступка ею своего главенства в мире другому материку – после столького героизма, гения, упорства и ума, проявленного старой Европой…»
Рябушинский далее выражал надежду на то, что Европа «найдет в себе силы вновь возродиться» и что в этом случае и Россия получит возможность развить свои производительные силы и выйти на «широкую дорогу национального расцвета и богатства». Однако не фабрикантам и банкирам Рябушинским, профукавшим ту Россию, которую они имели, была под силу такая гулливеровская задача. «Старая» Европа – даже опутанная «колоссальными долгами» Америке, крепко держала Россию Романовых за горло не менее колоссальными долгами! И это – не считая русских долгов Америке.
Смогла ли бы буржуазная Россия Рябушинских – если бы на смену России Романовых пришла она, выйти на широкую дорогу национального расцвета, первоклассной индустриальной мощи, передовой науки и техники?
Исследователь советской науки профессор Лорен Грэхэм из США в 1980-е годы писал:
«Революции 1917 г. произошли в стране, находившейся в критическом положении. В общем Советский Союз был отсталой и слаборазвитой страной, для которой скорейшее решение основных экономических проблем было жизненно необходимым. Как это часто бывает в слаборазвитых странах, которые все же располагают небольшим слоем высокообразованных специалистов, предыдущая научная традиция России имела преимущественно теоретический характер».
Вот цифровая иллюстрация к этому общему тезису: в 1913 году российские вузы выпустили 2624 юриста, 236 священнослужителей и всего 65 инженеров связи, 208 – инженеров путей сообщения, 166 горных инженеров, сотню строителей (вместе с архитекторами). И даже инженеров фабрично-заводского производства было выпущено чуть более 2000. Всего-то!
Обеспечила ли бы виртуальная «конституционно-монархическая» Россия Рябушинских не только промышленную, научно-техническую, но и кадровую базу для эффективных ядерных работ?
Это ведь тоже вопрос риторический. Лишь социалистический Советский Союз смог поставить и решить решать задачу цивилизационного преображения страны.
Уже Ленин смотрел на дело так:
«Мы пойдем себе своей дорогой, стараясь как можно осторожнее и терпеливее испытывать и распознавать настоящих организаторов, людей с трезвым умом и с практической сметкой, людей, соединяющих преданность социализму с уменьем без шума (и вопреки суматохе и шуму) налаживать крепкую и дружную совместную работу большого количества людей в рамках советской организации».
Сталинские 1930-е годы в этот принцип внесли лишь один корректив: испытывать и распознавать настоящих организаторов «как можно осторожнее и терпеливее» уже не было времени. Их распознавало само время, и негодные быстро отбрасывались.
23 июня 1931 года на совещании хозяйственников Сталин констатировал:
«Ни один господствующий класс не обходился без своей собственной интеллигенции…
Советская власть учла это обстоятельство и открыла двери высших учебных заведений по всем отраслям народного хозяйства для людей рабочего класса и трудового крестьянства…
Если раньше, при капитализме, высшие учебные заведения являлись монополией барчуков, то теперь, при Советском строе, рабоче-крестьянская молодежь составляет там господствующую силу…»
Как должны были воспринимать и воспринимали эти слова сотни тысяч советских студентов в сотнях новых советских вузов? Ответ однозначен: с желанием как можно лучше освоить знания и как можно лучше использовать их для дела строительства умной и благодатной жизни для всех народов СССР.
В 1928 году таких молодых энтузиастов, будущих ученых, инженеров, педагогов и врачей, было всего 159,8 тыс. человек на весь Союз – не так уж и много по сравнению с 1913 годом, когда в высших учебных заведениях обучалось 112 тыс. студентов (в число которых тогда входили и будущие епископы с сонмом адвокатов).
Но уже в 1932 году студентов в СССР было 594 тыс.
А к 1941 году – 811,7 тыс. человек.
Это означало, что за десять предвоенных лет в стране были воспитаны миллионы молодых специалистов только высшей квалификации! И все они были ориентированы на потребности живой жизни, и все были ею востребованы!
Массовый календарь-справочник на 1941 год предлагал молодым гражданам СССР выбирать из более чем семи сотен институтов: индустриальных и политехнических, машиностроительных и механических, энергетических, горных, металлургических, химико-технологических (сразу 10!), строительных и архитектурных, авиационных (7!), пищевой промышленности и общественного питания, медицинских, сельскохозяйственных, педагогических, библиотечных, экономических и многих других... Одних институтов физической культуры к 1941 году новая Россия имела шесть – в Москве, Ленинграде, Минске, Харькове, Тбилиси и Баку. А среди экономических, например, институтов особо были выделены плановые институты и институты народнохозяйственного учета.
Имела ли бы все это Россия при той «конституционной монархии», по которой льет слезы бывший номенклатурный «боец идеологического фронта ЦК КПСС» Млечин и ему подобные? Но есть здесь и еще один личностный аспект… Лишь чувство недоумения вызывает позиция тех, кто искажает суть той самой эпохи, которая их и создала. Например, ракетчик Борис Черток, плодотворно работавший в советском ракетостроении, но ставший особенно известным своими «постсоветскими» мемуарами «Ракеты и люди», писал в них:
«Германские фирмы работали над массой технических проблем по своей инициативе, не дожидаясь указаний «сверху», они не нуждались в решениях Госплана или наркоматов, без которых ни один завод не мог выпускать никакую продукцию».
Читаешь и диву даешься! Так написать о собственном прошлом можно лишь тогда, когда ничего в нем не понял! То, что сегодня – без всяких указаний сверху – тысячи заводов не выпускают вообще никакой продукции, поскольку закрылись или дышат на ладан, Черток преступлением не считал. Зато на ленинско-сталинский СССР с его госплановской экономикой, стиль которой в свое время усваивал весь мир, у Чертока черной краски хватило. Описывая германскую приборную и радиотехническую промышленность, он пишет:
«...Фирмы «Гартман и Браун», «Телефункен», «Аншютц», «Сименс», «Лоренц», АЕГ, «Роде-Шварц», «Аскания», «Карл Цейс» задолго до Второй мировой войны пользовались мировой известностью.
Это создало прочную технологическую базу, которой у нас в этих отраслях в нужных масштабах так и не было к началу войны...»
Но ведь прочной научно-технической и производственной базы передовых отраслей науки и техники в СССР в нужных масштабах не было к началу Великой Отечественной войны потому, что к 1917 году в Российской империи таковой базы не было вовсе! Напоминаю это для всех, это «запамятовавших»!
И вина в том – не только на царе и его сановниках, равнодушных к науке и технике, но и на оборотистых дельцах типа Рябушинских и Терещенко. Российские дельцы составляли капитал на высокодоходных текстильной, сахарной и т.д. промышленности, зато не жаловали хлопотные передовые отрасли!
Черток, упрекая то ли Сталина, то ли сталинскую эпоху в целом, заявлял:
«Наша электроприборная промышленность общего назначения, авиаприборная промышленность и, наконец, морское приборостроение держались всего на нескольких заводах Москвы и Ленинграда («Электроприбор», Теплоприбор», «Светлана» в Ленинграде, «Авиаприбор», завод имени Лепсе, «Электрозавод» и «Манометр» в Москве).
Показательно, что когда мы после войны начали воспроизводить (лаптями и соплями, надо полагать. – С.Б.) технику ФАУ-2 и разрабатывать свои ракеты, то убедились, что такое давно изобретенное человечеством устройство (какая неуместная ирония! – С.Б.), как электрическое многоконтактное реле, умеет делать в нашей стране только один ленинградский завод «Красная заря». В Германии только у фирмы «Телефункен» было три подобных завода и по меньшей мере два у «Сименса»...»
А могло ли быть – тем более, после тяжелейшей войны, иначе? Ведь когда в мире закладывались основы будущей мощной радиотехнической, электротехнической, приборостроительной промышленности, ситуацию в России определяли не большевики, а команда «обожаемого монарха», «помазанника Божьего» императора Николая II.
Однако и буржуазная Россия в плачевной ситуации в сфере пионерских отраслей ничего изменить не смогла бы ни в кадровом, ни в научно-техническом, ни в промышленном отношении. Несостоявшейся России Рябушинских была уготована одна участь – полусырьевого придатка Запада и США. А ядерный статус США, который и без Второй мировой войны стал бы реальностью, лишь закрепил бы подчиненное положение безъядерной буржуазной России.
ЯДЕРНАЯ РОССИЯ – ТВОРЕНИЕ РАСКРЕПОЩЕННОГО НАРОДА
В 1930 году Сталин предупредил Россию, что она отстала от развитых стран на век. А уже через 10 лет Россия была другой страной, и эту невиданную, небывалую ранее созидательную работу выполнили прежде всего молодые энтузиасты, во главе которых шла уже советская научно-техническая молодежь, вчерашние рабфаковцы.
Рабфак – слово давно забытое... Но если вся русская литература вышла из «Шинели» Гоголя, то значительная часть советского инженерного корпуса вышла из рабочих факультетов – рабфаков при высших учебных заведениях СССР.
Скажем, в 1926 году на рабфаке Харьковского геодезического института учился Николай Леонидович Духов – будущий создатель танков «Клим Ворошилов» (КВ) и «Иосиф Сталин» (ИС), главный конструктор уральского «Танкограда» военной поры, будущий трижды Герой Социалистического Труда, две Звезды которого были получены уже за Атомную проблему.
Начинали с рабфака свой путь в ту же Атомную проблему будущий первый директор первого в СССР центра по разработке ядерного оружия в «Арзамасе-16» дважды Герой Социалистического Труда Павел Михайлович Зернов и создатель мощной школы конструкторов-зарядчиков, Герой Социалистического Труда профессор Давид Абрамович Фишман. Впрочем, для той эпохи это было скорее правилом, чем исключением.
Вот на каком фундаменте закладывалась ядерная мощь России.
В начале 1950-х годов по указанию Сталина и Берии готовился к открытому опубликованию отчет об истории овладения атомной энергией в СССР. После убийства Сталина и Берии эту идею похоронили в архивах, и черновой вариант отчета был рассекречен лишь в нулевые годы.
Вот небольшое извлечение из него, касающееся лишь одного аспекта Атомной проблемы – разработки новых приборов:
«Работы физиков, химиков, инженеров требовали самых разнообразных приборов. Требовалось много приборов высокой степени чувствительности, высокой точности...
Работа современных промышленных предприятий немыслима без непрерывного контроля технологических процессов производства...
...На один только атомный котел вместе с водяным хозяйством и водоочисткой потребовалось установить около 8 тыс. различного рода приборов...
<... >
Приборостроение страны еще не оправилось после только что закончившейся войны с гитлеровской Германией. Приборостроение Ленинграда, Москвы, Харькова, Киева и др. городов еще не было полностью восстановлено после военных лет. Огромные разрушения, причиненные войной, не давали возможности быстро получить от заводов необходимые приборы. Надо было быстро восстановить разрушенные заводы и строить новые.
Новые требования к точности приборов создавали новые трудности, таких точных приборов промышленность ранее не изготовляла. Многие сотни приборов необходимо было разрабатывать заново.
Среди этих приборов было очень много совершенно новых приборов, работающих на совершенно новых принципах, ранее не использовавшихся в мировой технике приборостроения...
...Наряду с работами по созданию контрольно-измерительных приборов и разного рода регуляторов была разработана и изготовлена серия специальных манипуляторов... Манипулятор воспроизводит определенные движения рук человека и позволяет выполнять тонкие и сложные операции...
...За время с 1946 по 1952 год приборостроительные заводы изготовили для работ в области атомной энергии 135,5 тыс. приборов новых конструкций и более 230 тыс. типовых приборов...
В США конструированием и изготовлением приборов занималось большое количество фирм. Только изготовлением приборов по измерению и контролю ядерных излучений в США занималось 78 фирм...
Многолетние связи с приборостроительными фирмами Германии, Англии, Франции, Швейцарии облегчали специалистам США конструирование новых приборов. <... >
Приборостроительная промышленность Советского Союза в своем развитии несколько отстала по сравнению с другими отраслями промышленности. Эта отрасль промышленности в Советском Союзе является наиболее молодой отраслью...»
Как видим, уже к концу 1940-х годов мощные передовые отрасли промышленности стали в России реальностью, а это обеспечило успех и Атомного, и Реактивного, и Ракетно-космического проектов. Совершить все это смогли народы социалистического Советского Союза, но ни один из этих грандиозных прорывных проектов не был бы под силу России буржуазной.
Если мы будем объективными, то вынуждены будем признать, что сегодня системная ситуация 1917 года в ряде существенных моментов повторяется. С той лишь разницей, что к 1917 году царская Россия была слабо индустриализована и не имела наукоемких отраслей промышленности, а к 2017 году Россия оказалась во многом деиндустриализованной, и это чревато катастрофическими последствиями. Так, например, в Москве на месте созданных советской эпохой знаменитых заводов – того же завода «Калибр», сегодня стоят торговые или развлекательные центры. Преступно разгромлено станкостроение, в небрежении Академия наук, которой именно Октябрь дал мощный импульс развития уже с начала 1930-х годов. Впрочем, стоит ли продолжать мартиролог отечественной наукоемкой индустрии и самой науки?
При этом мы не сможем выйти на дорогу к новой мощи и процветанию, если год 100-летия Октября станет не годом объективной его оценки, а годом пасквильного, облыжного охаивания его выдающегося значения и судьбоносной роли в создании великой, могучей, единой и неделимой России. России не только Владимира Ленина и Иосифа Сталина, но и России Игоря Курчатова и Мстислава Келдыша, Сергея Королева и Владимира Ильюшина, Юлия Харитона и Юрия Гагарина… Извечной России Иванов да Марий.
Информация