Жизнь на лихом коне
Холоден Урал в сентябре, очень холоден, далек левый берег, течение сильное… не переплыть. Пробовали – подтвердилось: нереально, гибельно. Тем более с несколькими ранениями. Тем более что на берегу показались белоказаки подхорунжего Белоножкина, посланные за Чапаем и преследующие от Лбищенска. А в самом Лбищенске уже расположился двухтысячный корпус полковника Бородина – спешно рубит и расстреливает ошеломленных красноармейцев, зачищает городок. Разгромлен чапаевский штаб, в плен не берут, и подмоги не будет… У Белоножкина приказ: взять Чапаева живым. За голову начдива обещано 25 тысяч золотом – фантастическая сумма. Однако Бородин приказал: не голову, а живым! Для острастки и в назидание красным. Для того и затеяли белые лбищенский рейд. Дороже любого золота герою Первой мировой Николаю Бородину казачья честь, родная яицкая земля… И ведь поймали почти, окружили дом, схватили кого-то. Но Чапай выпрыгнул в окно и с сотней красноармейцев отошел к реке. Только и успел Белоножкин ранить его в руку.
Врешь, не возьмешь! Чапаев остановил панику, организовал оборону, поливает пулемет по белоказакам… До рассвета продержались, но силы неравны, белые уже артиллерию подтянули, положение безнадежно. Выход один – уходить за реку. Но отвернулась удача от Чапая. Пожалуй, впервые за все время отвернулась. Истекает кровью – ранен в руку, в голову, в живот. Сознание уходит… жизнь медленно уходит из него.
Врешь, не возьмешь! Не должен командир попасть в руки белых. Пока остальные еще отстреливались, два бойца подобрали валявшиеся на берегу доски, наспех соорудили подобие плота и с раненым Чапаем начали форсировать Урал… Вот он, берег, удалось уйти. Но чуда не произошло: умер Чапаев. Красноармейцы руками вырыли в песке могилу, похоронили командира, прикрыли камышом, чтобы враги не обнаружили, не надругались над мертвым Чапаем.
Народ должен знать своих героев, и он знает. Только так уж повелось, что ему лучше известны обстоятельства гибели героев, нежели их рождения. И неудивительно: кто же заранее может увидеть в малютке, родившемся семимесячным и ставшим шестым ребенком в скромной крестьянской семье, будущего кавалера трех Георгиевских крестов и Георгиевской медали и в дальнейшем отважного и талантливейшего красного военачальника?
Когда мальчик подрос, отец Иван Степанович и мама Екатерина Семеновна отдали его в церковноприходскую школу, которую опекал зажиточный двоюродный дядька Васеньки. И не то чтобы родители были набожны, просто место священника или мелкого чиновника для сына было тогда пределом мечтаний во многих семьях. Правда, вскоре отец, работавший плотником, от этой затеи отказался и взял сына к себе в подмастерья. Артель Чапаевых была в округе известна и уважаема, и Васе нравилась его работа. Он тогда еще и думать не мог, что возводимые артелью деревенские церкви со временем будут варварски разрушаться его сотоварищами по партии… Да и трудно было представить Васю Чапаева в рясе – по натуре он был сорвиголова, заводила, выдумщик. И еще, как вспоминали односельчане, его отличало пронзительное чувство справедливости. Возможно, это чувство в 1917-м и приведет его в ряды большевиков. А дальше – в 1919-м, в возрасте всего 32 лет – в несохранившуюся могилу на азиатском берегу Урала.
В 1908 году Василий ушел в армию, но через год демобилизовался, продолжал работать плотником, женился на юной красавице Пелагее. Она подарила ему первенца Александра. А затем – Клавдию и Аркадия. Жить бы да радоваться. Собственно, жили да радовались, но началась Первая мировая, Василия призвали на фронт. Он проявил себя храбрым и умелым, быстро дослужился до унтер-офицера. Так начиналась его командирская карьера. Уже тогда слагались легенды о его отваге, находчивости и справедливости. О его фантастической удачливости. Он старался беречь своих бойцов, решать задачи с наименьшими потерями, и это удавалось. Солдаты его любили, верили в его удачу и подчинялись беспрекословно.
Чапаев воевал в Галиции, получая первую воинскую славу и Георгиевские кресты. В это же самое время в составе 6-го Заамурского конного полка воевал «с германцем» ротмистр Николай Бородин, за отличие в боях был награжден золотым оружием «За храбрость». Оба сражались за родину, но когда выдохлась Первая мировая и началась Гражданская, они выбрали разные пути: Василий Иванович стал защищать родную землю от белых, Николай Николаевич – от красных. И оба погибли в одном и том же месте, в один и тот же день – в станице Лбищенской, 5-го сентября. Чапаев был смертельно ранен в бою с белоказаками. А Бородина, объезжавшего городок после зачистки, застрелил чудом уцелевший красноармеец. И те, кто употребляет выражение «изменить свою судьбу», не понимают значение слова «судьба»…
А после первого ранения Василий приехал в отпуск домой… к остывшему очагу. Воюя, Чапаев отправлял домой все свое немаленькое жалованье, однако молодая жена влюбилась и ушла от него к соседу, бросив троих детей. Удрученный Василий вернулся на фронт досрочно. В конце 1916 года снова был ранен и, имея звание подпрапорщика и трех Святых Георгиев на груди, отправлен в госпиталь, где и находился до Февральской революции. Прежде чем окунуться в борьбу за свободу, Василий Иванович отправился к вдове своего фронтового друга. Тот умер у Чапаева на руках, и он поклялся позаботиться о его жене и дочерях. А она… тоже Пелагея… вдруг предложила пожениться. Согласился, и Пелагея с детьми переехала жить к Чапаевым. Но семейная жизнь, тут забежим вперед, не была сильным местом легендарного начдива: и вторая Пелагея ушла от него – к «тыловой крысе»: простой женщине хотелось простого счастья.
В октябре 1917-го Чапаев примкнул к большевикам, вступил в партию, проявил себя блестящим организатором и командиром. Как и прежде, солдаты любили его, охотно шли за ним. Бывали случаи, что еще не определившаяся солдатская вольница принимала сторону красных, когда Чапаев призывал «идти на защиту Советов». В Николаевском уезде Саратовской губернии он создал 14 отрядов Красной гвардии, которые поначалу занимались подавлением антиреволюционных мятежей местного значения, а потом участвовали в походе против войск генерала Каледина. Именно из этих отрядов в мае 1918-го была сформирована бригада под командованием Чапаева, получившая приказ в составе 4-й армии Восточного фронта освободить Николаевск от казаков и белочехов. Волею судеб части красных оказались на грани разгрома, командир армии деморализован, и Чапаеву на время пришлось стать командармом. Он сумел осуществить отход, вывести армию из плотного кольца и нанести победный удар по врагам… Вскоре николаевская бригада стала дивизией, а Чапаев – ее командиром. Причем комдивом его выбрали сами бойцы – в нарушение декрета Совнаркома об отмене выборов командного состава. Бездарный, по мнению бойцов, командир был отстранен от должности, а Чапаев, подчиняясь требованию красноармейцев, дивизию возглавил. Разумеется, он доложил об этих событиях в штаб, где руководящие товарищи изрядно, как принято говорить теперь, напряглись. И поступили по-большевистски хитро, ответив двумя телеграммами. В одной сообщалось, что штаб не признает Чапаева командиром, так как он «не имеет должной подготовки и не выполняет боевых приказов в точности». Другая телеграмма предписывала новоиспеченному начдиву разгромить самарскую группировку белых войск, в три раза превосходившую чапаевскую дивизию. Штабные бюрократы полагали, что Чапаев спасует и откажется выполнить приказ. Но Василий Иванович разработал блестящую военную операцию и наголову разбил врага. После этого в штабе надолго притихли.
Как поется в песне, «шла дивизия вперед…» – с максимальными успехами и с минимальными потерями. Наводя страх на противника и… на красных руководящих товарищей. Чапай был отважным и инициативным командиром, таких боготворят подчиненные, но недолюбливают процветающие бездарности наверху, объявляют их строптивыми и вредными для общего дела. Первая попытка удалить Чапаева от дел была предпринята в ноябре 1918-го: его отозвали с фронта и направили на обучение в Академию Генерального штаба РККА. Академия – дело нужное, но получается, что при дефиците командирских кадров на фронте Чапай без войска был милее бюрократам от революции, нежели «впереди на лихом коне». Они в свободное от борьбы за освобождение трудящихся время преследовали свои интересы, решали какие-то свои задачи, делили власть и славу, кроили будущее страны кто во что горазд.
Чапаев вытерпел-высидел в академии только год, попросился на фронт, принял командование 25-й стрелковой дивизией. Она сыграла ключевую роль в контрнаступлении Красной армии на колчаковцев. За храбрость и блестящее руководство дивизией Чапаев был награжден орденом Красного Знамени.
В штабе дивизии у командира были персональный самолет (для военных целей, разумеется), несколько автомобилей. Так что на коня Василий Иванович садился нечасто. А уж шашкой точно не махал – мешала простреленная в Первую мировую рука. Да и не надчивское это дело – скакать впереди войска на горячем коне.
Герой становится легендарным, когда в его биографии есть белые пятна и каждому угодно «заштриховать» их по своему усмотрению. Существовала красноармейская легенда, согласно которой Чапай не погиб, а, переплыв Урал, спасся и явился в штаб 4-й армии пред ясные очи командарма Фрунзе, дескать, вот он я, готов служить трудовому народу. На что Фрунзе только и смог вымолвить: «Как служить?! Мы же тебя уже похоронили!». И якобы пришлось Василию Ивановичу зашифроваться и провести остаток дней до глубокой старости в полной изоляции. Это, понятное дело, романтическая выдумка, да и Фрунзе осенью 1919-го уже не был командующим 4-й армией. Тогда уж возможно и такое ответвление данной легенды: пусть не к Фрунзе, а к командарму Лазаревичу явился бы Чапай и спросил: «Как же ты, Владимир Саламанович, «крыса штабная», объяснишь, что, наступая по твоему приказу на Лбищенск, я не получал подкрепления и боеприпасов, топлива и разведданных, хотя просил о них в донесениях? А ведь дивизия полторы тысячи бойцов потеряла и три тысячи лошадей – орудия не на чем перевозить, кавалеристам в пешем строю воевать приходится… Как же это твои авиаторы не заметили окрест Лбищенска две тысячи белоказаков?! почему они в ходе боя к белым перелетели? Да и вообще, как Бородин узнал, где я расположу штаб дивизии и кто ночью снял караульные посты?»… И не было бы ответов на эти вопросы, остались бы только предположения... Хотя с такими вопросами прямой путь под трибунал, хрен редьки не слаще…
Официальной легендой стал фильм братьев Васильевых. Они хотели «сделать красиво», показав в кино настоящих однополчан Чапаева, реально существующих командиров. Однако сценаристу всех времен и народов эта идея не понравилась, и он повелел более выпуклыми сделать образы Фурманова, Петьки, Анки и самого Чапаева. Этот фильм, хоть и вошел в сотню лучших за всю историю кинематографа, породил великое множество беззлобных, а все-таки анекдотов. Романтичной легенды из него не получилось. Детям Василия Ивановича фильм не понравился – в нем многое не соответствовало действительности, придуманный образ начдива далек от личности Чапаева и даже в чем-то принижает ее.
…Работая подмастерьем, юный Чапаев однажды упал со строительных лесов, с 15-метровой высоты. Сжал зубы от боли, но виду не подал, встал, отряхнулся… Дед Степан Гаврилович только и выдохнул: «Ну, Васька, ты у нас живуч!».
Большинству из нас, воспитанных по причесанным советским учебникам, всегда хотелось, чтобы Чапаев не погиб и переплыл Урал. И это желание было не от пропаганды, а от души. Наверняка противоположные чувства испытывают те, кто прежде молчал, а с открытием информационного ящика Пандоры вдруг прозрел и резко «побелел». Это, наоборот, не от души, а от пропаганды. Но ничего уже не изменишь. А эти противоположные желания и чувства, увы, есть бесконечное эхо трагедии, обрушившейся на Россию сто лет назад.
Врешь, не возьмешь! Чапаев остановил панику, организовал оборону, поливает пулемет по белоказакам… До рассвета продержались, но силы неравны, белые уже артиллерию подтянули, положение безнадежно. Выход один – уходить за реку. Но отвернулась удача от Чапая. Пожалуй, впервые за все время отвернулась. Истекает кровью – ранен в руку, в голову, в живот. Сознание уходит… жизнь медленно уходит из него.
Врешь, не возьмешь! Не должен командир попасть в руки белых. Пока остальные еще отстреливались, два бойца подобрали валявшиеся на берегу доски, наспех соорудили подобие плота и с раненым Чапаем начали форсировать Урал… Вот он, берег, удалось уйти. Но чуда не произошло: умер Чапаев. Красноармейцы руками вырыли в песке могилу, похоронили командира, прикрыли камышом, чтобы враги не обнаружили, не надругались над мертвым Чапаем.
Народ должен знать своих героев, и он знает. Только так уж повелось, что ему лучше известны обстоятельства гибели героев, нежели их рождения. И неудивительно: кто же заранее может увидеть в малютке, родившемся семимесячным и ставшим шестым ребенком в скромной крестьянской семье, будущего кавалера трех Георгиевских крестов и Георгиевской медали и в дальнейшем отважного и талантливейшего красного военачальника?
Когда мальчик подрос, отец Иван Степанович и мама Екатерина Семеновна отдали его в церковноприходскую школу, которую опекал зажиточный двоюродный дядька Васеньки. И не то чтобы родители были набожны, просто место священника или мелкого чиновника для сына было тогда пределом мечтаний во многих семьях. Правда, вскоре отец, работавший плотником, от этой затеи отказался и взял сына к себе в подмастерья. Артель Чапаевых была в округе известна и уважаема, и Васе нравилась его работа. Он тогда еще и думать не мог, что возводимые артелью деревенские церкви со временем будут варварски разрушаться его сотоварищами по партии… Да и трудно было представить Васю Чапаева в рясе – по натуре он был сорвиголова, заводила, выдумщик. И еще, как вспоминали односельчане, его отличало пронзительное чувство справедливости. Возможно, это чувство в 1917-м и приведет его в ряды большевиков. А дальше – в 1919-м, в возрасте всего 32 лет – в несохранившуюся могилу на азиатском берегу Урала.
В 1908 году Василий ушел в армию, но через год демобилизовался, продолжал работать плотником, женился на юной красавице Пелагее. Она подарила ему первенца Александра. А затем – Клавдию и Аркадия. Жить бы да радоваться. Собственно, жили да радовались, но началась Первая мировая, Василия призвали на фронт. Он проявил себя храбрым и умелым, быстро дослужился до унтер-офицера. Так начиналась его командирская карьера. Уже тогда слагались легенды о его отваге, находчивости и справедливости. О его фантастической удачливости. Он старался беречь своих бойцов, решать задачи с наименьшими потерями, и это удавалось. Солдаты его любили, верили в его удачу и подчинялись беспрекословно.Чапаев воевал в Галиции, получая первую воинскую славу и Георгиевские кресты. В это же самое время в составе 6-го Заамурского конного полка воевал «с германцем» ротмистр Николай Бородин, за отличие в боях был награжден золотым оружием «За храбрость». Оба сражались за родину, но когда выдохлась Первая мировая и началась Гражданская, они выбрали разные пути: Василий Иванович стал защищать родную землю от белых, Николай Николаевич – от красных. И оба погибли в одном и том же месте, в один и тот же день – в станице Лбищенской, 5-го сентября. Чапаев был смертельно ранен в бою с белоказаками. А Бородина, объезжавшего городок после зачистки, застрелил чудом уцелевший красноармеец. И те, кто употребляет выражение «изменить свою судьбу», не понимают значение слова «судьба»…
А после первого ранения Василий приехал в отпуск домой… к остывшему очагу. Воюя, Чапаев отправлял домой все свое немаленькое жалованье, однако молодая жена влюбилась и ушла от него к соседу, бросив троих детей. Удрученный Василий вернулся на фронт досрочно. В конце 1916 года снова был ранен и, имея звание подпрапорщика и трех Святых Георгиев на груди, отправлен в госпиталь, где и находился до Февральской революции. Прежде чем окунуться в борьбу за свободу, Василий Иванович отправился к вдове своего фронтового друга. Тот умер у Чапаева на руках, и он поклялся позаботиться о его жене и дочерях. А она… тоже Пелагея… вдруг предложила пожениться. Согласился, и Пелагея с детьми переехала жить к Чапаевым. Но семейная жизнь, тут забежим вперед, не была сильным местом легендарного начдива: и вторая Пелагея ушла от него – к «тыловой крысе»: простой женщине хотелось простого счастья.
В октябре 1917-го Чапаев примкнул к большевикам, вступил в партию, проявил себя блестящим организатором и командиром. Как и прежде, солдаты любили его, охотно шли за ним. Бывали случаи, что еще не определившаяся солдатская вольница принимала сторону красных, когда Чапаев призывал «идти на защиту Советов». В Николаевском уезде Саратовской губернии он создал 14 отрядов Красной гвардии, которые поначалу занимались подавлением антиреволюционных мятежей местного значения, а потом участвовали в походе против войск генерала Каледина. Именно из этих отрядов в мае 1918-го была сформирована бригада под командованием Чапаева, получившая приказ в составе 4-й армии Восточного фронта освободить Николаевск от казаков и белочехов. Волею судеб части красных оказались на грани разгрома, командир армии деморализован, и Чапаеву на время пришлось стать командармом. Он сумел осуществить отход, вывести армию из плотного кольца и нанести победный удар по врагам… Вскоре николаевская бригада стала дивизией, а Чапаев – ее командиром. Причем комдивом его выбрали сами бойцы – в нарушение декрета Совнаркома об отмене выборов командного состава. Бездарный, по мнению бойцов, командир был отстранен от должности, а Чапаев, подчиняясь требованию красноармейцев, дивизию возглавил. Разумеется, он доложил об этих событиях в штаб, где руководящие товарищи изрядно, как принято говорить теперь, напряглись. И поступили по-большевистски хитро, ответив двумя телеграммами. В одной сообщалось, что штаб не признает Чапаева командиром, так как он «не имеет должной подготовки и не выполняет боевых приказов в точности». Другая телеграмма предписывала новоиспеченному начдиву разгромить самарскую группировку белых войск, в три раза превосходившую чапаевскую дивизию. Штабные бюрократы полагали, что Чапаев спасует и откажется выполнить приказ. Но Василий Иванович разработал блестящую военную операцию и наголову разбил врага. После этого в штабе надолго притихли.
Как поется в песне, «шла дивизия вперед…» – с максимальными успехами и с минимальными потерями. Наводя страх на противника и… на красных руководящих товарищей. Чапай был отважным и инициативным командиром, таких боготворят подчиненные, но недолюбливают процветающие бездарности наверху, объявляют их строптивыми и вредными для общего дела. Первая попытка удалить Чапаева от дел была предпринята в ноябре 1918-го: его отозвали с фронта и направили на обучение в Академию Генерального штаба РККА. Академия – дело нужное, но получается, что при дефиците командирских кадров на фронте Чапай без войска был милее бюрократам от революции, нежели «впереди на лихом коне». Они в свободное от борьбы за освобождение трудящихся время преследовали свои интересы, решали какие-то свои задачи, делили власть и славу, кроили будущее страны кто во что горазд.
Чапаев вытерпел-высидел в академии только год, попросился на фронт, принял командование 25-й стрелковой дивизией. Она сыграла ключевую роль в контрнаступлении Красной армии на колчаковцев. За храбрость и блестящее руководство дивизией Чапаев был награжден орденом Красного Знамени.
В штабе дивизии у командира были персональный самолет (для военных целей, разумеется), несколько автомобилей. Так что на коня Василий Иванович садился нечасто. А уж шашкой точно не махал – мешала простреленная в Первую мировую рука. Да и не надчивское это дело – скакать впереди войска на горячем коне.
Герой становится легендарным, когда в его биографии есть белые пятна и каждому угодно «заштриховать» их по своему усмотрению. Существовала красноармейская легенда, согласно которой Чапай не погиб, а, переплыв Урал, спасся и явился в штаб 4-й армии пред ясные очи командарма Фрунзе, дескать, вот он я, готов служить трудовому народу. На что Фрунзе только и смог вымолвить: «Как служить?! Мы же тебя уже похоронили!». И якобы пришлось Василию Ивановичу зашифроваться и провести остаток дней до глубокой старости в полной изоляции. Это, понятное дело, романтическая выдумка, да и Фрунзе осенью 1919-го уже не был командующим 4-й армией. Тогда уж возможно и такое ответвление данной легенды: пусть не к Фрунзе, а к командарму Лазаревичу явился бы Чапай и спросил: «Как же ты, Владимир Саламанович, «крыса штабная», объяснишь, что, наступая по твоему приказу на Лбищенск, я не получал подкрепления и боеприпасов, топлива и разведданных, хотя просил о них в донесениях? А ведь дивизия полторы тысячи бойцов потеряла и три тысячи лошадей – орудия не на чем перевозить, кавалеристам в пешем строю воевать приходится… Как же это твои авиаторы не заметили окрест Лбищенска две тысячи белоказаков?! почему они в ходе боя к белым перелетели? Да и вообще, как Бородин узнал, где я расположу штаб дивизии и кто ночью снял караульные посты?»… И не было бы ответов на эти вопросы, остались бы только предположения... Хотя с такими вопросами прямой путь под трибунал, хрен редьки не слаще…
Официальной легендой стал фильм братьев Васильевых. Они хотели «сделать красиво», показав в кино настоящих однополчан Чапаева, реально существующих командиров. Однако сценаристу всех времен и народов эта идея не понравилась, и он повелел более выпуклыми сделать образы Фурманова, Петьки, Анки и самого Чапаева. Этот фильм, хоть и вошел в сотню лучших за всю историю кинематографа, породил великое множество беззлобных, а все-таки анекдотов. Романтичной легенды из него не получилось. Детям Василия Ивановича фильм не понравился – в нем многое не соответствовало действительности, придуманный образ начдива далек от личности Чапаева и даже в чем-то принижает ее.
…Работая подмастерьем, юный Чапаев однажды упал со строительных лесов, с 15-метровой высоты. Сжал зубы от боли, но виду не подал, встал, отряхнулся… Дед Степан Гаврилович только и выдохнул: «Ну, Васька, ты у нас живуч!».
Большинству из нас, воспитанных по причесанным советским учебникам, всегда хотелось, чтобы Чапаев не погиб и переплыл Урал. И это желание было не от пропаганды, а от души. Наверняка противоположные чувства испытывают те, кто прежде молчал, а с открытием информационного ящика Пандоры вдруг прозрел и резко «побелел». Это, наоборот, не от души, а от пропаганды. Но ничего уже не изменишь. А эти противоположные желания и чувства, увы, есть бесконечное эхо трагедии, обрушившейся на Россию сто лет назад.
Информация