Агроном на посту главкома
Сегодня портреты Николая Ивановича Муралова можно увидеть сразу в двух солидных учреждениях – в штабе Московского военного округа и в Тимирязевской сельскохозяйственной академии. После Октября 17-го Муралов возглавлял и то, и другое. Он вполне мог бы стать в один ряд с Фрунзе и Ворошиловым или с Вавиловым, но… помешала дружба с Троцким.Николай Муралов погиб в 1937-м, под репрессии попала почти вся его семья. Впоследствии все они были реабилитированы, но имя Николая Муралова известно сегодня немногим. Между тем именно ему принадлежит едва ли не решающий вклад в успех Октябрьского вооружённого восстания в Москве.
Предки отца Муралова, чистокровные греки, оказались в России вместе с другими переселенцами, бежавшими от турецкого гнёта. Они обосновались под Таганрогом, на реке Миус, где тихое местечко до сих пор не сменило названия - Греческие роты. Во время Крымской кампании отец Николая, Иван Анастасьевич, вступил волонтёром в действующую армию, в боях под Балаклавой заслужил Георгия IV степени. Попав в плен, был интернирован в Англию, где познакомился ни с кем иным, как с Александром Герценом.
Иван Муралов не просто вдохновился идеями Герцена и стал одним из получателей «Колокола», он вырастил революционерами всех своих одиннадцать детей. Николай был седьмым. Большевик с 1903 года, участник революционных боёв в Москве в 1905-м, не однажды он попадал за решётку.
После поражения восстания 1905 г. братья Мураловы вынуждены были бежать из Москвы. Александр оказался в Петербурге, Родион – в Серпухове, Николай и Анастасий попытались скрываться на родине, где ещё не утихли крестьянские бунты. Вскоре к ним вернулся и Родион. Николаю нашлось дело по специальности – сменяя работу управляющим у разных хозяев, чуждых политики, он параллельно ведал аграрными делами Донской организации РСДРП. Однако в августе 1906-го его вместе с братьями арестовали.
Процесс по делу об убийстве Мураловым черносотенца тянулся долго. Его записывали в больные, не раз выпускали из тюрьмы под залог или обязательство не заниматься политикой, потом снова арестовывали. Наконец, Николай был взят на поруки, смог экстерном закончить Петровско-Разумовскую сельскохозяйственную академию, и обосновался в имении Подмоклово неподалёку от Серпухова у помещика Рябова. Тот очень ценил сестру Муралова – Софью, опытную фельдшерицу. Имение Рябова в итоге превратилось в революционное гнездо под вывеской общества трезвости. Лекции там регулярно читали большевики Ногин и Милютин, здесь изучали опыт английских тред-юнионов и Эрфуртскую программу.
Началась Первая мировая война. В армию Муралов хотел попасть ещё в юности – записывался в лейб-гренадёры, но не взяли по причине неблагонадёжности. Мобилизовали его только в 1915 году, когда он был оправдан после многолетнего судебного процесса.
Интересно, что, получив уже в Красной армии генеральскую, даже маршальскую (Троцкий так и называл его «маршал революционной войны») должность командующего военным округом, в императорской армии Николай Муралов категорически отказывался от повышения в чине. Оставаясь рядовым, он, впрочем, ничуть не смущаясь, шёл на руководящие посты в солдатских комитетах и советах, как только они стали создаваться на фронте.
После февральских событий солдат 215-го полка Николай Муралов направляется в Москву заместителем председателя Совета солдатских депутатов, которым после меньшевика Крижевского стал эсер Урнов. С фронта в первопрестольную прибывали тысячи окопников, изрядно распропагандированных, и состав Совета стремительно менялся. Солдатские массы, скопившиеся в Москве, к осени были однозначно настроены против Временного правительства, на стороне которого оставались практически только юнкера и кадеты, а также незначительная часть офицерства. И если белая молодёжь была хотя бы вооружена, то у большинства опытных военных, как правило, не было даже личного оружия. Переполненные Кремлёвские арсеналы при этом были под контролем командующего округом полковника Рябцева, который формально подчинялся объединённому незадолго до октябрьских событий Московскому совету рабочих, крестьянских и солдатских депутатов.
Октябрьское восстание в Москве, куда более кровопролитное, чем в Петрограде, оказалось во многом спонтанным, хотя большевики и готовили его не один месяц. Бои шли в самых разных районах города, то разгораясь, то затухая.
Из рук в руки переходили дома и целые кварталы, и даже Кремль. Жестокость, проявленная обеими сторонами, просто не могла потом не перерасти в «белый» и «красный» террор.
Противники при этом плохо представляли себе не только силы врага, но и свои собственные. Воевали, можно сказать, вслепую, приказания штабов крайне редко доходили до тех, кто сражался, а у большевиков к тому же поначалу вообще оказалось два штаба, точнее, два военно-революционных комитета - при Совете и при МК партии, что лишь усиливало путаницу. В таких условиях опыт Муралова оказался как нельзя более кстати. Вряд ли стоит оценивать его как полководца в традиционном понимании. Он был просто неплохим организатором, который смог, пусть и не сразу, наладить снабжение Красной гвардии продовольствием, оружием и боеприпасами, подтянуть резервы, передвинуть пушки на позиции, удобные для обстрела Кремля.
Муралов, неплохо образованный, оказался и толковым переговорщиком, умевшим склонить на свою сторону сомневающихся. Он убедил железнодорожников из всесильного Викжеля, чтобы они не пропускали в Москву воинские эшелоны, которые могли бы усилить врага. Он же фактически убедил сдаться и полковника Рябцева…
Московское восстание многократно описано, причём в источниках самого разного толка, но изучено до сих пор весьма слабо, тем более, что его историю не раз пришлось переписывать. Тем не менее, ту роль, которую сыграл в победе большевиков солдат Муралов, во многом неожиданно для самого себя оказавшийся красным командующим, никто не пытался умалить.
Первые сообщения о том, что в Петрограде свергнуто Временное правительство, поступили в Москву утром 25 октября. Лидеры большевиков и левых эсеров, большинство из которых находились в северной столице, были сами немало удивлены тем, что борьбы в Петрограде практически не было, а восстание оказалось почти бескровным. Поэтому они всерьёз рассчитывали на то, что Москва просто примет новую власть как данность.
Однако московские бои не просто затянулись, зачастую они происходили случайно, без ведома командования, как с той, так и с другой стороны. В Москве Военно-революционный комитет разрабатывал и уточнял план восстания уже по ходу его, когда становились известны основные пункты сопротивления белых. Кстати, сам этот термин в противовес «красным», стал широко использоваться именно в ходе октябрьских боёв в Москве. Считается, что первыми назвали себя Белой гвардией юнкера Александровского училища, здание которого на Знаменке теперь занимает Министерство обороны.
Между тем именно в первопрестольной готовность к сопротивлению Красной гвардии, которую многие, особенно среди военной молодёжи иначе как «чернь» и не рассматривали, оказалась очень высокой. К тому же тут старая городская власть даже не пыталась сотрудничать с Советами и не перекладывала ответственность на немногочисленных представителей Временного правительства. Впрочем, один из его министров – Прокопович, не арестованный большевиками, принял весьма активное участие в московских событиях, войдя в состав Комитета общественной безопасности.
Считается, что первый настоящий бой произошел непосредственно на Красной площади. У стен Исторического музея юнкера встретили огнём направлявшихся в Кремль двинцев – сводный отряд из числа солдат, попавших под суд за отказ участвовать в провалившемся наступлении в районе Двинска и не так давно выпущенных из Бутырской тюрьмы. Из Петрограда, по всей видимости, сразу и от Ленина, и от Троцкого поступило указание немедленно сместить командующего Московским военным округом полковника Рябцева. Военным комиссаром округа с правами командующего назначался Николай Муралов, единственный из руководства Моссовета имевший боевой опыт, в том числе полученный и в восстании 1905 года.
Муралов быстро понял, что без боя Москва большевикам не достанется. И тут же издал приказ №1, которым фактически переводил город на военное положение.
При этом вся полнота власти как бы сама собой переходила к исполкому Совета рабочих и солдатских депутатов, где большинство уже с сентября было за большевиками. Именно тогда красногвардейские патрули стали распевать на московских перекрёстках частушку: «Нам не надо генералов,//Есть у нас солдат Муралов».
Военно-революционный комитет, который затем превратился в штаб восстания, поначалу был отнюдь не так решителен, как военком округа. Меньшевики и эсеры, хоть и были в ВРК в меньшинстве, затевали дискуссии, предлагали не торопиться проливать русскую кровь, оттягивали ввод Красной гвардии в Кремль. Там находились 193-й и 56-й полки, стоявшие за большевиков, но ещё не готовые выйти из подчинения старым командирам. К тому же, как и в других полках, многие солдаты были отправлены в отпуска, причём явно преднамеренно, поскольку одновременно с этим командование постаралось свести к минимуму количество оружия на руках у подчинённых. Зато артиллерийская бригада, расположившаяся на Ходынском поле, была в любой момент готова открыть огонь по «корниловцам» и «старорежимникам».
Муралов тоже не спешил с открытием огня, за что ему впоследствии попенял лидер московских большевиков Ногин. Военкома на тот момент больше беспокоил вопрос нехватки оружия, как у Красной гвардии, так и у солдат-запасников. Если красный Петроград начал вооружаться ещё с февраля, то в Москве арсеналы оставались нетронутыми, а оружие добывалось у городовых и полицейских. Беспокоило и другое – если почти все рабочие окраины уже контролировались ВРК, городским и районными, то в центре перевес вполне мог оказаться у «временных». Подтянуть же к центру плохо вооружённые неопытные рабочие отряды будет непросто. Не потому ли большевики, опасаясь подхода верных Временному правительству частей (таких оказалось совсем немного), с подачи Муралова постарались оперативно ввести в Москву боевые дружины из соседних Мытищ, Орехова-Зуева, Подольска?
Всерьёз бороться с «красными» окраинами офицеры и юнкера не собирались, считая, что главное – установить контроль над центром города. Изначально расположившиеся здесь, в основном к западу и северо-западу от Кремля, верные Временному правительству войска, получив контроль над Кремлём, имели все шансы на успех. К тому же они пробились в Симоновский арсенал, где обзавелись пулемётами, сотнями винтовок и в избытке – боеприпасами.
Однако после боёв на Пресне, у Никитских ворот, в Замоскворечье, на Остоженке и Пречистенке «красное» кольцо стало сжиматься. Большевики взяли под контроль не только штаб округа на Пречистенке, Симоновский арсенал и Провиантские склады в Хамовниках, но и почти всю территорию Китай-города. Импровизированный белый штаб в Деловом дворе Второва на Славянской площади оказался отрезанным от главных сил.
Дважды в ходе боёв стороны вроде бы шли на перемирие, в переговорах неизменно участвовал Муралов, но перемирие срывалось. По чьей вине - историки спорят до сих пор.
Развязка наступила только после семидневных боёв, когда под напором рабочих дружин сначала сдались три кадетских корпуса и одно из училищ прапорщиков. В Москве потеплело, выглянуло солнце, на улицы города высыпал народ, и по воспоминаниям многих участников событий, утомлённые юнкера утратили контроль над многими постами и баррикадами.
Стрелять «по публике» вообще мало кому хотелось. Красные к тому времени всё же решились на артобстрел Кремля и ряда других важных объектов с Воробьёвых гор и Швивой горки. Белые успели потерять несколько броневиков и все высокие огневые точки, которые занимали порой ценою немалой крови – на Англиканском соборе в Старосадском переулке, на крышах храма Христа Спасителя, Политехнического музея и нескольких зданий на Ильинке. Ещё держались отели «Националь» и «Метрополь», но на подмогу к юнкерам уже не могли пробиться ударники с фронта – ни через Курский, ни через Брянский вокзал. А красным подвезли снаряды, и заработала артиллерия. Она и решила всё дело. Так Октябрьская революция победила и в Москве, где командовал Муралов.
Муралов оставался во главе Московского военного округа чуть больше года, но это было время, когда создавалась Красная армия. Десятки стрелковых, несколько кавалерийских дивизий, армейские и фронтовые штабы сколачивались в доме штаба МВО на Пречистенке, отбитом в октябрьские дни. Именно на этом посту, в прямом подчинении у наркомвоенмора и председателя Реввоенсовета республики Троцкого, Муралов, очевидно, и стал убеждённым троцкистом. Хотя его, скорее, надо считать убеждённым антисталинистом, который никогда не скрывал своего неприятия Иосифа Джугашвили, как в роли военного уполномоченного на фронтах Гражданской, так и в роли всесильного партийного генсека. Муралов предлагал не только сместить Кобу со всех постов, но и не раз говорил, что того надо расстрелять...
Когда обострилась ситуация на Восточном фронте, Муралова решено было направить в войска. Он вошёл в состав реввоенсовета 3-й армии, только что потерявшей Пермь. У солдат этой армии пришлось с немалым трудом «отбивать привычку к отступлениям, которая была только у солдат царской армии, и которой просто не должно быть у революционных бойцов Красной». Именно так писала тогда армейская газета. Потом он состоял в Реввоенсовете Восточного фронта, когда в командование им вступил бывший царский генерал Владимир Ольдерогге. Вместе с ним они осенью 1919 года преследовали откатывавшиеся на восток войска адмирала Колчака.
Потом был ещё и Реввоенсовет 12-й армии, и было возвращение на пост командующего Московским военным округом.
Во время болезни Ленина, когда Сталин начал прибирать к рукам руководство партией, Муралов недвусмысленно предложил Троцкому сместить его и поставить к стенке.
Никто из историков пока не выяснил, почему Троцкий отказался.
Вскоре Ленин умер, и Муралов в соответствии с его должностью оказался руководителем церемонии похорон. Насколько на слуху тогда было его имя, можно судить по строкам Маяковского из поэмы «Владимир Ильич Ленин»:
«И вот издалека, оттуда, из алого
В мороз, в караул умолкнувший наш
Чей-то голос, как будто Муралова,
Скомандовал: “Шагом марш”».
А вскоре в СССР началось то, о чем перед казнью сказал еще один из деятелей Великой французской революции Жорж Дантон: «Революция пожирает своих детей». Странно умер Фрунзе, был убит Котовский, где-то на американском озере при загадочных обстоятельствах утонул заместитель Троцкого в Реввоенсовете республики Склянский… Муралова снимают с поста главкома и отправляют ректором в сельскохозяйственную академию, уже получившую имя Тимирязева. В дальнейшем Муралов на хозяйственной работе, в 1927-м его вместе с другими 75 оппозиционерами исключили из партии, а расстреляли уже в том самом 1937-м.
Информация